. Годы прошли, а знакомства и общительность Марика сохранились. Ленька не понимал, чем занимается Лазарь ранней весной, зимой и поздней осенью, но зато, как и все знал, что в теплое время года Лазарь торгует газированной водой на улице напротив своег
. Годы прошли, а знакомства и общительность Марика сохранились. Ленька не понимал, чем занимается Лазарь ранней весной, зимой и поздней осенью, но зато, как и все знал, что в теплое время года Лазарь торгует газированной водой на улице напротив своего дома.
- О, привет, привет! – Крикнул ему Лазарь издалека. - Давно не виделись.
- Привет. Вижу ты на своей работе. – Голубев подошел к знакомому. Пожал руку.
- А что делать? – Лазарю хотелось поболтать.- Попробуй постой каждый день на одном месте много дней! - Две недели назад свернул всю торговлю, так холодно было. Кто ожидал, что снова такая теплынь настанет. Людям нужно пить.
- И это правильно. Как торговля?
- Идет помаленьку, но на газированной воде не шибко разжиреешь.
- По тебе не скажешь, что ты исхудал, - смеялся Ленька.- Лазарь за последнее время поправился, хотя и не выглядел толстяком. Этакий здоровый молодой человек.
- Конечно, жена готовит два раза в день, не даст с голоду помереть. У тебя-то что нового? Марик говорил, что ты недавно с Германии приехал. Так?
- Не совсем недавно. Уже после этого два месяца в Одессе пролежал на пляже.
- А-а. Машину из Германии пригнал?
- Пригнал.
- А что без машины?
- Уже продал.
- Ну, как там в Германии?
- Ты не бывал?
- Не-а.
- Там отлично: порядок, чистота, комфорт. Люди работают, без надрыва, но качественно.
- Так и оставался бы там, что здесь делать? Посмотри, сколько людей уехало. У меня сестра, помнишь Веру, мою сестру- близняшку, и то собирается уезжать.
- Куда? – Ленька знал Веру - русоволосую, большеглазую, с одутловатыми щеками девицу.
- Мы вообще-то поляки, но она собирается не в Польшу, в Израиль.
Ленька удивленно посмотрел на собеседника. – Что-то не слышал я, чтобы поляки носили такую фамилию.
Нисколько не смущаясь, а даже наоборот, улыбнувшись, Лазарь продолжал, - Ну, это ты понимаешь насчет фамилий, а чтоб других в смущение не вводить, - лучше говорить, что я поляк. Ха-ха-ха. Хотя я много не выдумал, отец сказал наши корни из Польши. В этой глухомани, оказались во время войны, бежали подальше от немцев.
- Видишь, как времена изменились, теперь все к немцам бегут. Кого там только нет: и турки, и курды, и негры, и югославы, и наш брат. Ты слышал, что немцы и евреев назад принимают? Притом без проблем, очень быстро документы оформляют.
- Слышал. Только я никуда не поеду, по крайней мере, пока мой аппарат с газировкой работает. Там, дорогой друг, пахать надо. А я в рабочих не смогу ходить. Квалификация не та, а с моей профессией я там никому не нужен. К тому же язык долго учить, боюсь не осилю.
- Понятно.
- Рубашку там купил? - Лазарь показал на модную добротную рубашку Голубева.
- Точно.
- Продай, красивая, здесь нет таких
- Не-а. Самому нравится, да и не твой цвет, Лазарь, тебе не пойдет. Я – брюнет, а ты –блондин.
- А что, не все наши темненькие. Гринберг-то, вспомни, совсем рыжий.
- Где он сейчас?
- В Канаде. Сначала в Израиль улетел, но там долго не задержался. Что там делать? С арабами всю жизнь воевать? Слышишь, - перескочил на другую тему Лазарь, - я тут на прошлой неделе сижу в своей будочке, Мирон забегает, помнишь его?
- Помню, - Ленька немного знал опять же через Марика того самого Мирона, который всегда был полон всякими странными идеями. Поговаривали, что он постоянно курил анашу, и возможно от этого частенько пребывал в неадекватном состоянии.
- Так вот приносит совершенно новую дубленку длинную по колено, ну, ты помнишь, что его мать из богатеньких, и говорит, меняю, мол на дурь. А у меня дома как раз заначка лежала. Я быстренько принес, там пять коробков было. Поменялись.
- Да? - Голубев сделал удивленные глаза.
- А что, - продолжал Лазарь, - дубленка долларов шестьсот стоит, а дури и на сотню не было.
- Что-то я не понимаю Мирона. Зачем ему это?
- Ты знаешь, мне кажется, у него совсем крыша поехала. Мамаша его прошлой зимой пристраивала в психушку, надеясь излечить от пристрастия к анаше. Он терпел с неделю, а потом сбежал домой, вылез через форточку со второго этажа. Как был в больничной пижаме и тапочках, так и топал через весь город зимой по снегу домой.
- Неужели на самом деле свихнулся? – Ленька вспомнил одну из последних идей, которой фонтанировал Мирон. Тот возомнил себя необыкновенным провидцем, оригинальным астрологом-самоучкой. Он рассказывал всем знакомым, что понял тайну звезд и планет, их влияние на жизнь человека, и то, что вся остальная астрология не имеет с этим ничего общего. Мирон чертил на ватманах одному ему понятные схемы, состоящие из окружностей, квадратов, каких-то стрелок, цифр, рисунков. Его глаза сверкали нездоровым блеском. Он предлагал всем своим знакомым объяснить некую тайну, не-то мироздания, не-то их жизни. При этом Мирон необыкновенно возбуждался, много жестикулировал, в речи применял одному ему понятные термины. «Эллипсоидная вунцинарность твоего дня рождения и суммы астроцифр в новом исчислении, позволяют рассчитать с точностью до минуты событийную спираль твоего имени в циклоидном пространстве позднейшего времени, основанного на космической пыли Сатурна».
В целом все его речи «об открытии» звучали, как сплошная ахинея, бред одержимого человека. Тогда казалось – одержимого, теперь понятно, что не одержимость это, а отсутствие психического здоровья. Ну, кто из здоровых людей продаст вещь меньше чем за пятую часть своей стоимости?
- Похоже, что крыша поехала, - поставил диагноз Лазарь.
- Жалко его, - вздохнул Ленька.
- Жалко, конечно, но курить меньше надо. Тут многие обкурившись себя гениями считают, то музыку необыкновенную «придумывают», то стихи. Пока он под кайфом, ему кажется, что он сочинил нечто супергениальное, его распирает от гордости и тщеславия. Как мир не дошел до этого? А он, простой гений из глубинки понял все и перенес это на бумагу или переложил на музыку! Весь мир скоро всколыхнется, стоит лишь донести ему свое «произведение». Когда мозги проветрятся, то не только окружающие видят, но и самому заметно, что придуманное – полная галиматья. Во как!
Они помолчали немного. Лазарь обслужил нескольких покупателей.
- Слушай, - продолжил Голубев, - какую я девушку встретил. – Он вздохнул. – Она мне очень понравилась.
- Ну, и что? Где она? Кто такая? Я полгорода знаю. Как зовут-величают?
- Зовут Шарлота.
- Что-о-о? Шарлота? Она нормальная? – он громко засмеялся, - Шарлота из Тмутаракани, позвольте представиться.
Ленька строго смотрел на Лазаря.
- Нет, ты вправду насчет Шарлоты? Извини, старик, я и не думал, - осекся Лазарь. Ленька не улыбался. – Нет-нет, правда ты не подумай я и не знал, что у нас в городе могут быть девушки с таким именем. Не обижайся.
Теперь пришла смеяться очередь Леньки, - ха-ха-ха! Шарлота, у нас в городе! Эсмеральда Петровна нанесла визит Шарлоте Ивановне! - Лазарь смеялся вместе с ним. Успокоившись Голубев продолжил:
- Сие мне не ведомо. Я смотрел на нее, смотрел, смотрел но так и не подошел. Что-то во мне перемкнуло, как каменный, с места не сдвинулся. Вот корю себя за эту нерешительность.
- Брось, ты. Переживать за это?! Вон их сколько, - Лазарь широко повел рукой вокруг себя. Не та, так эта. Не Маня, так Таня.
- Или Эсфирь…
- В смысле Эсфирь, - насторожился Лазарь. Я не знаю девчонок с таким именем в нашем городе. – Бабка у меня была Эсфирь.
- Да, ни какого смысла. Просто Эсфирь, или Таня, или Шарлота, или Лена…
- А-а-а. ты вон что. Вот и я говорю, девушек много.
- Так-то оно так. Много девчонок, только не к каждой сердце лежит.
- Вот ещё придумал: сердце. Ха-ха. Сердце – это жениться! Хотя и жениться можно без особых чувств. Иной раз они так мешают, что за ними ничего не видишь, слепнешь. На каждую сердца не хватит.
- На каждую, точно. Эта показалась мне особенной, не каждая, с какой-то живой искрой в глазах.
- Ерунда. Другую найдешь.
- Конечно, найду, но какую?
- Ай, в наше время это - не проблема.
- Кто знает. Заменит ли одна другую? – Голубев вспомнил о Веронике.
Вечером, когда дочка играла со своими куклами в детской, к Леньке зашел Марик.
Они слушали музыку, беседовали обо всем подряд, пытаясь определиться с нынешней ситуацией, когда оба оказались не у серьезного дела. Так, мелочь подбирали, то там, то сям непостоянные сделки. А вокруг распускались буйным цветением скороспелые предприятия, их новые владельцы, обалдевшие от легких денег, сорили ими, словно и не деньги то были вовсе, а дешевые конфетные фантики. Вспыхивали и гасли, прогорая, звездочки нуворишей, паразитировавших на развале страны.
Хотя у Марика недавно проклюнулся некий вариант, не свое дело, а по найму. Старший брат, начальник отдела в одном из банков, брал его к себе в первый в городе пункт обмена валют. Никто еще не знал, выгодно это или нет? Просто, брату требовался свой человек. Марик, возможно, смог бы какое-то время быть ему полезным, но скорее всего не надолго, так как он совершенно не умел часами просиживать в кабинетах, заполняя массу разных бумаг. Он слыл человеком действия, заводился словно детский волчок и почти ничто не могло остановить его кипучей энергии. Но, даже если что-то и останавливало Марика, тогда он впадал в длительную депрессию, становился едким, рассудительным, благообразным, почти, как старичок.
- Вот видишь, какая жизнь несправедливая, - жаловался он в такие моменты Голубеву. – Что вытворяют! Все, что хотят. А простому человеку (Марик подразумевал себя) не протолкнуться. Как жить? Народ от безысходности спивается, за кордон массово уезжает. Что и мне с ними по пути? Думаете, нет для Марика другого выхода? Ах, вы и имени такого не знаете? Узнаете еще, будьте любезны. Нет, не смогу я в этом болоте жить. Уеду, улечу на Таити, организую там свою банду, будем играть на Гавайских гитарах и петь песни для туристов. Умру в богатстве и мировой славе, под шум океанского прибоя. Рядом будут сидеть пять моих любимых таитянок и горько плакать, восклицая – Господина! Господина! Не покидай нас! - Умиреть в бедности – такой исход жизни не укладывался у Марика в голове.
Вообще Марик мыслил достаточно ясно и широко, но поступал не всегда последовательно. Уж очень ему хотелось стать миллионером, чтобы почитать деньги за мусор, ходить по ним, пинать проклятые дензнаки и приговаривать: «А не обижайте Марика, не обижайте»!
Два года он прожил в Питере, учась в институте, затем еще два в одной из Восточноевропейских стран, после окончания срочной службы в той самой стране, в последние годы пребывания наших войск в государствах Восточного блока. Занимался там какой-то мелкой коммерцией. Выучил язык, что само по себе уже достойно уважения. Затем, вернувшись в Союз, три года прожил на съемных квартирах в Санкт-Петербурге, и здесь то занимался небольшими сделками, то ударялся в музыку, пытаясь играть в рок-группе. Дома ему становилось скучновато, не хватало масштаба действий, но дом есть дом, здесь он подолгу отлеживался от суровой жизни на чужбине, собирался с силами, чтобы снова куда-то сорваться.
Он слыл невыносимым снобом, обладая прекрасным вкусом к одежде, тратил на свой внешний вид немалые деньги. Мог одеться как денди, покоряя окружающих белизной воротничков модных рубашек, умело повязывал галстук, отлично понимая тонкости расцветок такого сложного аксессуара. Через полчаса его душе надоедал чопорный английский стиль и Марик спешил домой переодеться в кожаную рокерскую «косуху», повязывал бандану, туго затягивал шнурки высоких ботинок на мощном протекторе, или облачался в модные итальянские джинсы, свободный твидовый пиджак или джемпер. Верхом его снобизма становились вычурные шорты в сочетании с необыкновенными кроссовками и какой-нибудь футболкой с обязательным текстом на английском.
- Чего-то не хватает в жизни, - говорил Марик Голубеву, - сам не пойму чего.
- Многого. А главное - хорошего дела, настоящего, чтобы уважать самого себя. Ну и, наверное, женщины. Такой, чтобы любила тебя одного, верно ждала, пела грустные песни, когда тебя рядом нет.
- Это ты хватанул. Петь песни – это я еще могу понять. Пусть поёт… Ой, да по ре-е-ечке, ой, да по Каза-а-анке сизый се-е-елезень плы-ы-вёт. – неожиданно запел друг. – Да-а. Но чтобы любила одного! А тем более верно ждала! Нет таких. Забудь, Леня. Посмотри, что с ними творится. Эмансипация: ни тебе готовить не умеют, ни стирать, думают о карьере, деньгах, самостоятельности. На что такая нужна? Сигаретка в зубах, волосы покороче, под мальчика – расчесываться отпадает необходимость. Платье надевать разучились, это же целая наука – платье носить. Зачем? Не поймешь, кто рядом с тобой – мужчина или женщина. При этом мечтают продать себя дороже, выходя замуж, так, чтобы мужик почитал за ценность ее физические качества. А при разводе норовят объегорить по полной программе. Нет уже настоящих чистых девушек.
- Значит я - глупец, раз продолжаю искать такую. Чтобы всем сердцем была преданна. И стала верной женой и доброй матерью.
- Ой, как важно сказанул! Сколько патетики! «Всем сердцем преданна». Знаешь анекдот про женщину у которой в жизни была всего одна любовь?... К морякам… Брось. Просто найди себе девушку. Не зацикливайся на образах. Просто познакомься с кем-нибудь.
- Уже познакомился. Твои флюиды уловил.
- Ну? И кто?
- Парикмахер, - Ленька рассказал Марику о Веронике и назначенной встрече.
- Видишь, друг, не может человек один. Так что выбрось из головы ту девицу, рыжий мираж. Иди на свидание с Вероникой. Только вслушайся в звучание ее имени – Ве-ро-ни-ка. Вероника – вполне красиво. Как она собой? Надеюсь не дурнушка?
- Ах, Марик. Пусть меня простят дурнушки, но я не могу с ними знакомиться.
- Узнаю друга Леню! А то красавицы ему не интересны! Нос выше и вперед! А что, та с которой так и не познакомился, неужто красива была?
- Начинаю забывать. Какие-то отрывки. Помню длинную шею, стрижку «каре», улыбку, большие красивые губы…
- Э-э. Потише на поворотах, по твоим описаниям я и сам сейчас в нее влюблюсь.
- А может, я все насочинял? И она совсем не такая, какой я ее изобразил? Уже забываю.
- Ладно, соглашусь с тобой. Есть достойные девушки, что говорить. Как думаешь, - сменил тему Марик, - получится у меня работать в обменном пункте? Завтра первый день.
- У тебя и чтобы не получилось? Быть такого не может. У тебя просто нюх на деньги, они сами к тебе липнут.
- Что-то липнут, липнут, да никак не прилипнут. Если тебя послушать, то я должен в костюме из дензнаков ходить. Потребовалось потратить – оторвал от себя несколько купюр, заплатил. – Марик комично изображал себя одетым в тот самый денежный костюм. Комично «срывал» купюры у себя с груди. – Только обернулся, ан на место оторванных новые прилипли. Да, не плохо было бы. На самом деле все не так, нюх-то может и есть, только в кошельке дырка. – Он вытащил из заднего кармана кошелек, демонстрируя его толщину, а точнее сказать тоньшину.
- Это не надолго. Ты не успокоишься, пока не добьешься своего, поверь мне, я слишком хорошо тебя знаю. Только вот я разучился как все остальные люди, жить спокойно, без обид, сожалений и всяких так переживаний.
- Вот и женись, когда кругом видишь что с людьми твориться после разводов. Верь потом женщинам! – Замахал руками Марик. – Чур меня! Чур жена, чур!
- А ну-ка, Марик, вспомни свою последнюю влюбленность. Тогда ты говорил совсем другое. Мол, лучше ее нет никого, она – особенная, эта не обманет, не побежит за твоей спиной к другому. И красавица, и активистка, и комсомолка! Просто какой-то дракон о трёх головах. То есть достоинствах.
- Ага-ага. Точно. Змея трёхголовая. Ай. Как я её любил тогда… Помнишь, помнишь, - возбужденно ходил по комнате и размахивал руками Марик, - я ей специально из Голландии какую «косуху» привез! А «казаки»! А сколько всяких других вещей, косметики, духов! А рестораны, а вечера при луне!?
- Ну и что? Забудь про это, и никогда не упрекай. Ты же сам меня этому учил. Учил ведь?
- Уже и не помню. Много я что говорил тебе умного. Считай. Что говорил, - согласился польщённый Марик.
- Подарил, сделал это от души, считай, что сделал для себя. Не жалей, потому, что все вернется. А пожалеешь – так и будешь ждать, пока не выветрится из головы окончательно.
- И к тебе тобою потраченное вернется лишь после того, как жалеть перестанешь.
- А может и совсем не вернуться, если не расстанешься с этим в своей душе добровольно. Я так думаю, - заключил Лёнька.
- Может быть, может быть. Да, вот. А потом нахожу у нее письмо к ее бывшему другу. Она пишет: « Милый мой, любимый мой Аджайчик », - он индус, учился у нас в институте. Фиолетовый! Ну, представляешь. И всякие там другие ласковые слова. Вела втайне от меня двойную жизнь. Расстались.
- Вот видишь, Марик, как говорят, не в деньгах счастье…
- А в их количестве, - пошутил приятель.
- Кто знает? Можно быть несчастным миллионером, страдать, мучиться ежеминутно, чувствовать себя никому не нужным, мечтать о скором конце жизни. И в то же самое время радоваться, быть счастливым, обладая немногим
- Наверное, в числе этого немногого обязательно должна присутствовать женщина, - негромко и мечтательно дополнил Марик, - которая любит тебя, и которую любишь ты. Вы должны нуждаться друг в друге.
– Да, это главное, а «казаки» и «косухи» потом. Хотя материальная сторона семейной жизни тоже очень важна, и мужчина просто обязан знать это, не обременяя свою спутницу постоянной мыслью о скудной жизни.
- Я и не жалею. Я ведь ее любил тогда, - согласился с Голубевым друг.
- Когда мы любим, нам приятно. И поступки мы совершаем не только для нее, но и для себя, для самопознания, самоутверждения. А если говорить постоянно о том, как дорого они нам обходятся, то оттолкнешь от себя и последнюю бессеребренницу.
Темнело, Марик ушел домой. Голубев покормил дочку и уложил ее в постель. Ему не спалось. Он стоял у окна и смотрел вдаль. Из окон его квартиры открывался прекрасный вид. На небе не было ни единого облака. Метрах в трехстах от дома, всюду сколько виднелось, расстилалась ровная, спокойная гладь большого озера. В сумерках, пока не наступила сплошная тьма, вода отражала свет каких-то огоньков. Мерцающие блики почти не качались, словно отражались не от водной поверхности, а от громадного мутного зеркала. Недалеко от воды на ночь расположилась небольшая стая перелетных птиц.
Опоздавшие, такие же как и я, - думал Ленька. Спешат, все уже на месте, у всех уже давно все в порядке, а они – последние. Что их задержало? Какие трудности, какие тревоги? Почему они не со всеми? Когда доберутся до цели? Им повезло, что стоит необычная для этого времени теплынь и сушь. Как будто и не будет вовсе промозглого осеннего ветра, хлюпающей слякоти и следующими за нею морозами. Природа дала передышку всему живому, и мне дана передышка от всех моих невзгод. Сколько она продлится, передышка? Что мне уготовано? Где ходит та, что должна быть моей? Не знаю. Знаю только, это не Вероника. Или опять ошибаюсь?
Пришел еще один день, такой же, как все предыдущие. Ленька почти полностью утратил образ незнакомки в своей памяти. Теперь там остались лишь чувства испытанные им при виде девушки: неожиданное волнение, ничем необъяснимая тяга к совершенно незнакомому человеку, глубокое сожаление, досада на самого себя.
Все проходит: ночь торопит день, зима спешит на смену осени, спокойствие понемногу заменяет волнение. Всему свой черед. Вот и Голубев знал наперед, что так и случится: все меньше и меньше вспоминал встречу на остановке. И был уверен, что острота чувств постепенно сойдет, сотрется другими образами и новыми впечатлениями. Только всегда он будет помнить, что потерять легко, а найти нечто, чего толком не знаешь сам, необыкновенно сложно. «Пойди туда, не знамо куда, возьми то, не знамо что».
В этот день он решил последний раз сходить на то место, где увидел рыжую девушку. У него теплилась надежда, что она не случайно оказалась там. Может быть, живет поблизости, или работает где-то неподалеку. Почему бы и нет? Такое часто случается в жизни, вдруг, Леньке повезет, и он снова встретит ее. Ну, почему нет? Ему очень хочется этого.
Ленька специально выбрал то же время, в которое произошла встреча, и пришел на остановку даже на полчаса раньше. Он стоял в сторонке, наблюдая за людьми. Здесь пересекались маршруты автобусов, рядом находился многолюдный городской рынок, множество магазинов, универмаги.
К остановке вело несколько дорожек, да еще широкий пешеходный переход с противоположной стороны улицы. В прошлый раз он не видел, откуда подошли девушки, и сейчас встал так, чтобы охватить взглядом и саму остановку, и подходы к ней. Он внимательно вглядывался в силуэты прохожих, пытаясь увидеть ту, о которой думал последние дни. Голубев еще раз осмотрел людей на остановке. Кто-то опаздывал, спешил, переминаясь с ноги на ногу в ожидании нужного автобуса, кто-то не торопясь, поплевывая шелуху семечек, спокойно ожидал своей очереди.
Может быть я проглядел ее или отвлекся, а в этот момент, она незаметно прошла рядом? – Терзали Леньку сомнения. – Я совсем не помню, как она выглядит. Да, я совсем ничего не помню. – Он пытался вспомнить черты лица незнакомки, но, увы, напрасно. Ничто, кроме ее ярких крашеных волос, уже не помнилось. – Как же я узнаю ее?
Нет, должен узнать по наитию, как минимум. Сердце подскажет. А если не подскажет? Мне кажется, со мной такое происходило много раз, когда, казалось, что совсем забыл человека, но при встрече понимал, что память хранит в себе больше, чем мы думаем. И узнавал даже тех, кого не видел несколько лет. Правда, тогда все-таки были хоть какие-то знакомства, а не трехминутный мираж. А вдруг в этом случае все иначе? Я и видел-то ее несколько минут, как упомнить? Да, теперь я точно уверен, что навряд ли узнаю ее в толпе прохожих. Но тогда зачем я стою здесь? Что меня привело на это место? Говорят, преступник всегда возвращается на место преступления, какой-то невидимый магнит притягивает его к туда, где он творил неправду. Может быть, и я такой же преступник, имеющий что-то недоброе к этой девушке? И поэтому меня притягивает само место? Что за бред! Какая неправда, какое преступление, какой магнит? Хотя нет, постой, магнит как раз есть, и этот магнит – неожиданное влечение к девушке, которую видел всего несколько мгновений. Да, я знаю про себя, что влюбчив, но не до такой же степени!
Вдруг вдалеке среди множества людей, спешащих к остановке, он увидел рыжее каре.
Сердце Леньки отчаянно забилось. Какая-то малознакомая волна смущения прокатилась по всему телу, ноги отяжелели, казалось вот-вот колени подкосятся от невиданной усталости.
Полная ерунда. Не хватало мне начать трястись и заикаться. Если думать только об этом, и не сосредоточиться на чем-то простом, то опростоволосишься, это точно. И все же не зря ждал! Я как будто предчувствовал, что сегодня увижу ее, бывает же так! – Ленька вглядывался, выхватывая рыжие волосы среди множества людей. Девушка подходила ближе. – Но что я ей скажу? Вот, мол, Шарлота, вы мне так понравились в прошлый раз, что я стою и выглядываю вас на этом самом же месте. Чушь. Почему Шарлота? Нет, такое лучше не говорить, загордится. А что же сказать? Тривиальное - «девушка, давайте познакомимся, меня зовут Леня». Думай скорее, решайся, говори хоть что, только говори, – приказывал себе Голубев. Он пошел навстречу незнакомке и уже открыл рот для того, что бы произнести хоть что-то, но… Это оказалась не та, хотя издалека похожа. А он, все-таки, хоть и забыл черты лица незнакомки, но не до того, чтобы принять другую за нее. Волнение отлегло. В ногах снова сделалось легко, а на сердце грустно. Как жаль. Нужно забыть ее, необходимо! Нечего ходить и терзать себя воспоминаниями о несбывшемся.
Ленька взглянул на часы. Ого! Оказывается, он простоял здесь больше часа. Время пролетело незаметно.
Не стоять же мне здесь целый день, - подумал Голубев, - пора уйти. Все. Тем более, что есть дела, есть в конце концов Вероника. Всё, ухожу. Забыл!
Ленька забрал из детского сада дочку и не заходя домой отправился вместе с ней в хлебный магазин, расположенный в их районе. Не ближе всех, но и не так далеко, чтобы прогулка пешком с ребенком оказалась тяжелой. Почему именно в этот, а не в какой-либо другой? Во-первых, он располагался не столь далеко от детского сада, а во-вторых, в этом магазине продавали вкусный свежеиспеченный хлеб и множество разнообразых кондитерских изделий. Ленька купил к чаю красивый аппетитный кекс с изюмом.
Погода стояла замечательная. Солнце не сдавало свои позиции, пора уже быть первому снегу, а на улице не только не холодно, но можно сказать очень тепло. Что-то притягательное таилось в том районе, где располагался магазин. Уютные старые улочки отделяли друг от друга кварталы двухэтажных домов. Все дома в одном квартале соединялись высокой стеной в цвет домов, создающей уютные дворики внутри периметра. Кое-где стена прерывалась пешеходными арками, которые служили проходами внутрь дворов. Вдоль улиц росли старые, высокие деревья. Местами между ними вклинивались другие меньшие по высоте, посаженные позднее. Они еще продолжали шуршать пожелтевшими нарядами от легкого касания ветра. Сухие желтые листья лежали собранные в кучки дворниками вдоль тротуаров. Ветерок начался сегодня, скорее всего он вестник плохой погоды, томившейся в ожидании своего часа. А и пора бы, все сроки уже вышли. Но разве сердцу прикажешь – изгони вон из себя тепло, надежду, любовь! Ему всегда хочется тепла. А погоде тем более не мы хозяева. Она, в отличие от людей, знает свой час.
Ленька стоял на улице, вдыхая прелые ароматы увядающих листьев и жухлой травы.
Теплый воздух смешал в себе все запахи красок осени, бесплатно раздавая их прохожим. Дочка спряталась за ближайшей аркой ведущей внутрь двора Они всегда, когда гуляли вдвоем, придумывали себе разные игры. Сейчас это были прятки. Ленька обычно подолгу искал дочку, проходя мимо, отворачиваясь, «не замечая» ее. Она веселилась, искренне радовалась игре. Вот и сейчас Голубев отлично видел ее торчащие из-за колонны хвостики с цветными бантиками. Ленька медленно приближался к этому месту, держа в руках кекс, он смотрел вперед, делая вид, что не замечает спрятавшуюся девочку. До перекрестка оставалось метров пятнадцать, как вдруг… что это? Не может быть? Кажется, он не ошибался, да, да, навстречу шла она. Она, девушка с остановки. Ленька узнал ее, хотя она и была одета иначе, чем в прошлый раз. Ленька остановился как вкопанный и смотрел.
Длинный кожаный плащ, расстегнутый от жаркой погоды, узкие, почти облегающие ноги брюки. Из-под плаща выглядывала малахитового цвета рубашка, хорошо оттеняющая лицо девушки. И то самое рыжее каре. Девушка приближалась к нему.
Теперь или никогда, - мелькнуло в голове у Леньки – Я уже и не думал более увидеть ее.
Это – знак судьбы. Это не может быть просто случайностью. Если случайность, то почему никогда раньше со мной не происходило подобного? Нельзя быть растяпой, надо что-то срочно предпринимать, - думал Ленька, глядя в глаза приближающейся девушке.
Голубев не видел себя со стороны. Каково было выражение его лица, что оно отражало? Удивление, радость, растерянность или безразличие? А может, все это по очереди волнами проходило по его лицу? Он не знал, просто не сводил глаз с незнакомки. Еще мгновение и можно будет протянуть руку, чтобы дотронуться до нее. Ленька с изумлением увидел, что девушка улыбается уголками рта, глядя ему в глаза. Наверное, он выглядел смешно и, возможно, все его чувства, действительно, отражались на лице. Может быть, это и забавляло девушку. Ну, так ничего обидного в этом нет. В другой раз Ленька бы и сам позабавился над каким-нибудь обалдевшим от чувств человеком. Пускай улыбается – это хороший признак, все лучше, чем задирать нос и делать вид, что не замечаешь.
Он уже очень хорошо разглядел всю ее, все черты лица, фигуру, походку. Мог рассмотреть родинки. Да, волосы действительно крашеные, но оттенок их изумителен – она подобрала его с большим вкусом, ничего вульгарного, хотя и очень эффектно. Рыжий очень опасный цвет, он привлекает к себе внимание, притягивает мужские взгляды, горячит кровь, если подобран неверно. Если нет гармонии в сочетании цвета волос и цвета лица, глаз, бровей, тона одежды. Нет, здесь эта проблема отсутствует. Взгляд серых глаз все также излучал интерес и блистал озорными нотками. Высокий лоб прикрывала челка. Лоб всегда выдает наличие или отсутствие ума. Овал лица переходил в уверенный подбородок, и далее, как и раньше обратил внимание Ленька, соскальзывал вниз плавной изогнутой линией, очерчивающей длинную изящную шею. Кисти рук немного крупноваты, но не слишком. Кость тонкая, движения ног упруги.
- Здравствуйте, - обратился Ленька к девушке, когда та поравнялась с ним. Он повернулся к ней всем телом, так чтобы она ясно поняла его намерение – познакомиться.
- Здравствуйте, - весело ответила незнакомка, остановившись. Она улыбнулась, открыв очень красивые ровные зубы. Просто перлы какие-то!
- Девушка, - Ленька улыбался от счастья во весь рот - давайте познакомимся.- Ничего более мудреного этих простых слов, произнесенных до него миллионами мужчин, в голове не возникло.
Про чистые пруды здесь песни не поют,
А лебеди, "не парясь", живут, плывут, несут...