Единственный мой. Часть 4 - Ты чего это, жених, болеть  вчера вздумал и молодую жену в день свадьбы одну оставил? Чего дезертирством занимаешься и не выполняешь свои супружеские обязанности? - пошутил один из русских коллег тестя, полковник, и добавил: – А еще джигит кавказский. И за что наши русские женщины вас так любят, сам не пойму. За усы, что ли? У тебя вроде и усов нет.

 Раздался дружный хохот, а Мурад опять подумал, что такой шутки ни в одной в дагестанской семье, да еще при новобрачной и ее родителях не допустили бы никогда.

Мать Алины, Ольга Ивановна, заметила, как смутился  Мурад от этой  шутки, и сказала ему, как только гости вернулись в гостиную:

- Не обращай на них внимания, Мурад. Не обижайся. Военные они, что с них взять.  Солдафоны   неотесанные, хоть  и с полковничьими звездочками, да и нетрезвые они  сейчас. Не слушай их.

Вечером гости, хорошо повеселившись за щедро накрытым Ольгой Ивановной  столом, разошлись, а вместе с ними  отправились к себе и родители Алины.    И  молодые   впервые остались наедине  после вчерашней  свадьбы.

Мурад, не смея поднять на Алину виноватых глаз, поднялся с постели, прошел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Болело  все: голова, ноги,  руки, все тело,  но, прислушавшись к себе, он   понял – все  недомогания и слабости отступили  перед  главной  болью –   не стихающей уже давно. Именно так  нестерпимо мучительно болела  и стонала  сейчас его душа.   Его  не отпускало чувство какой-то невыразимой тошноты и отвращения. Мурад никогда не был так противен себе.  Он внимательно, даже с некоторым пристрастием - глаза в глаза - посмотрел в зеркало на свое отражение   так, словно  видел свое лицо впервые. Оттуда на Мурада смотрел красивый молодой мужчина с правильными чертами лица, большими серыми глазами, волевым подбородком. Но самому  себе он казался сейчас убогим уродом, способным вызвать только отвращение и презрение.

-Что я наделал?  – опять застонало в нем набатом все то, что он хотел бы спрятать, забыть. Но тут  же вспомнилась оставшаяся в спальне  Алина, и он, наспех умывшись и приведя себя в порядок, вышел из ванной.  В прихожей Мурад неожиданно для себя взял телефон и машинально набрал номер Бориса.

После двух-трех дежурных фраз и  приветствий Борис, чувствуя, что именно хочет узнать от  него друг, сказал:

- Выполнил я твою просьбу,  успокойся теперь.  Твои африканские фантазии  меня смешили всегда, но вчера я   уже  вынужден был сказать твоей Асе,  что    ты  уехал из Германии в Африку  работать. И   теперь от тебя ни слуху, ни духу.  У Мурада похолодело на  сердце.

- А она?

- Чего ты так напрягся? Сам же просил, - удивленно сказал Борис. - Не знаю, как твоя Ася  среагировала, я и сам ничего не понял. Она долго молчала, я ее звал, кричал в трубку – там тишина. Потом, видимо, положила трубку, так ни слова и не сказав. Я что-то сделал  не так?

- Все так.  Спасибо, ты настоящий друг, - стараясь казаться спокойным и даже веселым, ответил другу Мурад.

- Ну  не знаю, правильно или нет. Только она все общежитие на уши поставила, когда я переехал на эту квартиру. И все-таки  от кого-то  узнала мой новый номер телефона. Что мне делать, Мурад, если ты мне ее завещал, уезжая? Мне легче на ней самому жениться, только выйдет ли эта Бэлла, к тому же  безумно  в тебя влюбленная, за меня, иноверца Печорина?

- Ладно, Печорин, пока. Спасибо тебе и всего доброго.

- Погоди,  забыл  поздравить тебя, молодожен.  А чего сам молчишь, ничего о вчерашней  свадьбе не рассказываешь? А-а, понятно, не до меня тебе сейчас. К молодой жене спешишь?

- Догадливый ты,   Борис. Именно к ней, - ответил Мурад встречной шуткой, хотя ему было совсем  не до смеха.

- Ну  вот и все! – подвел  для себя  черту Мурад, положив трубку. - Меня уже не ждут, для Аси меня нет - я уехал в Африку и, как говорит Борис, – меня там съели крокодилы. Наверное, так было бы лучше. Но, увы, я жив и здоров. И  совесть будет грызть меня вечно.

 Что ж, следующая версия для Аси, которая, казалось, не разлюбит его, даже если он вдруг окажется на Луне, должна быть еще более безысходной. Например, такой:   наконец - то все окончательно  прояснилось, Мурад не вернется,  он умер там, в  Африке, от какой-нибудь экзотической болезни, инфекции, солнечного удара, да какая разница от чего – его больше нет. Пусть лучше думает так, чем узнает о его  нелепой женитьбе. Асе легче, наверное, будет перенести   смерть Мурада, чем такое предательство. Но, кажется, все это теперь и не понадобится. Ася даже слова не сказала Борису в ответ на  новости о Мураде. Она  его просто презирает. Хотя бы за то, что сбежал.

Мурад снова  почувствовал слабость и дурноту. Он взял голову в руки, сильно стиснул гудящие виски, зажмурил глаза – когда-то в детстве он так избавлялся от дурных снов и наваждений.

 В эту минуту из спальни раздался голос Алины, она звала его, и он, словно проснувшись ото сна и вернувшись в реальность, пошел к ней.

Все…  . Теперь уже все…Что ж, пусть будет так. Наконец он сможет успокоиться, потому что определенность все же лучше того, что было до сих пор. Кто знает – может быть,  все еще будет хорошо для  всех. Ася забудет Мурада, нужно только немного подождать.  А  он, возможно, будет даже  счастлив в браке со своей красавицей женой. Алина так искренне и нежно  любит его. И он, Мурад, наверное,  тоже  сможет  ее полюбить.   Бальзак, кажется, сказал: «Любовь рождает любовь». А кто-то из народа  выразился прозаичнее и мудрее: «Стерпится – слюбится».  Значит   не они с Алиной первые так начинают  свою супружескую жизнь, значит  так иногда   бывает. Иначе для кого и о ком народная мудрость?  

Алина, не дождавшись мужа в спальне, вышла ему навстречу. Мурад, посмотрев на нее, особенно красивую сейчас - с распущенными по плечам густыми волосами цвета спелой пшеницы, одетую в нежно-голубой прозрачный пеньюар,  оттеняющий ее синие огромные глаза, не смог не почувствовать восхищение, несмотря на то, что на душе было неуютно и тяжело.

- Мурад, - протянула к нему  руки Алина, в которой  он видел сейчас одновременно и роскошную молодую женщину, и беззащитного обиженного им ребенка. Он, желая любым путем уйти от гнетущих его душу мыслей, спрятаться от укоров собственной совести,  напоминающим ему об Асе, обнял  и подхватил на руки стройное тело Алины, зарылся лицом в ее золотые волосы, целуя их, и понес крепко прижавшуюся к нему  жену   в спальню.

- Алина, хорошая  моя... Прости меня, ради бога. Я  виноват, - Мурад говорил все это с таким отчаянием и чувством вины, что Алина поспешила прекратить его самобичевания своим несмелым еще поцелуем – она-то даже  не подозревала даже, за что ее любимый  просит  у нее  прощения.

Алина  впервые была в его объятиях, впервые ощущала вкус его поцелуев, и голова ее закружилась от счастья.  Мурад,  ее любимый   муж, крепко сжимая   Алину  в объятиях и  жадно целовал.  Мурад и Алина  встречались  уже     несколько  месяцев, а последний месяц    официально считались  женихом и невестой, но между ними  ни разу   не было ни поцелуев, ни жарких объятий.

- У  тебя  с   Мурадом что-нибудь было, дева ты наша непорочная? - с любопытством спрашивали у Алины подруги, более раскрепощенные в своих нравах, чем  она, воспитанная  в строгих правилах.

- Нет, - честно отвечала Алина  и тут же объясняла: - На родине Мурада жениху и невесте до свадьбы не принято  даже  целоваться.

Девочки не поверили своим ушам:

-Что??? И ты с ним  даже не целовалась?

 Алина  покачала головой и покраснела. Она   понимала, как  удивляет сейчас своих  подруг, которые  в отличие от нее давно уже знали   все об отношениях мужчины и женщины и не понаслышке.  

Подруги Алины недоуменно  переглянулись, а потом взорвались хохотом.

- Чего вы смеетесь, ненормальные? - покраснела Алина. – Мурад меня любит  и потому боится обидеть.

- Ну да, конечно. Ты, наверное, очень бы обиделась, если   он  вдруг взял бы да поцеловал тебя, - не переставали подшучивать над  смущенной  девушкой ее подруги: - И вообще, вы-то сейчас не в Дагестане.

- Ну и что? – отчаянно и упрямо спорила с подругами Алина, которая и сама иногда думала о странном   поведении  своего жениха. Ни разу он не попытался ее обнять, поцеловать, и без ее настойчивых вопросов  даже  о своем отношении к ней    не говорил. А самой большой его лаской было взять в свои сильные руки полудетскую ладошку Алины. И даже это делало девушку, безумно влюбленную в своего суженного, счастливой.

Однажды они были с Мурадом в кино,  и в один из моментов, который чем-то напугал девушку, она  прижалась к Мураду поближе. К удивлению своему, Алина   почувствовала, как он отодвинулся, как напрягся весь от ее близости.

- Ты же не любишь меня, Мурад, – сказала она по дороге домой.

 - Я знаю, почему ты так думаешь, - ответил он ей после некоторого молчания.  Конечно, он понял ход ее мыслей, но не мог  тогда  сказать Алине  правду. И потому  сказал первое, что пришло в голову:

- Ты не права, Алина. Обычаи  у нас такие, понимаешь, традиции.  Жених, уважая свою невесту, все оставляет на послесвадебные времена. У нас с тобой, Алинка, вся жизнь и вся любовь еще впереди.

И вот она, наконец,  в объятиях любимого мужа. А Мурад   так неистово целует ее, ласкает, любит... Алина была безгранично счастливой, но недостаточно опытной, чтобы увидеть в порывах Мурада не любовь и не страсть, а какое-то отчаянное желание забыться и спрятаться от мучительных сомнений  и угрызений совести.

Алина  завидовала сама себе: Мурад  теперь   ее муж, и он ее любит. А она обожает его, умирая и воскресая в его руках от  нежности, любви,  восторга, переполняющих ее.   

…А где-то очень далеко от них, от безгранично счастливой Алины была безгранично несчастна другая девушка. Ася, узнав от Бориса новости о Мураде, настолько растерялась, что не смогла сказать ни слова. Что он такое говорит? Ее Мурад уехал? Но зачем, почему, отчего? Что с ним такое приключилось? А как же она, Ася? Она же не сможет,  не  сумеет без него жить…

- Ну что  ты раньше времени расстраиваешься? – успокаивала ее бабушка. – Может, ему там работу хорошую предложили. А у нас в стране ведь свободно никуда не уедешь, все запрещено. Вот он тайно и уехал. И тебя заберет. Потерпи, родная, в жизни все бывает, Мурад не похож на предателя.

- Он не любит меня больше, бабушка, - грустно сказала Ася старушке, которая уже давно поняла это и сама. Поняла по его звонкам, которые вначале стали реже, а потом прекратились вообще, по грустным глазам Аси после переговоров с Мурадом. Ася просила у Мурада его телефон, говорила, что могла бы и сама ему иногда звонить, но Мурад отвечал, что у них там телефона нет, да и не живет он на одном месте - все время в разъездах с экспедицией.

Бабушка не раз спрашивала внучку о том, что сказал ей  по телефону жених. Не от любопытства спрашивала, а от тревоги,   хотела разобраться: что   у них происходит. А Ася, пряча глаза, отвечала, что у Мурада сейчас совсем нет настроения   и даже разговаривает он через силу и односложными фразами. Но  она тут же пыталась успокоить бабушку: это он после смерти мамы  так изменился. Бабушка же видела совсем другие причины, но старалась, как могла, успокоить внучку. Вот и сейчас она, с жалостью глядя на расстроенную  новостью Асю,   пыталась ее утешить.

Девушка грустно улыбалась. Она, в отличие от   бабушки   знала, что в те времена попасть в Африку было практически  невозможно или крайне трудно. Для Аси  потекли  месяцы бесполезного ожидания, от Мурада по-прежнему не было никаких  известий. Ася переживала так сильно, что вначале пропустила  много занятий, а потом была уже не в силах готовиться к ним. Ей пришлось бросить институт. Два   раза в неделю она звонила Борису, спрашивала у него про Мурада. А однажды  попросила его:

- Борис, узнайте, пожалуйста, в какую именно страну  уехал Мурад? И  помогите мне, если можете,  найти в Москве посольство этой страны.  Я все им объясню, скажу, что согласна на переезд  туда  на любых условиях, даже если надо поменять гражданство. А пока мне надо знать – в какой  Мурад  стране и как мне туда попасть?  

- Но зачем, Ася? - спросил ошеломленный Борис. – Африка -   не деревня какая-то.  Где  ты там будешь его искать,  не зная ни страны,  ни штата, ни города, в котором он сейчас живет, ни его, возможно, уже нового имени.

- Вот я и прошу Вас, узнайте, в какой он стране.  А уже  там я обязательно найду его, Борис, - уверенно сказала девушка и, не выдержав, расплакалась. - Только помогите мне, умоляю. Помогите сориентироваться.  Я совсем не знаю Москву.

- Ася, может быть,  и  не стоит вам искать Мурада - осторожно сказал Борис, чувствуя, как от жалости к этой   девушке к горлу подкатил ком, - может, его чувства  уже  изменились…

- Нет, что Вы, Борис?! Этого не может быть никогда, - уверенно сказала Ася. - Вы просто Мурада не знаете. Он  меня любит, я уверена в этом.

- Ну  тогда потерпите немного, Ася. У меня есть один  надежный канал связи, и я постараюсь в ближайшее время узнать   о Мураде более точную   информацию, - ответил  Борис, в душе   ругая  друга.

В тот же вечер он позвонил Мураду:

- Слушай, у тебя совесть есть? Зачем ты эту несчастную   мучаешь? Она звонит через день, плачет, собирается  все посольства африканских стран обойти.  Хорошо, что   ты, аферист, хоть страну  конкретно какую-то  не выдумал, а просто  континент  назвал.  Теперь ей жизни не хватит тебя там разыскивать.  Никакая Инюрколлегия не найдет при таком запросе.  Позвони ей сам, прошу тебя  и  скажи все  как есть.

Мурад  сначала молчал, а  потом ответил поникшим голосом:

- Помоги мне,  Бориска.    Прошу, придумай что-нибудь, я не смогу сказать  ей правду.

- Как я могу тебе помочь? – взорвался Борис. - И что прикажешь мне делать? Что? Квартиру сменить? Телефон навсегда отключить? И это  бы я сделал, но разве это выход? Мне   жалко эту Асю.  Везет  же  таким козлам, как ты. Такая любовь, как у твоей Аси  – одна на миллион, ты хоть это понимаешь? А ты… Иуда несчастный, предатель.  Ладно,  говори,  что я должен сделать?

- Скажи ей, что со мной случилось несчастье. Именно так и  скажи. Ну умер, скажи, от несчастного случая, в катастрофу попал, что хочешь, то и придумай.

- Да ты что, идиот, совсем с ума сошел? Как я ей такое могу сказать?   Она твой переезд оплакивает как великую трагедию, а ты хочешь  совсем ее добить! И не проси, не смогу я, - возмущался Борис.

- Нет, скажи так. Ты  просто  Асю не знаешь. Это для нее будет легче, чем узнать, что я бросил ее, что женился, предал.  Она  поплачет тогда  и забудет…

И Борис постепенно сдался, подумал:  может,  в самом деле Асе  так будет легче. Пусть она,  бедняжка,   наконец,  простится со своим Мурадом,   поплачет за ним. Может,  отболит у Аси  душа и не будет она   годами  ждать  и   искать его.  Может,   устроит   свою жизнь, как он устроил. 

 Борис не спал всю ночь. А через три дня наконец  сказал Асе, что слышал от кого-то:  с Мурадом   случилось несчастье. Что подробностей он не знает,  и узнать их не от  кого. Точно знает одно – Мурада   больше нет.

Борис действительно не знал Асю - в этом Мурад был прав. Но, как оказалось, и сам Мурад,  бывший с ней рядом  с самого  рождения,   не достаточно хорошо ее знал.   А если бы знал,  то никогда не нанес бы Асе  такого сокрушительного  удара. Известие о несчастии с Мурадом  Ася  вынести не смогла,  слегла   и с того же дня        в  ней словно кончилась жизнь.  Она  без слез и жалоб лежала круглыми сутками   и  безучастно смотрела в потолок.

А рядом убивалась бабушка, умоляя  внучку хоть что-то поесть, но все было бесполезно. И даже тогда,  когда Ася, жалея старушку, пыталась через силу что-то проглотить, тут же наступала беспощадная рвота. Организм отвергал все, что связано с  продолжением жизни. Асе   хотелось умереть,  просто уснуть, уйти к тому, кого любила больше своей жизни.

 Вся она  превратилась в сплошную боль. Девушке  все и повсюду напоминало о Мураде. Рядом на прикроватной тумбочке лежала та самая старая кукла, которую Мурад когда-то  подарил ей, еще шестилетней дошкольнице,  на Новый год. На полке стояли его книги, спортивные кубки, которые он в разные годы завоевывал на юношеских соревнованиях. Повсюду были  его вещи, которые  Соня при переезде оставила ей.

Ася вспоминала, вспоминала, вспоминала….    Каждую минуту, проведенную с ним, каждую секунду разговора с любимым, каждое его слово. Их редкие поцелуи и объятия. Слез уже не было. Она выплакала их еще до того  как узнала о несчастье, случившемся с Мурадом. Она  просто окаменела от боли и горя, которое, ей казалось, она вынести не сможет. С каждым днем девушка    худела и таяла  как свеча, а в душе ее, казалось, навсегда поселились горечь утраты и невыносимая боль.

Состояние Аси пугало родных,   и дядя по просьбе   бабушки привел к ней  одного из лучших профессоров  для консультации.  До этого  у Аси уже побывало немало врачей – от участкового терапевта до   специалистов разного профиля. Все их домыслы и догадки, которые они высказывали лишь как предположение, не совпадали, исключали друг друга.  И врачей можно было понять - болезнь Аси была странной, а  разные и противоречивые симптомы сбивали их с толку.  У нее  то подскакивала температура, то внезапно и неожиданно открывалась рвота – как реакция на любую еду и даже воду, то мучили боли в суставах и мышцах…. Врачи, теряясь в догадках, назначали ей одно обследование за другим.  Профессор же  был опытным  психоневрологом  и  поставил окончательный диагноз, который не вызывал у него сомнения,  – тяжелейший невроз, грозивший перейти из расстройства нервной системы в более серьезные последствия стресса, ведь девушка не ела, не спала и, самое главное,  - потеряла всякую волю и желание жить.

 Ася  наотрез отказалась ехать в больницу, и родные организовали девушке стационар на дому. Ежедневно дядя привозил и увозил врача, а еще - медсестру, которая ставила капельницы с единственно возможным сейчас для нее питанием, делала уколы, заставляла принимать таблетки. Ася молча глотала лекарства, запивала их водой, послушно подставляла руку для внутривенного вливания, позволяла  медсестре делать с собой все, чтобы только   не видеть слез   бабушки, не спорить ни с кем, не слышать уговоров. Только бы побыстрее, закончив  все процедуры и прием лекарств, остаться наедине с собой.

Ася никак не могла понять опасений родных за ее жизнь, их стараний вытащить   из этой непроглядной темной ямы нездоровья и почти небытия. Как же они не понимают, - думала она,-  что жизнь для нее теперь закончилась и просто потеряла смысл? Зачем она ей без любимого? Ася не могла  и не хотела жить без Мурада.

А Мурад тем временем был здоров физически,  но с  каждым днем все больше  и больше понимал   необратимость   потери и непоправимость ошибки. Он не любил Алину и не мог заставить себя полюбить ее. Вернее было бы сказать: полюбить всей душой, потому что внешне красавица Алина покорила  бы самого взыскательного мужчину. Мурад, даже не любя Алину,   не мог не ценить жену – красивую, милую, добрую и нежную,  которая изо всех сил старалась во всем угодить ему.

Как-то случайно Алина  познакомилась с семьей дагестанцев, живущих, как и они, в Галле.  Земляки Мурада охотно  подружились с ними,   и  Алина  с пристрастием узнавала у своей новой подруги  Хадижат рецепты дагестанских блюд. Вскоре  она научилась готовить  хинкал, чуду, курзе, пытаясь удивить мужа своими кулинарными способностями.

Алине   не повезло -   Мурад вообще  ничего не замечал вокруг себя  что-то вокруг себя, а потому  блюда дагестанской кухни были съедены им без особых комментариев.  С некоторых  пор он  жил на автопилоте  и  делал  все машинально – надевал на себя вещи, которые с любовью выбирала для него Алина, ел с любовью приготовленные женой чуду и курзе, даже не задумываясь о том, откуда вдруг его Алина могла   узнать рецепты  их национальной кухни.

- Мурадик, почему  ты меня не хвалишь? Тебе не понравились мои чуда? Я же так старалась – растерянно говорила  ему  Алина, глядя, как без особого аппетита и,  самое главное, удивления    ест ее муж  чуду с зеленью. А ведь она, вложившая в их приготовление так много сил,  намеревалась сразить   мужа  наповал.  

- Спасибо, Алинка. Конечно, они мне  понравились. Все очень вкусно, ты у меня уже настоящая дагестанка, - увидев расстроенное лицо жены, поддержал ее запоздалой похвалой Мурад, стараясь загладить свое невнимание. И  правильно  исказила это слово – это не чуду, это чудо! И ты  у меня тоже чудо.

Алине после такой похвалы  мужа  было   чем жить еще  какое-то время. Она изо всех сил  старалась  понравиться  холодному безразличному ко всему  Мураду. Ее родители,  не узнавая  свою дочку- белоручку,  не готовившую дома даже  банальную  яичницу,  они   не могли нарадоваться таким   изменениям в Алине. 

Вопреки убеждению, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок,   кулинарные способности Алины, а также  безупречная чистота и уют, в котором она  содержала их только что свитое семейное гнездышко,  не вызвали в сердце Мурада особенных чувств к жене.  Не помогло  ни  усердие и старания молодой женщины в уходе за мужем, ни даже ее робкие, но  исполненные любви и нежности  ласки. Они   не радовали Мурада, не тянули его домой.  Он придумывал любой повод и  брался за любое дело, чтобы  остаться на работе подольше.

Блестяще зная язык и будучи неплохим специалистом  в своей области, он с помощью друзей Владимира Сергеевича  нашел хорошую работу в   Университете имени Мартина Лютера, куда   был послан на стажировку в порядке академического обмена. А  все проблемы с продлением его командировки и визой уладил тесть.

Мурад познакомился и сразу же  подружился с группой русских аспирантов из  научных центров Союза, которые так же, как и он, находились на стажировке в Галле. Часто после работы он заходил   к ним в общежитие или на квартиру, где они, объединенные ностальгией,  с удовольствием собирались вместе. Они считали Мурада  везунчиком,  они  и представить  себе не могли того,  что творилось у него на  душе. Ведь на первый взгляд Мурад  действительно был баловнем судьбы  – не каждому так везет:  из множества аспирантов именно ему выпала  удача в виде этой зарубежной командировки. Да и женитьба на красавице и единственной дочери  вполне состоятельных и   авторитетных   родителей  у многих вызывала зависть.

Но  один  только Мурад знал, как  при всем этом  он   глубоко несчастен.  Алина  никак не могла понять, что происходит с  ее обожаемым  мужем. Советовалась с мамой, а та только пожимала плечами, говоря:

- Не торопись с выводами, доченька. Во-первых, вы еще и года не прожили вместе, у вас пока период притирки характеров, привыкания друг к другу. А может, у Мурада какие-то неприятности на работе. Да и вообще, ты должна учесть,     кавказцы  во всем  не  такие,  как мы, они в проявлениях своих чувств  очень сдержанные. Вспомни, ведь Мурад  и в женихах был  не очень ласковым, не очень открытым. Но в душе, конечно же, любит тебя, иначе,  зачем бы женился?  Надо принимать мужа таким, какой он есть, доченька.  Все у вас  будет хорошо,  моя родная. Потерпи немного…

Ольга Ивановна учила новобрачную не только тонкостям ведения хозяйства,     но   даже   секретам обольщения. Она стала для дочери старшей подругой,  покупала вместе с Алиной красивое белье, советовала ей  все то, что знала сама и слышала от других о  премудростях брака и супружеской жизни  и даже иногда  приносила дочери  книги на тему психологии отношений и  искусства любви. Но все старания Алины оставались напрасными, а ее  новые полезные  знания  об искусстве   любви так и не находили себе применения.   Мурад был по-прежнему  холоден,  ничего не замечал, внимание проявлял к ней крайне редко.  В их доме  и, особенно,  в супружеской постели, несмотря на все  усилия Алины, становилось  все холоднее. А  Алине   было  порой так одиноко,  что    хотелось плакать.  Мурад почти все время молчал, домой приходил с кипой бумаг – работой на ночь, а потом, дежурно поцеловав Алину в щечку, уединялся в кабинете. Иногда, не желая ее будить, оставался ночевать там же на диване.

Алина страдала, но долго не говорила мужу о том, что творится  у нее на душе. Лишь однажды, когда он все выходные провел на работе, а вечером опять сел за письменный стол, она подошла к мужу сзади, нежно  обняла за шею. И тут же почувствовала  в ответ   напряжение, такое же, как когда-то в кино.    Тогда   Мурад почти отодвинулся от нее, -  слегка прижавшейся к нему  от страха.  Алина отчетливо вспомнила сейчас тот момент.

- Мурад, скажи,  я тебе настолько   неприятна? Ты больше  не любишь меня? – спросила она, чувствуя, что сейчас не выдержит и заплачет.

- Не выдумывай, Алина. Все нормально, - ответил он, пряча глаза. - Просто работы как никогда много, не успеваю.

- Только в этом дело? – с надеждой переспросила его Алина.

- Да, только в этом, не беспокойся, иди,  ложись, а я сейчас приду.

Алина, немного успокоенная этими  словами, вернулась в спальню.

Через некоторое время  пришел и Мурад. Он лег   рядом с женой,    обнял Алину, притянул к себе, и ее голова оказалась на  его  сильном плече. И Алина опять, как  не раз было и до этого, почувствовала: несмотря на то, что муж   рядом,   и она слышит его дыхание и стук сердца, он сейчас   далеко от нее. А  его объятие - лишь вынужденное выполнение долга,  жалость     и желание загладить вину. Мурад   молчал. И тогда  Алина   нарушила   затянувшуюся паузу:

- Хочу сказать  тебе   что-то  очень важное.

- Внимательно тебя слушаю, - спокойно и даже непривычно ласково ответил Мурад,  нежно обняв жену.

-Мы с тобой  еще в самом начале решение приняли - повременить с детьми. Я думаю,  может,  не стоило нам  этого делать.   И мама сказала, что зря  теряем время. Я хочу ребенка, Мурад. Не когда-нибудь  в будущем, а сейчас, в ближайшее же время…

- Мы же договорились, Алина. Позже, немного погодя…

- Но почему не сейчас, скажи, почему!? Я же свободна, сижу дома и не знаю, куда себя деть от безделья, не учусь и не  работаю.   И мама   поможет, они с папой дождаться не могут внука или внучку.

Мурад молчал, думая, как ему деликатно  и не обидно для жены закончить этот разговор, ничего при этом не меняя. А Алина, усмотрев в его молчании согласие, радостно спросила:

- Лучше девочку, да, Мурадик? Мы назовем ее, как и твою маму, – Гульнара. Это  же  такое редкое и красивое имя. Я очень хочу ребенка, Мурад.

- А я не хочу! – почти выкрикнул Мурад, так и не найдя  для отказа мягких слов,  чувствуя и сам, что у него   нет аргументов  быть против   вполне законного желания жены.

- Не хочешь, Мурад? Ребенка   не хочешь? – вопросы Алины были не произнесены, она  словно выдохнула их, чувствуя, что в горле  застрял комок. – И почему же?

- Мы же с тобой договорились, Алина:  о ребенке подумаем позже, - растерянно пробормотал Мурад,   не находя убедительных  причин  для объяснения.   

- А что мешает нам  изменить это решение, ведь это только от нас с тобой зависит? – спросила Алина. – Да и  времени   прошло достаточно, мы с тобой женаты уже  восемь месяцев.

- Я не знаю, - неуверенно сказал Мурад.

- Кажется, я знаю причину  и этого, и многого другого, что удивляет меня все   время, начиная с самой  свадьбы,   - ты просто не любишь меня, - грустно  подвела итог разговору Алина и хотела подняться, отстранившись от  негреющих объятий мужа.

-  Не обижайся на меня,  Алина. У меня небольшие  неприятности на работе, все от этого. Я не хотел тебе говорить, - Мурад  придумал   на ходу эту ложь во спасение, а его молодая жена, как утопающий за соломинку, уже ухватилась за нее и попыталась успокоиться и  уступить мужу.

 На следующий день Мурад пришел с работы вовремя и без обычной папки  с   бумагами - работа на вечер  не планировалась.  

- Собирайся, Алина,  мы идем с тобой в ресторан,  давно  нигде вместе  не были, - сказал он  жене.

В маленьком уютном ресторанчике на набережной реки Заале, стилизованном под старинную саксонскую таверну, Мурад и Алина сидели друг против друга. Тихо играла музыка, горели свечи. Алина почти не пила, только пригубила легкое вино. Мураду же, как и тогда,  после свадьбы,  хотелось выпить  так, чтобы забыться. Но он  так же,   как и жена, пил мало. 

Алина смотрела на мужа  влюбленными глазами. Держала его руку в своей, гладила верхнюю часть его широкой ладони своими нежными тонкими пальцами.

- Почему же  мне так неспокойно  на душе и даже страшно за  нас, скажи, Мурад? Что  происходит? Такое чувство, как будто    мы уже не вместе.

- Ну что ты  выдумываешь, Алинка. Ничего у нас  не случилось. Все   будет хорошо и  все наладится, - отвечал он, словно пытаясь убедить в этом не    жену, а себя. Но  за   восемь месяцев супружества  много раз  убеждался  в обратном и окончательно для себя  понял: его брак с Алиной –   глупая, нелепая, непростительная ошибка. Мурад  проклинал себя за это, видя, как страдает   молоденькая    жена от его нелюбви, невнимания, равнодушия,  в то время  как  любит его  всей душой.    Изображать любовь, не имея  ее в сердце, Мураду    не удавалось. И потому  он с головой уходил в работу или  проводил время в бесцельном общении с друзьями,  лишь бы меньше  бывать дома. Иногда ему хотелось рассказать все, попросить у нее прощения и уйти, расстаться  с ней.  Алина еще такая молодая, и все  у нее  может  сложиться хорошо  в другом, более счастливом браке. Но стоило ему увидеть сияющие любовью глаза жены, распахнутые ему навстречу, Мурад  останавливался в своем решении, горько думал: там с Асей  все сломал, а  теперь здесь пытаюсь разрушить.  

Вот и сейчас  Мурад с удовольствием смотрел  на сидящую напротив жену,  красивую в своем  изысканном  вечернем наряде. Он замечал, как оборачиваются на его  белокурую синеглазую красавицу  другие мужчины, отдыхавшие в ресторане,  и ругал себя:  

-Чего мне еще надо? Алина     милая,  красивая,   любит меня и старается во всем угодить. Что еще нужно нормальному мужчине?

А ему, ненормальному,   хотелось любви  взаимной.  Хотелось не только быть любимым, но и любить самому: без этого все теряло смысл и ценность.

-Возьми себя в руки, если ты мужчина, - ругал он себя. - Не губи   еще одной девочке  жизнь.  Почему  Алина  должна отвечать за твои ошибки? Сделай  же ее, такую хорошую,  счастливой. Тысячи супружеских пар живут без любви,   не   мучая  друг друга. Вот и ты, наконец, успокойся  и  пойми:   к старому возврата  нет.  Тот  прежний Мурад  умер  по твоему же  сценарию  в  Африке, туда  ему и   дорога.  Вот и похорони    себя прежнего.

...В тот прохладный апрельский вечер Алина и Мурад   возвращались домой из ресторана пешком и в обнимку.  Уже давно со стороны  мужа не было даже такого проявления ласки и внимания, и потому  Алина была как никогда счастлива. Сомнения ее, казалось бы, улеглись, а на душе  впервые  за последнее время   стало спокойно и легко.

А дома в их всегда холодной  от давно уже прохладных отношений  спальне   в эту  ночь  кажется, наконец,  затеплился огонек любви.

Мурад уже лежал в постели, когда Алина, как никогда  красивая в  нежно сиреневом пеньюаре, распустив и расчесав перед зеркалом свои пышные светлые волосы,  подошла к кровати. Она  на минуту задержала взгляд на муже  и  легла не рядом, а  с противоположного края их огромного ложа любви. Уже давно между ними была эта незримая граница, и Алина   привыкла в последнее время спать одна на краю своей половинки кровати, хотя каждый раз с надеждой ждала,   не позовет ли ее муж к себе, не нарушит ли, наконец,  эту ненужную границу, что  случалось очень редко.

Мурад, словно впервые прозрев,  посмотрел на Алину - такую красивую, но не уверенную в    его любви.   Сейчас он испытывал   не только  жалость к жене, но и   вину перед этой  девочкой, счастье которой полностью  зависело от него.

- Иди ко мне, Алинка, иди ко мне, - позвал  Мурад  жену. Жалость и нежность  к ней внезапно переполнили  его.     Он    осторожно прикоснулся к  плечу Алины.

Она  вздрогнула от неожиданной ласки мужа   и повернулась к  нему. Как же долго ждала она  его любви, нежности, ласковых слов. И ведь, глупая, думала, что муж к ней равнодушен. А он, оказывается, просто был занят на работе, уставал.

- Я   плохая жена, - ругала себя  в душе   Алина,  – думаю только о себе, а Мурад много работает, печется о нашем будущем.  Я к нему так несправедлива.   

....Мурад забыл сейчас обо всем  и  любил  жену   безудержно, отчаянно, страстно, неустанно. А она, счастливая,  отвечала ему тем же,  как в редкие ночи их любви, задыхаясь от   нежности и  восторга в его   горячих объятиях. Ей казалось, что сплелись и соединились не только их тела, но и их души. Вот и сердце у них сейчас, кажется, стучит одно на двоих...

- Мурад, Мурадик, – счастливо шептала она, как безумная, отвечая на его поцелуи. - Я так люблю тебя, так люблю. У меня  просто сердце от радости останавливается.  А ты,  ты?

-И я люблю тебя. Тебя одну, только тебя всю жизнь и любил, Ася, Асенька моя, Аська, - шептал он  забывшись.  А пришел в себя лишь от  того, что тело, только что каждой клеткой отвечавшее на его страстную любовь, вдруг обмякло и словно умерло.

Мурад в ужасе от только что  произошедшего отстранился. Алина сжалась, как от удара, и молчала. Молчал и  Мурад, не находя слов, чтобы что-то  сказать.  Даже в полумраке спальни  он  видел, как из светлых глаз жены льются беззвучные слезы.

- Алинка, не плачь я объясню, – пытаясь прижать жену  к себе, успокоить, бессвязно говорил он ей, но тело жены, хотя и не отталкивало его, оставалось безучастным, мертвым и абсолютно безвольным. Она молчала,  продолжая  тихо плакать. Ему показалось, что прошла  уже вечность.

-Не молчи,  скажи   хоть что-нибудь, обругай, ударь! – просил он жену, глядя в ее глаза: в них накопилось столько боли, отчаяния, что они уже не казались светлыми. Мурад целовал ее лицо, пил губами ее слезы.

-   Алинка, родная моя, прости. Клянусь тебе, все  это  в прошлом, в далеком прошлом, прости меня.

- Я тебя уже простила, - тихо сказала она и через некоторое время с трудом поднялась с постели. Она дрожала, никак не могла одеться  и, кое-как накинув на себя  халат,  пошатываясь, вышла из комнаты.

- Куда ты? – спросил он, уже не на шутку обеспокоенный ее странным поведением.

- Я сейчас, - только и сказала она, закрывая за собой дверь.

Мурад остался лежать в постели, лихорадочно соображая, что ему сейчас делать - кинуться вслед за женой с мольбой о прощении  или   дать ей возможность  побыть одной и  прийти в себя.

-Алина успокоится, и я объясню ей, что у каждого человека есть прошлое. Есть оно и у меня. Подсознание иногда выплескивает из этого прошлого имена, даты, факты. И глупо ревновать к прошлому, - убеждая одновременно в этом и себя, мысленно произнес Мурад.

Через несколько  минут он услышал, как открылась и тут же громко  захлопнулась   входная дверь. Мурад вскочил, выбежал в прихожую. Плащ Алины был на месте.

-Она дома, – подумал он, - куда она пойдет в такой холод без плаща?  Но все же  Мурад  обошел всю квартиру в поисках жены – заглянул и в ванную, и на балкон: Алины нигде не было. Мурад громко окликнул  жену, ответа не последовало. А вернувшись в прихожую,  заметил:  туфель Алины на месте нет.

-Боже мой, куда она  пошла в два часа ночи без плаща, без зонта?!! На улице дождь, холодно!  - Мурад быстро оделся и спустился вниз. На ночной улице не было никого, лишь изредка проезжали припозднившиеся машины.

Он долго сидел на скамеечке возле дома, не замечая того, что деревянное сиденье насквозь промокло и отсырело от дождя, не переставая думать о  произошедшем,    курил. Потом беспокойство   погнало его домой.

-Что делать?   Где мне теперь ее искать?– билась в мозгу одна-единственная мысль. И Мурад, даже не подумав о том, как все это будет истолковано родителями Алины, если она сейчас  не у них,  набрал номер их телефона. Трубку взяли сразу, и по расстроенному голосу тещи Мурад понял: Алина у родителей,  и  им  уже не  до сна.

- Простите, что так поздно, Ольга Ивановна. А Алина…

- Алина у нас, - сухо ответила Мураду  теща и тут же повесила трубку.

Он  бессильно опустился в кресло, потом встал и подошел к бару, где еще  со дня их свадьбы  нетронутыми стояли бутылки самых разных крепких напитков. Мурад  всегда был равнодушен к спиртному, а после   перебора на свадьбе  алкоголь  вызывал  в нем стойкое отвращение. И потому спиртное в их  доме   было  припасено лишь для гостей. Но и сейчас, как тогда на свадьбе,  оно стало  для Мурада  единственным спасением. Он  жадно и много пил-  до тех пор, пока не смог забыться и унять дрожь во всем теле, его   трясло от напряжения нервов, а может, и оттого, что продрог на улице.

Заснул Мурад  уже под утро, когда начало светать. Проснулся от холода, обнаружив, что лежит  неукрытым и  при включенном телевизоре. Нестерпимо болели голова, каждая клеточка тела.  Мурад, понимая, что должен встать и пойти на работу, все же не смог справиться со своим полуобморочным состоянием и,  окончательно сдавшись,  снова крепко уснул.

Проснулся он  от двух одновременно разрывающихся  звонков – телефонного и дверного. Мурад   спросонья,  еще не успев осознать  случившееся  вчера,  снял трубку,  и соседка  по  телефону  сказала ему, что  мать Алины  около часа не может достучаться и дозвониться в их дверь. Что она пробует открыть дверь своим ключом, но     дверь заперта изнутри.

-Своим ключом? Откуда у Ольги Ивановны ключ? -  подумал про себя Мурад  и в ту же минуту вспомнил все.  Понятно: она, думая, что он   сейчас на работе, захватила Алинины ключи.

Он тут же  вскочил, на ходу натянул на себя что-то и пошел открывать дверь, вспоминая подробности вчерашней ночи.

- Здравствуй, Мурад, - опять, как и накануне  ночью,  холодно и отчужденно  сказала ему Ольга Ивановна.  И    словно боясь услышать какие-то оправдания и объяснения, заранее предупредила:

- Не хочу сейчас ни о чем говорить,  Мурад,  не хочу вмешиваться в вашу с Алиной жизнь. Я за    вещами  пришла, пусть дочь пока у нас поживет. А потом как она   решит,  так и будет.

Мать Алины прошла в комнату и собрала   одежду дочери.

- Ольга Ивановна, я….  Даже   не знаю, как вам это объяснить, но хотел бы… - волнуясь, сбивчиво сказал Мурад. Он и на самом деле не знал, что ему сказать теще, но и молчать    было невозможно.

- Не надо ничего говорить, Мурад. Мне сейчас  трудно судить о том, насколько серьезно   произошедшее   между вами вчера. Но   думаю, причина  не только во вчерашней ночи.  У вас с Алиной   с самого начала все  было   не так. Я    замечала, но не  думала, что  это станет  серьезной проблемой.  И  как мать чувствовала: Алина страдает, мучается  от чего-то, ищет ответа.   Теперь ей кажется, что она его нашла. Я   никогда еще не видела свою  дочь    в таком состоянии, на  нее  больно смотреть.  Мой тебе совет,  Мурад,   или  даже требование: не тревожь ее пока, не приходи и  не звони. Пусть  наша девочка успокоится. А потом решите все сами,  если   еще можно   что-то  решить.  Вмешиваться  я  не буду, это ваше личное дело. Но к  нам   не приходи,   тебе сейчас   лучше с нашим папой не  видеться.   Он   за одну слезу своей дочки без разборок  убить сможет и вчера вот плакал вместе с ней.  Алина  у нас одна, в ней весь смысл   нашей  с мужем  жизни,  - грустно  сказала Мураду Ольга Ивановна. Она всегда очень хорошо относилась к зятю и теперь была в полном замешательстве, но все же надеялась, что в семье дочери все уладится.

- Пусть Алина   домой возвращается, я сам уйду.  Я обещаю - беспокоить    Вашу дочь  не буду. Я виноват во всем, я и уйду.

-Оставайся здесь, Мурад.    Алине есть где жить. С тобой она здесь не останется, а одной  – нет смысла. И зачем, когда у нее  есть мы?  И  мой тебе совет -  не  спеши подводить черту, если сам этого  не хочешь. В жизни все бывает. Я тебе как жена офицера скажу: в немецкой армии раньше  запрещали подавать рапорт в течение первых двух дней, считалось, что время поставит все на свои места и прояснит обстановку. Алине надо успокоиться, а для этого   время -  лучший лекарь.  Может, все еще и обойдется. Я  и дочери   сказала – к прошлому ревновать не стоит.  Хотя    понимаю – не только в  прошлом дело.  У вас все сложно и в настоящем.     

Мурад был благодарен  теще за ее доброе отношение, несмотря на то,  что он   виноват,  огорчил  и разочаровал   их единственную дочь. Он тоже  надеялся, что время  поможет Алине успокоиться    и все у них, возможно,   утрясется. Но в их случае не сработали ни испытанные временем истины о лечении душевных ран временем, ни усилия  родителей Алины и самого Мурада сохранить  семью. Время не вылечило, не разрешило их проблемы. Алина не вернулась к нему. Мурад все это время   не беспокоил  жену, помня о просьбе тещи. Спустя  месяц он все-таки дождался Алину у дома ее родителей и попросил выслушать.  Она, стараясь держаться спокойно, пошла с ним в близлежащий парк.  Присев на скамейку под большим тенистым деревом, они  некоторое время молчали, а потом Мурад начал трудный для них обоих разговор. Он  рассказал жене об Асе, о том, что она - его бывшая невеста, с которой давно уже все кончено. Что Алине он не изменял и не обманывал ее. Сказал, что понимает ее реакцию, ее обиду и просил у жены прощения,  предлагая  начать все сначала.

- Я не в обиде на тебя, Мурад, это другое.  Только теперь все потеряло смысл. Я очень люблю тебя, чтобы принять только жалость и дружбу. Мне этого мало, а ты ничего другого мне дать не сможешь - только теперь я это точно  поняла. И зачем нам оставаться вместе и клеить то, что не склеилось, вопреки всему. У нас даже детей нет, ради которых был бы оправдан  такой брак -   без взаимной любви. А жизнь - она   такая длинная, может, у тебя еще все сложится с той самой Асей, как знать. Ты все правильно тогда решил – повременить с детьми. Ты умнее меня, дальновиднее.

Мурад попытался ей возразить, взял ее за руку, а Алина продолжала:

- Я все время чувствовала что-то неладное в наших отношениях. Но так хотелось верить в то, во что не верилось. Ты ведь даже обнимал и целовал меня странно, не сливаясь при этом со мной, не становясь ближе. Мы с тобой так и  не стали одним целым, так и остались половинками.  Ты и ребенка от меня не захотел, а я понять никак не могла,  – почему. Теперь понимаю – детей   хотят от любимых. Потому я хотела родить от тебя ребенка, а ты от меня, нелюбимой, не хотел. Что ж тут  поделаешь, теперь я  уже все поняла.

Алина сказала все это и опустила голову. Было видно, что она изо всех сил старается  не расплакаться.

Мурад взял ее за руку, открыл ладонь, поцеловал ее с обеих сторон. Сейчас ему и вправду казалось, что все еще можно поправить, изменить.

- Алина,   вернись, обещаю тебе, все будет иначе…

- Нет, не  вернусь,  не имеет смысла.  Ничего    не будет иначе, Мурад, - грустно ответила  Алина, - ничего  у нас с тобой не получится.  И как ты можешь обещать то, что от тебя не зависит. Неужели не понимаешь: между нами нет самого  главного – любви, а без нее все теряет смысл.

Мурад  молчал в поисках слов для  ответа. Но Алина встала с парковой скамейки и,  ни разу не обернувшись, пошла к своему дому. Так они   расстались навсегда.

Второй брак Мурада был еще более нелепым и совершенно неожиданным даже для него самого,  ведь после развода   он и мысли о женитьбе не допускал.

После расставания с Алиной  Мурад  не  хотел больше пользоваться  ни связями, ни возможностями своего бывшего тестя.   Не хотел жить в их квартире,   работать там, куда до этого устроил его отец Алины. А это означало, что  ему придется сломать все и начать жизнь с чистого листа.  Мурад  так и сделал,  положив на стол ошеломленному    руководителю  заявление об уходе  и, сообщив ему   о возвращении в Москву.   За несколько дней до его отъезда, узнав обо всем, к нему пришел  Владимир Сергеевич.

-Мурад,  тебе не стоит уезжать отсюда,  – сказал он.- Ты способный талантливый парень и ничем мне не обязан, - зря так думаешь. Я совсем немногое для тебя сделал,  просто помог   устроиться на работу.  Здесь я  не только тебе,  но и многим  нашим в этом помог. Останься,  Мурад,  мы не враги  тебе. Не сложилось  у вас с Алинкой, что теперь поделаешь. Не губи свою карьеру, говорят,  у тебя здесь  перспективы большие.    

В тот вечер они долго говорили - вначале на кухне у Мурада, потом спустились в небольшое кафе и пили   там  пиво до самого  закрытия. Они говорили о разном, и  о неудавшемся браке Мурада и Алины  тоже. Владимир Сергеевич  говорил об этом с сожалением, но    не винил больше бывшего  зятя.   А Мурад  тепло поблагодарил тестя за   поддержку и понимание,   за то, что простил его.   Отец Алины обожал  дочь,  и  ему не так легко было  быть добрым и понимающим   к тому,  кто заставил  ее  страдать. Но в то же время он был   справедливым человеком, что помогло ему со временем  понять теперь уже  бывшего зятя.

  Мурад же, несмотря на уговоры Владимира Сергеевича, на мольбы научного руководителя и заведующего кафедрой,  все же  возвратился в Москву. Сразу же   по приезде устроился на работу в один из научных институтов и  в тот же год защитил диссертацию.  Параллельно в самый расцвет и бум развития кооперативов и рыночных отношений занялся с одним из друзей – Виктором – коммерцией  и  стал неплохо зарабатывать.

Серьезных романов Мурад  намеренно не заводил. Ему при его занятости вполне хватало срочного  «десанта» симпатичных и ничего не требующих, кроме денег и приятного отдыха, девочек. И такие десанты периодически организовывал для их мужской компании кто-нибудь из друзей, вместе  с рыбалкой и выездами на природу.

Прошел год после развода с Алиной, и Мурад был почти счастлив,  когда узнал от приехавших из Галле  друзей и бывших коллег, что Алине  сделал предложение один   молодой перспективный офицер, служивший с ее отцом. Как выяснилось, бедняга влюбился в Алину на ее же свадьбе с Мурадом, увидев новобрачную в наряде невесты. Его можно было понять, хотя ситуация была, конечно же, неординарной. Алина была необыкновенно  хороша в тот день, но ведь не каждый может влюбиться в невесту на ее же свадьбе. 

А  Мурад так и не смог полюбить красавицу-жену. Его сердце, как оказалось, всецело принадлежит другой.  Он  теперь  уже знал, чем отличается любовь от влюбленности. Асю он любил, она была его воздухом, без которого жить нельзя, но к которому привыкаешь и перестаешь ценить и понимать его значимость в своей жизни. В Алину  был, как показалось, влюблен - с  этой милой красивой доброй девушкой ему  было легко, приятно  и радостно. Но так было  только вначале, пока  Мурад не  осознал  своего опрометчивого  шага с женитьбой.  Вот тогда  он  и  протрезвел, поняв, что Алина при всех   ее неоспоримых  достоинствах  его не интересует как женщина.

Жена одного из московских друзей, с которыми он познакомился и работал некоторое время вместе в Галле, рассказывала ему все  об Алине.    После отъезда Мурада  она  постепенно успокоилась, и у  влюбленного в нее   офицера  появился шанс. Его неотступные преследования, цветы, звонки, океан  любви, обожания и внимания - всего, чего Алина  была лишена в браке с Мурадом, постепенно сделали свое дело. И кажется,  у их будущего брака  самые светлые перспективы.

Мурад был рад за свою бывшую  жену. Очень хотел  Алине  счастья и на сей раз удачного брака. Сам же он жениться не собирался. И даже с испугом смотрел на тех, кто приставал к нему с этим.

- Может, ты вернешься к Асе, ты же все-таки любишь ее? Объяснишь ей, что эта история с Африкой и твоей смертью была чьей-то ошибкой. Хочешь, свали все на меня, а ты, дескать, пытался устроиться там, в  этой проклятой Африке, и ее к себе вызвать хотел, но не удалось. Вот ты и вернулся, ради нее  вернулся, – придумывал для него разные версии Борис, чувствовавший и свою вину в том, что согласился «отправить друга в Африку,  а затем и  «похоронить»     там.  И, самое главное, что  смог  передать Асе эту страшную  ложную новость.

- Но я же не птица Феникс, чтобы возрождаться из пепла, Бориска, –   пытался шутить при этом Мурад и просил друга: – Давай об этом больше не будем. Карнеги читал?

- А причем здесь Карнеги? – удивлялся Борис.

- Так вот, Карнеги советует: «Закройте в прошлое двери. Оно уже прошло. Не заглядывайте в будущее, оно не наступило. Живите в отсеке сегодняшнего дня». Я это и пытаюсь делать, и ты  не мешай мне.

- Ерунда все это.  Не очень  этот Карнеги и умный, если такое писал. Как можно прошлое перечеркнуть?  Мы сегодняшние – результат того, что было с нами вчера. И вообще – откуда этому Карнеги  знать, как все обстоит именно в вашем случае? Вы с Асей   любите друг друга,   оба свободны. Зачем вам захлопывать двери в ваше прекрасное  прошлое, если всей душой  вы с ней там?  Глупо …  Почему же  не распахнуть эти самые двери  навстречу друг другу? Почему вам с Асей  не быть вместе? Скажи, почему?

- О-о-о, сколько  у тебя этих «почему»! Потому что «почему» оканчивается на «у», - пытаясь отшучиваться, сказал Мурад и тут же вспомнил: так всегда отвечала маленькая Ася на его вопросы. А потом смеялась  как колокольчик  долго и звонко. - Как я Асе  в глаза посмотрю, ты об этом подумал? Нет, я не смогу.   И прошу тебя – больше об  этом  ни слова. Никогда.

- Хорошо, - пожал плечами Борис. – Как знаешь. И что, в монастырь теперь уйдешь или все-таки женишься?

- Женюсь, наверное, но не сейчас, а поближе к пенсии, - пошутил Мурад и хлопнул друга по плечу. - А чего ты сам-то  не женишься?

- Да я бы хоть сегодня, -   сказал Борис, но девочки меня не любят. - Мне бы твою внешность, фигуру. Они ведь таких, как ты, любят - красавцев, атлетов. А нам, обыкновенным, что остается? Только девушкам глаза на вас открывать, песни им петь. Помнишь такую песню: «Зачем вы, девочки, красивых любите? Непостоянная у них любовь».

- Значит,  я не красавец,  раз у меня любовь постоянная, - улыбнулся другу  Мурад и тут же поспешил уйти, боясь, как бы воодушевленный его словами Борис опять не начал разговор  об Асе.

Но женился Мурад, к удивлению всех и себя в первую очередь, очень скоро.

Однажды один из компаньонов по бизнесу, рижанин Алекс, будучи в Москве, пригласил Мурада  с Виктором к себе на обед. Там же молодые люди познакомились с двумя   дочерьми Алекса  и его племянницей. Молодежь постепенно разговорилась, познакомилась поближе, а позднее вообще уединилась в отдельную компанию. Дочери Алекса Анна и Ирма  жили в Москве с его бывшей женой  и учились в МГУ. Сам он регулярно бывал у них, помогал им материально, решал все   проблемы семьи. Бывшая жена так и не вышла замуж, но у нее в течение уже многих лет   был друг и любовник в одном лице, с которым Алекс был в прекрасных отношениях. Так же тепло дружил он и с бывшей женой. Их отношения удивляли Мурада: неужели   так бывает? Ушла любовь и плавно переросла в дружбу. И ни у кого из двоих нет   обиды и боли,  ревности и  упреков.

Уже потом, спустя время, Мурад узнал, что Алекс в тот вечер хотел познакомить свою старшую дочь Анну с Виктором. Мурад же, как потенциальный зять, его не интересовал, хотя сам парень ему нравился.

- Знакомь своих дочерей, с кем хочешь, выдавай их, за кого посчитаешь нужным, но только одно табу - никаких иностранцев и,  тем более, кавказцев, -      поставила Алексу это условие   бывшая жена, когда  их девочки подросли.  

Виктору старшая дочь Алекса понравилась сразу же, но он слегка оробел, увидев ее: высокая, красивая, эффектная Анна была похожа на модель - стильная, уверенная в себе, с походкой от бедра. К тому же девушка  не проявляла к Виктору никакого ответного интереса. Неисповедимы пути Господни, и результатом этой встречи стала неожиданная и безумная влюбленность младшей дочери Алекса Ирмы в Мурада.

Ирка, - так ласково называл младшую дочь Алекс, была его любимицей. Она была намного проще старшей сестры, непосредственная, живая, эмоциональная.

Девушка весь вечер не сводила глаз с Мурада  и даже на танец пригласила его сама, когда после застолья молодежь перешла к танцам.

- Ну ты и зверь, - восхищенно говорил другу Виктор по  пути домой. – Поделись секретом, как  ты эту девчонку   охмурил, у нее  же от тебя голова кругом пошла.

- Да ладно, мы с ней  пару раз станцевали,  что в этом такого?  И  как я ее охмурял, если почти весь вечер молчал?

 - А вот на меня моя Анечка совсем не среагировала,  - грустно признался Виктор, но   со свойственным ему оптимизмом добавил: - Но я буду бороться!

Мурад даже представить себе не мог, насколько активна будет в своей любви семнадцатилетняя Ирма. Она бегала за ним по пятам, приходила на работу,    звонила, приглашала их с Виктором на чай, на дни рождения близких и дальних подруг, на факультетские вечера…  Виктору очень хотелось общаться с девушками, он действительно влюбился в равнодушную к нему  холодную Анну и, понимая, что все эти псевдоименины и вечера    придумываются ради Мурада, умолял друга не отказываться от приглашений сестер.

Мураду и самому нравились обаятельные Анна и Ирма, с ними было легко и приятно, хотя чрезмерная активность и даже напористость Ирмы  несколько смущали парня.

Постепенно встречи их четверки стали   привычными – молодые люди почти ежедневно встречались, вместе отдыхали, ездили на природу.

В один из вечеров, когда они с Виктором были приглашены на восемнадцатилетие Ирмы в ресторан, Мурад чувствовал себя как никогда усталым и измотанным. Накануне он простыл, и теперь нестерпимо болела голова, стала  подниматься температура.

- Ты сегодня должен поздравить Ирму от нас обоих, - сказал он Виктору, - я очень устал и заболел. Не смогу пойти в ресторан - я за столом усну.

- Мурад, ты с ума сошел? Хочешь Ирке весь праздник испортить? - говорил другу Виктор, никак не соглашаясь идти  на банкет один.

- Пойми же ты, у меня сил нет, простыл я,  температура высокая. И усталость навалилась вековая. Сам знаешь, я две  ночи  не спал, готовил тезисы для конференции, да и у нас с тобой в эти дни   работы было много, - продолжал сопротивляться Мурад. - Куда и зачем я в таком виде  пойду?  Вот  возьми деньги. Купи ей от меня самый роскошный и дорогой букет. А подарок Ирме я уже  купил – возьми этого слоненка с собой, он ей очень нравится.

 

Слоненок вопреки своему уменьшительно - ласкательному названию  был огромной мягкой игрушкой в человеческий рост. Однажды во время их прогулки по Арбату Мурад заметил, что Ирма восхищенно смотрит в витрину одного из подарочных магазинов. А потом, не выдержав искушения, она потащила его к витрине:

- Смотри, Мурад, какой слоненок чудный, - глаза девушки при этом сияли от восхищения. В эту минуту ему вспомнились глаза шестилетней Аси в тот день, когда он подарил ей ту  желанную  большую куклу.  Он вспомнил и эту немецкую  куклу, и платье  для маленькой принцессы, купленные им, двенадцатилетним,  для  соседской девчонки.    И глаза Аси -  восторженные, счастливые, благодарные.

- Мурад, Мурад, - теребила задумавшегося парня Ирма, очарованная игрушечным слоном.– Ну   посмотри на этого слоника.  Правда, он хорошенький?

-Какой же она еще ребенок,- умиленно подумал тогда Мурад об Ирме и решил подарить девочке  эту игрушку. Магазин был закрыт, что в данный момент  радовало Мурада:  ценник на слонике  указывал на  приличную сумму,   а у него не было с собой  таких денег.    Уже на следующий день он купил слоника и притащил домой, чтобы при встрече отдать его Ирме. Но все эти три последних дня был очень занят на работе, а сегодня Ирме стукнуло 18 лет, и повод для подарка был самый подходящий.

Виктор, недовольно чертыхаясь, вызвал такси, взял огромную игрушку и отправился в гости. А Мурад, оставшись один, решил немного поспать.

- Попозже, когда разойдутся гости, поздравлю Ирму по телефону, - решил он. Но через полтора часа Ирма приехала к нему сама. Увидев ее на пороге, Мурад  опешил от неожиданности.

- В ресторане  нас с тобой ждут  пятьдесят человек.   Папа привез своих друзей из Риги,  пришли и многие наши здешние друзья.  Если ты сейчас же не пойдешь со мной, они будут праздновать мой день рождения без меня, – коротко и ясно предъявила Мураду  свой  ультиматум Ирма, и он, поняв, что сопротивляться    бесполезно, стал, пересиливая недомогание, собираться на торжество.

Мурад и Ирма   появились в ресторане под восторженные возгласы гостей, которые уже успели за время отсутствия именинницы повеселиться  от души, прилично приняв на грудь.   

- Мы, Райнисы, такие, - сказал Алекс, встречая дочь и компаньона широкой довольной улыбкой. -  Мы дружить умеем.

 Он даже не подозревал, что его младшей дочерью, оставившей всех своих гостей ради одного Мурада, двигала  далеко не дружба, а  совсем другое чувство. Алексу нравились  его молодые московские компаньоны, и он был рад дружбе дочерей с    Мурадом и Виктором.

- Мне очень спокойно, ребята, когда мои девочки с вами, - доверительно сказал он им в один из своих приездов в Москву.

- Ой, смотрите, как бы ваша Ирма раньше Анны замуж не вышла, - многозначительно сказала Алексу присутствовавшая при этом разговоре Сима, бухгалтер их кооператива. Особое отношение Ирмы к Мураду ни для кого, кроме ее отца, не было секретом.

- Моя Ирка? Да ты что, Серафима?!!  Она еще ребенок,  только восемнадцать   ей  стукнет, - рассмеялся Алекс, просияв уже от того,  что речь шла о его любимице. – И вообще - жениться на  моей Ирке  сможет только очень смелый человек, которого не устрашит ее характер. Она у нас росла  как мальчик, и ее будущему мужу предстоит терпеливое укрощение строптивой. Ирка не так давно  нам с матерью категорично заявила, что замуж не собирается, карьеру в международной журналистике сделать хочет.

Во время летних   каникул девушки, отказавшись от приглашения отца отдохнуть в Риге, пригласили  Мурада и Виктора составить им компанию и съездить вчетвером в Сочи. А родители девушек с удовольствием   отпускали своих дочерей с ними под их ответственность.

 - Господи, какая глупость, - удивлялся Мурад, - где это видано, чтобы козлам доверяли капусту?

- Да ты ничего не понял, отсталый  восточный человек, - объяснял ему Виктор. - Родителей в данном случае интересует не то, с кем их девочки там любовь крутить будут, а их безопасность вообще, понял? А то, о чем ты говоришь, - это не родительская проблема, они девочки взрослые, совершеннолетние, и у нас - не Кавказ. У них на это голова должна быть. Они и поступают по своему усмотрению.

- Эти девочки не такие, Витька, воспитаны, видимо, иначе. Ты же сам видишь, Анна никого к себе от гордости и близко не подпустит, а Ирма еще ребенок. Вот бегает за мной как школьница, но сама - чистая девушка, это  видно, - сказал другу Мурад.

- Ну а кто сказал, что они распутные, я же не об этом.  Тебя, Мурад, и Германия не исправила, снежный ты человек. Как будто сегодня из горного кишлака   спустился.

- Кишлаки - это не в Дагестане, неуч, это в Средней Азии, - ответил ему Мурад и добавил: - Ты мне брось слюнки по Ане распускать. Развлекайся там, в Сочи,   с кем хочешь, а к девочкам будем относиться  как к сестрам, я тебя предупреждаю. Ты меня понял? Нам потом еще Алексу в глаза надо смотреть.

- Но давай все-таки съездим, а, Мурад? Отдохнем как люди. У тебя через три дня отпуск, я тоже отгулы возьму на основной работе. А наши с тобой коммерческие дела подождут. Недельки две побудем там, не больше.

- Да мне и ехать не хочется, и дел здесь полно, – вяло сопротивлялся Мурад. Но Виктор, увидев, что друг засомневался и готов уступить, умоляюще повторил:

- Мурад, прошу тебя, поедем. Может, хоть там у меня с Анной что-то склеится? Для меня это жизненно важно, понимаешь?

- Понимаю, - вздохнул Мурад и стал собираться в дорогу.

Две недели в Сочи пролетели  незаметно. Они купались, загорали, ходили на танцы.

  Анна танцевала только с Виктором, скорее  не желая связываться ни с кем из местных парней, но он  и при таком  раскладе  был счастлив. При этом на танцы  Анна ходила  редко, много времени  она, к неудовольствию Виктора, проводила со своей новой подругой   Верой, студенткой из Саратова. Девушки познакомились здесь же, в Сочи, очень подружились и никак не могли наговориться перед отъездом. Обменялись телефонами, адресами, пообещали ездить друг к другу. Ирма же неотступно следовала за Мурадом, как Пятница за Робинзоном.

- Это умора - за Иркой наблюдать, - смеялся Виктор, - она глаза готова выцарапать любой девушке, на тебя посмотревшей. Потому везде с тобой и ходит, охраняет от возможных знакомств и увлечений.

Мурад тоже все время танцевал с Ирмой, во-первых, не желая оставлять ее один на один с нахальными местными ребятами и отдыхающими, которые беззастенчиво пялились на нее голодными глазами, как коты на сметану. И потому устроил ей настоящий разнос за слишком откровенный купальник, а потом  купил ей тут же в пляжном киоске другой, более скромный. Ирма послушно надела «песочник», как она назвала купленный Мурадом купальный костюм, и была счастлива – ей показалось, что Мурад ее приревновал. А он всего лишь    чувствовал свою ответственность за Ирму.  Она же  не давала никому из девушек даже подойти к Мураду, завязать знакомство или пригласить на танец. Как-то к Мураду подошла девушка, которая уже несколько дней поглядывала в его сторону, пригласила его на белый танец. Мураду не хотелось танцевать, но,  не желая  смущать  девушку отказом, он сделал шаг навстречу будущей партнерше. Между ними тут же встала Ирма:

- Прости, милая, но  он приглашен уже. Я его пригласила.

Ирма тесно прижималась к нему во время танца, клала голову на его грудь, и он не знал, как себя вести с ней – не хотел отталкивать девушку, чтобы не обижать ее.  А делать ответных движений тоже почему-то не хотел, хотя Ирма в принципе  нравилась ему.

Горький опыт первого брака его многому научил, и Мурад  дал себе установку   не увлекаться.

В последний вечер их пребывания в Сочи они долго гуляли, потом зашли в небольшой ресторанчик отметить предстоящий отъезд. Их застолье было в самом разгаре, когда официантка принесла   три бутылки фирменного молдавского вина.

- Это вашему столу от стола гостей у окна справа, - сказала она.

Мурад, подумав, что  опять кто-то посмел в их присутствие таким образом пристать к  девочкам, приготовился уже возмутиться, но вдруг увидел за тем самым столом своих друзей по аспирантуре. Они тут же  объединили столы, стали говорить здравицы и тосты в честь друг друга. Потом компании показалось, что вина недостаточно, и   заказали еще.

- Мы много выпили, не будем больше, - сказал Мурад бывшим однокурсникам.

- Как это не будете, мы за вас пили, а вы за нас почему не должны пить? Девочки могут отказаться, если не хотят, а вы   уважьте нас  как положено.

Возвращались в гостиницу   очень поздно,   пришлось  долго  уговаривать дежурную пропустить опоздавших в свои номера. У Мурада было только одно желание: побыстрее лечь – сказывались усталость и опьянение, хотя он старался по возможности незаметно пропустить несколько очередных бокалов вина. Он лег, но почему-то никак не мог заснуть. Рядом  на соседней кровати, едва коснувшись головой подушки, храпел Виктор.

-И что теперь делать? Как уснуть?   - думал Мурад,  на чем свет стоит  ругая ревнивую Ирму, так и не давшую ему возможности познакомиться с кем-нибудь из отдыхающих девушек за эти две недели. А ведь многие из них подавали ему разные знаки, выражая готовность приятно провести время.

Стало немного обидно, что в эту теплую летнюю ночь здесь, на отдыхе, где все пропитано курортными романами, встречами, свиданиями, любовью, он один. И это наказание длится уже две недели, а ему вдруг так  сильно захотелось любви, ласки, нежности.

- Нет, не буду об этом думать, только душу и тело травить, - подумал Мурад и решил считать верблюдов или слонов, как это принято при бессоннице. Некоторое время он, посмеиваясь над собой, еще выбирал между слонами и верблюдами, а потом мучительно попытался заснуть, представляя себе караваны.   Ему показалось, что он уже засыпает, как вдруг в дверь кто-то тихо постучал.

- Мурад, Мурад, – раздался вдруг за дверью голос Ирмы. - Иди сюда, Мурад.

Мурад вскочил и, быстро натянув джинсы, одним прыжком оказался у двери. Голова была еще нетрезвой, но реакция оказалась мгновенной.

- Что случилось, Ирка? - он вышел за дверь и взял девушку за руку. – Где Анна? Кто  Вас обидел?

- Нет, ничего не случилось.  Мурад, зайди к нам, - попросила Ирма. - Мне нужно поговорить с тобой.

Мурад быстро  пошел за девушкой в соседний номер, даже не задумываясь о том, что могло понадобиться  Ирме в столь поздний час.

- Сядь, – попросила его девушка,   не сразу  решившись  начать с ним разговор.

- Да что у вас тут случилось? Где Анна? - уже всерьез забеспокоился Мурад.

- Ничего не случилось. Анна ночует у Верочки, у той горе -  жених  бросил. Аня ее там успокаивает.

- А с тобой что? – удивленно спросил он.

- А ты до сих пор не знаешь? И не догадываешься даже? – спросила Ирма срывающимся от волнения голосом. – Ладно,   я сама скажу тебе. Я влюблена в тебя, люблю,  очень  люблю…

Мурад, услышав откровенное признание,  растерянно молчал. Значит, Ирма позвала его для того, чтобы признаться. Он, как и все окружающие, видел особое отношение Ирмы, ее особую  симпатию  и все же не задумывался о том, насколько это серьезно для девушки. Вначале у него еще были сомнения и переживания – а что делать, если девушка привыкнет к нему, если потом будет страдать из-за безответного чувства? Но слова Алекса о том, что Ирма вообще не собирается замуж и думает только о карьере, почему-то усыпили его бдительность. И вот теперь он видел перед собой   влюбленные глаза Ирмы, слышал ее откровенное признание, которого он также не ожидал, тем более в этой обстановке и в этот час. Мурад не думал, что девушка решится на признание, ведь он   на каждом шагу сдерживал ее своим равнодушием, а порой даже холодностью. Всячески давал ей понять, что, кроме дружбы, между ними ничего быть   не может.

- Неужели она тебе не нравится, Мурад? Ирка    красивая девушка и хорошая во всех отношениях, – удивлялся Виктор.

- Красивая, кто спорит. И хорошая, ты прав. И отца ее я хорошо знаю. А потому  зачем мне девчонке голову морочить? Не буду, пусть лучше остынет, сама по моему отношению поймет, что все это зря, и успокоится.

Сейчас Мурад  молчал от растерянности,  такое откровенное признание, конечно же, требовало  и  от него    определенного ответа. Ирма иначе поняла его молчание. И в ту же минуту он почувствовал, как ее руки обвили его шею, а сама она прижалась к нему всем своим стройным телом. Ее красиво очерченные полные губы страстно искали его губ для поцелуя.

- Ирка, хорошая моя. Не надо этого, прошу тебя. Ведь мы с тобой  друзья, не надо. Зачем ты так  много  выпила? - Мурад пытался мягко отстранить девочку от себя.

Его слова были прерваны поцелуем. Ирма самозабвенно целовала его в губы, лицо,  шею, плечи, а руки гладили его сильную спину.

- Я нисколько не пьяна, Мурад. Вернее, пьяна, но не от того вина. А от тебя, от любви.    Прошу, не отталкивай меня. Я люблю тебя...

 Продолжение следует