Биография Александра Андреевича Безбородко

Князь, русский государственный деятель и дипломат. Секретарь Екатерины II (1775-1792). С1784 года - второй член Коллегии, но фактически исполнял обязанности министра иностранных дел. Добился признания Турцией присоединения Крыма к России (1783); подписал Ясский договор (1791), конвенцию о третьем разделе Речи Посполитой (1795). С апреля 1797 года - государственный канцлер. 

Александр Андреевич Безбородко родился 17 марта 1747 года в Малороссии в семье генерального писаря. Отец мальчика, Андрей Яковлевич, уже пять лет был отрешен от должности и находился под следствием по обвинению во взятках. Мать, Евдокию Михайловну, почитали как гостеприимную хозяйку. 

Александр, вероятно, обучался в Киевской духовной академии. Хотя документальных подтверждений этому нет. 

В 1765 году он поступил на службу в канцелярию графа И.А. Румянцева. Безбородко довольно быстро завоевал доверие начальника и во время Русско-турецкой войны 1768-1774 годов успел проявить себя и храбрым офицером, отличившимся в битвах при Ларге и Кагуле, и способным чиновником - он вел секретную переписку фельдмаршала. 

В 1775 году по рекомендации Румянцева Безбородко назначили статс-секретарем Екатерины II. «Представляю Вашему Величеству алмаз в коре, - сказал Румянцев императрице. - Ваш ум даст ему цену». Действительно, среди утонченных екатерининских придворных этот «алмаз», доставленный из Малороссии, выглядел грубым провинциалом. Безбородко не говорил по-французски, не был обучен изысканным манерам.

Художник И. Б. Лампи, 1792 год

Но это не помешало ему сделать блистательную карьеру. В отличие от многих своих предшественников он оставался главным докладчиком императрицы около 20 лет, совмещая эту работу с другими важными государственными делами: был директором Почтового департамента, членом секретной экспедиции Сената, а также всевозможных комитетов и комиссий. 

Однажды в разговоре с Безбородко императрица коснулась какого-то закона; он прочел его наизусть, и когда государыня приказала подать книгу, он, не дожидаясь, когда ее принесут, сказал, на какой именно странице напечатаны те самые слова. 

Уникальная память Безбородко, пожалуй, более всего поражала современников. Е.Ф. Комаровский рассказывал, что перед отъездом в Вену великий князь Константин послал его, своего адъютанта, к Безбородко осведомиться, кому и какие подарки надо будет делать при венском дворе. Александр Андреевич стал ему «рассказывать, как будто читал родословную венских вельмож, кто из них чем примечателен, кто и в какое время наиболее оказал услуг двору нашему». Комаровский слушал около часу с большим вниманием и любопытством. Безбородко перечислил всех вельможей, которых им предстояло увидеть. 

«Потом он сел и написал своею рукой список всех, которым должно дать подарки и какие именно... Граф, конечно, и о прочих дворах имел такие же сведения». 

При такой памяти Безбородко за два года выучил французский язык, а потом еще немецкий и итальянский. Уверяли, что он владел также латинским и греческим. 

Официально Безбородко ведал прошениями на высочайшее имя, но в действительности ему поручались особо трудные дела самого разного свойства, которые требовали деликатности и такта. Он обладал «редким даром находить средства для благополучного исхода самых щекотливых дел». 

Главным поприщем Безбородко стала внешняя политика. В России тогда вырабатывалась новая внешнеполитическая доктрина, в основе которой лежал так называемый «Греческий проект», предусматривавший восстановление Византийской империи со столицей в Стамбуле и русским ставленником на троне. Идея эта впервые была сформулирована, по-видимому, именно Безбородко в меморандуме, который он составил и подал в 1780 году императрице. 

А. А. Безбородко на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде

В том же году он сопровождал императрицу при ее свидании с австрийским императором Иосифом II в Могилеве и принимал участие в переговорах о тайном союзном договоре. Во время могилевской поездки Безбородко не только успешно справился со всеми организационными делами, но и проявил немалые дипломатические способности. Эта поездка положила начало его возвышению. Вскоре он был назначен в Государственную коллегию иностранных дел и в Государственный совет, оставшись статс-секретарем императрицы. 

Безбородко отличался выдающимися способностями в разработке новых дипломатических комбинаций и служил связующим звеном между царицей и коллегией иностранных дел. 

Никто из сотрудников Екатерины «не мог в труднейших случаях и по какой бы то ни было отрасли государственного управления представить государыне такого ясного доклада... когда императрица давала приказание написать указ, письмо или что-либо подобное, то он уходил в приемную и, по расчету самой большой краткости времени, возвращался и приносил сочинение, написанное с таким изяществом, что ничего не оставалось желать лучшего». 

К началу 1780-х годов в канцелярии Безбородко сосредоточились почти все дела, «восходившие на утверждение или решение императорской власти», то есть дела всех учреждений, составлявших государственный механизм. 

В 1780 году Безбородко был причислен к коллегии иностранных дел, а после смерти в 1783 году Н.И. Панина стал вторым ее членом. В этой должности он и состоял вплоть до кончины Екатерины II. Но поскольку место канцлера все это время оставалось вакантным, то главным исполнителем воли императрицы и ее первым советником в делах внешней политики был именно Безбородко. Ему направляли из-за границы депеши русские послы, с ним вели переговоры иностранные представители в Петербурге, он регулярно докладывал императрице обо всем, что обсуждалось и решалось в коллегии. Приняв деятельное участие в создании системы вооруженного нейтралитета, Безбородко подписал соответствующие конвенции с Голландией, Пруссией, Португалией и Неаполем. 

В 1770-1780-е годы Екатерина II много работала над новыми законами, и Безбородко активно помогал ей. Законодательные акты того времени, включая те, что издавались от имени императрицы, зачастую были написаны им собственноручно. Безбородко завоевал полное доверие Екатерины. В 1784 году он был пожалован титулом графа, а в 1797-м - светлейшего князя. И это помимо обычных тогда наград: имений, крепостных крестьян и денег. К концу жизни Безбородко стал одним из богатейших русских вельмож. 

Дворец Безбородко в Петербурге

Русская армия и флот в 1790-1791 годах одержали над вооруженными силами Турции победы, сделавшие для нее невозможным дальнейшее ведение военных действий. 

В Яссы был срочно послан действительный тайный советник граф А.А. Безбородко. Между ним и Екатериной II установилась переписка. Из этой переписки, а также протоколов конференции в Яссах можно сделать вывод о важнейшей роли Безбородко в заключении выгодного для России мира. 

В ответ на первые донесения Безбородко императрица предоставила ему полномочия на ведение переговоров от ее имени, а также определила свое отношение к ним: «Бога для ни вершка не давайте им по сю сторону Днестра». 

История жизни Александра Андреевича Безбородко

10 ноября 1791 года состоялась первая конференция российских и турецких уполномоченных, на которой представитель России четко поставил вопрос: «Хотите войны или мира? Можете иметь и то и другое. Выбор за вами». Рескриптом от 19 ноября Екатерина предложила, не тратя времени на обсуждение каждой статьи, обсуждать сразу весь пакет из шести артикулов и одного сепаратного пункта. 

Хотя дискуссия по статьям, на основе которых должен был быть заключен мир, шла не просто и Безбородко приходилось отражать атаки противной стороны, некоторые положения благодаря настойчивости российского уполномоченного удалось даже улучшить по сравнению с тем, как они были записаны в Кючук-Кайнарджийском договоре. Так, жители Молдавии были освобождены на два года не только от дани, как это было записано ранее, но и от других повинностей, которые были не менее разорительны. А для Восточной Грузии было предусмотрено увеличение срока свободной продажи имений, оставляемых переселенцами. 

Хотя дела шли хорошо, Безбородко волновала оценка его дипломатической деятельности Екатериной. Он ревниво осведомлялся у своего друга президента Коммерц-коллегии графа А.Р. Воронцова, действительно ли им довольны, «или уже теперь жребий всякого, что никто так не угодит, как покойник, который все один знал и умел» (речь шла о Потемкине). 

Надгробие

Между тем великий визирь Юсуф-паша так отзывался о Безбородко: «Доброжелателен, благоразумен, проницателен и справедлив». Российский уполномоченный постоянно получал из разных источников сведения о всех перипетиях закулисной борьбы в диване вокруг переговоров. А в нужные моменты, чтобы оказать давление на Порту, генерал Каховский по просьбе Безбородко демонстрировал силу российских войск. 

Наиболее оживленные споры вызывали две последние статьи договора: «О закубанских народах» и «О денежной компенсации». Екатерина писала Безбородко: «О закубанских народах надо настоять, чтобы в договоре было зафиксировано, что или Порта отвечает за все неустройства и набеги, которые от тех народов могут нам иногда причинены быть, или (бы турки) предоставили нам самим право обуздать и усмирить их, не почитая такового наказания за нарушение с нею мирного трактата». Екатерина выражала опасение, что требование о денежной компенсации за понесенный Россией ущерб вызовет возражения со стороны Англии и других европейских государств. Окончательное решение этого вопроса она предоставила самому Безбородко, надеясь на его опыт и желание «приобрести выгоды для государства нашего». 

Руководствуясь этими распоряжениями, Безбородко с блеском завершил переговоры. Создав впечатление, что главное, на чем будет настаивать Россия, это денежная компенсация, он легко добился уступок по вопросу о закубанцах, а когда Порта наконец согласилась, что «она делается ответственной за все беспорядки, могущие произойти от закубанских племен... и обязуется вознаградить из своей казны все убытки, нанесенные корсарами подданным Российской империи», граф торжественно провозгласил: «Поскольку Порта соглашается на артикул мною предложенный, отвращающий разрыв и дальнее пролитие крови, объявляю, что Российская империя не требует никакого денежного удовлетворения и дарует мир многочисленным миллионам людей, населяющих Россию и Османскую империю». Так в торжественной обстановке 29 декабря 1791 года завершились переговоры. На последней, 14-й конференции был подписан мирный трактат. Оценивая дипломатическую деятельность Безбородко в Яссах, молодой в то время дипломат Ф.В. Ростопчин с восхищением писал: «Для успеха в самом трудном деле ему стоит только приняться за работу. Он оказал России самую важную услугу, какую только можно было сделать». 

Возвратившись в марте 1792 года в Петербург, Безбородко встретился с новым фаворитом Екатерины молодым П.А. Зубовым. Сначала Зубов избегал вступать в конфликт с дипломатом, тем более что по особо важным государственным делам императрица продолжала обращаться к Безбородко. Фаворит потянул за собой новых людей. Их всевластие огорчало и раздражало графа, он стал удаляться от дел и жаловался, что «все, что легко и с удовольствием делается, отдается в руки других: всякая дрянь и все, что влечет за собой неприличности, на меня взваливается».

Безбородко обратился к императрице с письмом, в котором, напоминая о своих заслугах в урегулировании сложных шведских, русско-турецких и отчасти русско-польских дел и о доверенности государыни в течение 18 лет, заключал: «Если служба моя неугодна, то готов от всего удалиться... готов я, впрочем, всякое трудное и важное препоручение Ваше исправлять, не щадя ни трудов моих, ни же самого себя». Прямого ответа не последовало, но, наградив Безбородко за установление русско-турецкого мира грамотой, масличной ветвью и деревнями с 4981 душой крепостных, Екатерина дала понять, что по-прежнему считает своего секретаря и советника правой рукой и продолжает полагаться на него во всех важнейших государственных делах. 

На портрете кисти И. Б. Лампи.

С. Н. Шубинский в «Исторических очерках и рассказах» писал: «Политический мир признавал за Екатериной «великое имя в Европе и силу, принадлежащую ей исключительно». В России по отдаленным захолустьям долго помнили и говорили, что в это царствование соседи нас не обижали и наши солдаты побеждали всех и прославились. Это простейшее общее впечатление Безбородко, самый видный дипломат после Панина, выражал в изысканной форме, говоря в конце своей карьеры молодым дипломатам: «Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела». 

Новая страница в карьере Безбородко открылась с воцарением Павла I. Из всех екатерининских министров его единственного император не только не отправил в отставку, но, наоборот, возвысил: на третий день после кончины матери Павел возвел Безбородко «в первый класс со званием фельдмаршала», к советам его прислушивался и в дальнейшем был беспредельно милостив. При коронации Павла Безбородко, который был ее главным устроителем, был возведен в княжеское достоинство с присвоением титула светлости, получил земли в Орловской (10 тысяч душ) и в Воронежской (30 тысяч десятин земли) губерниях и право еще на 6 тысяч душ, «где сам выберет». 

Это породило слухи о том, что Безбородко оказал преемнику Екатерины какие-то особые услуги - возможно, доставил Павлу доверенное ему Екатериной II завещание передать престол внуку Александру в обход сына. Однако документальных подтверждений того, что завещание действительно существовало, а Безбородко выдал его Павлу, нет. А потому загадка особой милости императора к екатерининскому вельможе остается нераскрытой. 

В 1796 году, «расстроив силы свои 32-летним служением», Безбородко попросил Павла I уволить «от многотрудных занятий», но государь сказал, что «в нем нуждается Отечество». 

Безбородко вместе с Куракиным принял деятельное участие в составлении и заключении конвенции с мальтийским орденом, за что был награжден бриллиантовой звездой, крестом и орденом Св. Андрея Первозванного. В этом же году Безбородко получил чин канцлера. Когда Павел принял решение занять центральное место в антифранцузском союзе, канцлер Безбородко ревностно трудился над его организацией и упрочением. Он подготовил обширный план действий против революционной Франции.

«Надобно же вырасти таким уродом как французы - чтобы произвести вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на веку своем видеть не чаял, то есть: союз наш с Портою и переход флота нашего через канал, - писал Безбородко графу Воронцову. - Последнему я рад, считая, что наша эскадра пособит общему делу в Средиземном море и сильное даст Англии облегчение управиться с Бонапартом». Дальнейшее развитие событий, которое, вероятно, удивило бы старого канцлера еще больше, ему увидеть не привелось. Он скончался 6 апреля 1799 года. 

Русские посланники при европейских дворах, а также европейские дипломаты и другие государственные лица, которым привелось общаться с Безбородко, высоко ценили его дипломатические способности - умение быстро и легко решать самые сложные дела. Он был прекрасно осведомлен обо всем, что творилось за пределами России. 

В конце царствования Екатерины Безбородко обладал 16 тысячами душ, соляными озерами в Крыму и рыбными ловлями на Каспийском море. В торжественные дни он приезжал ко двору в великолепной позолоченной четырехместной карете с восьмью стеклянными окошками. Пуговицы на кафтане носил бриллиантовые. Пряжки на башмаках были тоже из бриллиантов.

Дом Безбородко на Почтамтской улице слыл одним из самых роскошных особняков Петербурга, находившаяся в нем картинная галерея превосходила строгановскую «и числом и качеством». Гордостью Безбородко была статуя Амура работы Фальконе. Но дом в Москве выглядел еще богаче. Увидев его, польский король Станислав Август Понятовский воскликнул: «Во всей Европе не найдется другого подобного ему в пышности и убранстве!». 

Количество и ценность находившихся у него драгоценных камней изумляли всех, кому случалось их видеть. При всем том Безбородко вовсе не походил на вельможу, на барина. Он не любил великосветского общества и бывал на торжественных празднествах только по необходимости. Безбородко привык окружать себя простыми женщинами. Как писал Казимир Валишевский, «подлинным «романом» его жизни был гарем, всегда изобилующий наложницами и часто обновляемый». 

Перед смертью Безбородко набросал «записку для духовного завещания», где упоминалась «воспитанница» Наталья Александровна. Ей отдавались белорусские деревни, слобода Александровка в Новороссии, серебряный сервиз, тридцать тысяч рублей да приданое. Эта «воспитанница» - Н.А. Верецкая - родная дочь Безбородко. Ее мать Ольга Дмитриевна Каратыгина танцевала в спектаклях Эрмитажа, а когда оставила сцену, переселилась в дом к своему покровителю.

Безбородко женил на ней управляющего своей канцелярии Н.Е. Ефремова. Перу Безбородко принадлежат несколько небольших сочинений по истории Украины, Молдавии и русско-турецких войн. В 1798 году по просьбе своего племянника В.П. Кочубея, близкого к великому князю Александру Павловичу, стареющий канцлер подготовил «Записку о составлении законов Российских». Безбородко фактически предлагал включить в управление страной все сословия, что, по его мнению, должно было помочь России избежать ужасов Французской революции.

«Записка» была внимательно изучена «молодыми друзьями» Александра I и впоследствии использована ими в работе Негласного комитета, подготовившего ряд реформ государственного управления. Александру Андреевичу не суждено было увидеть воцарение Александра: он умер в 1799 году, оставив наследникам богатейшее собрание живописи и других художественных ценностей, а также завещав крупную сумму на благотворительные цели. На эти деньги был основан Нежинский лицей. 

Безбородко не любил говорить о себе. За него это делали современники. Луи Филипп Сегюр: «В толстом теле Безбородко скрывал ум тончайший». Адам Чарторыский: «С наружностью медведя он соединял тонкий проницательный ум и редкую сообразительность». Федор Растопчин: «Россия будет им гордиться». Михаил Сперанский: «...в России, в XVIII столетии, было только четыре гения: Меншиков, Потемкин, Суворов и Безбородко, но последний не имел характера». Николай Карамзин более критичен: «Он был хороший министр, если не великий. Вижу ум государственный, ревность, знание России. Жаль только, что не было в Безбородко ни высокого духа, ни чистой нравственности. Заключим обыкновенною поговоркою: нет совершенного».