…Снег все еще безмолвно наивно игрался искорками, дышал морозным ветром и словно просил не забывать о своей простой и чистой феерии; а время неумолимо будто тормошит егоот сладкого сна, колет сухими листьями, гонит и наносит следы от немилосердного стука часов; жадно загребает все темно-туманными крыльями.
- Хоть прячься от глаз, по воле которых солнце невидимо выходит, а после – ночь неторопливобродит! –наблюдая это, скучающе сказал плотный старик в богатой телогрейке икликнул с большей силой. – Снежинка!
На зов выбежала маленькая девушка, совсем юная; в простеньком наряде, с заспанными черными глазами и круглым личиком, зачем-тоукрашенным еще неумелым макияжем темных тонов, почти белоснежным, в тон ее мелким кудряшкам.
Она испуганно сжимала, даже прятала в руках малюсенькую брошку с картинкой, изображающей замок и принца; опасаясь, что это заметит хозяин.
А от его бдительного взора, увы, вновь ничто не смогло ускользнуть: старик приподнялся с кресла и, строго прищурившись, заметил:
- Что за девчонка?!Я от ее требую самую малость; и то она ее забывает исполнить!... Зато подобной глупости внимание уделять – это пожалуйста!.... Дай сюда!
Снежинка, предчувствуя недоброе, прижала брошку к груди и попятилась к двери.
- Стоять! –рявкнул старик и, устрашающим образом покинув кресло, направился к ней. – Я тебя проучу, бездельница!.... Дай сюда!
- Не надо, это ведь моя единственная игрушка!– тихо попросила Снежинка. – Я ее нашла под праздник, она радость приносит!...
- Тем более! –воскликнул тот и почти кинулся на владелицу брошки, потускневшей от испуга, но не успел.
Девушка увернулась и, быстро приколов украшение к наряду, выбежала на улицу, дрожа и боясь заплакать.
А старик моментально согрелся еще одним черным огоньком идеи и поспешил к окну.
- Пока не найдешь способ остановить снег, холод, само время – надсаживался он, с удовольствием наблюдая удаляющуюся фигурку Снежинки, - Можешь не возвращаться!... А если надумаешь чего и вернешься, без всего этого – берегись!... Я тебе и тогда устрою игрушки!...
Девушка тем временем устала бежать и, отдышавшись, спряталась за стену огромного здания, которое раньше не встречала, утешительно поглаживая пальчиком брошку.
- Ничего, я тебя не отдам ему!... – приговаривала она, с грустью поглядывая на небо, в котором не спешило появиться солнце, - Холодно, скоро ночь; значит, снова время не будет ждать!... Был бы способ заставить его подождать, я бы все отдала заэто!...
И вдруг, едва воздух впитал в себя ее слова, стена расступилась, и что-то втолкнуло Снежинку в огромное помещение, такое странное, что не поймешь, где потолок, а где стены и зеркальные ступени.
Всюду переливалась темно-синяя, с бледно-розовым оттенком, паутина, красовались одинаковые темные комнаты, украшенные масками, с темно-синими алмазными глазами и лунно-солнечным узором.
И только одна комната, что посередине жутко-странного помещения, была со стеклянным занавесом, наподобие паутины, над ее входом висела огромная маска с раскраской из черных, блестящих листьев. За дверями всех комнат виднелись мужские фигуры, тоже в диковинных масках и в плащах Между комнатами мелькало что-то светящееся и нечто ослепительно-белого света.
Снежинка, постаравшись преодолеть остаток страха, пошла к центральной двери, которая притягивала неясными перешептываниями и отголосками эха сказочных существ, сиянием и будто остановившимся, словно как притаившимся, за ее стеклянно-паутинными контурами, светлым-светлым созданием.
Девушка чувствовала, как шевелятся его диковинные длинные усики и шуршат ножки, с затаившимся любопытством протянула руку к занавесу, как, вскрикнув, отпрянула: с обеих сторон центральной двери как будто выросли из глубокой, прохладной темноты, царящей вокруг, два прозрачно-бледных типа, с любезными улыбками и вытянутыми неуклюже светящимися телами, облаченными в тощие свитки.
- Ну, привет, привет, куколка! – отталкивающе начал первый тип, мало чем отличающийся от второго, - Я слышал, ты готова отдать за то, чтобы «время подождало», все…Правильно?
- Откуда вызнаете? – побледнела Снежинка, оборачивающаяся назад и с ужасом не находившая никаких дверей, кроме всех этих, с пугающими масками и паутиной. – Что вы хотите?
- Ну и умеешьты говорить, что не надо было бы; гостей напугать, Патошка! –притворно-неодобрительно покачал головой второй тип на товарища. – Дай, я заново попробую!
Патошка еще шире улыбнулся и кивнул. Его напарник продолжил:
- Какая у тебя брошка красивая…
- Спасибо! –робко осеклась Снежинка, хотя типы не внушали ей ни малейшего доверия и желания разговаривать с ними.
- Ты ее любишь…Наверно, потому, что только она открывает тебе все, о чем ты на самом деле, давно мечтаешь!.... – вкрадчиво заметил друг Патошки. – А хочешь, мы подарим тебе все, что на этой брошке? По-настоящему?
- Извините, мне пора домой! – быстро отрезала девушка, все ища глазами выход и думая, что для нее лучше вернуться к хозяину и терпеть его издевательства, чем вступать в беседы с жуткими обитателями, самого страшного здания, которое она когда-либо видела - Все что вы слышали – просто глупость; а брошка – лишь моя игрушка!.... Пожалуйста, покажите мне выход отсюда!...
- Меня зовут Киселка! – не желал, однако, отставать криво усмехнувшийся тип, похожий на Патошку, взмахнув рукой и этим мистически придвинув Снежинку ближе к себе. – А тебя?
- Снежинка! –нехотя ответила девушка, действительно готовая отдать все; только бы вырваться из этого места. – Киселка, Патошка, прошу, отпустите меня домой!
- Мы же еще не услышали твоего согласия, не оживили твою брошку! - странно-оживленно ахнул Патошка, - И не узнали, какую сказку ты выберешь!...
- Что? –ошеломленно переспросила девушка, чувствуя, как ее руки и ноги, не слушаясь, дрожа замирают и холодеют, - Какую еще сказку, зачем?...
- Как зачем? –внезапно удивилась нарисованная, на центральной двери, дама в маске и со сверкающими волосами. – Чтобы время для тебя остановилось и ты всегда жила здесь, с нами, долго и счастливо!....
Снежинка всерьез сожалела о всех мыслях, в которых хотела перенестись в волшебную далекую страну, чтобы не смогла там наблюдать дни и ночи рядом с жутким хозяином. Она только хотела крикнуть, что ей не до сказок, как нарисованная дама сорвалась с места и, летя по воздуху, начертила искрящийся знак.
Он растворился, заливая все тусклым, зеркально-радужным водопадом. Снежинка ощущала на себе его липкие капли, шипящие и пачкающие чернотой не смотря на свою разноцветность. Когда они растаяли, девушка увидела увеличившиеся, слившиеся между собой, перетекшие по воздуху к ней, темные комнаты, светящиеся изнутри светом.
В первой, залитой темно-малиными искрами, на огромной луне качался мужчина в темном плаще с белыми оборками, вокруг него метались темно-красные летучие мыши, капали на пол алмазные пролитые вина и валялись серебряные решетки в форме куколки. Позади мужчины едва виднелись темные тучки и метающиеся синие огоньки.
- Ну, как тебе этот жених? – поинтересовался Патошка, умудряясь, хаотичной мелкой пляской ног, приближать Снежинку и к себе, и к темно-малиновой комнате. – Он владеет всеми сокровищами ночи, силен, неустанно молод и чутко спит иногда при луне, ведь в его мире нет дня!.... Хорош?
- Я его боюсь!– призналась девушка, отвернувшись от мирно раскачивающейся, огромной луны, - И как можно быть счастливой, когда постоянно ночь, холод; нет солнышка?
- Ах, жаль! –заскрежетал неузнаваемо-тонким и глухим одновременно голосом Киселка. – У него самая милая в мире жизнь, зря ты ее не хочешь!.... Ну, а погляди на этого парня…
С этими словами, словно карта, комнату с малиновыми искрами, закрыла собой другая, залитая ослепительными золотыми лестницами икачелями. Среди них переливал из кувшина в кувшин жемчуг, монеты, драгоценные камни другой мужчина, в маске, отливающей блеклыми звездами. Кувшины отбрасывали черно-зеленую тень, издавали лязг ножей и копыт бешенного коня. Все это сопровождалось игрой туманов, из которых то и дело всплывали танцы на роскошном балу, пиры в блестящем от богатства замке, сыплющиеся на Снежинку одурманивающе-приятно усыпляющие ароматом лепестки роз, сотканных из розового алмаза. Позади же этой феерии золота виднелись пересекающиеся плети, пистолеты и веревки с предельно-черными одеяниями неясных теней.
- Ну вот… вот, чем не жених? – спросил Киселка, украдкой посверкивая темновато-пустыми глазами на еще больше побледневшее личико Снежинки. – Осыплет тебя подарками и лаской, кушаньямии мягкими платьями с подушками… В его мире вечный день, значит, ты день-деньской будешь кататься на солнечных качельках, веселится на пирах и балах!... Пойдешь за него?
- Он может меня превратить в свою статуэтку, одним богатством без… одного, простого, необходимого, внутреннего солнышка; я не хочу такого мужа! – прошептала девушка, впервые искренне радуясь, что есть на свете простая, не усыпляющая блеском и не одурманивающая роскошью, одежда.
- Ох, ну капризная же ты девочка! – жутко прорычал приятным свистом Патошка, скрючив от нетерпения пальцы и топаньем ног откинув двери, потонувшие в холодном мраке. –Уж с таким юношей тебе нечего было бы желать, ничто не могло б испортить ваше счастье!... Ну что ж…
- Погодите! –воскликнула нарисованная дама, открыв какую-то, зловеще проскрипевшую, решетку.– Вы забываетесь, что я – Тайная Фея Снежинки, и потому уж лучше знаю, какая сказка будет ей по душе!
После этой, недобро звучащей, фразы; засверкали раскаты звездной молнии, гоняющийся и гадко щекочущий своими, снежно-горячими, стрелами Снежинку.
Девушка отпрянула от них и уже приготовилась, не взирая на свой тоненький наряд, прыгнуть в, спасительно-замеченную, узкую щель в потоке полупризрачных стен, в которой виднелось родное небо и живое солнце; но удивленно застыла и ахнула: в центральной двери возникло окно в мир, залитый светлыми-светлыми лучами, чистым небом, изумрудно-шелковой травой, наполненный успокаивающими трелями птичек и игр бабочек, приятными тенями заката; вдали стоял белоснежно-жемчужный замок, аперед ним задумчиво сидел на траве и читал старинный роман принц, такой же, каки на брошке; даже дивнее.
- Ну, как тебе?– самодовольно спросила Фея, радостно озираясь на, осклабившихся, потирающих руки и приготовившихся к чему-то, Патошку с Киселкой; которых аж залило мутно-лунным, нетерпеливо дрожащим, узором.
Снежинке же, с интересом заглядывающей в окно и сулыбкой греющую в ладонях бабочку, робко изучающей глазами замок и играющей с изумрудной травой, казалось, что она нашла то, что останавливает день и ночь, при осторожном взгляде на принца, с аккуратностью подносящего удивительный, внезапно раскрывшийся, солнечный цветок…
- Я приму все, что есть у тебя! – тихонько склонила головку она над цветком и робко прижималась к принцу, потихоньку открывающему ей чудный мир маленьких, теплых искристых облачков; среди которых вдруг, с жутким гулом, прорезалась черная, паутинно-стеклянная тень.
- Ну вот иконец вашей сказке! – злорадно воскликнул Патошка, насылая на бабочек темно-синих, неприятно кривляющихся, огромных жуков.
- В самом деле,ты никогда не ей дашь то, что мы, жалкий короленок! – быстро подключился Киселка,- запуская в замок ядра с красно-черными кривыми рожицами.
- Как ни грустно, куколка, - заключила жутко-чужим голосом Фея, бросая потоки прожорливых гусениц грязи на травы. – А придется тебе попрощаться с этим жалким принцем и остаться с нами, в нашей сказке, где тебя ждет все!... Иди к нам!...
Снежинка с жаром взяла цветок, подаренный принцем и крепко вставила его себе в скромную заколку, а потом сказала перепуганному дивному хозяину этого мира, старающегося выпустить из тускнеющего неба к Снежинке, радужных котят:
- Мне не нужно ничего, пойми….Только бы ты был жив!.... Бежим от них!.... Скорее!
- Ты никуда не пойдешь от нас!... Ты слишком многое дала за туман остановки стрелок! – в один голос вскричали Патошка с Киселкой, кинув неясную черную шаль.
От этого девушка споткнулась о невидимую нить и больно упала, а когда вскочила и хотела схватить за руку принца, укололась о прутья мутно-лунной клетки. Как ни силилась она ее открыть, а прутья только насмешливо-победоносно отливали золотом.
- Отпустите его, он ни в чем не виноват! – закричала Снежинка, с ужасом наблюдая, как принца принялись поглощать жуткие темно-синие сети, старательно удерживаемые Патошкой и Киселкой, с удовольствием кривляющимися в лицо ослабевшему от неизвестного холода, пленнику.
- Привыкни, куколка наша, к тому, что ты его больше не увидишь! – спокойно бросила Фея, надевая корону принца. – Ну, не расстраивайся!... Тут полно игрушек и веселья, все мы сделаем тебя бесконечно счастливой!... Ребята, бросайте вы его, кое-кто по вам соскучился!.... – прибавила она, открыв клетку, не выпускавшую, тем не менее, Снежинку, и указав на нее пальцем.
Как и, со страхом, ожидалось бедной, девушкой, все мечущейся перед незримой стеной, Патошка и Киселка, бросив сети, побежали кСнежинке, толкаясь, отливая устрашающими цветами, таящими смутное и жуткое: один – темно-малиновым, другой – грязно-мутно-золотым.
Снежинка, чувствуя, как у нее отнимаются силы, мечтала только об одном – оказаться в кругу ста тысячи хозяинов, как у нее, только быне чувствовать гул их торопливых шагов, смеха и, тянущихся жадно-светящихся, рук. Но внезапно ее оглушил их вопль и визг Феи, и она открыла, уже готовившиеся окунуться в неясный, мучительный сон, глаза: от темноты выделился прозрачно-светлый, звездно-солнечный, огромный богомол с одним, отливающим лунным, глазом.
Он встал во весь рост и, зашипев, коснулся длинными ручками Патошки и Киселки – они обернулись статуями, завернутыми, подобно мумиям, в паутину. Фея застыла от, направленного в нее, взгляда богомола, и рассеялась черной пылью. Затем она оседла на статуи, и они соединились, превратившись в застывшую фигуру хозяина Снежинки с неестественно-моложавой, блестящей темной краской на лице.
Девушка вскричала и, дождавшись, когда клетка рассыплется, чуть не плача, подбежала к фигуре хозяина и осторожно принялась трогать его словно окаменевшие руки, желая привести в чувство.
- Не плачь, девочка! – раздался голос богомола, открывающего лапками стеклянно-паутинный занавес, среди рассеивающихся темных дверей. – Он еще поймет: когда время ждет – это нехорошо для тех, кто смеялся над ним!...
С этими словами богомол расплылся светлым-светлым лучом, осветившим все здание, под расколовшимися зеркальными ступенями которого, росла изумрудная трава, а над нею раскинулось светло-голубое небо. Снежинка осторожно вошла и тихонько, по привычке, подставила ладонь, весело подлетевшей бабочке.
Это была все та же маленькая крылатая подружка, беззаботно танцующая под трели птичек и любующаяся цветами.
Увы, они не радовали, тихо присевшую в шелковую траву, девушку, с, потягивающейся в глубине сознания, грустью листающую старинный роман: что-то незабываемое, но, казалось, щемяще ушедшее, сделало этот дивный мир одиноким и чуть мрачноватым…
Снежинка вздохнула и с вялым любопытством пошла было к белоснежно-жемчужному замку, верно поджидающему недалеко, о котором так давно мечтала, как, не желая верить собственным ушам, разобрала в ласковом гуле ветра и умиротворенном шепоте трав:
- Я так рад, что ты снова рядом!... Прости, но, наверное, не смогу подарить тебе свою корону!....
Она обернулась и увидела принца, робко теребящего вруках снова расцвевший, ставший еще красивее, цветок.
Снежинка, не помня себя от радости, побежала навстречу ему, порываясь крикнуть: «Если ты рядом, корона – просто кусок золота!... Мне она не нужна!.... Я так рада, что встретила тебя!...».
Но она не могла это сказать, только изумленно провожала глазами, удаляющегося к облачкам, солнечного богомола, дружески кивнувшего и подмигнувшего ей лунным глазиком; тихонько смотрела вместе с принцем на дивный мирок вечной радуги, волшебного сияния белоснежных, танцующихв ветре, роз, в звездном закате…