И тут мой взгляд наткнулся на две черные точки. Два глаза из мира реальности, внимательно следили за мной через мои глаза, пытаясь заглянуть мне в душу. Это  маленькая ведьма, не обращая внимания на воспитателей, вышла из толпы детей, подошла ко мне и, сев на корточки рядом со мной, сказала: "Мама мне говорила, что ты особенный. Расскажи мне, что ты видишь". Уставившись ей в глаза,  я ответил: "Люди, много людей, они ходят, разговаривают". И я снова переключил внимание на вновь нахлынувшее видение. Вокруг опять ходили люди, менялись ландшафты и обстановки, день сменял ночь в непонятной последовательности. Я запоминал картинки и словно впитывал образы людей, которые вдруг, какой - то волной,  ворвались в мой разум. Потом наваждение растворилось словно туман, оставив в  детском разуме отпечаток образов, с которыми я столкнулся гораздо позднее, в более зрелом возрасте. А в то время я сидел на маленькой скамейке, ошарашенный только что  отхлынувшим  наваждением, рядом сидела маленькая ведьма, задавала вопросы, я отвечал и мы рисовали пальцами на полу не видимые знаки, а в душе было спокойствие и полная уверенность, что всё будет хорошо и всё на своих местах. Потом этот день затерялся среди тысячи других таких же новых,  замечательных, наполненных событиями дней. И вспомнил я о нём,  когда мне исполнилось восемнадцать.

 Я только попал на срочную службу. Всех, кто со мной призывался, раскидали по разным ротам и первое время мы не могли видеться. За это время я уже успел вкусить прелести  солдатской жизни и немного научился  лавировать в тех условиях, где твои свобода и действия ограничены. Однажды вечером, я возвращался из столовой в казарму. Вся моя  рота дружным строем давно уже ушла через  плац. А я ещё перед  ужином, в предчувствии неладного, хромая на правую ногу, подошел к старшине и выпросил поход на ужин вне строя. И теперь ковыляя темной тропинкой, услышал, как удаляющаяся ротная песня вдруг оборвалась, потом началась заново, но уже приближаясь. Сквозь кусты я увидел, как наша рота вышла на плац. Люди, в течение дня измученные пятидесяти градусной жарой, казалось автоматически переставляют ноги. Позади всех вразвалочку, с  ослепительной улыбочкой, шел старшина. Я терпеть его не мог, он был рвач, готовый за лычку на погонах, загонять насмерть шестьдесят человек. Старшина остановился, дал команду. Песня оборвалась, снова команда и песня сначала, и опять остановка. Это начало напоминать старую пластинку. Я видел как старшина, отдавая команды, озирается по сторонам, словно высматривает кого - то. Этот кто- то оказался командиром роты. Он выскочил на ярко освещенный плац, словно черт из сундучка. Выпучив глазки и на кривых ножках, он скакал, как потомственный кавалерист, в сторону роты на невидимом коне и размахивал невидимой шашкой. Старшина, отдавая честь, ринулся в его направлении, но командир, не заметив его рвения, промчался мимо, в сторону солдат. Его громкий голос разнесся над плацем, перекричав шестьдесят орущих песню солдат."На месте! Стой! Раз! Два!". Дальнейшие его слова вызвали у меня улыбку: "Солдаты! Дебилы! Дети алкоголиков, наркоманов и уродов!". И тут он обратил внимание на старшину: "А ты, что улыбаешься? Марш в строй! Я вас сгною! Я научу вас родину любить!". На лице старшины улыбки уже не было. Теперь он шагал и орал песню вместе со всеми. В моей голове пронеслась мысль : "За что боролся, на то и напоролся". На мгновение я обрадовался тому, что стою здесь в кустах, в темноте, но радость мгновенно улетучилась от осознания действительности, я просто не смогу два года партизанить по кустам. А здесь мне предстояло провести ровно два года, ни днём меньше, а возможно больше. Я почувствовал себя волком запертым в клетку. За моей спиной послышались шаги, на тропинке, освещенной подымающейся огромным диском полной луны, я увидел силуэты трёх человек. Двое шли рядышком, о чём- то тихо разговаривая, а третий брел позади. Ещё мгновение и они приблизились вплотную ко мне. Заметив меня во мраке кустов, замерли, и тут я узнал их. Это были два брата Олег и Андрей. Мы летели в одном самолете, и между нами произошла стычка, которую мы потом до потери сознания запивали "мировой". И сейчас увидев меня, они обрадовались. Мы поздоровались. Третий держался в стороне. Лунный свет осветил его. У меня невольно вырвалось слово "Акула". "Откуда ты его знаешь?"- поинтересовались братья. Я не знал, откуда знаю, но точно где - то видел. Андрей повернулся к нему и крикнул :"Эй, чмо, иди сюда!". От этих слов "Акула" съежился, словно черепаха, пытаясь спрятать голову в туловище, и на согнутых в коленях ногах, подошел к нам. Андрей попытался схватить его за короткий ежик волос. У него ничего не получилось, и ярость мгновенно вспыхнула в голубых глазах, он нанес Акуле короткий удар в солнечное сплетение. От удара фигура согнулась, и Андрей схватил его за ухо, закидывая голову жертвы так, чтобы луна осветила лицо. Затем повернулся ко мне и сказал: "Смотри". Следующая команда была дана Акуле: "Пасть открой, чмо"- и амбал покорно открыл рот. Я заглянул в освещенный ярким светом луны рот Акулы. У чудовища были зубы в два ряда. Где- то вдалеке прозвучал голос Андрея: " Вот почему - акула". Только мне это было уже всё равно. Я маленьким мальчиком стою посреди спортивного зала в детском саду, рядом Олег и Андрей держит чудовище за ухо и, глядя мне в глаза, говорит: "Вот почему акула". Воспоминания плотным туманом окутало меня. События. Люди. Разговоры. Только теперь я узнавал их. Я почувствовал, что кто - то трясет меня за плечо и спрашивает: "Что с тобой?". Это был Олег, а я ожидал увидеть воспитательницу. Туман исчез вместе с видением. Олег тряс меня, чудовище лежало на земле, а Андрей наносил ему удар за ударом, носком ботинка в живот. "Оставь его", - сказал я. Тот злобно взглянул на меня, но жертву оставил. Усаживаясь на траву возле тропы, он произнес: "Закон джунглей, выживает сильнейший". Я подошел к лежачему на земле человеку и стал рассматривать его, пытаясь в уме связать прошлое и настоящее. Кто бы мог подумать, что  это существо пробудит во мне такие далекие воспоминания, которые впоследствии потянут за собой  и более глубокие образы видений.