…Никогда не давало покоя для простой жизни тумана и усталого гула улиц.

 Где-то в них построено его убежище, выраженное только холодным мраком тоннеля, ободранными ступеньками и темными занавесами.

 За ними все и… проходит – тик нравов и, медленно заливающих все ночью, мыслей, лишь магическим образом превратившихся…

          В осторожное шуршание мыши, небрежно бегающей по складкам множества, запылившихся и задетых паутиной, платьев…

 Почти что кукол, только с человеческий рост и с испуганными застывшими слезами, спрятанным за пудрой и краской, что насмешливо покрывала… лица; среди которых выделялись два, наверное, неосторожно сказавших железно-завистливым искрам огня о том, как когда-то, в сказочном прошлом, родились из алмазов одной, кристально-чистой воды….

 Потом к ней жадно пришли все, кто не знал, чем отвлечь себя от блеска золотой скуки – тем, кому привычно вдыхать воздух через маску, застывать в танце и упиваться движением, сидя за призрачными яствами.

          Они спешили доказать, что приручили солнце, равнодушно оставляя его маленькие, трудолюбиво жужжащие лучики без крова, который все зовет ветер…

 А тот боялся даже шепнуть, перебив их толки и смех, зная, как жутко колют его крылья лезвия…

 Их шорох уже приближался к… нему, - больше не удивляющемуся своему многолетнему чуду (его дешевые мячики и воздушные змеи, скоро нанесенная на костюм радуга и почти механическая улыбка приносили ему так незаметно согревающие коричневые мягкостью листья жизни)…

          Когда он бродил возле, искрящегося колоннами, убогого здания, увидел там… ее, одну из тех странных, что постоянно стоит одна, в диковинном парике, с невероятно богатом платье, с завязанными повязкой глазами.

          Кругом, казалось, не было в тот миг ничего перед его глазами – все перемешалось – густая синева позднего вечера, выделяющиеся из толпы девицы: те, что, рисуясь, стояли между колон, тоже в богатых платьях, в париках, радующиеся, когда к ним подходили разные ослепляющие тени дворца, снимали с их глаз такие же повязки; и те, что сами увлекали зазевавшихся прохожих, предлагая снять повязки, тем «открыть глаза и вместе с этим тайные миры»…

 Всем этим руководила женщина с сомнительным лицом с безобразно остриженными волосами, все быстро фиксирующие глаза которой никогда не покрывались повязкой, как у девиц.

 Пока они проходили мимо с клиентами, болтали и нетерпеливо прохаживались между колоннами, женщина моментально подскочила к нему и заискивающе спросила:

 - Не желайте тоже отведать иных миров?

 - Здесь все так скучно, что… по-любому Ваше предложение звучит заманчиво… Почему бы и нет? – небрежно ответил тот, перебирая шарики и украдкой поглядывая в сторону незнакомки - оставшейся, стоять с завязанными глазами.

 - Я смотрю, Вы уже присмотрели себе того, кто Вам их откроет! – обрадовано догадалась собеседница, прочитав лишь мимолетность, - Сейчас….

 С этими словами она устремилась к незнакомке, грубо схватила ее за руку и спросила с расстояния:

 - Может, вызовете золотой дождик, пока никого нет? И тогда она вам все откроет…

          Его насторожил дух, витающий, скрипяще-темной, наворачивающейся синевой жуткого, над сказанным, но… нечто уже невидимо притаилось за его сердцем, сверкнуло глазами, и от этого он непроизвольно явил вышеупомянутое явление.

 Когда же его блестящие блики были поспешно укрыты одеялом из пыльных, льняных и заплатанных тучек женщины, она довольно улыбнулась и сказала:

 - Ну, желаю вам интересного путешествия по неизведанным, дивным мирам! – и, подойдя вплотную к незнакомке, сняла повязку, и, четко процедив на ухо: «Попробуй только мне хоть в этот раз чем-то не угодить клиенту, залежавшаяся кукла!... Ух, я тебе тогда дам!...», отпустила ее руку.

 Вместе с этим его сомнения все росли, но след от призрачно-красной молнии взгляда нечто и стук высохших капель золотого дождя вынудили сказать:

 - Ну что ж, веди меня!...

 Незнакомка привела его, сквозь туннели мрачных коридоров, плохо освещенных и пропитанных душными ароматами; к дверям, будто вырезанными из… тусклого стекла, за которым едва четко видны были безобразные ухмылки тех, кто, наверное, уже потерял нить настоящего стука сердца; все эпохи словно перемешались в одинаковом и диком танце, уводящим от всего на свете столпами застывших окошек в страхи и желания, сковывающим игрой мрамора на флейтах мрака…

 Перед дверями стояли неподвижно чуть ли не одинаковые женщины в шарфах и золотых украшениях, и по их лицам было видно, что все, происходящее за дверьми, им привычно и они просто, с вялым удовлетворением от этого, стоят в своих кругах дел.

 Его спутница попыталась попросить открыть двери, но отступила: за ними хаотичные движения усилились, охранявшие их женщины как-то недобро, предупреждающе дотронулись до складок шарфа на поясе; а в этот миг… какие-то едва уловимые искры разочарования и шока четко впились в его разум, при расстроено звучащей реплике, исчезающей во тьме, незнакомки: «Не пускают… Но… Ведь Вам понравилась игра представителей тех миров, что за этими дверями… Ведь за ними все видно!.... Прощайте, мне надо спешить!»

 - Передо мною только приоткрыли двери того, что я искал… И уже стремятся захлопнуть навсегда, когда мною не получено его тепла?... Я этого так не оставлю!.... - разбито прошептал тот, бросив шарик в двери, совсем не опасаясь, что их осколки заденут обитателей или причудливую стражу, не моргнувшую ни глазом; и все же…

 …Нечто не пролетело бесшумно сквозь звон разбитого стекла, оно напустило на него тонкий темный туман оцепенения и, обещающе улыбаясь, кольнуло его бездонное отражение, обрамленное куцей маской из тусклых красочных месяцев; наполнило его шарики затягивающим в свое убежище ветром, а воздушных змеев – жуткими крыльями с лезвиями; он же словно…

 Только и слышал голос из них: «Теперь и ты можешь показать всем свои миры!... Пускай же они уничтожат твоих конкуренток, замани их, не выпускай никогда их!… Играй с ними, как хочешь, но и поступай так; и ты будешь счастливее их!...»

          Об шагах этого тайного смеха из глубины, словно робкое чириканье, на цыпочках пронеслась, через ступеньки четырех вечных вееров, догадка среди всех слоев населения, и даже напуганных девиц, впервые пожалевших о том, что дали завязать себе глаза повязкой.

 - Представляете? – распространялась, дрожа всем телом, одна из них, не слушая понукания клиента, - Нечто уже забрало столько девочек и девушек, а никто не знает, как его поймать!.... Говорят, оно заманивает их большими красивыми куклами, переливающимися шариками и, всех оттенков цветов, воздушными змеями, а потом превращает в танцующие картинки!....

 - А после нечто превращается в арлекина и предлагает покупать другим девочкам и девушкам эти картинки, якобы они откроют им «глаза и вместе с этим тайные миры» чтобы потом похитить, забрать у них все и съесть!.... – пискнула от страха другая.

 - Что?! – встрепенулась третья, прежде поправлявшая свой наряд, очнувшаяся под дуновением терзающих сердце воспоминаний, - Что ты сказала?!

 - То, что говорило нечто… ну, в образе арлекина: «Купите танцующую картинку, она откроет Вам глаза и вместе с этим тайные миры!...».

 - Так это был он!.... – эхом отозвалась спрашивающая и, сорвавшись с места, побежала на улицу, вовсе не обращая внимания на оклики: «Стой, а хозяйка?!... Тебе голову оторвут, вернись!...».

 Она не слушала никого, кроме своей памяти, тревожно выбивающую такт мрака, из которого… солнечной бабочкой всплывал встревоженный голос ее сестры:

 - Я так взволнованна… Сегодня мне приходилось обслуживать одного арлекина, так он остался недоволен: нас не пустили за стеклянные двери, я торопилась, потому все сделала наспех (да и без пропуска в эти двери ничего целиком не вышло бы), но он… Ты бы видела, как изменилось его странно-доверчивое лицо!.... Сестра, я… Я его боюсь!

          - Глупенькая, нашла, за что переживать! – когда-то ответила она ей, - Какой-то арлекин захотел чего-то всерхнапридуманного и феерического от тебя, при твоей ситуации и способностях; не увидел собственных притянутых фантазий, глупо винит тебя… А ты, наивная, принимаешь все это близко к сердцу? Полно, дорогая!.... Он не стоит твоих волнений!....

- Ты меня не поняла! – перебила та, теребя дрожащими руками повязку, - Я действительно его боюсь, ведь он сказал, что еще придет за тем, чего желал… Но что это?... Мне страшно от его слов, сестра… Помоги мне, защити от него!...

 …«Не успела!» - будто под стук колокола и гул тумана переворачивается страница мгновений и… все заливает беспросветно-застывшим в духоте светом – она, не дождавшись своей сестры с привычных дел, бродила по городу в поисках и наткнулась на… его сжатую улыбку, разноцветную бабочку в костюме, украшенную булавкой в виде бледного месяца в темном овале; облака из искристых шариков и воздушных змеев вокруг него и….

          Темного, едва блестящего стекла, за которым под, натянутую весельем, музыку вращались по кругу… куклы, размером с человека, одетые в платья и парики; почти как живые!

 - Что-то Вас опечалило? – послышался его загадочный голос, зловеще оттененный еще и едва слышным, почти прозрачным воем, - Если да, то купите куколку; она Вас развеселит.

 - Я спешу! – осеклась она, постоянно озираясь по сторонам, ища глазами пропавшую сестру.

 - Все спешат-спешат…. – продолжал он, вяло и дразня, играя шариками, - Вот потому и золотой дождь быстро смыл с жизни все краски… А посмотрите, какие они на моих змеях!.... Не правда ли, они славно летают?....

 И она невольно остановилась, устремила глаза на него, его шарики и кукол; больше… не в силах их оторвать – все любовалась ими, все возвращалась к нему, позволяя окружать себя его чудесами, стремясь отвлечься от горя пропажи сестры; открывая для себя миры дивной, почти тускло-радужной, феерии, где нечто победоносно кривлялось с веселыми возгласами… шуршания бумажными облачками и конфетными цветами…

 …«Это ведь было неважно!» - теперь жжется внутри нее мысль, когда время шло, душа не желала засыпать под наляпистым одеялом из его разноцветных жемчужных ленточек: сестра все не возвращалась, дни проходили холодящей пылью.

 Ночи к ней словно как тревожно стучались в двери кричащие неким отголоском круга танцующих кукол, темный, чем-то щемяще знакомый и зовущий родным эхом, поясок на платье одной из которых почему-то окунал в один и тот же лабиринт тревоги…

 Как будто она смотрит через глаза «того арлекина» и он уверяет ее, что «бывшая такой дивной незнакомка не оставила ему выбора…», что он «бессилен перед желанием открыть для всех свои миры и не потерять их самому»….

          А в этот момент из дальних углов слышался скрежет и мелькали чьи-то жуткие шаги; он запускал воздушных змеев в воздух, ее сестра же, в мокром и дрожащем платье, пытается убежать по канату от них, отказываясь хвататься за их разноцветные шлейфы, но падала прямо… сквозь стекло, которое он держал в руках, стараясь не смотреть на растоптанную повязку…

          В один момент она больно ударила по памяти и заставила ее еще раз приглядываться к приятно-медленно мучительному хороводу миров, чтобы заметить, как он водил ее по лестницам тропических цветов, пускал в лодку звездного озерца с тусклым туманом, но…

 Никогда не пускал ее к темному занавесу, испачканного лунным светом, словно повязка все еще не вернувшейся сестры…

 Это резко перевернуло циферблат шипящих в дали стрелок часов и глухим покачиванием маятника заточенных голосов, разбудило ее, бросило в холодный пот от… манящих, его маленькими прыгающими барабанчиками, движений рук нечто и повело, минуя лимонный водопад и ватных легко поющих зверей, к занавесу, в котором, к….

 Появившейся непонятно откуда колонне была привязана ее сестра, на груди у которой так невозвратимо расцвет огненно-алый цветок.

 Она была шокирована и с плачем бросилась, непроизвольно лепеча лишь одно:

 - Сестра, почему ты мне не сказала, что поясок на талии куколки был твоей повязкой?.... Что он с тобой сделал? Что это было?

 - Нечто! – отчеканил голос позади нее.

          Она обернулась и увидела… женщину, с сомнительным лицом с безобразно остриженными волосами, все быстро фиксирующие глаза которой никогда не покрывались повязкой. – А тебе какое дело теперь?... Хочешь, чтобы тебя постигла та же участь?...

 - Хозяйка? – переспросила та, протирая кулачками свои глаза и не веря им, ровно как и странным, для ее ушей, речам - Что Вы тут делаете?.... Что это у Вас в руках? – ее взгляд остановился на пистолете, сжатом в руках женщины.

 - То, что грозит и тебе, если ты не… - начала было его владелица.

 - Не могу поверить!... За что вы ее убили?!

 - Ну, слушай! – на удивление любезно ответила женщина, присев на ступеньку, - в один день приходит она и говорит: «Мне страшно, я не хочу больше заниматься делом, к которому Вы меня приучили!...».

 Я, разумеется, очень рассердилась, ведь я ее пою, кормлю, одеваю, крышу над головой даю, на она мне нос воротит!...

 «Что за чушь ты несешь?!... - сказала я. – Ты пьяна что ли?!».

 «Это арлекин!… - заверещала она мне. – Это он мне угрожал!... Потом являлся в снах и уговаривал отдать должное, но я не соглашалась потому, что не понимала его, боялась, пыталась спрятаться от него за собой… Я не хочу больше ни с ним сталкиваться, ни с кем-то еще другим, тратя на них дразня их тем, что так непросто и таинственно!... Я ухожу от вас!...».

 Ах, она неблагодарная, мало того, что неположенным делом занималась, так еще, уволившись, могла и про меня сообщить власти, что это я ее наняла, заставила с арлекином иметь дело…

 И я решила: «Пускай же времена вернутся для тебя, слишком успокоившаяся и беспечная ведьма!»… ну и, чего таить, совершила суд над ней, в присутствии других, чтобы им не повадно было такое заявлять…

 Но ты-то послушная девочка, ты-то не будешь таких глупостей делать?... Лучше…

 Возвращайся ко мне, и… купи куколку; она тебя утешит!...

          В этот миг словно что-то рассеялось, от ее эха вскрика: «Вновь ты?!...», она вздрогнула - из темноты уже вышел он, на костюме его были следы волокна веревки.

 Он снова открыл, покоившиеся в паутине, ящички и из них посыпались двигающиеся рисунки, снежные карандаши, пишущие в воздухе веселые стишки, и танцующие домики из картона.

 - Я не хочу ничего этого знать! – твердо сказала она, отбрасывая от себя эти дива и отодвигаясь к, привязанной навек, сестре, - Можешь не тратить силы на свою мишуру, и выпустить меня навсегда ведь… это все ты, убийца!

 Он не изменился в лице, но тень страха перед… приближающимся, к нему из мрака, нечто, проскользнула в пересекшихся цветных месяцах его щек.

 - Я тебя не выпущу, иначе мои миры, которые нелегко было создать, пропадут без того, кто будет на них глядеть и с ними играть; кто сможет защитить их от нечто… Да и чем они плохи?… Останься, и они будут жить для тебя…

 - Их создать было омерзительно легко! – возразила ему она, ища лопатками дверь, - Ты никогда не получишь своего, мучая и лишая всего других!...

 - Но… другие живут себе спокойно в душном городе, где цветет бордовым цветом скука! – устремился он за ней, прихватив с собой самые драгоценные чудеса, что у него были – стекло, в котором улыбалась, разговаривала и смеялась, танцевала та, что… неподвижно теперь глядела в сторону родного дома, сестры, не в силах вырваться из веревок и огня железного зверька. – А со мной ты снова можешь увидеть все, что захочешь, я исполню все твои желания… Не вини меня, что она теперь такая тихая, взгляни сюда – она снова говорит с тобой и танцует!....

 - Ах, подлый, ты еще хочешь поиграть моими чувствами, мною?... Никогда я не позволю тебе это сделать!!!... Пусти! – закричала та, пытаясь высвободиться из схвативших ее железных цепей, выросших из двери.

 - Пойми: нечто не отнимет тебя у меня, пока ты будешь глядеть в мои миры; они тогда снова вернут городу радость… Cмотри только в них, не заглядывай в темноту дверей, за которыми притаилось, следит за мной, ждет, когда я останусь один без своих миров и того, кто отвернется от них, кто уже слишком приятно-много от меня взял; подкрадывается за ними... - тихо произнес он, приближаясь с подносом, полным ватрушек и соков.

 - …Все, что мне давало настоящее счастье и жизнь! – из последних сил твердо сказала она, медленно задыхаясь под давящими цепями. – Я вовсе не боюсь смотреть туда; это лучше чем твои фальшивые облачка!... Знай, трус, что невозможно убежать от прилетающего вихря круга; и в нем есть… у города свой мир, у меня - свой!!!... Нечто и ты не украдут их!!!....

 - Ты не знаешь того, что, на погибель мою, знаю я!... - дрожащим тоном произнес он, подходя быстрым шагом еще ближе, - Нечто – опасное создание, это явление, которое беспощадно разбивает мечты!.... Твои дивные мечты, что для меня ценнее и живительнее для моих миров?... Хочешь ли быть с ними?... – произнес он, исчезая неожиданно во тьме

          - Они уже не важны, ведь я открою глаза, двери навстречу пусть серому, но знакомому и родному мне, мостику мрака, покидаю твои разбитые картинки!… – едва слышно произнесла она, преданно посмотрев на, так похожую сейчас на нее, сестру перед тем, как…

 Возник вдруг неестественный, нарастающий, глухой и дребезжащий вой в его голосе, проговоривший: «Не смей!... Ты увидела мои миры, ты всегда должна быть с ними, хотя бы в благодарность тому, кто их создал и вернул тебе сестру!... Не выпускай нечто, оно и тебя погубит!... Посмотри на мои шарики, и я отпущу цепи, укрою тебя, все подарю… Послушайся меня, не то нечто заберет тебя!...».

 - Пусть! - ответила она, рассеяно подхватив словно не-его, удаляющийся в, засасывающей его, тьме, голос, прорычавший: «Купите куколку, она откроет Вам глаза и вместе с этим тайные миры!».

 Но будто клетки потолка, украшенные узором паутины теней, захлопнулись от щелчка его пальцев, казалось, насильно поднявшихся это совершить на ее ответ: «Никогда!».

          И от него, словно из чьего-то усилившегося, близкого грохота, соткались стеклянные двери и сторожившие их женщины…

 Сначала ухмылялись на ее просьбы: «Что же вы стали?! Ловите его, не то он и вас погубит, и всех, кто за дверьми!.... Позовите их, пусть они выйдут, задумаются, ведь… Он еще может и к ним подкрасться!... Ловите его, грязного… арлекина - убийцу!... Ну?!...».

 Потом они лишь гордо хмыкнули: «Не мешай!» и… вновь зажгли стремительный жадный железно и больно цветок, погрузивший ее в странный сон…

 В нем она наверное, увидит свою сестру и с изумлением поглядит на… разлетевшийся на осколки кристалл…

 Сердца… его, распластавшегося на полу с гримасой ужаса и отчаяния; поймет ли она, что он увидел не просто свое отражение, но и ее слезы, капающие и…

 С его раскрашенных щек, прогнавшие повязку безумия с его глаз и зовущие ушедшее эхо, скрывающее, туманом из листьев синевы, удаляющиеся шаги нечто…