Приехав, он выяснил, что Чарли Пэттон умер в 1934 году, оставив после себя несколько брошенных и разочарованных жен, нескольких детей, сомнительную славу балагура и более пяти десятков песен, изданных на race records для ублажения слуха черного населения. Сам Фэхей написал так : «Никто особенно ничего не мог вспомнить о Пэттоне, кроме того что в продолжение двадцати последних лет своей жизни он был великим музыкантом и певцом действительно, самым популярным блюзовым сингером, жившим в бассейне реки Язу.

Люди также припоминали, что он много пил и жил “беспорядочной жизнью” (т.е. не был религиозен) и что его последней пластинкой была “Ни одна могила не хочет принять мое тело There Ain’t No Grave Gonna Hold My Body Down”, которую он записал за несколько дней до того, как был то ли зарезан, то ли отравлен своей ревнивой подругой…» Чарли Пэттон на протяжении двадцатых-тридцатых годов XX века царил в дельта-блюзе. Пэттон оказал мощнейшее влияние на Хаулина Вулфа, Бакку Уайта, Джона Ли Хукера.

Сейчас трудно вычислить точные тиражи его граммофонных пластинок, но историки музыки утверждают, что в начале 30-х годов их можно было услышать по всему американскому Югу. «Послушать его пластинки, его гитару и голос – так можно подумать, что ему все 66 лет и весит он фунтов 250. А на самом деле все свои записи он сделал на третьем десятке.

Внешне щуплый, курчавый паренек пяти с половиной футов ростом и едва-едва 140 фунтов весом. Настолько светлокожий, что многие принимали его за мексиканца. Родители и старшие родственники Чарли Пэттона отличались благоразумием, набожностью, чего никак нельзя сказать о самом Чарли. С раннего детства он отлынивал от работы, церкви предпочитал вечеринки. Известно имя первого учителя «по классу гитары» Чарли – Henry Sloan (по другим данным - Earl Harris). Юный Пэттон быстро совершенствовался не только как гитарист, но и как поэт.

Незначительное время спустя у Чарли уже сформировался собственный весьма обширный репертуар. Анализируя блюзы Пэттона, исследователи заметили, что в них отражена реалии Юга: крупная засуха ("Dry Well"), наводнение 1927-го года ("High Water Everywhere"), подвиги местного шерифа ("Tom Rushen Blues"), зарисовки повседневной жизни ("Down the Dirt Road Blues") и будни соседней железнодорожной ветки ("Pea Vine Blues"). Как писал Уордлоу: «Если рассматривать блюзменов как рассказчиков, в этом Чарли нет равных».

Название "Дельта - блюз" происходит от области, где он зародился — болотистой зоны на северо-западе штата Миссисипи (не путать с дельтой реки Миссисипи, расположенной южнее). Население Дельты Миссиссиппи в конце 19 века стремительно росло. В Кливленд, Гринвуд, Гринвилл, Кларксдейл в надежде найти работу устремились тысячи чернокожих со всего штата. На разрастающихся и процветающих хлопковых плантациях фермеров - индустриалистов вокруг этих городов возникли сотни мелких поселений – quarters.

К началу двадцатых годов пустырей в Дельте практически не оставалось – все плодородные земли были раскуплены белыми предпринимателями еще раньше, и теперь они были освоены и приносили большой доход хозяевам. Конечно, кормились здесь и многочисленные наемные работники, и шеаркропперы, и всякий прочий люд, включая музыкантов, которые постепенно создавали простую, но особенную индустрию развлечений…

Простую – потому что единственным развлечением черного населения, дававшим выход энергии, были танцы, часто ночь напролет; особенную – потому что танцевали под гитару и пение блюзмена. Следовательно, пение и игра требовались особенные, отличные от всего того, что пели и играли раньше… Таким образом, стиль и содержание Дельта-блюзов диктовались самой жизнью, и чуткий и восприимчивый Чарли Паттон, проживавший в центре Дельты, среди рабочих плантации, сочинял свою музыку и тексты именно для них и вместе с ними…

Человек с гитарой, банджо или фиддлом был единственной роскошью в суровом и неприхотливом мире вокруг хлопковых плантаций. Зарабатывали музыканты неплохо: уже в начале двадцатых Чарли Пэттон мог добывать блюзами от пятидесяти до ста долларов в неделю По слухам, он был помешан на женщинах, необуздан в страстях, груб и жесток в обращении, запросто сходился с ними и легко расставался, в связи с чем постоянно влипал в скандалы и в конце концов был жестоко зарезан одной из своих последних жен, во что верили многие в Дельте, включая и Букку Уайта, его ученика и последователя…

Пэттон, действительно, был обожаем женщинами, иначе бы мы напрасно трудились, доказывая, что он великий блюзмен. Уже к 1910 году Чарли был женат дважды, а, согласно семейным преданиям, всего он женился восемь раз! Не просто имел серьезные отношения с восемью дамами, но прошел законные юридические процедуры. Это похоже на правду, поскольку найдены документальные подтверждения шести его браков. Образ жизни Чарли , как всех настоящих блюзменов, был специфическим.

Он много и часто перемещался по территории Миссисипи и бывал в сопредельных штатах, где выступал на танцах, частных вечеринках, праздниках… Всё это открывало новые возможности, подвергало новым соблазнам, а наличие денег мешало перед этими соблазнами устоять. Так что, кроме официальных, у Чарли имелось немало и внебрачных отношений: ведь он был не просто музыкантом, но являлся самым известным и желанным блюзменом, он нёс радость, надежду, его песни доставляли наслаждение.

Чарли не был слепым, подобно Лемону Джефферсону, не был неоперившимся юношей вроде Вилли Брауна или Сан Хауса, он являлся полноценным мужчиной в расцвете сил, при деньгах, с манящей гитарой и авто, без «белого босса» над собой, свободным и внешне привлекательным – словом, он многое мог дать всякой женщине; поэтому с их стороны к нему было внимание не просто повышенное, а необычайно высокое, и не зря кто-то вспоминал, что, когда Чарли шел по Кларксдейлу или Кливленду, кто-нибудь обязательно должен был идти рядом с палкой, чтобы отгонять от него легкомысленных девиц!

Почему о Чарли Пэттоне сложилось представление как о пьянице, балагуре и дебошире, жадном и алчном типе, едва ли не сексуальном маньяке, жестоком в обращении с женщинами, в особенности с собственными жёнами? Здесь приложили руку его более молодой коллега Сон Хаус и его добросовестный мемуарист Джон Фэхей. Сон Хаус: «Боже, он зажимал деньги! Он даже Берте (жене – В.П.) не особенно их давал… Он покупал только половину продуктов, потому что она была поваром, и только ждал, когда же она придет из кухни белых людей и принесет ему оттуда чего-нибудь поесть. Так он питался: с кухни белых. Он не очень-то тратился. Чарли, точно, был очень избирателен на этот счет».

Были у Хауса претензии и почище. Например, он упрекал Чарли в том, что тот плохо играл и лишь паясничал, развлекая толпу, вместо того чтобы серьезно исполнять блюзы. А уж что рассказывал Хаус об отношениях Пэттона с женщинами!.. Так в чем же здесь дело? Выяснить все нюансы взаимоотношений великого блюзмена со своим более молодым протеже, несомненно тоже великим, нам не удастся. Кто видел Сан Хауса в документальном видеоролике, кто слышал его рассказы о блюзе и вникал в суть того, о чём он говорил, – тот с трудом может представить, чтобы этот блюзмен мог соврать.

Если не знать, что однажды Хаус, во время исполнения блюзов, застрелил человека (конечно же вынужденно, обороняясь и защищая других!), можно было бы принять его за саму невинность, если не за святого… Что пережил в своей жизни этот необыкновенный человек – нам представить трудно, и какие бури бушевали в его душе – неведомо, но когда слушаешь, а еще лучше – когда видишь, благодаря любительской съемке, как он, уже престарелый, играет свой бессмертный «Death Letter Blues», то ты, конечно, готов простить ему все. В это время кажется, что Сан Хаус – идеальное воплощение блюзов Дельты! И в этом затемнённом временем образе мы, приглядевшись и прислушавшись, можем узнать и самого Чарли Пэттона, можем представить, как играл и как пел он почти век назад…

Мы никогда не узнаем, какие сомнения мучили Сан Хауса, когда он отвечал на вопросы белого человека, равно как никогда не сможем понять психологию черного обитателя американского Юга, отстоящего в одно поколение от рабства, прожившего всю жизнь в сегрегированном обществе да еще прошедшего через тюрьму, ферму Парчман (Parchman Farm). Повторю – мы не можем знать, какими соображениями руководствовался Сан Хаус, когда нелицеприятно говорил о Пэттоне. Не исключено, что он старался угодить вопрошавшим его белым исследователям, поддерживая циркулировавшие слухи о Пэттоне, чтобы подзаработать. Возможно, он действительно злился на Чарли, например, за то, что тот был заносчивым по отношению к более молодому Сону Хаусу: известно, что Пэттон не являлся стопроцентным афроамериканцем и иной раз относился к соплеменникам свысока, считая себя «породистее» (у него в жилах текла, белая, африканская и чероки -кровь).

Не исключено, что Сон Хаус попросту завидовал давнему и уже всеми забытому успеху Паттона. А может, он вообще не имел в виду Паттона, когда критиковал его… Ведь ругал же он Чарли за игру, которую считал невысокого качества, но когда ему поставили одну из пластинок Паттона, то Хаус пришел в восторг: оказалось, он и не догадывался, что Чарли мог так играть. А ведь этот казус случился с участником совместной с Паттоном сессии: Хаус записывался с ним в одно время и в одной комнате!.. За прошедшие десятилетия с памятью Сан Хауса могло произойти всё, что угодно.

Известный гитарист-виртуоз и музыковед Боб Брозман (Bob Brozman, 1954) : «До сего дня я считаю его величайшим блюзменом – на голову выше всех из его поколения. Его музыка глубже, объемнее, убедительнее и сложнее по ритмической структуре, чем музыка любого из его ровесников. Ритм Пэттона всегда совершенен, он всегда в мелодии, и, что самое важное, его вокал и гитара всегда тесно переплетаются. Он в одиночку звучит как африканская деревня" Вся информация на этой странице - адаптированные выдержки из книги Валерия Писигина -"Пришествие блюза", обязательно найдите и почитайте. ------------------------------------------------------

Где Пэттон играл? Где, вообще, играли блюзмены в начале 20 века?

Прежде всего, в джук-джойнтах – разновидности этих заведений называли также джук-хаусами (juke-houses) или хонки-тонк (honky-tonks), – на крыльце магазинов, на частных вечеринках в домах (house parties) или на пикниках, которые устраивались в теплое время года на природе. Джук-джойнты обычно принадлежали афроамериканцам и представляли собой кафе, где можно было поесть за небольшую плату.

В будни музыкант играл днём, и, как правило, расплачивались с ним только обедом. В выходные же дни или по праздникам здесь устраивались платные танцы – из этих денег и платили музыканту, которого приглашали заранее. Выпивка в таком заведении не продавалась, поскольку в Америке в то время существовал «сухой закон».Но закон обходили: обычно выпивку (“moonshine”) продавали где-нибудь поблизости от джук-джойнта. Стоимость входа на танцы была разной, в зависимости от того, кто играл на вечеринке. Ханибой Эдвардс вспоминал, что билет на самого знаменитого тогда блюзмена Блайнд Лемона Джефферсона во время его приезда в Дельту стоил 75 центов. Совсем немало.

Разумеется, танцы под музыку блюзменов местного масштаба оценивались значительно дешевле. Другим местом выступления блюзмена служили магазины, принадлежавшие в основном белым или китайцам. Играли обычно на крыльце, из-за чего к магазину поневоле тянулись потенциальные покупатели.

В большинстве случаев хозяин магазина расплачивался с музыкантом провизией или напитками, но мог дать и немного денег, если в этот день покупателей было особенно много. На ферме Докери (колыбели дельта блюза) был большой двухэтажный магазин, принадлежавший хозяевам плантации, и там продавалось буквально всё: от продуктов до гробов. Это был один из центров скопления местного населения, и, согласно воспоминаниям, ступени магазина были излюбленной площадкой для местных блюзменов, включая и Чарли Пэттона…

Наконец, еще одним местом, где пели блюзы, были частные вечеринки и пикники. Нередко на дни рождения, свадьбы или другие семейные торжества приглашали музыканта, который работал за плату. Точно так же было и с пикниками, которые обычно спонсировались хозяевами плантаций. В частности, так поступал Вилл Докери, возможно, оттого что на его ферме не было джук-джойнта. Но пикники устраивались нечасто, а по субботам не у всех хватало средств ездить в Кливленд, где имелись клубы.

В этом случае прямо на дому одного из рабочих фермы устраивался импровизированный джук-джойнт, и об одном из них вспоминает Робак Степлз, проведший на плантации Докери детство и юность: «Они прибивали планку прямо на кухне, поперек дверного проема, где продавали рыбу и свиную требуху, и устраивали вечеринку с танцами в передней комнате и азартными играми в боковой комнате, при этом, может, две-три газовые или угольно-масляные лампы горели на каминной полке напротив зеркала – мощный свет! Это были дома разных людей, не клубы или что-то подобное. В конце концов я подрос и начал играть там».

Вероятно, в таких импровизированных «домашних» джук-джойнтах начинал свою карьеру и Чарли Пэттон. Играя ежедневно, в разных местах и для разных людей, он изобретал свой особенный стиль, шлифовал его, становился всё более известным, востребованным и уважаемым сингером сначала в Докери, затем в Дрю, Кливленде и их окрестностях, а потом и во всей Дельте. Благодаря постоянным заказам на выступления, Чарли превращался в профессионала, для которого исполнение блюзов было ремеслом.