* * * Ду
* * *
Душа вовек не ведала пощады,
Я понял лишь теперь, что я один.
И небо, окрестив прощальным взглядом
Гляжу на удаляющийся клин.
Прощайте, гуси-лебеди, прощайте!
И пусть хранит вас Бог в краях чужих.
Мою печаль, прошу, не оглашайте,
Скажите лишь, коль спросят: Он утих».
О чём же вы так горестно кричали,
На сонный голос звонницы в ответ?
Меня, как будто, грешного, прощали,
В чём мне прощенья в этой жизни нет.
Я не святой, увы, и не провидец.
Познал я гнусь и падаль жития.
Но знаю, выцветший роняя ситец,
О вас рыдали ночью тополя.
Не знал ни я, ни птицы на озёрах -
Обманутых надежд не воскресить.
Горит в душе костром печали ворох,
Но взмахом крыл его не погасить.
Простят ль меня изхлещенные годы,
За тех, кого отверг, и кто ушёл?
Теперь так ненавистна блажь свободы,
Где вместо брода, омут я нашёл.
И сколько мне душой себя не корить,
За радостью больной всё ж тлеет грусть.
Уставшим, в эту липовую мокрядь,
На слабые колени опущусь.
Скудеет пожелтелое раздолье,
Снимает осень златотканый плащ.
Когда приходит вечер с новой болью,
Я рву полынь, и затыкаю плач.
Хладит звезда и плещет синей дрёмой,
Судьбу гадая картой битой мне.
Не сможет сердце биться по иному,
И не грустить не сможет о весне.
Прощайте, мои птицы, и простите,
Не знаю я, увидимся ли впредь.
Но если ж нет, лишь к людям донесите
Вы песнь мою, что не успел допеть.
* * *
Слитное, цельное и, наверно, от души