Юлька права, — думала Оля, подъезжая к дому. — Мне нельзя раскисать. Я должна все выдержать ради своей цели. Надо побыстрее закончить работу над диссертацией. Надо защититься до того, как наступит срок, − если он наступит. Надо работать день и ночь и ни о чем больше не думать.   

— Оленька! — обрадовалась мать. — Приехала! Раздевайся скорее да садись обедать. Все горячее.

— Как отдохнула? По своей работе не соскучилась? — Дмитрий Иванович — Олин отец — ревниво следил за ее успехами. — Новые идеи не появились?

— Соскучилась, конечно. И идеи появились. Мне никто не звонил?

— Утром шеф звонил. Просил, как только приедешь, связаться с ним.

Что там приключилось? Оля взяла трубку.

— Борис Матвеевич, добрый день! Это Туржанская. Вы просили позвонить.

— Олюшка! — услышала она обрадованный голос шефа. — С  приездом! Как отдохнула?  

— Спасибо, хорошо. Я нужна?

— Тут, понимаешь, проблема небольшая появилась. ВАК теперь требует, чтобы в диссертациях непременно было показано прикладное значение работы. Где ее можно применить. Дикость, конечно, но ничего не поделаешь. Надо обсудить.

Прикладное значение! “Кому нужны твои уравнения?” — спросил он. Как она ему ответила: “Я не прикладник”. Серго, как я хочу к тебе!

Что ж, придется стать прикладником. Ничего, она справится.

— Когда подойти? — спросила Оля. — Я хоть сейчас.

— Нет, сейчас уже поздно, я ухожу. Приходи завтра к одиннадцати.

— Могу и пораньше.

— Раньше не надо — у меня лекция. Да, вот еще что. Я уезжаю на конференцию на две недели. Прочтешь за меня лекции?

— Конечно. Езжайте, не беспокойтесь.

Вообще-то аспиранты не имели права читать лекции — им дозволялось проводить только лабораторные и практические занятия. Но член-корреспондент Академии наук Борис Матвеевич Воронов, называвший Олю не иначе, как "самая светлая голова в институте", добился для нее такого права в порядке  исключения.

— Я требую собрать комиссию! — шумел он. — Или ученый совет! Я до министра дойду! Эта девушка готовый лектор. Получше некоторых наших доцентов.

Ректор решил с ним не связываться — все-таки член-корр — и разрешил.

Оля очень добросовестно готовилась к лекциям — составляла подробный план, обдумывала, как получше объяснить трудные места, чтобы всем студентам было понятно, даже самым слабым.

Шеф, посетив пару раз ее лекции, махнул рукой и перестал ими интересоваться.

— Она им все как по полочкам раскладывает, — заметил он коллегам. — Даже я так не могу.           

Однажды к ней на лекцию явился сам ректор. Неизвестно, что он сказал, но после его посещения даже самые непримиримые ее недруги замолчали. Оле был дан зеленый свет.

И студенты ее любили. Они быстро привыкли, что эта тоненькая девушка, внешне ничем не отличимая  от них самих, часто заменяет на лекциях самого БМВ — так они прозвали Воронова. Она не считала за труд объяснить несколько раз непонятные места, помогала решать задачи. К ней можно было обратиться перед  экзаменом — она охотно консультировала всех без исключения.

Работа над диссертацией стала для Оли спасением. Она ушла в нее с головой.

— Я должна спешить, — говорила себе девушка, — ведь мало довести дело до ума. Еще столько возни с авторефератом, отзывами, оппонентами. Кому все это нужно? Неужели нельзя опубликовать тезисы и чтобы в ВАКе ознакомились с ними и с диссертацией? Кому нужна вся эта околонаучная возня? Сколько сил и времени надо на нее ухлопать.

Обложившись книгами, она целыми днями не вылезала из-за стола.

— Отдохнула бы, — вздыхала мать, — сходила бы хоть в кино или еще куда. Ну что, у тебя друзей нет, погулять не с кем? На улице такая красота — не осень, а просто загляденье. За город бы с друзьями съездила. Говорят, еще подосиновики находят, да и опят полно.

Мать знала, что "грибалка" была Олиной слабостью.

— Ты бы послушалась мать, — вмешивался отец, — посмотри, на кого стала похожа. На воздухе совсем не бываешь, потому и аппетита нет. Кому будет нужна твоя диссертация, если ты свалишься?

Но Оля молча выслушивала их и продолжала свое. Ей не хотелось ни с кем встречаться. Все их вечеринки, прогулки по паркам, выезды на природу, которые она прежде так любила, теперь потеряли для нее всякий интерес. Научная работа стала для Оли и трудом, и отдыхом. Она часами просиживала в библиотеке, роясь в книгах и журналах в поисках ответа или подсказки на возникающие то и дело вопросы. И, найдя ответ, мысленно благодарила людей, живших давным-давно и протянувших ей через время и пространство руку помощи. Ей нравилось, наметив  изящный способ решения очередной задачи, с головой погружаться в математические выкладки. Получив нужный результат, она радовалась ему, как подарку.

Борис Матвеевич не мог нахвалиться своей аспиранткой.

— Впервые вижу такую увлеченность наукой! — восклицал он, показывая коллегам листы, исписанные Олиными уравнениями. — Нет, вы посмотрите, какое она нашла оригинальное решение. Это же готовая докторская!

Одна за другой вышли три статьи в центральных журналах. Заинтересовались полученными Олей результатами за рубежом. Поступило приглашение на крупный симпозиум − но Оля, сославшись на занятость, отказалась, чем сильно огорчила шефа. Она не могла позволить себе терять время — ей надо было спешить.

Но по вечерам ее одолевала зеленая тоска. Тогда она укрывалась с головой одеялом и погружалась в воспоминания.

Серго легко являлся ей. Он ложился рядом, прижимал ее к себе, впивался губами в ее губы. — Блаженство мое! — слышала она его горячий шепот. — Девочка моя ненаглядная!

Ее память послушно раскрывала свои сокровищницы, полные драгоценностей, собранных ею в тот день и во все последующие — от первых острых мгновений близости до последнего поцелуя. И она, казалось, испытывала те же ощущения. Ее руки сами поднимались для объятия, губы тянулись навстречу его губам.

Потом она забывалась тяжелым сном.