ЕДИНСТВЕННЫЙ МОЙ. ЧАСТЬ 5

 

- Ирка, - застонал он от ее непрекращающихся,   еще более настойчивых горячих ласк и поцелуев. - Что ты делаешь, глупая, прекрати сейчас же. Я же живой мужчина, не манекен  и не совсем трезвый сейчас. Что ты делаешь со мной?!

Она, глядя на него безумными от любви глазами, молчала, а ее тонкие пальцы уже расстегивали ворот его  рубашки.

- Мурад, Мурад… Останься здесь, со мной сегодня. Я хочу быть твоей, быть с тобой, хотя бы одну ночь, любимый.  

- Ты с ума сошла?  Зачем это?- почти выкрикнул он, все же пытаясь  оттолкнуть ее от себя. - Как я твоему отцу в глаза посмотрю? Как?

- Если ты ответственности боишься, то  не надо. Ты моя вторая любовь. И с первым моим парнем у нас все было. Два года назад...

Мурад поморщился:

- Зачем мне это? Дело совсем не в этом,  в другом. Я не люблю тебя, Ирма. Ты мне  нравишься - да. Но  не люблю...

- А я люблю! Я люблю за двоих, - безумно и горячо шептала девушка, продолжая целовать и обнимать Мурада, несмотря на его сопротивление.

Мурад  с ужасом  сознавал, что уже не может больше контролировать себя и   отвечает на ласки Ирмы, думая все же о том, что надо остановиться, пока не поздно.

Но то ли количество не в меру выпитого и уже довольно долгое воздержание, то ли жаркие поцелуи и безумный шепот Ирмы стали тому виной, но Мурад перестал сдерживать себя и остался в эту ночь с Ирмой.

Он не  мог устоять перед ее сумасшедшей страстью, ведь в последнее время он жил, выключив все эти чувства в себе и, конечно же, получая от своих случайных девочек для времяпрепровождения любые ласки и удовольствия за деньги и красивый отдых, но не настоящую любовь и страсть. Ирма же любила его, как сто женщин, вместе взятых - каждой клеткой, каждым вдохом и выдохом, и он с удивлением увидел ее в эту ночь совсем другой   – страстной, неистовой, вдохновенной в любви.

Утром, проснувшись  рядом с Ирмой, Мурад не знал, куда девать глаза от стыда. Ему захотелось вдруг исчезнуть из этой постели и этой комнаты раньше, чем она проснется. Но он поймал себя на мысли, что это будет не что иное, как бегство. Мурад  посмотрел на спящую рядом девушку.

Ирма была красива, эффектна. Здесь, в Сочи, ее пожирали глазами многие отдыхающие. С одним грузином, приставшим к ней на пляже, пришлось даже подраться. Да и в университете у нее, говорят, поклонников предостаточно. Зачем ей нужно было так тянуться к нему, открыто сказавшему о своей нелюбви? Зачем?  Он тоже хорош,  сказал, что не любит, но  не устоял...

-Животное, урод озабоченный! Не смог остановить эту взбесившуюся девчонку, не смог сдержать себя.  Мужчина называется, женщину никогда не видел, что ли? – ругал  себя Мурад. Он переступил ту черту, которую не собирался переступать. Жениться на Ирме, не любя ее,  Мурад   не хотел, хватит с него   одного брака без любви. Становиться ее любовником  тем более  не собирался, совестно было бы перед Алексом. Да  и Ирма при всем ее вчерашнем поведении, все же порядочная девчонка, заслуживающая уважения и серьезного отношения. А вчерашний любовный шторм был  хотя и оправдан ее особым к нему отношением, все-таки   спровоцирован молдавским вином. Да и  воспитана Ирма  иначе - без комплексов и ханжества. Росла в Прибалтике, там люди позволяют себе свободную любовь и уже давно не считают потерю девственности до свадьбы концом света. Вот ведь как легко она сказала о своей первой любви и о близости в пятнадцать лет   с  ее  первым  любимым  мужчиной. Сказала спокойно, как о само собой разумеющемся.

Мурад приподнялся и сел  на  кровати, не зная, что ему делать и как   теперь смотреть в глаза Алексу, Анне, самой Ирме. Что же это получается? Алекс со спокойной душой отпустил своих дочерей  с ними, под их ответственность и их надсмотр, а он  тут же переспал с его младшей дочерью, воспользовался  любовью сопливой девчонки. А еще Виктора поучал. О, ужас! На душе было муторно…

Мурад попытался тихонько подняться с постели, но  проснувшаяся Ирма потянула его за руку.

- Мурадик... Поцелуй меня. Я такая счастливая!

- Все так  неудобно, неправильно получилось,    Ирка, прости меня. Проклинаю себя за эту ночь, за все, что наделал. Прости, я был не совсем трезвым, теперь мне   стыдно в глаза тебе смотреть, – сказал Мурад, опустив голову и чувствуя, как предательски дрожит от волнения его  голос.

- О чем ты, Мурад? Я ни о чем не жалею. Эта ночь - лучшая ночь в моей жизни. Я никогда не была такой счастливой. А чтобы тебе еще легче стало, скажу – я вообще замуж не собираюсь. Хочу стать журналистом-международником,  а моя будущая профессия брака и детей не предполагает.  Мужа у меня не будет, так что  мне старой девой оставаться? А  тебя я  люблю, очень люблю.

- В жизни не все так просто, как мы хотим. Вот и твой первый мужчина оставил тебя, не женился. Почему?

- Он меня не оставлял, а еще год за мной по пятам ходил. Это я его  оставила, разлюбила, а если так, то зачем нам было вместе оставаться, - пожала плечами Ирма. - Отношения иссякли, и мы перестали встречаться. Претензий не было ни у меня к нему, ни у него ко мне. Все ведь было по обоюдному согласию. Пока любили, были вместе. А когда разлюбили – зачем?

Мурад, несмотря на такое  отношение Ирмы к происшедшему между  ними, очень переживал. Виктор, узнав об этом и видя мучения и сомнения друга, как мог, успокаивал его:

- Да ладно,  не переживай ты так. Анна и Ирма - девочки хорошие, не распущенные, но у них совсем другие взгляды на отношения. У них главный критерий для близости - любовь. А Ирма любит тебя - это и слепому видно. Не насиловал же ты ее, успокойся. Сама тебя позвала.

В Москве Мурад уже не мог оттолкнуть от себя девушку, не мог резко прекратить с ней отношения. Они по-прежнему часто бывали вместе вчетвером, но теперь они с Ирмой уже считались парой. И постепенно отошли от Анны с Виктором еще и по другой причине – Анна влюбилась в какого-то спортсмена, и  четверка распалась.

Виктор очень переживал неудачу в любви, завидовал другу, а Мурад постепенно проникся к Ирме  вначале благодарностью за любовь, а потом и большой симпатией. Постепенно он стал привыкать к девушке, замечать – его тянет и влечет к Ирме, хотя  Мурад  твердо знал: это не любовь.  Он  после возвращения в Москву,  может, и продержался бы,   оставив девушку.  Но  Ирма снова  проявила инициативу, как тогда, в Сочи, и они стали встречаться. Уединялись в его квартире, слушали музыку, общались, занимались любовью. Мураду было хорошо с этой милой девушкой, так хорошо, как давно уже не было  ни с разовыми девочками, ни с бывшей женой. Бурная страсть и безумные ласки Ирмы резко отличались от несмелого  и слишком застенчивого поведения его бывшей жены   Алины, которая, чувствуя его равнодушие, и руки к нему протянуть сама не могла. Ирма же любила его неистово и вдохновенно,   не беспокоясь о том, что ее чувство безответно. Мурад не мог не оценить такую безумную, ничего не требующую взамен  любовь и страсть  девушки.  Ирма была бы желанна любому мужчине.  Но Мурад  знал об их отношениях  главное   – Ирма нравится ему,  он  скучает без нее, хочет   близости с ней, но и тут  все без любви.   Того чувства, которого Ирма   ждала от него   и была  вполне достойна, в  его  сердце  все же    не было.

Мураду нравилось проводить с ней время - гулять, общаться и уединяться для любви – все с ней было легко, приятно и желанно. И каждое свидание с ней было как маленький праздник. У Ирмы были ключи от его квартиры, она приходила к нему  до его прихода,   быстро наводила порядок в   холостяцкой квартире, готовила что-нибудь вкусное и ждала Мурада  с нетерпением, без конца названивая ему  на работу.  А его  очень волновал   тихий и чувственный голос Ирмы:

- Мурад, бросай все к черту. Иди домой, иди ко мне. Я соскучилась.

Она не требовала  от него  ничего, кроме сиюминутной любви, не строила планы, не просила    клятв и заверений. Словно приходить к Мураду, наводить порядок  в квартире, стирать его   рубашки, устраивать   красивые ужины при свечах   дома или  в ресторане,  а потом еще  и страстно отдавать  ему  всю свою безграничную любовь   было ее  обязанностью.

Мураду   нравилось смотреть на нее   после их любви, когда он еще лежал, а она, накинув на голое тело  какую-нибудь из его рубашек, бросалась на кухню и приносила   в постель поднос с едой, фруктами, кофе.

- Видишь, Мурад, мы с тобой, как у вас  на Востоке. В Европе кофе  в постель даме приносит мужчина, а я тебе, мой господин, сама его приношу, потому что люблю.

Он смотрел на нее, такую красивую,  с распущенными волосами и одетую в его просторную рубашку, на ее стройные  длинные ноги и, забывая обо всем, опять тянул   к себе:

- Иди ко мне, котенок, ты сводишь меня с ума.

Но угрызения совести опять накатывались на него, как только он вспоминал   о  ее отце.

- Ты хоть понимаешь, Ирма, в каком я положении теперь перед Алексом, - не раз говорил ей Мурад.

- Причем здесь мой отец? У нас не принято вмешиваться в жизнь друг друга. У него тоже есть   подруга сердца - зовут ее Вия, и мама уже давно не одинока. И мы с Аней это понимаем.  В моей личной жизни я сама решаю,   – как мне быть и с кем, – спокойно отвечала на его слова   Ирма. И если уж  кого-то в этом плане стоит  опасаться, то не папу, а маму. Это она, как черт ладана, боится кавказцев и  в страшном сне не хочет видеть их своими зятьями. Но   это для нас с тобой неактуально. Ты на мне жениться не собираешься,   и я не мечтаю о замужестве, - у меня другие планы и ценности в жизни.    Только об одном прошу: не думай, что для меня все это так просто. Нет, все не так. И в первый раз  у меня это было тоже по большой любви, но мы расстались. С тобой я тоже потому, что   люблю тебя, к сожалению, не взаимно. Но тебе ведь хорошо со мной, Мурад? Я рада и этому...

- Мне с тобой необыкновенно хорошо, Ирка, так, что лучше не бывает, – искренне отвечал Мурад и привлекал  девушку к себе. Он говорил правду - с Ирмой он забывал обо всем, о том, что угнетало его уже давно и не давало покоя. Она была праздником его жизни, и Мурад   тянулся к ней, с каждым разом все больше привыкая к девушке. Вспоминая об Алексе,  Мурад, несмотря  на согласие Ирмы продолжать    ни  к  чему не обязывающие отношения, чувствовал угрызения   совести перед  компаньоном и другом.    Несколько раз  он    пытался оставить Ирму - временно исчезал, жил на квартире у друга, говорил девушке, что уезжает. Но проходило несколько дней, и его вновь тянуло к ней, к этой легкой и приятной девочке, никогда не обременявшей его ни одним капризом, желанием,  упреком.   Хотелось обнять ее, почувствовать ее губы, запах ее волос,  хотелось  держать в своих сильных руках ее послушное и горящее любовью тело.

Ирма  никогда не выясняла с  Мурадом  отношений,  никогда не упрекала его   ни за внезапные  исчезновения, причину которых  прекрасно понимала, ни за странные перемены в настроении. Однажды, когда он попытался объясниться с ней, а заодно и повиниться, она прижала его голову к груди,  поцеловала в глаза и сказала:

- Мурад, не надо меня избегать. И мучиться, метаться   из-за наших отношений тоже   не надо. Я никогда не пожалею о том, что у нас с тобой было, даже если ты решишь меня оставить. Сейчас   нам хорошо вместе, вот и надо жить этим. Зачем думать о том, что будет потом и как.  Ни в каких отношениях  не бывает  гарантии,  даже в брачных,

Так прошло полгода. Мурад привык к Ирме, к их постоянным встречам и свиданиям, и однажды, когда она после очередной их небольшой размолвки  не пришла и не позвонила, он стал беспокоиться и сам набрал номер  ее телефона.

- Мурад, - хорошо, что ты позвонил, - сказала ему явно расстроенная чем-то Анна. - Мне срочно надо поговорить с тобой. Приходи к нам, я одна, мама в санатории. Мне нужна твоя помощь.

- А Ирка? Где она? - уже не на шутку разволновался Мурад.

- Она уехала к папе в Ригу.

- В Ригу? Посреди учебного года? – удивился Мурад. - Что стряслось?  И почему ничего не сказала?

-Прошу тебя, приезжай, я все расскажу при встрече.

Мурад тут же вышел из дому и, поймав такси,  поехал к Анне.

- Неделю назад в университете Ирка почувствовала себя плохо, мы отпросились и приехали домой. Она  была бледная, почти зеленая, потом ее стало тошнить. Я подумала – отравление у нее или солнечный удар. Вызвала неотложку. А врач сказал, что Ирка  беременна, - вдруг заплакала Анна. - Сказал, что почти уверен, советовал уточнить. Они уехали, а Ирка сказала, что уточнять не надо, что она и сама это знает.   

Мурад молчал, ошарашенный этой новостью.

- И самое ужасное, что она не собирается избавляться от ребенка. Рожать собирается, - с ужасом рассказывала ему Анна.

Мурад, потрясенный этой новостью,  по-прежнему не находил нужных слов.

- Ирма    просила не говорить тебе об этом. Прошу, Мурад,  не выдавай меня. Не знаю, что делать? Я все думаю: скоро мама приедет, как я ей все  объясню? Ирка учебу посреди года бросила и уехала к папе. В голове у меня все это не укладывается. Столько просила ее, давай пойдем к врачу и решим эту проблему. Деньги у нас есть, врача хорошего нашли бы. Она не согласилась. Хочу, говорит, этого ребенка родить, только Мураду ни слова.

- А что она, уезжая,  просила  мне передать?

- Она просила  передать, что переводится на учебу в Ригу, чтобы быть к отцу поближе.

- И все?

- И все, - ответила Анна и развела руками. - Вот такая она у нас дура упрямая. Папа ее так разбаловал. Мурад, а ты о ней не думай плохо. Честно говоря, я, как и все, была уверена, что у вас с ней любовь. Но она сказала, что вы только друзья, а ребенок у нее совсем  от другого человека.

Мурад спросил:

- Что мне делать, Аня?

- Ничего не надо, Мурад. Ты нашу Ирку не знаешь. Она все равно сделает так, как она решила. Я и сама  в растерянности, знаю, что она   ни с кем, кроме тебя, не встречалась. Никто ей никогда не звонил, не заходил, никого и рядом с ней не видела. Но, с другой стороны, зачем ей врать? А может, ты знаешь, кто отец ее будущего ребенка? Она   тебе ничего не говорила?

От этих слов Анны в душу Мурада медленно и противно стали заползать змеи ревности и сомнения. Он стал рассуждать: если Ирма ждет ребенка от него,  то почему она это  скрыла? Да и не должно быть у них  ребенка. Мурад не раз напоминал Ирме  о такой нежеланной  возможности, но она спокойно отвечала, что аккуратно принимает таблетки. Тогда что это значит? Она встречалась еще с кем-то? И потому ничего Мураду  не сказала, потому  сбежала и  просила скрыть все от него? Неудобно ей теперь перед ним, мужчиной, которому клялась в безоглядной  любви? Нет, не может быть.

Хотя друзья не раз говорили   ему, что он просто не знает женщин, их коварства и изобретательности. Но в случае с Ирмой   это было трудно предполагать, они  ведь ничего друг другу не обещали.

Анна внимательно посмотрела на растерявшегося от такой новости  Мурада и, конечно же, подумала, что он влюблен в ее сестру и теперь очень расстроен.

- Анечка, я, пожалуй, пойду. А ты позвони мне, если что. Мне в себя прийти надо, - честно сказал Мурад и поспешил уйти.

- Да, конечно, Мурад, иди.  Зря ты медлил, если Ирка тебе нравилась. И она в тебя  влюблена  как сумасшедшая. А глупость эту, видимо, от отчаяния назло тебе    сделала. Кто ее знает? Она у нас  такая странная и упрямая. Но плохо теперь то, что ребенка оставить решила. Это самое ужасное.

Мурад несколько дней  неустанно  думал об Ирме, о том, что узнал о своей бывшей девушке от Анны. Несколько раз порывался позвонить Алексу в Ригу и поговорить с Ирмой. Но что-то сдерживало его. Мурад не хотел говорить об этом с ней  по телефону. Он хотел видеть ее глаза.

Через несколько дней он попросил у Анны их  рижский адрес.

- Ой, Мурад, может, не надо тебе туда ехать? – испугалась Анна. - Ирке это не понравится. Она же просила ничего не говорить тебе.

Но вскоре  все-таки сдалась и дала адрес, а на листочке написала разъяснения, как добраться.

- Поезжай, может тебе удастся ее уговорить, чтобы глупостей не делала и поскорее  избавилась от ребенка, пока еще сроки позволяют, - сказала Анна Мураду, вручая ему листик с адресом и ориентирами. – Ирка  глупая, не представляет себе, что делает.

- Все будет хорошо, Анна, только об одном прошу тебя – не звони  и ничего ей пока  не сообщай. Вообще обо мне не говори, будто я ничего не знаю. Сделай так, я на тебя надеюсь.

…Мурад впервые был в Риге. Но сейчас  ему было не до красот этого действительно необыкновенного города, который недаром называли маленьким Парижем Севера. Он лишь спокойно  смотрел из окна такси  на средневековые замки, соборы, которым было по несколько веков и которые сейчас соседствовали с современными стильными зданиями из стекла и бетона,   небольшими кафе и яркими магазинчиками.

А мысли его   были далеко, он думал об их предстоящей  встрече, разговоре  с Ирмой.  И одновременно  спорил сам с собой:  имеет ли он право вмешиваться в ее жизнь, почему  в нем сейчас так остро и мучительно ощущаются  ревность и возмущение? Ведь он  много раз повторял и себе, и Ирме, что не любит ее. Никогда не требовал  и от нее никаких клятв  в верности. А девушка не раз подчеркивала  при встречах, что они, хотя и встречаются, не связаны ничем и свободны. Но он  думал,  что это лишь слова, а Ирма  всецело принадлежит  только ему одному.  Иногда ему казалось, что он ревнует ее даже к тому парнишке,  с которым у нее в шестнадцать   лет была первая любовь и первая близость. И вообще ему всегда  было неприятно  видеть  рядом с ней других мужчин.

Таких инцидентов почти не было,  и все же ему не нравилось видеть даже   общение  Ирмы  с однокурсниками. На вечера они  ходили вместе, и там она, зная  о  странной ревности Мурада  при том,  что любви  к ней у него не было никогда, не танцевала с другими. И лишь однажды  Мурад  устроил ей настоящую сцену ревности,  чем вызвал  в ней не гнев,  не обиду, а безграничное счастье и ликование.

 Однажды  по делам он  оказался на Старом Арбате и  вдруг издалека увидел  Ирму. Она стояла у выставленных  на  продажу картин и  весело болтала  с бородатым молодым мужчиной, по-видимому,  художником, автором    продающихся  здесь же  картин.  Мурад  долго наблюдал за ними со стороны, забыв о своих делах. И вдруг будто  озверел, увидев,  как художник, взяв руку Ирмы,  поднес ее к своим губам и  поцеловал. А она,  кокетливо наклонив голову, что-то сказала ему.  И потом протянула ему маленький листик, на котором, видимо,  написала номер телефона.

Мурад  не смог тогда  больше наблюдать  за этим   и подошел к ним. Взял Ирму за руку и, ничего не объясняя, потащил за собой. Художник, увидев это,  забыл о своих картинах и побежал  за ними, возмущенно пытаясь вырвать  девушку  из рук Мурада и  спрашивая    при этом, что все это значит. Девушка  сказала художнику   что-то на латышском, и  тот сразу же отстал,  вернулся к своим картинам,   недоуменно  продолжая  смотреть им вслед.

Ирма  поняла, в чем дело, и молча послушно следовала за Мурадом, даже не пытаясь спорить или высвободить руку, которую так больно сжимал в своей большой ладони  любимый. Он поймал такси и привез ее к себе. И только закрыв дверь,  стал  расспрашивать ее.  Мурад был бледным и расстроенным.

- Ой,   ты, кажется,  ревнуешь? И вправду ревнуешь, Мурад?    Значит, и  так бывает – не любить, но при этом ревновать? Бывает, наверное. Это чувство собственника, оно, говорят, в крови у  восточных мужчин.

- А ты, я вижу, у нас вообще большой специалист  в психологии  мужчин всех рас и народов, - зло отпарировал тогда Мурад. - Ему стало неприятно.

- Нет, все не так, - не обиделась Ирма. - Я просто образованная, много читаю и знаю то, что знают многие.  А еще  как-то наблюдала, как изводил ревностью свою жену наш сосед,  таджик при том,  что  сам  имел кучу любовниц,  а она,  бедная его жена,    из дому  даже  не выходила.  А я  и не жена тебе. Я свободная и,  к сожалению, почти беспризорная. Могу любить  кого хочу, вот только полюбить другого не могу.

- А ты постарайся, получится, ты у нас любвеобильная, - все еще ревнуя и желая сделать  девушке больно, сказал   Мурад.

- Ты прав,  я любвеобильная, Мурад, но  не влюбчивая, - спокойно ответила ему тогда Ирма. – А это разные вещи. Хочешь,  объясню. Тебя я люблю так,  как  тысяча  женщин,  вместе взятых, и так, что любви  хватило бы на тысячу мужчин. Здесь и в самом деле можно говорить об изобилии  любви.  Но я люблю тебя одного,  и других  мужчин   для меня  просто не существует. Они для меня  после встречи с тобой   кажутся   двоюродными  братьями  или  существами среднего рода, понимаешь?

Мурад внимательно смотрел  на нее, все же ожидая объяснений по поводу поведения  художника.

- И это не помешало тебе флиртовать с тем бородачом? Конечно, Москва - город большой, здесь все можно...

- Все можно, если    это нужно. Но  я тебе  уже сказала – мне нужен только ты. Ты второй  мужчина в моей жизни, с которым я встречаюсь. А теперь мне кажется, что, кроме тебя, никого я не знала. Все, что было  до тебя с Рихардом,  кажется теперь ничтожно малым.  Я тебя люблю, успокойся. Зачем мне   врать?  А Валдис - мой земляк, латыш, художник очень хороший, но ему долгое  время не везло. Папа  мой  ему в свое время много помогал. Зато  сейчас его картинами    иностранцы заинтересовались.

- И все равно, я не хочу, чтобы кто-то средь бела дня целовал твои руки в самом центре Москвы, - упрямо сказал Мурад,  постепенно успокаиваясь.

- Хорошо, Мурад, я буду это делать на окраинах Москвы  и не средь бела дня,  а средь  черной ночи, - улыбаясь, продолжала подтрунивать  над ним осчастливленная хоть таким проявлением  его чувств   Ирма.  А он, устав   спорить,  сгреб   ее в охапку и на руках  отнес в спальню.

Вообще-то он  и мысли не допускал, что Ирма может встречаться с кем-нибудь еще – она  откровенно   выражала ему свою любовь и почти все  свободное время, если Мурад не был занят,  проводила с ним.

Теперь  же между ними была тень мифического  мужчины, от которого она    ждет  ребенка. Как это вообще может быть? Со мной,  значит, таблетки пила, а от  него залетела? 

-Какое твое дело! – ругал он себя за то, что  переживает. - Ты ведь хотел свободных отношений,  в любви ей не признавался, клятв верности не требовал, планов относительно общего будущего  не строил.

-Ну и что? Как она могла встречаться одновременно  со мной и  еще с другим? Зачем?  Кто ее держал, катилась бы  к нему. Одного ей было недостаточно? Так нет ведь, только теперь сбежала, когда залетела от него. От стыда сбежала, - огрызалось  и спорило   с ним  его  второе « я» -  Вот как   для нее все  просто: переспать с другим – как высморкаться. А я, дурак, еще и  уважал ее, считал порядочной девчонкой. Рассуждал, что  со мной она  по любви, и с тем первым,  Рихардом, у нее тоже все было по любви. А тут, оказывается,  счета нет. Дрянь, шлюха!  О любви еще песни пела. И почему там ее те же таблетки  не спасли  – любовь была, видимо, слишком горячей, спонтанной, забыли о предосторожностях. Мурад чувствовал, что    внутри него все клокочет  и закипает  от ревности и обиды.

Двухэтажный особняк Алекса  был выстроен в почти готическом стиле,  а вся прилегающая к дому территория  была ухожена,  озеленена,  усажена розами.

 Встретившая его на пороге женщина средних лет сказала   на ломаном русском, что   Алекса Райниса нет дома, а его дочь Ирма -  на втором этаже в своей комнате.

- Я предупрежу ее о вашем визите, - вежливо  сказала она, узнав, что  Мурад приехал именно к Ирме.

 - Не стоит, я сам себя представлю, - ответил Мурад, чем вызвал явное неудовольствие  женщины.

- Но простите, молодой человек,  в дом Вы сможете зайти только со мной. Я и впустила вас только потому,  что  вы показали визитку хозяина. Меня зовут Марита.

Марита вместе с ним поднялась на второй этаж, постучала в комнату Ирмы,  сказала ей несколько фраз на латышском и удалилась.  Ирма  сидела на небольшом диванчике  в бриджах и футболке, читала какой-то красочный журнал. Волосы были собраны в хвостик на затылке, это еще больше делало  ее похожей на старшеклассницу.

- Сама невинность, - злобно подумал  о девушке  Мурад, - сидит, развлекается с журналом, словно ничего не случилось,  и  никаких переживаний. Все,  что он успел повидать  за годы жизни в Москве и в Германии, наталкивало его на мысль, что или вверх дном  перевернулся мир,  или    в Дагестане люди  настолько отстали от жизни. Ведь в такой  ситуации любой из   девушек  там было бы не до чтения.

Увидев Мурада на пороге своей комнаты, Ирма  медленно встала, но от удивления  еще несколько минут ничего не могла сказать. Мурад сам начал разговор.

- Мне все рассказала  Аня. Это правда?

- Да, - тихо ответила девушка,  немного помолчав.

- И кто же отец?

Ирма  внимательно посмотрела на него и  отвела глаза.  Мурад, пристально наблюдавший за ней,   подумал: «Ну  вот и ответ». Но все же повторил  вопрос:

- Я тебя спрашиваю: чей это ребенок?

- Не твой, не беспокойся…

Мурад неожиданно для себя сильно ударил девушку по лицу:

- Шлюха, дрянь! Мне противно даже говорить с тобой!

От удара Ирма, не ожидавшая такого, отшатнулась и ударилась о  край шкафа. И вдруг, побледнев   как полотно, стала медленно сползать по стене. Мурад только и успел подхватить ее на руки.

Он положил  девушку  на диван и вдруг с ужасом заметил, что  она потеряла сознание.

Выбежав на лестницу,  он  громко  позвал Мариту. Та,  увидев бесчувственную Ирму, испугалась и  тут же вызвала неотложку, засуетилась, принесла воды.

Прошло совсем немного времени, и  в комнату Ирмы вошли врач и  медсестра. Девушка уже пришла в себя,   и перед ее осмотром   Мурада  с Маритой попросили на время выйти из комнаты. Через некоторое время  медики, оказав помощь и сделав Ирме укол,  вышли из комнаты. Марита спустилась за чем-то  вниз,  врач  же неотложки  обратился к  Мураду  вначале  по-латышски,  а потом, догадавшись, что он не местный,  на русском:

- Вы, если я не ошибаюсь, муж этой  девушки?

- Да, - не придумав  ничего  другого, ответил Мурад.

- Почему же  вы не ставите жену на учет, срок  у нее, судя по ее словам, уже достаточно большой – больше  трех    месяцев, как она сама говорит. У нее, по всему видимому,  анемия, давление понижено, оттого и сознание без причины  потеряла. Надо ей обследоваться, если хотите здорового ребенка.

Мурад молчал,  не зная, что  сказать. Выходит,  Ирма не сказала им, что  упала от его удара. Три с лишним  месяца? Значит, она уже  давно обманывает его. Хотя, почему обманывает?  Они не супруги и даже не жених с невестой – так, любовники.  Значит, она имела право. На душе у него было противно, грязно, мерзко  –  почему-то он чувствовал себя подло  обманутым,  и никакие доводы и логика не помогали успокоиться.  И все-таки он не имел права поднимать на нее руку. Прежде  чем уехать, надо извиниться и  успокоиться.

 Ничего страшного. Ему  к потерям не привыкать.   Ирма, его отношения с ней – не самые страшные из   потерь. 

Мурад  прошел в комнату  и сел рядом с девушкой  на диван.  Ирма плакала. Он впервые видел жизнерадостную и почти   всегда беззаботную Ирму  в слезах.

- Прости,  Ирма,  не сдержался, прости. Сам не знаю,  как это получилось. Я не имел права поднимать на тебя руку. Не плачь,  пожалуйста.

- Я  не потому, Мурад… Я от радости плачу, - дрожащим от волнения голосом сказала ему Ирма.

- От какой  радости?  - удивился он.

- Оттого, что ты приехал, оттого,  что  ударил. Я думала,   ты испугался этой новости,  приехал для  того, чтобы уговаривать меня избавиться от ребенка, думала это твоя главная цель, а все остальное тебя не интересует. А у тебя был другой вопрос  и   ревность.  Значит, все не так плохо, как я думала. Значит, я  тебе не совсем безразлична. Потому я и плачу.

- А зачем тебе моя ревность?  И  вообще  ты права: зачем же тебе избавляться от ребенка, отца которого ты,  видимо, очень  любишь? –  обиженно  сказал  Мурад и добавил: - Только один вопрос хочу тебе все же задать: зачем тебе понадобилось сразу с двумя встречаться?

- Мурад,  послушай. Отца ребенка я действительно люблю. Оказывается, даже больше, чем я думала.

- Мне это не интересно. Скажешь это ему самому, ему  будет приятно и о твоей любви узнать,  и о своем ребенке. А мне все равно и все понятно. Я  уезжаю,  только извиниться зашел  за то, что ударил тебя.   Не имел права, глупо получилось,  прости.  И передай привет Алексу.

Мурад повернулся и направился  к двери.

- Подожди, - тихо позвала его Ирма. - Ты  ничего не понял, Мурад. Это твой  ребенок. Я не хотела говорить, обременять тебя.  Но  уже скоро заметно станет, потому сюда и приехала. Можно было бы вообще не сказать тебе правды.  Но мне  не все равно,  что ты будешь думать обо мне,   и потому лучше тебе знать правду.

Мурад остолбенело смотрел на нее, ничего не понимая.

- Я потому и уехала, чтобы ты ничего не знал, ни о чем не переживал, зная  твою совестливость. У нас не Дагестан, Мурад, и брак ради отцовства мне не нужен,  я смогу   постоять и за себя и за своего ребенка. Смогу   сама поднять его на ноги – родители  мне помогут. Я уже сказала папе о ребенке. Не беспокойся,  не сказала ему ничего  о тебе. И ты не говори. 

Мурад  от шока не мог  вымолвить ни слова. Так и стоял у двери, молча глядя   на Ирму.

- Чего ты так смотришь, Мурад? Не для того тебе это сказала,  чтобы ты расстраивался или озадачивался. Говорю же – пусть тебя это не волнует. Это будет только мой ребенок, только мой. Никаких претензий к тебе у меня нет, ни фамилии, ни отчества не попрошу,  алиментов   тем более. И это будет справедливо – я  оставила ребенка,  не спросив у тебя,  хочешь ли ты его. Знала, что не захочешь.  А я не захотела  лишать его жизни, это  плод моей большой любви.  Успокойся, Мурад,    на тебя смотреть страшно –  побледнел весь.

- Но как это могло быть? А таблетки, о которых ты мне говорила?

 -Это  не случайно,  как  у многих бывает. Я хотела ребенка от тебя,  и я рада,  что он будет. Я умышленно не принимала тогда таблетки.

- Не случайно, говоришь?  Хотела? Зачем? – спросил Мурад удивленно.   Ирма  отвела глаза.

- Ты с ума сошла, - выдохнул Мурад, -  глупая ненормальная девчонка. Ребенок – это что, по-твоему, открытка на память?  Ты  хоть понимаешь,  что  вообще делаешь?  И как  теперь быть, ведь   избавляться от него  небезвредно.

- А я не шучу и не собираюсь  ни от кого  избавляться, Мурад. Ни за что и  никто меня не заставит этого сделать. У мамы будет истерика на пару дней, потом она успокоится. А папа... Он меня любит очень и потому понял. Переживал, конечно, спросил вначале, кто  отец ребенка, где он, знает ли он? Я сказала, что я любила этого человека,  что  он погиб. Прости, так пришлось сказать. И он меня успокоил, сказал:  «Ничего, дочка, не переживай. Я  с тобой».

-Боже мой! Его опять - уже во второй раз - заживо похоронили. Вначале  по его просьбе, а  сейчас так захотела объяснить отцу свое будущее одинокое материнство Ирма.

- Я выйду покурить, - сказал он Ирме и спустился  во двор. Он почему-то думал сейчас только о ребенке, которого Ирма была решительно настроена родить. Значит,  его малыш  будет  расти без отца,  и в графе отец в документах у него будет прочерк. Наверное, он не по праву  будет носить фамилию Алекса Райниса.  Сколько страданий и унижений  будет   ждать этого еще не рожденного ребенка в будущем. Интересно - кто это будет – мальчик или девочка?

 Ирма и сама еще ребенок, причем избалованный, не знающий трудностей,  и потому ничего не понимает. Она думает, что деньги ее отца решат все проблемы.  Но   Мурад знает, что такое расти без отца, хотя отец у него был, только рано умер.   Как он завидовал в свое время мальчишкам, которые ходили со своими папами на тренировки, на футбол, в кино. Помнит, как те, имеющие за собой крепкий тыл  в лице отца, ничего не боялись и были более уверенными и защищенными. Мураду   же многого пришлось добиваться самому и с большим трудом  -  и авторитета среди сверстников, и становления  на ноги.  Да и Ирма... Что будет с ней? Как сложится ее жизнь в дальнейшем? Имеет ли он право свалить всю ответственность на нее, эту  глупую, совсем еще не взрослую девчонку?

Мурад, сидя в дворовой  беседке,  задумался  так, что не заметил  подошедшего Алекса.

- Вот так сюрприз, старина, – радостно приветствовал тот Мурада, распахнув объятия. - Порадовал, только почему не сообщил. Я бы за тобой машину послал. Идем в дом, там где-то Ирма. И у Мариты все к  обеду готово, сейчас отпразднуем твой приезд.

 Мурад с трудом взял себя в руки и, немного поговорив с Алексом, пошел за ним в дом.  В голове  напряженно кружилась мысль, которая не давала ему покоя: что ему теперь делать с Ирмой, как поступить?

- Почему Ирка не спускается к нам? - обратился Алекс к Марите.

- Она неважно себя чувствует, уснула,  кажется. Сказала,  что есть не будет, а к десерту попозже я ее позову, - ответила женщина и, подав  на стол, удалилась.

 

- Мурад, ты не сказал, какими судьбами в Риге? Признавайся, у  тебя,  по-моему,   другие компаньоны появились в Латвии.  Или же – «шерше ля фам» – тебя сюда привела  женщина? Латышка? Для настоящего мужчины есть только две ценности – дело и женщина, ради которых он вершит все свои великие дела.

- Да, женщина, латышка, - ответил Алексу Мурад,  с удивлением слушая свой голос.

- О, как приятно, Мурад. А почему не говорил до сих пор, почему скрывал?  Где она живет и  кто она, моя землячка, сумевшая  такого красавца охмурить?   Как ты с ней познакомился, расскажи? Хочешь, сватать сам для тебя пойду – кто меня в Риге не знает?

 Мурад молчал, а  Алексу и в голову не приходила мысль о своей дочери.

-  Значит, латышка. И мы с тобой теперь будем почти родственниками.

- Да, Алекс, мы будем родственниками, причем  близкими.   Я  приехал, чтобы  просить у тебя  руки Ирмы, -  опять удивляясь себе и своему внезапно пришедшему решению,  произнес Мурад.

 -Что? - улыбка моментально сошла с лица Алекса. Вначале он  молча смотрел на Мурада, потом дрожащими руками взял сигарету и  затянулся. После  некоторой паузы сказал, нервно стряхивая пепел прямо на стол:

- Понимаешь, Мурад. Я был бы счастлив. Ты во всех отношениях   хороший парень  –         образованный,  деловой, здоровый,  красивый. Но это невозможно.  Не  знаю, вправе ли я говорить тебе то, что доверила мне дочь. Но иначе   ты просто не поймешь.  С Ирмой у тебя ничего не получится,   она… ребенка ждет. Мне, ее отцу, трудно об этом говорить, но как объяснить тебе все иначе?

-Я знаю о ребенке, - сказал Мурад, но Алекс  перебил его,  не дав сказать самое главное..

- Ее  парень, отец ребенка, погиб. Но не  в ребенке  дело, Мурад. Мы с  матерью  Ирмы    взяли бы  все заботы о  малыше  на себя, если уж Ирка  хочет его оставить. Есть  у нас   и возможности,  и средства, чтобы  о будущем малыша позаботиться. Дело в самой Ирме - она убита, сломлена. Держится, не плачет, правда,  но все время молчит и почти не выходит из своей комнаты. Конечно же,  переживает. Мы с ней на эту тему мало говорим, но  сейчас она и думать о замужестве не захочет, я знаю. Она   забыть не может любимого, и  ребенка, видимо,  оставила  в память о нем.

-Алекс... Не знаю, как тебе  это сказать и  объяснить, но должен.  Ирма сказала   тебе   неправду.  Это мой ребенок, - Мурад с трудом выдавил эти слова  и опустил голову. - И потому я повторяю свое предложение.

Алекс изумленно смотрел на него,  а через некоторое время спросил:

- Я и  не знал, что  вы с ней имеете какие-то  отношения.   Но  почему  она  не  сказала мне  правду?  Я ничего не могу понять...

 В эту минуту в столовую вошла Ирма. Увидев отца вместе с Мурадом,  она явно занервничала.

- Я ничего не понимаю, доченька, - сразу же обратился к ней Алекс, - Мурад  просит твоей руки, говорит, что  ребенок, которого ты ждешь, -  его ребенок. Что  все это значит?

Теперь настала очередь удивиться Ирме. Она не могла поверить своим ушам и остановилась посреди столовой,  услышав слова отца о предложении Мурада.

-   Что ты сказал,  папа? Ты, видимо, все  не так понял. Этого не может быть...

Алекс перевел взгляд с Мурада на Ирму  и обратно. Потом сказал, вставая:

- Да, я  действительно многого не понял и сейчас еще не понимаю, вы сначала разберитесь сами между собой. А я  лучше  пойду. Мне надо успокоиться, и  все  эти новости переварить.

- Зачем ты ему сказал? – спросила Ирма, когда за Алексом  закрылась дверь. И что это за шутки с предложением?

- Я не шучу. Только надо было, конечно, с тебя начать, а потом отцу все это говорить. Признаю, это моя ошибка, - спокойно сказал девушке Мурад.

 - Да не в этом дело.  Ты же не собирался на  мне жениться?! Еще полчаса назад не собирался. Да я тебя об этом и не прошу. Не хочу я за тебя замуж, - сказала Ирма  тихо, опустив голову.

- Почему? Почему не хочешь? Ведь ты говорила,  что любишь меня.  И ребенок мой.

 - Да, я  говорила правду, я  люблю тебя,   – спокойно ответила Ирма, - и  ребенок твой - это так. Но ты меня не любишь. А потому зачем эта благотворительность, зачем эти жертвы?  Не надо.

И снова Мурад  услышал свой голос как бы со стороны, опять он говорил неожиданные   для себя слова  Ирме:

- Ты ошибаешься, с моей стороны это не жертвы. Я от ревности чуть не взорвался,  когда  услышал, что ребенок не мой. Потому и приехал.  Что же тогда это  было, если я к тебе равнодушен?  Ты уехала,  и я понял – мне плохо без тебя, ты мне нужна.

   Мурад говорил  правду – Ирма была ему небезразлична, но все же в разговоре о своем отношении к ней  он всегда   избегал  слова  «люблю».  Ирма молчала,   внимательно глядя на Мурада,  пытаясь понять ход его мыслей, а он добавил после некоторой  паузы:

- Мне  давно уже пора и семью иметь, и детей. Почему  же мой ребенок должен считаться незаконнорожденным, если я не собираюсь от него отказываться? Почему? Ты говорила, что любишь меня,   все время это повторяла. Я тоже   понял, что  хочу быть рядом  с тобой.  Тогда  почему бы нам не быть вместе?

Через некоторое время Марита, зашедшая в столовую,  чтобы убрать со стола, смущенно прикрыла за собой дверь и тихо  вышла – молодые люди  стояли обнявшись. Ирма плакала на плече Мурада, а он, прижав ее голову к своей широкой груди,  гладил светлые волосы девушки    и  тихо  успокаивал.

…Алекс настаивал  на шумной и пышной свадьбе, но Мурад с Ирмой были против этого.  И молодые   добились  своего -  их бракосочетание  было отмечено  уже  через  три дня    в элитном ресторане «Дипломат»  в  узком кругу родных и друзей.

Все  собравшиеся  на свадьбу гости   любовались красивой парой. Алекс был  счастлив.   На  вечеринке  Мурад впервые увидел  Вию - красивую молодую женщину  лет  тридцати пяти.

- Они уже десять лет вместе, - сказала Мураду Ирма. Вийке было двадцать пять, когда они познакомились и сошлись.  И, несмотря на разницу в возрасте в двадцать лет, Вия обожает отца.

- А почему не поженятся? – удивленно спросил он.

- Зачем? Им и так неплохо, - ответила Ирма. – Наверное,  им так легче.

 Вия сидела рядом  с Алексом,   несколько раз танцевала с ним,  и по всему   было видно, как они   любят друг друга. Единственный человек,  который был невесел в этот вечер- мама Ирмы. Вначале Мурад подумал, что все это из-за Вии, но потом с удивлением увидел, как  женщины спокойно  и по-доброму общаются друг с другом.

-А что им делить? – сказала Ирма. - У мамы тоже   своя личная жизнь. Вия появилась в жизни отца после их развода. Так что у Вийки с мамой   проблем нет.

Мать Ирмы  прилетела в Ригу с  Анной и Виктором накануне.   А ее плохое   настроение было вызвано тем, что дочь выходит замуж  не за  латыша, как всегда хотела она,  и  даже не за русского. Случилось  именно то, чего    она всегда боялась,  – младшая дочь вышла замуж за кавказца.

Мурад   вместе с  Виктором  и Анной   выбрал  для себя  к свадьбе   традиционный   черный  костюм и  белую  рубашку,  а Ирма  наотрез отказалась от   свадебного платья.  Она  была и так очень красива в бледно-голубом элегантном платье из тонкой шерсти,  украшенном  шифоновым шарфиком такого же цвета. Фигура  Ирмы  пока еще не  выдавала ее положения, оставаясь  безупречно стройной.  Волосы были уложены в красивую вечернюю прическу, а  стройные ноги  невесты  украшали  дорогие туфли на высоком каблуке.

Несмотря на то, что на  свадебной  вечеринке было не так много гостей,  компания  веселилась  до упаду.  Гости танцевали, пели, говорили красивые   тосты в честь новобрачных.

Уже через два дня  молодожены должны были вернуться в Москву. Мурада ждали  дела кооперативные, а  Ирме надо было вернуться в университет - решить  проблему  с  пропущенными ею  занятиями обещал декан их факультета, друг  Алекса.  

- Может, поживете  пока    в нашей московской квартире? Там  ведь пять комнат,  – хватит   места  и вам, и Анечке с мамой, -  предложил   зятю Алекс, провожая их в Москву. - Годик поживете вместе с ними, а потом  мы поможем вам приобрести отдельное жилье.  К тому ж    жена  тебе досталась, мягко говоря, не очень хозяйственная.  Ирма домом заниматься никогда не любила, это Анечка у меня  прекрасная хозяйка.  Поживете пока  вместе.

- Нет, спасибо, это исключено, - твердо сказал Мурад, - у нас так  не принято. Мы будем жить отдельно на той квартире,   которую я снимаю.  И насчет Ирмы вы ошибаетесь - она все  по дому делать  умеет  и  готовит хорошо. А тому,  что не знает, быстро научится, она очень способная.

Мурад  вдруг почему- то с легкой грустью вспомнил Алину и ее  старания, ее хинкал и «чуда» из зелени. 

-И квартиру  мы сами купим,  заработаем и купим, - уверенно сказал Мурад, чем еще больше порадовал   тестя. Алексу всегда нравился этот трудолюбивый, не по годам серьезный самостоятельный парень,  и он был  рад выбору дочери. Был рад и тому, что  они скоро подарят ему внука или внучку.

- Ну что ж, отдельно - так отдельно. Но если  вам понадобится  помощь – обращайся смело, сынок. У меня только две дочери, Ирка - самая любимая, младшая, я все для нее сделаю, - и Алекс,  крепко обняв зятя,    добавил: - Не знаю, Мурад, просят ли об этом, но я хочу  попросить. Не обижай мою Ирку, сделай ее счастливой. Она  хорошая  у меня, ершистая, но хорошая. Береги ее, Мурад. Она - моя жизнь.   И опять  Мураду вспомнилась Алина и ее любящий отец  Владимир Сергеевич. Он  тоже просил  Мурада об этом накануне свадьбы. Неужели все  повторяется и может так же печально закончиться? Нет, не должно … У них с Ирмой будет ребенок, к тому же  ему хорошо с ней. 

Мурад и Ирма стали  жить вместе, теперь уже как положено законным супругам.  Мать Ирмы не приходила к ним,  и  даже по телефону Мурад   всегда чувствовал  в  ее односложных фразах и словах неприязнь к себе. Не о таком муже для своей дочери она мечтала, хотя единственной ее претензией  к зятю было то, что он  не латыш, не свой.  Молодоженам часто звонил Алекс,  по- прежнему  предлагая им    помощь,  деньги. Но Мурад категорически отказывался от предлагаемой  помощи  и  на все   предложения тестя отвечал коротко: «У нас все есть, я сам». Он  очень старался и много работал, чтобы все  у них  и в самом деле было так,   чтобы его избалованная достатком жена ни в чем не нуждалась. И  Ирма  тоже  стала совершенно другой, повзрослела, рассталась со всеми своими капризами. Любовь творит чудеса, и девушка, которую все называли неумехой и белоручкой,  превзошла все  ожидания и опровергла  прогнозы знавших ее людей. Несмотря на то, что много времени и сил у нее  уходило на учебу,  Ирма  успевала все по дому: и квартиру  содержать в идеальном порядке, в безупречной чистоте, и  строго следить  за имиджем мужа, одевая его  с иголочки, иногда даже напрягая   этим.  Ирма  ревностно следила за  сочетаниями его костюмов и рубашек, обувью, галстуками  и носовыми платками,  все время  напоминая, что в гардеробе делового мужчины нет мелочей. Она научилась хорошо готовить  и печь, достала где-то кулинарную книгу кавказских блюд и готовила Мураду  такие     блюда, о которых он раньше никогда  и  не слышал.  А еще  Ирма научилась   вязать  и  каждый день показывала мужу связанные  ею  для будущего малыша чепчики и кофточки. 

-И когда она все это успевает? – думал, глядя на нее, Мурад.   Будущее материнство  Ирмы,  ее побледневшее  от беременности лицо, припухшие губы и округлившаяся фигура  вызывали  в нем столько  неожиданной для него  самого нежности,  желания заботиться, даже умиления, что все остальное  в их отношениях   отошло на задний план и перестало   беспокоить. Мурад  больше не думал  о прошлом     и нисколько не жалел о женитьбе  на Ирме.  

Однажды Мурад пришел  с работы  домой раньше обычного,  растерянный  и  задумчивый. Жена, очень чуткая к  малейшим  переменам его настроения, спросила  его о причине задумчивости.

-Понимаешь, Ирка,   мне  очень некстати  сейчас предлагают вернуться в Германию. Предлагают работу в престижном  университете. Есть и некоторые перспективы для ведения дела. Такой шанс выпадает редко,  но  вся беда в том, что  у меня  не  получится принять это предложение.

-Почему же  не получится? – спросила  Ирма, видя,  как приуныл муж, и зная,  как давно  он ждал этого приглашения.

-Ехать надо  незамедлительно, а ты в таком положении  и  учишься к тому же.  Не  буду же я таскать тебя за собой  и  ради карьеры  рисковать твоим  здоровьем - ребенок  для меня  важнее. Хотя можно  временно тебя у  мамы  оставить, а  потом,  как малыш родится,  я вас заберу.  А до тех пор  устроюсь,  налажу быт.  Может, так?

-Нет, я без тебя  и дня  здесь  не  останусь.  Нам  надо  поехать  вместе - это наш шанс, и мы его не упустим, - спокойно  сказала Ирма и спросила: - А что, в Германии  роддома нет, что ли? У меня же все  хорошо со здоровьем,  беременность нормальная, без патологии,  Мурад.    А врачи везде есть. Какой тут риск? Ты же сам говорил: многие ваши сельские женщины  даже  в поле рожают.

-Наши женщины рожают и дома, и в поле. А вот как быть с  такой, как ты,  принцессой  на горошине,   я не знаю, - улыбаясь, ответил жене  Мурад.

-Зато я  знаю, -  решительно ответила ему  Ирма. - Мне, принцессе на горошине, удобнее будет родить  своего ребенка за границей. Это лучше,  чем в отсталой России. Едем!

… Их дочь Гульнара родилась   в Германии.  Теперь они жили  во Франкфурте-на-Майне, Мурад преподавал в университете им. Гете и  подрабатывал переводами.

Параллельно  с преподаванием  Мурад  открыл и свое небольшое дело  - вначале совместно с одним из бывших знакомых по Галле. Потом  их фирмы,  укрупнившись и окрепнув, разделились. За десять лет небольшая  автомобильная фирма, принадлежавшая Мураду, благодаря его умелому руководству и внедрению новейших технологий   выросла в солидную компанию, в которой были и автомагазины, и заправки, и салоны сервиса. Появились и небольшие филиалы    в других городах Германии, а с помощью Виктора Мурад открыл в Москве представительство своей фирмы,  которое помогало ему заниматься продажей автомобилей за рубеж. Фирма стала развиваться и крепнуть, стала постоянной участницей и призером  традиционно проводимой в их городе международной автовыставки. Многие удивлялись  тому, что Мурад смог в чужой   стране  так хорошо устроиться  и   успешно вести  свое дело.

С Ирмой они жили  ладно и дружно,  и на первый взгляд создавали впечатление хорошей, гармоничной семьи: преуспевающий в бизнесе и науке муж, красавица и умница  жена, очаровательная,  не по годам смышленая  обаяшка-дочь.  Отношения  супругов  друг к другу   были уважительными  и добрыми,   а  обожаемая  дочь   объединяла  и сделала   их родными людьми.  

  Но Ирме, всецело отдавшей себя семье,  для полного  личного  счастья была нужна и любовь мужа,   она и вышла за Мурада только потому,  что сама безумно   любила его. А   тихое семейное гнездышко само по себе  не было пределом ее мечтаний.

Но была одна самая главная причина прочности их брака  - их дочь Гульнара, одинаково обожаемая  и отцом, и матерью, причем настолько,  что они ради нее готовы были пойти на любые  жертвы. И потому супруги,   боготворившие дочь и не знавшие, как поделить ее при возможном  разрыве отношений,  старались тут же погасить и уладить любые стихийно возникающие ссоры и разногласия.

Мурад  на  этот раз изо всех сил  старался сохранить семью, быть хорошим мужем для Ирмы и образцовым отцом для своей маленькой дочери, носившей  имя его матери. Гульнара действительно была маленьким чудом его жизни, она  удивляла всех  своей красотой, умом,  необычным для этих мест экзотическим  восточным именем.

Мурад не изменял Ирме -  не было  у него нужды  и причины искать любовь и удовольствия на стороне.  Ему было хорошо с женой – Ирма понимала его, надежно обеспечивала его тыл, умела наилучшим образом создать все условия для его труда и отдыха, а также встретить любых самых взыскательных  гостей. Всегда   и на    любом   самом престижном приеме  она  выглядела  презентабельно и достойно.  Кроме всех  остальных своих достоинств,  Ирма  была еще и  самоотверженной,  великолепной   любовницей для своего мужа,  несмотря  на то, что многие годы    безответно любила его. Мурад   лишь позволял   жене  любить себя и отвечал на ее  ласки,  не чувствуя  к Ирме ничего, кроме привязанности, влечения и    благодарности  за такие праздники  любви.  Но при всем этом   она  никогда не жила в его   сердце.  И все же  Мурад   не считал себя обделенным  и несчастным,  он был   доволен своей семейной жизнью.

  Он был счастливым человеком – утром его ждала любимая работа, а  вечером его всегда неизменно тянуло домой,  и особенно потому, что его встречала всегда  любимая и единственная   дочь.

 И все же  через  двенадцать лет супружества  их брак  распался. Ирма, долгие годы  терпеливо довольствовавшаяся  его уважением, симпатией, благодарностью - чем угодно, кроме любви,   наконец, не выдержала. Это случилось сразу   после ее недолгого пребывания у  отца в Риге. Вернувшись оттуда,  она сказала Мураду, что хочет расстаться с ним.  Мурад  спросил о причине, на что она  спокойно ответила:

- Мне только тридцать лет, Мурад.  И я   двенадцать лет ждала  настоящей большой  любви,  и  жила с тобой, таким  равнодушным, только  ради Гули. И то,  и другое - ошибка. Любовь невозможно вымолить и заслужить.  Ее не  было с самого начала, нет и сейчас. А дочка…Она поймет меня потом, когда подрастет. Мы  с тобой сделаем все, чтобы это было не очень болезненно для нее.  Мы уедем  с ней в Ригу, и  я подготовлю Гульнару к тому,  что мы с тобой будем жить врозь. Она постепенно  привыкнет к этому.

Мурад видел, как нелегко дается жене такой  разговор, но в то же время чувствовал:  решение это зрело в ней давно, и  что-то все- таки  стало толчком и последней каплей  ее терпения в решении этого вопроса. Они с Ирмой  расстались как цивилизованные люди - без ссор и скандалов, договорившись  обо всем: кто из них,  как и когда будет участвовать в воспитании дочери, сколько времени она будет проводить с отцом. Мурад большую часть  своего имущества оставил семье, кроме того,  взял на себя   все текущие  расходы по содержанию не только дочери, но и бывшей жены,  а еще  открыл на   имя Ирмы   счет в банке.

Ирма с дочерью уехала в Ригу.  Одиннадцатилетняя  Гульнара, ни о чем не подозревая,  радовалась поездке к дедушке и перемене обстановки. Спрашивала Мурада о том, когда он к ним приедет.

-Я буду рядом, родная, в любую минуту, когда  ты захочешь меня увидеть, - сказал он, нежно обнимая  свою   дорогую   девочку и пытаясь скрыть от нее  волнение.

Мураду   первое время было особенно  одиноко и тоскливо в опустевшем доме.  Спасало лишь то, что здесь,  в одном городе с ним, жила его сестра Соня. Она, выйдя замуж за немца,   осталась  в  Германии  и была счастлива в своем браке. Муж  души не чаял в  своей Соне,  удивлявшей  его хозяйственностью, верным  и самоотверженным служением семье. Он не знал, да  и не мог знать, что на родине   жены почти все девочки воспитаны в духе такого уважения к мужу, что дом и семья – это прерогатива женщины, и потому  просто  восхищался своей женой,  считая  ее  самым настоящим подарком судьбы.   Сонечка во всем отличалась от его соотечественниц -  не пила и не курила, не пилила мужа за каждое невыполненное поручение и не загружала его никакими заботами. Более того,  оберегала его покой и создавала все условия для работы.  В  их семье  росли  два сына.

Мурад иногда ходил в гости к сестре, он   от души радовался  ее счастью в  прочном и надежном браке. Они   были разными, как день и ночь,  – смуглая брюнетка Соня и совершенно светлый Генрих, но, несмотря на такую непохожесть, дополняли друг друга и    воспринимались  как одно целое.

-Наверное, так и бывает, когда  брак удачный и гармоничный», - думал  Мурад и радовался за сестру.

Однажды вечером, когда он   был в гостях в    гостеприимном доме  сестры,  они  с Соней  вспоминали  маму,  детство, своих друзей. Вспомнили и об Асе.  Мурад   сказал,  что хотел бы узнать о ней.  До  этого они, договорившись между собой не говорить о прошлом,  ни разу за  много лет     не  вспоминали об Асе.  

Когда-то   несколько лет назад  Соня,  сказав при Мураде   что-то  про Асю,      увидела, как изменилось лицо брата, и  на нем отразилась боль,  -  не заметить  этого   было невозможно.

–Хочешь, Мурад, никогда больше  не будем об этом? – сказала она ему тогда.

-Не будем, Сонечка, – с благодарностью и некоторым  облегчением ответил он,  и эта тема была закрыта на долгие годы.

Сейчас же  он, к удивлению сестры, сам вспомнил об Асе  и  попросил Соню узнать  что-нибудь о ней  от общих знакомых.

Причиной был сон,  приснившийся ему накануне. Ему снилась Ася - измученная,  в разодранной одежде,  карабкающаяся по каким-то скалам.  Руки и ноги ее были исцарапаны  и разбиты в кровь.

-Что  с тобой, Ася? – спросил он ее во сне.

-О чем ты? – удивленно спросила она и, оглядев свои  ссадины и порезы, сказала:

– А, об этом. Это ничего. Все уже проходит, заживает. Было еще хуже, намного хуже.

Мурад   не рассказал  сестре  про  этот странный  сон, он  просто попросил  ее узнать об  Асе. Соня  тут же позвонила в Махачкалу к одной из  своих близких подруг, от которой  и узнала, что Ася с бабушкой  и семьей дяди давно уехали из Махачкалы. Куда и зачем, неизвестно.

Вот тогда Мурад и поставил окончательную,   жирную точку  даже  в своих мыслях об Асе. Запретил себе думать,  вспоминать, мечтать.

-Там все  кончено,  - сказал он сам себе. - Она  давно уехала неизвестно куда. Ей сейчас тридцать  два года. Наверное,  вышла замуж, имеет семью, не стоит ее беспокоить. Не стоит мне возвращаться с того света. Ася  и думать обо мне, наверное,  забыла. Но, несмотря ни на что,   Мураду  вдруг   очень захотелось узнать что-нибудь о брошенной им много лет назад  возлюбленной, увидеть ее, услышать ее голос.

Все шесть лет  после развода  с Ирмой    он жил работой,  а если и были в его жизни женщины – то все   это   было без любви и трепетных чувств. Они становились   одной из многих составляющих его отдыха  наряду с охотой, рыбалкой, бильярдом и сауной. Так он и жил, постепенно привыкая к  холостяцкой, но  отнюдь не одинокой жизни.

…Мурад не раз  за прошедшие  годы  вспоминал  отдельные эпизоды  из    прошлого, но вот так, чтобы вся его жизнь  разом пронеслась  перед глазами,  как  кадрики длинного  и цельного фильма, такого  с ним  еще  не было. Сейчас  в  этом кисловодском кафе  он  вдруг вспомнил все и до мельчайших  подробностей, которые,  казалось  бы, не  должен был  помнить из-за давности.

С трудом  оставив  нахлынувшие  на него  воспоминания   длиною в целую  жизнь,  Мурад    вернулся в день сегодняшний и попытался  взять себя в руки   и  расслабиться.  Он опять посмотрел  на  приглянувшуюся ему блондинку   за дальним столиком.  Та,  уже давно заметившая красноречивые взгляды  Мурада,    сказала  что-то  о нем  сидевшей рядом брюнетке.   Та  повернулась в  его сторону,  но при этом, смутившись,   посмотрела  не на него, а куда-то  мимо.   А   Мурад   откровенно  и без тени  неудобства  рассматривал    брюнетку-  статуэтку.   Но в первые же секунды     испытал шок  и    не поверил своим глазам:   перед ним была Ася.  Что это? Померещилось, пригрезилось? Эта  женщина   так похожа на его Асю  или в самом деле  это  она??  И  как такое может быть?  Ожили его мысли о ней?  Ведь   он только что   отчетливо   и в подробностях  вспоминал свое прошлое,  в котором главную роль, несмотря на их расставание,   играла  Ася. Мурада словно   током ударило. Конечно же,  за столиком блондинки сидит она, его  Ася.    И как  же он сразу не узнал ее, хотя Ася  вроде    и    не изменилась  с тех пор, как он  видел ее в последний свой приезд на Родину.

 Мурад  вначале вскочил от неожиданности с места, в порыве хотел подойти к ней. Потом резко сел,  стараясь взять себя в руки.

-Ты для нее уже давно на том свете,  не стоит ее сейчас так пугать, - пытался  остановить себя   Мурад.  Это было трудно  - удержать себя  от  почти  безудержного желания подойти к Асе, прикоснуться к ней, увидеть ее глаза-озера в берегах длинных пушистых ресниц.  Эти глаза  так часто снились ему за почти двадцать лет их разлуки.  Но Мурад   усилием воли остался на месте   и, закурив,   продолжал наблюдать за дальним столиком.

Через некоторое время  женщины  позвали официантку, чтобы  рассчитаться, а затем дружно встали  и пошли к выходу. Ася по-прежнему держала мальчишку  за руку.

Мурад не стал дожидаться Олесю со счетом, а   положив на стол  деньги за заказ,  к которому  так и не притронулся,  поспешил к выходу. Девушка-официантка  догнала его у  выхода: 

-Подождите,  пожалуйста.   Вы ни к чему не притронулись, даже коньяк не открыли.  Что-нибудь не так?

- Все в порядке, Олеся.  Мне просто срочно надо уйти. А  ел я или не ел, какая разница, если я все это заказал.  Если помните, то заказывал для  нас с вами, так что  можете угостить  кого-то. И коньяк, и все остальное - ваше.

-Спасибо, Но денег все равно много.  Сейчас я  принесу сдачи.

Мурад  покачал головой:

-Ничего не надо.  Купите себе цветы, Олеся. Цветы и конфеты. Спасибо вам.

Девушка просияла, восприняв эти  слова     как   интерес Мурада  к себе. Она  еще минуту  постояла с ним рядом,  ожидая  каких-то слов о будущей встрече,  но красавец-мужчина, обаятельно  улыбнувшись  Олесе  на прощанье,  поспешил уйти.

Мурад, не теряя   из виду Асю и ее компанию, издалека  наблюдал  за ними     и  буквально ходил      по пятам  по огромному парку.

Он все смотрел на Асю, на то, как она держит   мальчишку за руку, как общается с ним.

 -Ну вот, и у Аси все сложилось. У  нее  растет сын. А где  же ее муж? Наверное,  отправил семью на курорт, а сам работает. Или здесь,  или приедет  к ним. Почему-то от этих мыслей    у Мурада защемило сердце. У Аси муж, сын, видимо, хорошая семья. А он  наломал столько дров,  дважды был женат  и вот опять один,  и теперь уже навсегда.  Мурад, не желая впадать в депрессию,  тут  же постарался взять себя в руки  и  подумал:  какое это  имеет  значение теперь?

Ася  вместе  со  своими подругами    уже выходила из парка, но вдруг ее внимание привлекла выставка-продажа картин  неподалеку от входа в парк. Она отделилась от подруг и подошла к одной из картин, где  долго  и  со всех сторон внимательно рассматривала ее, приближаясь и отдаляясь, потом взяла картину в руки.     Подозвав  художника, продающего   картины,  Ася  о чем-то долго говорила с ним,  видимо, приценивалась.  Подруги, стоящие  неподалеку,  терпеливо ждали ее, а мальчик все время поглядывал в   сторону  Аси.

 Пока  Ася  была всецело занята картинами, у  Мурада появилась  возможность подойти поближе к  ее спутницам  и получше рассмотреть мальчика - ему очень хотелось посмотреть на сына Аси.  Мальчик  был совсем не похож на нее, но был  красив такой же яркой красотой. Он был белолицый  и черноволосый с большими выразительными глазами.    

 - От Аси  у него только волосы  - черные, как смоль. А в остальном, наверное,  на  папу  своего     похож, - грустно констатировал для себя Мурад и  опять  посмотрел в сторону Аси.

Даже на расстоянии было  заметно  сожаление,  с которым она положила на место картину и медленно отошла от нее. Воссоединившись с подругами, она  опять обернулась  в сторону картины, но  тут  же взяла мальчишку за руку   и   вместе со всеми  вышла  из парка.

Стараясь не терять женщин из виду,  Мурад  подошел к картинам. Спросил у  художника:

-Что   хотела эта женщина?  Та,  которая только что подходила.

-А эта,  худенькая... Она  спрашивала о  картине  «Белая сирень». Вот эта картина.  Купить   она ее  хотела.

-Почему же  не купила? – спросил Мурад.

-Потому что не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями.  Цена для нее высокая я  даже   уступить ей хотел, но, как  понял,  картина  ей все равно не по карману, - ответил художник  и,    с удовольствием глядя на свое творение, сказал:

 - Это дорогая картина, но ценная лишь для того, кто    понимает  в искусстве.  Та  женщина, видимо,  понимает, у  нее даже слезы на глаза навернулись. Мне и самому жаль, что  картина     истинной ее  ценительнице  не досталась.   Но    ничего, она у меня не залежится. Ее   какой-нибудь иностранец купит или наши  из «новых».

-Сколько стоит твоя картина? – спросил Мурад и, не дожидаясь ответа, достал бумажник.

Увидев  это и догадавшись, что его  картину  мужчина купит в любом случае, художник беззастенчиво удвоил и без того  высокую цену. Мурад,  не торгуясь,   расплатился  и попросил  продавца     упаковать картину.

Догнав женщин, медленно прогуливающихся по улице,  ведущей от парка, Мурад  пошел  за ними,  стараясь оставаться незамеченным.  Идти за женщинами  ему  пришлось  довольно  долго,   наконец,    они вошли в один из корпусов санатория «Целебный нарзан».

Подождав  некоторое время,  Мурад  вошел в просторное фойе  санаторного корпуса  и спросил у дежурной,  отдыхают  ли в этом санатории  только что вошедшие  женщины.

-Да, они живут в нашем корпусе, - доброжелательно ответила та  и тут же выдала  нужную ему  информацию:  брюнетка с блондинкой и мальчиком  живут в номере  на  четвертом  этаже, а пожилая дама   этажом ниже.

-Позвать Вам кого-то  из них? – с готовностью спросила дежурная   у Мурада,  ей очень хотелось  угодить этому красивому и вежливому мужчине.

-Нет, нет,  спасибо. Звать  никого  не надо. Вот только хочу  попросить вас. Передайте эту картину брюнетке.  Скажите, что это подарок.

-А если  спросит, от кого, - что мне тогда сказать? – с любопытством глядя на него, спросила дежурная.

-Скажите, что передал  какой-то мужчина, а внешность его вы не запомнили.

-Так, может,  лучше сказать,  от кого и зачем, - растерянно спросила дежурная, больше всего сама  желая  узнать  подробности  о таинственном подарке и  его дарителе.  

-Нет, лучше ничего не говорите, просто передайте картину, - сказал Мурад  и  молча  вложил в руку женщины деньги - почти   ее месячную  зарплату.

-Ой,  что вы, что вы, - замахала она руками, увидев приличную    сумму.  - За что такие деньги?  Я  и так передам  черненькой  вашу картину, не беспокойтесь. Мне не трудно.

-Не беспокоюсь, - одарил ее своей  улыбкой Мурад. - Просто захотелось и вас отблагодарить за внимание и помощь. Может, мне еще что-то   понадобится, поможете?

-Конечно, я  буду  всегда рада помочь вам.

-Скажите,  а  они  давно здесь живут?

- Нет, дня  три-четыре, так  что у них весь отдых еще впереди.

Мурад вернулся в   гостиницу и в холле встретил Виктора. Тот выглядел довольным и  счастливым после очередного  свидания.

-Ой, Мурад, - мечтательно сказал он. - Бывают же такие женщины!

 -Да, поздновато  ты эти выводы делаешь,  друг. Женщины бывают разные. И твоя диетсестра  - это  совсем не то.  Бывают и такие, которые на всю жизнь след в душе оставляют.

- Да, конечно,  но я не однолюб, - сказал Виктор. - Я влюбчивый, что тут поделаешь. Ты вспомни, как я тогда в Аню, сестру твоей Ирмы, влюблен был. А потом  в   армяночку Анаитку.   С ума по  ней сходил, когда уехала, а сейчас все это словно и не со мной было.

-Но  ведь и  непостоянным тебя назвать тоже нельзя. Людмилу свою  оставить не сможешь,   на кого бы ни запал.

-Людка - это другое, она  мне родная, понимаешь. И ослепнет, если, и с ума сойдет – не брошу ее,  не оставлю.

-Вот ее, оказывается, ты и любишь, - сказал,   улыбаясь, Мурад. - Это и есть любовь. А  говоришь,  что не однолюб.

-Может быть, и люблю, хотя вряд ли – задумавшись  над  этим  трудным для него вопросом  ответил  Виктор и в свою очередь спросил: – А что это ты сегодня какой-то странный?

-Не странный я, а счастливый, Виктор. Знаешь, я  встретил сегодня свою первую любовь.

-Не понял, - удивленно переспросил Виктор: - Первая любовь в твои-то годы. Скажи лучше: встретил очередную любовь.  На  курорте   все влюбляются,   здесь все к этому располагает.

-Ты меня  не понял. Я случайно встретил там, в кафе, свою Асю. Ну  помнишь, девчонка,   моя соседка  из Махачкалы. Я тебе о ней много  рассказывал.

-Да что ты! Вот это да! Только девочке  твоей, конечно, уже не  восемнадцать. А как ты узнал ее через двадцать лет?

-А она почти не изменилась. Вернее, совсем не изменилась...

-Ну да, не изменилась! Так  не бывает. Сколько ей сейчас лет,  ты знаешь?

-Знаю, сейчас  ей тридцать восемь лет, если мне сорок четыре.

-А тогда... Сколько было тогда?

-Тогда она училась на втором курсе мединститута,   и было  ей   всего  восемнадцать.

-Бог ты мой! Ну и что?-    спросил Виктор. - Ты подошел  к ней?

-Нет,  не подошел. Она уже  давно  считает меня мертвым. И об этом  я тебе говорил, забыл, что ли?

-Да… Задача… - почесал затылок Виктор. - А ты все  равно подойди, Мурад.  Кто знает…

-Я знаю, - резко перебил друга  Мурад. - У нее семья, сын-школьник. Я и сынишку  Аси  видел сегодня. Зачем все опять ломать,  зачем тревожить ее? Я и так много горя и страданий доставил  этой женщине.

-И что теперь делать собираешься? - спросил Виктор, сочувственно глядя на взволнованного друга.

- Сам не знаю, Витька, но тревожить Асю я  не хочу.

 Продолжение следует.