Долг хранить любовь.

  Одинокие лучи, еще теплого, осеннего солнца робко заглядывали в небольшой оконный проем полуподвального помещения, еще держащегося под многотонным весом каменной развалины, некогда служившей жильем нескольким десяткам человеческих семей. Лучи проникали в самую глубь небольшого помещения, ярко выделяя отдельные части тесно ютившихся в нем предметов.

  Старинная, тускло поблескивавшая кирасиновая лампа сплелась воедино с кухонной утварью, громоздившейся на потрескавшемся от сырости и времени деревянном столе, обвитая причудливым узором переливающейся в свете паутиной.  Очертания предметов плавно расплывались и терялись где-то в тени, откуда так же плавно выглядывали части различной мебели и вещей, природа и назначение которых также была сокрыта всепожирающим мраком этого холодного и неприветливого места. Кое где солнце касалось стен и мы могли разглядеть обсыпавшуюся штукатурку, плесень и исшарканные и полысевшие настенные ковры.

  В конце своего путешествия, по этому странному подобию человеческого жилища, солнечные нити облегали часть проржавевшей пружинной кровати, где под грудой толи тряпок, толи одеял, дрожа и сжимаясь  от утреннего холода, порой прорезая тишину глухим кашлем, лежал человек.

  В моменты, когда солнце касалось его серого, как и все вокруг, лица, человек приоткрывал свои впалые глубоко вовнутрь глаза, холодные и пустые, словно покрытые темным льдом, затерянные в снегах бесконечности озера, и тут же зажмуривался, отворачивался и прятал ладонью свое лицо от непривычно яркого света.

  Наконец, человек немного привык к солнцу, окончательно проснулся и приподнялся на своем ложе. Груда одеял медленно сползла с его плеч, обнажая бледное, костлявое тело. Здесь, в этом укрытом от внешнего мира пеленой полутьмы подвале, неожиданно увидевшему его, легко могло показаться, что это просто мертвец, скелет, небрежно обтянутый местами свисающей, покрытой язвами кожей. Но почему то до сих пор дышащий и пытающийся жить, двигаться несмотря ни на что, словно отрицая факт своего забвения.

   Тем временем наш скелет поднялся, при этом страшный кашель вырвался из его груди, но не так и не смог остановить еще тлеющей человеческой воли. Медленно человекообразная тень проплыла до входной двери, где ворвавшийся необузданной волной дневной свет, сопровождаемый скрипом проржавевших петель, не смыл ее в самую глубь комнаты. Человек медленно вышел из своего убежища, на ходу натягивая на себя шерстяной свитер. Если мы последуем его примеру и оставим это странное человеческое жилище, то вероятно будем поражены новой, открывшейся нашему взору картиной.

   Огромная безжизненная пустыня, покрытая, словно панцирем, руинами из застывших, каменных изваяний, некогда являвшихся плодами великой цивилизации, теперь расстилается перед нами. Сотни и тысячи разрушенных каменных великанов, в прошлом служивших для своих создателей домами, заводами и театрами, теперь склонили свои головы, безропотно покорившись судьбе, проросшие мхом, а местами целыми зарослями кустарника и деревьев. Величественная и безжизненная картина, памятник или кладбище каменным громадам, словно собравшимся специально в свой предсмертный час в этом забытом богами месте, раскинувшемся на многие мили вокруг.

   Скелет, тяжело ступая и время от времени останавливаясь, что бы прокашляться медленно пробирался сквозь груды развалин и искореженных металлических обломков, в прошлом служивших передовой техникой, призванной служить человечеству. О как давно это было, сколько лет, или может быть десятилетий минуло с тех пор, пожалуй, не скажет и сам чудом выживший в той катастрофе, теперь найденный нами в своем тайном убежище человек-скелет.

   Зачем выбрался он на свет из свое тесной норки, что ему, полуживому нужно в этом кладбище каменных великанов, что ждет он от нового дня и на что, обреченный, он еще смеет надеяться?

  Скелет наконец добрался до небольшой площадки, аккуратно обнесенной каменной невысокой оградой. Там, в центре виднелся ровный прямоугольный выступ, на котором, вы не поверите, росли цветы. Скелет устало присел на корточки, возле этого места и принялся ухаживать за своей цветочной грядкой.

   Когда-то, очень давно, их было двое. Два человека, два близких сердца, непонятным чудом пережили страшную катастрофу, стеревшую с лица земли почти все живое. Долгие годы они поддерживали друг друга, делились последним что у них было, просто выживали, стараясь не думать о том, что впереди их уже ничего не ждет.

   Когда то они умели мечтать, искали смысл жизни, к чему то стремились, впрочем, как и миллиарды людей, деливших вместе с ними этот маленький оазис в бесконечной вселенной, имя которому Земля. Только представьте себе, что миллиарды стремлений, желаний, надежд и планов просто погибли в одночасье. Миллиарды жизней, бьющихся сердец остановились, угасли навсегда. О чем могли мечтать оставшиеся вдвоем во всем мире два хрупких человеческих существа, что могло поддерживать их и заставлять преодолевать лишения, голод, болезни, просто встречать новый следующий день? Мы вечно спорим, есть это или нет, но если спросить у этого несчастного, похоронившего свою спутницу жизни под белым камне, нашедшем в этой пустыне для нею, уже ушедшей, живые цветы и заставляющий расцветать их каждый новый год, если мы спросим, что держало их в этом мире, то наш получеловек, этот еледышащий скелет, ответит, что это была любовь. Истинная, простая и не требующая объяснений человеческая любовь. Она заставляла их просыпаться и несмотря ни на что двигаться вперед.

   Страшно остаться вдвоем в безжизненном мире, в огромной каменной пустыне. Но как же долно быть страшно и жутко остаться в нем совершенно одному. Как уберечь свой рассудок, да и для чего это? Возможно, этот больной человек, стойко доживающий человек еще ползает по этой земле, потому что осознает, что он последний, кто еще может любить, возможно, холодными ночами его согревает теплая память о тех, кто был дорог ему когда-то, о тех, кто был смыслом его прошлой жизни, о тех, кого он любил, ради кого жил и боролся. А теперь, если его не станет, то кто же будет помнить о них, они просто растворятся в бесконечности времени, как и все остальные, нет, пока он еще жив, память о любимых будет жить вместе с ним. Это его долг, приходить каждый день на могилу любимой, следить за цветами, посаженными для нее, и хранить, хранить в памяти всех тех, кто не смог встретить это солнечное осеннее утро.

  Когда я рассказываю вам об этом последнем человеке, я боюсь только двух вещей. Первое, что его сердце остановится и все прекрасное, что жило вместе с ним погибнет навсегда. И второе, это страх, что когда-нибудь я могу оказаться на его месте. На месте человека, который живет ради исполнения долга, долга хранить в памяти любовь.

  И если кто-то из нас скажет, что этот человек почти уже погиб, или может быть, что он уже умер, то я отвечу одно, а что, если это мы все уже давно умерли, а он тот, в чьей памяти мы все еще живем… Единственный живой среди нас всех.