Игорь Молчанов    
 

                       ЭРАСТ – ПОВЕЛИТЕЛЬ ЛУНЫ.


   Первый раз меня обманули, в тот момент, когда я впервые окинул своим одухотворённым взглядом этот насквозь лживый мир. Моя мать, нежно прижав меня к груди, погладила по голове и назвала по имени. Как звучало моё прекрасное имя, друзья! Песня, а не имя. Оно могло струиться благолепной музыкой из уст любого, кто бы его не произнёс. Оно умело переливаться в игре отражённого света под потолком больничного покоя, где я, безо всяких проблем – здоровый розовощёкий младенец, оглядевшись, осчастливил белый свет своим тревожным криком – раз положено крикнуть, крикну, так и быть! Это имя, оно так чутко отражало мой тогда уже богатый внутренний мир и неуёмные амбиции, как никакое иное. Оно… 

  Ну, да ладно, хватит о нём. Что теперь локти кусать!  Ибо, буквально через несколько дней, после того, как мои родители, посовещавшись, взвесили все аргументы и доводы, я приобрёл новое имя. Совсем другое. Не то, что лилось музыкой в уши слушателям и выскальзывало лестной улыбкой, приподнимая уголки сомкнутых губ собеседников. Теперь и уже навсегда меня звали Эрастом. Весьма подходяще для того медвежьего угла, что вправе гордиться родством со мной.

«Иван, Кульпетов П., Кузьмич ( утративший имя по ходу жизни), Желткова и Эраст Горохов не вышли на работу по уважительной причине вчерашнего дня рождения Кузьмича» - из возможной сводки бригадира лесопилки директору леспромхоза. Возможной, останься бы я на всю жизнь в этой болотно-комариной глуши. Представляете соседство?  Желткова и Эраст!!

  Предролагаю, имечко-то, и должно было по плану родительскому вытолкать меня из непроходимых зарослей хвойных пород, раскинувшихся сотнями километров вокруг села, на пути лёгкие, широкие, городские. 

   Очевидно, я родился под такой звездой, что сперва сияла, разбрасывая вокруг себя яркие неземные брызги мелодии света, а затем моментально остывала, предоставляя взгляду ямы и кратеры, подобно лунным безжизненным пейзажам. Что управляло мною:  звезда-луна или бесконечная цепь случайностей – догадался не сразу, но с тех пор чужие обманы стали постоянными наперсниками моей жизни.
   Второй обман состоял в смене фамилии. Это, скажу я вам, происходит не с каждой женщиной, что уже говорить о мужчине! Первая моя фамилия досталась мне в наследство не от отца, и даже не от матери. Тут, конечно, любопытный мог бы пофантазировать, есть много вариаций на эту тему.
- «Вариации Комаровского!» - сказала через девять лет тощая девочка из моего третьего «А», поправляя очки на переносице, и достала из футляра скрипку со смычком. Продолжался смотр художественной самодеятельности школы.
   Какие они  эти вариации, что там Комаровский навариировал?  Я уже и не припомню. Время затёрло мелодию наждачной бумагой рутины, помнится лишь визгливое ёрзанье неумелого смычка о непослушные струны (чуть не сказал: скрип лобзика о фанеру) да испуганный взгляд одноклассницы - две жидкие косички, кривенько торчащие, из-за качающейся в такт музыке, головы на которую водрузили огромные очки с толстыми линзами стёкол. И неподалёку сияющее лицо классного руководителя, умиляющегося мизансцене. Лицо маленькое, смуглое, глаза чёрные недоверчивые,  щёки с румянцем и сомнительного вида бородавками, нос с едва уловимой горбинкой. Под носом увесистые ( для дамы, конечно) усики.

Вот такие же вариации жизненного лобзика можно изобразить, пытаясь найти истину в тайнах моей фамилии. А что, если предположить, будто я потомок достославной княжеской династии праотца Индроса, давшего миру Толстых, Дурново, нас и Тухачевских! Некогда скрывали свою родословную, а ныне безбоязненно выправляем положение. Годы военного коммунизма миновали, война прошла, космос осваиваем, бороздя  ракетами дальнего м среднего радиусов действия! Кто старое помянет…
  Или иной вариант: меня по ошибке перепутали со схожим мальчуганом в скромной сельской больничке, в той, кою осчастливил я первым криком. Потом тайна подмены обнаружилась, соответственно и фамилию пришлось поменять. Да, но, позвольте, где вы видели десяток одновременно рождённых мальчиков-брюнетов в одном отдельно взятом сельце? Это вам не столицы-с… Этот вариант дышит на ладан.
   Что ещё? Я – сын законспирированного шпиона-разведчика и вынужден некоторое время носить чужие достоинства на своей голове с игриво вьющимися волосиками? Отец мой страдает от капиталистического гнёта в одном из пятидесяти штатов. Почему-то представляются Гавайи с бесподобным местным сёрфингом, смуглокожие девушки-гавайки с венками из цветов на шее, мудрёные коктейли в не менее мудрёных стаканах на барной стойке у пляжа, шезлонги с полотенцами, загорелые мускулистые тела счастливых от безделья миллионеров, пальмы, покачивающие листьями под слабым океанским бризом, припаркованные неподалёку Кадиллаки, вперемежку с Линкольнами. И отец-разведчик среди них: с трудом добывает на пляжах секретную информацию о маршрутах подводных лодок противника. А я в это время, не по-детски осознавая мощь семейной тайны и величие отцовского подвига, вынужден скрываться под фамилией соседа. А на вопросы окружающих: «Где твой отец?» отвечать, потупляя взгляд: «Мой отец, лётчик-испытатель, погиб при выполнении очередного испытательного полёта новейшего ракетоносца».
   Или же обыкновенная ошибка вечно нетрезвого деревенского ЗАГСцеписца в ватнике и резиновых сапогах, скрывающих взору штопаны шерстяные носки, преподнесённые в подарок тёщей на свадьбу двадцать лет назад? Ошибка, которую совершил он в главной бумаге всей моей жизни – свидетельстве о рождении. Она-то и внесла сумятицу в мою судьбу?
   А может родители дали мзду тому самому работнику для того, чтобы спрятать меня, своего наследника от преследования таинственных завистников?  А потом, когда времена опасности миновали, открыли мне правду? И где-то ждут меня несметные фамильные сокровища, а вместе с ними и новые горизонты безбедной жизни?
   Хотелось бы, чтоб так и стало, потому как настоящий обман проще и тривиальней. Всё от лени человеческой, да от нашего «авось». Но что об этом? Пусть это останется тайной моего рождения.  Главное, всё свершилось – обманули, поменяли и фамилию! Не стоит удивляться, что сейчас я ношу фамилию Горохов. Вам тоже что-то показалось? Вот-вот, и я о том же. Прекрасная фамилия, есть такое растение съедобное. Из его плодов очень вкусный супчик получается.
   Позвольте представиться – Эраст Горохов, собственной персоной, так сказать. Дважды обманутый уже во младенчестве и далее до бесконечности, ибо обмануть меня хотелось каждому, кто меня видел или знал.
  Отчего? Не могу понять. Может лоб у меня какой-то не такой, как у всех? Так нет же. Тысячи раз смотрел я на этот обычный большой и симпатичный лоб с двумя ранними продольными морщинками и ничего не приметил. Или глаза мои излучают нечто раболепное, такое, что притягивают всякого рода лихоимцев? Вроде и глаза симметричны, взгляд адекватен, в порядке, как у других. Или сутулюсь я больше обычного, как будто страшусь окружающих? Так взгляните - спина моя вполне прямая, ну, может самую малость и есть немного от сутулости. Не всем же быть гвардейскими офицерами с идеальной выправкой!
    Нет-нет, я правильно понял с годами: всё дело в моей звезде, неожиданно превращавшейся в скучную безжизненную луну. Это она подвигает всех на обман. Сколько их в моей жизни, не сосчитать. Посудите сами.
   Далее родители, выполняя положенную каждому трудящемуся развитого социализма норму пятилетки, обманули мои ожидания, сдав меня - Эраста в ясли, а потом и в детский сад. Тогда я ещё не понимал, что обманули дважды. Во-первых, отдав меня на воспитание в безликие руки государства, в лице некрасивой, недоброй и нервной воспитательницы. Единственно, чем я смог отблагодарить её нелюбовь ко мне, тем, что измазал в столь юном возрасте чернилами её малоблагородное лицо на групповом садовском фото. И во-вторых, меня подбросили к тем, кто оказался старше меня на целый год-полтора.  И всю последующую жизнь в стенах учебных заведений, я страдал от этого обмана, оставаясь самым младшим в любом классе любой школы, где бы я ни учился.

   Помню, что они-родители вновь обманули меня, вопрошая, как бы я хотел назвать сестричку, только что появившуюся на свет?

- Конечно, Инга,  - не задумываясь, ответил я четырёхлетний, обворожённый дочкой воспитательницы – белокурой бестией Ингой, подававшей мне благосклонные намёки на возможное счастливое будущее. Инга брала меня за руку, отводила в дальний угол беседки и «просвещала» о некоторых нюансах взрослой жизни, проявляя высокий уровень материальных и телесных знаний и крепкую житейскую хватку. Я, глупо поддакивая, инфантильно пропускал мимо ушей любую информацию, кроме той, что касалась кузнечиков, пауков и головастиков. Ингой я желал обладать так же, как и мохнатым «крестовым» пауком, которого друг Вовка держал в синем спичечном коробке.
- Хорошо, - сказал отец, погладив меня по голове. А по прошествии двух дней продолжил, - ты знаешь, Эрастик, врачи не разрешили назвать её Ингой. 
- А как? – озабоченно поковыряв в носу, спросил я доверчиво. Нос и его содержимое  интересовали меня значительно больше, чем выбор имени какой-то там новоявленной сестры.
- Леной, - улыбнувшись, ответил отец, обманув меня в очередной раз.
- Ну, раз врачи не разрешили, - согласился я простодушно, - пусть будет Леной.
   А разницу в возрасте я осознал ещё до первого класса, борясь за школьный ранец с Серёжкой-бугайчиком, мальчишкой с соседней улицы, по окончании сада. Хорошо, наверное, церемония прощания с малолетством протекала. Стихи, возможно, читали, речи напутственные, как водится, говорили. Только я не слушал, потому что манил меня блестящий глянец лакированного кожзаменителя школьного ранца. Ранцы, вперемежку с портфелями красивой горкой  стояли на полу в самом центре большой комнаты, где и происходило прощание с детским садом. Портфель почему-то меня сразу не заинтересовал, вот ещё, таскать его в руках – станешь похожим на старика Кантаровича, бухгалтера сельсоветского! Того без пузатого толстокожего портфеля представить трудно. А ранец, с двумя жёсткими ремнями, блестящими застёжками, двуцветный, играющий переливами света!!! Это вам не портфель. А-а-х, вожделение! 
   Как только дети поняли, что речи окончены и дана команда выбирать себе то, в чём будут храниться учебники и тетради, все гурьбой бросились на добычу. Я опередил мальчишек, спавших некогда на соседних с моей кроватках, и ходивших последних несколько лет в моих друзьях. Ловко схватил рюкзак и нежно держал его в руках, поглаживая гладкий упругий бок, не обращая внимание на детей, свалившихся в кучу-малу за моей спиной. Согруппники боролись за право обладания лучшими экземплярами школьной атрибутики. Напряжённое пыхтение и нешуточные стоны выдавали всю серьёзность их намерений. Зря я не смотрел! Ваня-бугай чернявый несноровистый увалень обманул меня, неожиданно подбежав сзади, схватил своими крепкими ручонками «мой» ранец. Меж нами завязалась потасовка, но, как говорится, победила силушка богатырская – Мой приятель Ваня шустро улизнул в сторону с добычей под мышкой. Я взглянул за спину, туда, где стояли наши будущие школьные сумки, и увидел сиротливый в своём кожаном одиночестве портфель. Горю моему предела не было, слёзы брызнули из моих глаз потоками весенней половодной реки, остановить, которую не возможно. Луна вступила в свои права.  
   Я запомнил этот обман и вывел, что всю оставшуюся жизнь в школе буду самым маленьким ввиду разницы в возрасте, а посему мне необходимо научиться быстро хватать и оч-ч-ч-ень крепко держать то, что мне нравится, дабы в другой раз никакой другой бугай не смог выхватить то, что я считаю своим. Так, не ведая того сам, я начал восстанавливать попранную безжалостной луной справедливость.
  Через полтора года, имя, с заложенным в нём потенциалом, возымело действие, и второй класс я доучивался уже в городской школе. Но, что город, что село – обман он везде обман.
   Сначала мои одноклассники, любители лёгких денег, кое-как научив меня играть в «чику» на деньги, стали перекладывать мои «честно проигранные» медячки в карманы своих школьных брюк. Обмануть новичка, что может быть слаще для игрока! И всё бы ничего, но их счастливые улыбки и несколько пропущенных мною школьных обедов отрезвили зарождавшуюся страсть к лёгким деньгам. Больше я никогда не играл. Но школьная жизнь, само собой, продолжалась.

- Горохов, - позвала меня старшая пионервожатая, запыхавшись.  – Ты-то мне и нужен.
   Дело происходило на большой перемене. Вид у пионервожатой не самый лучший: раскрасневшаяся, со сбившимся на сторону красным галстуком, слегка всклокоченными волосами и горящим взглядом.

- Тут вот какое дело, - я замер в ожидании: такая важная персона хочет со мной поговорить! Превратился в слух. – Завтра, в воскресенье, наша школа несёт вахту возле памятника вождю мирового пролетариата. Ты, как настоящий пионер, вместе с другими сознательными пионерами отправишься на почётное задание. Учти, дело серьёзное! Честь пионерской организации нашей школы доверяется тебе. Кстати, давай, я занесу тебя в свой список. Как ты говоришь, тебя зовут?
- Эраст, - радостным от важной миссии голосом, произнёс я.
- К-к-к-а-а-к? – прыснула пионервожатая, прижав ко рту ладонь. – Эраст? Ничего себе… - Я напрягся, чтобы обидеться, но она вовремя спохватилась, прокашлявшись для приличия, - гхм-кхм,  так и пишу, Горохов Эраст, вахта памяти… Да, надеюсь имечко не помешает, пропустят - кусая кончик авторучки гнусавым голосом рассуждала она. – Всё, завтра в восемь утра у школы. Жду.
   Следующий день, свой единственный в неделе выходной, я провёл стоя со вздёрнутой в пионерском салюте рукой под сенью того самого памятника «всегда живому», тому, кто «в тебе и во мне…». Трое, таких же несчастных, как и я пионэра, вконец измученные многочасовым бестолковым стоянием, очевидно, вынашивали такие же крамольные мысли, что роились в моей голове. На третьем часу нашей «вахты» я начал осознавать, отчего пионервожатая выглядела всклокоченной и раскрасневшейся. Оттого, что она слишком долго бегала по школе в поисках «жертв».  Искала простачков, ибо умненькие дети отказывались от такого «шикарного» предложения под разными предлогами, а то и вовсе без предлогов, сбегая от пионервожатой. Они уже начинали понимать смысл жизни. Эксплуатация чужого труда приносит дивиденды. Но я не понимал ничего. Меня, как Иванушку-дурачка, легко обманули важностью пионерского задания, ответственностью перед школой, городом и всей моей могучей Родиной. Луна в очередной раз показала мне свои кратеры. Но я мотал на ус.
   Продрогший, голодный и поникший, я вернулся домой довольно поздно. День, потраченный напрасно заканчивался. Нужно научиться отказывать людям, сделал я для себя вывод, ложась в кровать.
- Памятнику безразлична моя жизнь, а мне нет,-  начинал кое-что соображать и я. 
   Окончание школы ознаменовалось обманом одноклассницы, с которой мы вместе готовились к поступлению в Университет. Она, то желала, то не желала сделаться «моей девушкой», туманно рассуждая о чём-то далёком: о каких-то неземных страстях, любовном пламени, достойных мужчинах, и о телесных радостях. На что я резонно вслух вспоминал о спорте, где можно переживать страсти, о море с его пляжными радостями, о славных рыцарях нибелунгах и их дамах и т.д. Одноклассница удручённо вздыхала и обмахивалась, открывая ворот блузки шире. А я продолжал плести басни о нибелунгах, боясь её саму и её навязчивые мысли. В итоге её метания привели нас в Ленинград, где моя маскирующаяся Луна вновь взяла меня в свой оборот. Я успешно провалил вступительные экзамены в Университет, так и не став вторым Шлиманом( о чём мечтал последние шесть лет). «Э. Горохов. Профессор кафедры археологии» - виделась мне табличка на двери моего кабинета. И мои многочисленные открытия, перевернувшие современные представления об истории страны!! И печатные работы в толстых журналах. Всё, всё улетело в никуда. А ещё, под симфонию белых ленинградских ночей, я расстался с мечущейся одноклассницей, нашедшей того, кто ответил на её роковые призывы. 
    Пришлось вернуться в свой провинциальный город. Но даже мои туфли на платформе, сшитые и крашеные по недавно канувшей в лету моде, и те обманули меня: в самый ответственный момент десятисантиметровый каблук, отвалился и я, подпрыгивая словно подраненный заяц, скакал от пахнущего углём вокзала до дверей родного дома, печально сетуя на несправедливость судьбы.  На небе сияло солнышко, люди собирались на курорты, но жизнь манила меня издалека, не подпуская ни на шаг к мечтаниям. А в голове моей смутно формировался ответ на не поставленные вопросы о том, что же за сила управляет мной? И как избежать бОльших потерь? 
   Что ж, постепенно забывая об итальянской архитектуре Ленинграда, пришлось учиться на вечернем факультете местного строительного института, засыпая на последней паре под монотонное «жужжание» преподавателей. Эпюры танцевали вальсы в моих снах, показывая мне кукиш невесть откуда выросшими пальцами.
  Затем государство вновь обмануло меня, когда я устраивался на работу с окладом. За мой труд в лаборатории при кабинете физики в родной школе причитались деньги. Целых восемьдесят рублей!  Правда с налоговыми вычетами сумма немного уменьшалась, но это всё равно были деньжищи! Ого-го! Я мог купить на них почти четыреста буханок хлеба, или почти четыреста пломбирных вафельных стаканчиков, или тысяча шестьсот раз проехать на автобусе, или купить четыре пары отечественных полуботинок теряющих свои свойства после третьего месяца носки. Я мог приобрести две невзрачные искусственные шубы и носить их зимой и летом.
    Но я не мог купить себе джинсов! О, какое это было время! Тем, кто не знавал этого времени всеобщего дефицита, поясню: купить джинсы, изящно взяв их пальцами с полки в магазине, не получалось. В том малом количестве, когда они всё же попадали в магазин их «расхватывали» сотрудники того самого магазина. Джинсы стали товаром, который можно было поменять на что угодно. Мягкое золото! Их стоимость вне магазина достигала двухсот пятидесяти рублей. А где-то на золотых приисках и приравненных к ним чайно-гвоздичным кавказским плантациям, до трёхсот доходила, говорили бывалые. Три моих оклада, если посчитать! Девушки благоволили счастливым обладателям джинсов. Свободомыслие, финансовая независимость, свежесть идей, наличие нужных связей – всё это отражалось в уверенном взгляде обладателя этой «дерюжки», как называли их старики: «Времена возвращаются. Мы раньше в поле в такой же дерюге работали».  Так вот, джинсы на щедро отмерянные мне государством восемьдесят рублей я купить не мог. 
   Но кто-то свёл меня с двумя девицами, опытными перекупщицами, обещавшими достать «вожделенные штаны». Как-то раз под лестницей в подъезде жилого дома эти особы достали из полиэтиленового пакета заветный дэним цвета индиго, прошитый толстой оранжевой ниткой.
- Двести пятьдесят рублей, - самоуверенно заявили стоимость джинсов девчёнки.
- А-а-а.., - начал заикаться я, продумывая как бы снизить стоимость. Но сложно говорить  с людьми, знающими толк в бизнесе такому новичку, как я.
- Наша цена двести пятьдесят, - ещё раз подтвердили они, сохраняя каменные выражения на некрасивых лицах. Как подбираются люди в группы по интересам? Странно, что красивые чаще дружат с красивыми и наоборот. Эти две казались мне сельскими дурнушками. Правду сказать, алчными дурнушками.
- Хорошо, - согласился я оптимистично, - беру на три дня. – Я понял, что не потяну покупку на свои жалкие заработки, но может, стоит попытать счастье и продать их дороже? – Через три дня или принесу деньги или возвращаю джинсы. 
   Два дня я бегал по улицам, не обращая внимания на тридцатиградусный мороз, выискивая знакомых, пытаясь продать товар дороже. Но в итоге продал за те же двести пятьдесят рублей, что и обещал вернуть.
    На третий день, я, как и обещал, стоял у  старенькой деревянной двери квартиры в обычном панельном доме, в котором обитали перекупщицы. Я приготовил речь, объясняющую, что стоимость, запрошенная ими за товар, оказалась максимальной, что продать джинсы по такой цене совсем не просто. И поэтому я хочу поговорить с ними о снижении цены, дабы и мне хоть что-то заработать за труды.
- Ну что, продал? – законно спросила одна из них, раскрыв входную дверь после моего звонка. Она явно не торопилась, зная цену товару, цену себе, цену мне. Профессионалка, что скажешь!
- Уг-ум, - утвердительно кивнул я, протягивая такую огромную сумму, которую раньше мне в руках держать не приходилось. И собрался начать свою речь, но рука с деньгами нырнула в проём, дверь моментально захлопнулась. Ошарашенный таким поворотом событий я стоял неподвижно за закрытой дверью, не понимая, что делать дальше. Через десять-пятнадцать секунд за дверью раздался счастливый оглушительный визг обеих перекупщиц. И только теперь я понял, что мне не только ничего не дадут за работу, а более того, девчёнки эти сами впервые продавали джинсы. И та разница, которую они заработали - столь высока, что они не в состоянии сдержать радость: визжат, прыгают, веселятся. И никакие они не профессионалки. И лица каменные от напряжения и страха, а не от знания дела. Провели меня в очередной раз. Ничего не заработал, кроме опыта. Что ж, буду ценить и это. Теперь-то в будущем, не только договорюсь заранее обо всём, но и деньги не отдам в руки, пока не учту свою работу. Буду эксплуатировать свою луну, управлять ею по возможности. Обманываешь? Да? Тогда не обижайся, второй раз на одном и том же меня Горохова Эраста, не проведёшь. Клянусь! 
   Моя луна продолжала обманывать меня и дальше, но я научился «быть начеку», то есть распознавать такие ситуации, в которых она пыталась повторно обвести меня вокруг пальца. Но не тут-то было! Я смело ( и главное с имеющимся за плечами багажом сходных ситуаций) давал отпор разного рода поползновениям людей объегорить себя. Луне приходилось изощряться.

   Однажды она разыграла меня по программе «Обмани простачка» в тот момент, когда я, счастливый своею восемнадцатилетней жизнью, будучи проездом в славной столице Всея Родины, имея в запасе до поезда два часа, прогуливался около универмага «Московский». Представляете картинку – не спеша ( значит приезжий) идёт к универмагу ( значит с поезда и с деньгами) молодой парень в кепке с длинным козырьком, одетый в заграничную, но изрядно поношенную куртку( любит всё модненькое, импортное, из-под полы купленное). На носу стильные иностранные очки в металлической оправе( не пуганый аферистами), за плечом сумка. Как такого луне не обмануть?
- Парень, эй парень! – негромко позвал один из прохожих.
- Вы меня? – удивлённо откликнулся я на призыв молодого человека, старше меня лет на десять. Шустрый, как и я сам, модно, но не броско одетый парень с сумкой на плече. Ветерок поигрывал его длинными кудрявыми русыми волосами. Глаза его широко раскрывались, когда он поднимал брови, призывно обращаясь ко мне. Лицо выражало заинтересованность, тайну, благожелательность одновременно.
- Да, да. Тебя, - он поманил меня рукой, - хочешь купить фирменный диск? – И, понизив голос до полушёпота, произнёс, как заклинание, как тибетскую мантру, волшебное слово. -  Не дорого…
   Зачем мне диск? У меня всё равно нет проигрывателя… А может сгодится? Ведь недорого, – так рассуждал я, заглядывая в его сумку с красивыми конвертами. Что он мне говорил, какие слова применял, чем очаровал? Не помню. Помню лишь, что ушёл я осчастливленный своей звездой, неся в руках диск известного исполнителя. Двадцать пять рублей пришлось за него отвалить! Мой плацкартный билет на два дня пути  стоил двенадцать. Но «не дорого», согревало душу мягким убаюкивающим теплом звёздного сияния!
   Как вы понимаете, превращение блистательной звезды в скучную луну произошло на третий день, когда я вернулся домой. Гордо и бережно нёс я драгоценный диск соседу, обладающему достойной аппаратурой. Мой известный исполнитель оказался дешёвой кубинской певичкой, поющей скучные местные мелодии под жуткий аккомпанемент оркестрика островного разлива. Четвертной натуральным образом улетел в тар-тарары
   Раздосадованный, я проследил за планирующим вращательным полётом моего диска из окна квартиры. С четвёртого этажа открывался отличный вид на неухоженный, как застарелое бельмо старого вояки, пустырь с глинистой каменистой почвой, на которой даже трава не росла. Диск летел по всем законам физики и, казалось, махал издалека своими чёрными блестящими на солнце крылышками, посмеиваясь: «Прощай, Эрастик. Прощай, дурачина-ты-простофилюшка, гороховая! Как я тебя поддел, неуча провинциального,  а? А ты-то о себе возомнил! Что, думаешь, раз очки и куртку у финского туриста купил, так и важным сделался? Что, думаешь, людей научился различать и понимать? А не тут-то было, мила-а-а-й мой. Моя жизнь кончена, а тебе только предстоит ещё вкусить. Привет тебе от Луны, приве… », - тут его хамский монолог прервался, диск с хрустом разлетелся, вонзившись в крупный камень, торчащий из почвы. Шварк! И не стало его. 
   В душе я погрозил пальцем своей луне и поклялся, что на такой мякине она больше ни разу меня не проведёт. И сдержал слово. Что вы думаете?  Всякого рода цыганки, гадатели, бродячие шарлатаны, аферисты-разводчики, торговцы ненужным хламом теперь отскакивают при виде меня. 
   Что отталкивает их в моей внешности? Может печать той самой луны во взгляде? Две глубокие продольные морщины на лбу? Может они и есть мой звездный код? Или я наконец-то научился управлять  мистической силой моей звезды-луны? Почему вся свора этих крохоборов жадно набрасывается на окружающих и при этом проходит мимо меня, как бы, не замечая того юного Эраста, ранее такого покладистого и пушистого? 
   Поступая очередной раз в институт, Луна нашла новый способ отмщения мне за мою борьбу с ней.  Милый, внимательный обаяшка-экзаменатор обманул меня, снизив оценку на один балл, с пятёрки на четвёрку, лишь за то, что я ответил на все вопросы, не заглядывая в листочек, который я не удосужился исписать своим неразборчивым почерком. Вся информация хранилась у меня в памяти. Я не нуждался в подсказках и просчитался.
- Хорошо, очень хорошо, отлично, - подбадривал меня продажный подданный лунного царства, одетый в дешёвый костюмчик отечественного производителя. – Замечательно, а где ваш листочек с ответами? Дайте мне его, пожалуйста. – Он улыбался, поглаживая свою плешивую голову.
- Я не писал, - гордо заявил напыщенный павлин Э. Горохов, ваш покорный слуга.
- Как нет? – оживился преподаватель, состроив кислую мину.  – Жаль, жаль, любезный. – Он протянул мне экзаменационный лист, улыбаясь, - вы свободны. Четыре!
   Я закипел от возмущения! Как четыре? Мне четыре? За полный устный ответ без единой ошибки? Это подчёркивает мои знания, а не умаляет их! Но спорить не стал, с луной я борюсь другими методами. Хорошо, что луна обманулась, проведя свой манёвр на первом из четырёх вступительных экзамене. Я внял её науке и остальные сдал так, что придраться никто уже не мог. В этот институт, с конкурсом двадцать персон на место, я поступил.
   Но звезда-луна продолжала изощряться. Я же, соответственно своей теории, продолжал борьбу за светлое будущее, не жалея сил обучаясь в своих и её университетах.
  Теперь уже девушки начали обманывать меня, выдавая желаемое за действительное. Знакомясь с девушкой, мне хотелось стать её первым и навек единственным. Так сказать пронести с ней через всю предстоящую жизнь огонёк любви, разгоравшийся от взаимного влечения двух сердец. 
- Нашёл дурочек, - скажет опытный читатель, ухмыляясь. – Ишь, чего захотел! Где уж Горохову!
   И он таки будет прав! Первая, вторая и третья кандидатки оказались не таковыми, какими заявляли себя в своих туманных речах, сверкая обворожительными белозубыми улыбками молодости. Я расставался с каждой, полный горечи того приятного слуху яда, коим речи моих избранниц питали мой доверчивый слух и любопытный разум. Переваривая ложь и не осуждая молоденьких лгуний, а матерея в борьбе со своей виз-а-ви.
   И опять, когда мне казалось, что звездочка моя уже тлеет, не находя новых каверз, я подвергся атаке этой горгоны. Оказывается она не затухла, а лишь готовила глубокий нокаутирующий по силе удар, готовый навсегда сломать мою волю к сопротивлению. 

   Однажды после первого семестра, в почтовом ящике, я обнаружил скромный серенький листочек со штампом местного райвоенкомата, в котором красивым дамским почерком меня уведомляли о дате моего скорого свидания с сей организацией, на предмет дальнейшего переодевания в униформу цвета хаки.
    Да-а-а-а-а-! Такая перспектива совсем не радужно вспыхнула над моей головой в виде нимба обречённости, этакого лунного проклятия. Знала звезда моя, что не хотелось мне, не окончив институт надевать колючую солдатскую шинелишку без подкладки. Не мечталось так скоро натянуть под скромные зеленоватые брюки застиранные байковые кальсоны, а ногу, в протирающемся на складке кирзовом сапоге, обматывать ароматными от крепкого солдатского пота куцыми тряпочками, изобретёнными при моём пращуре – царе Горохе, гордо именующимися до сей поры звучным словом – портянки. Вы только прислушайтесь к фонетике этого слова. Посмакуйте его на языке, как дивную сладенькую  ягодку. Произнесите, как можно медленнее, но слитно, не разделяя целое на слоги: П-о-о-о-р-т-я-я-я-н-к-к-и-и-и-и… Согласны, что звучит упоительно! Не побоюсь этого слова – волшебно. Музыка, а не слово. А рифмы какие к слову рождаются: «киянки», «беглянки», «солянки» и даже «негритянки»!! Какие стихи могут родиться, употребляй пиит столь романтический предмет.
   И всё же, купить меня на самые лучшие в мире портянки, пусть шёлковые и вензелями расшитые,  не получится. Пришлось начать тактическую партизанскую игру в прятки с луной и её пособником военкоматом ( у которого естественно водился старший, могучий и ненасытный брат – Вооружённые Силы). Военкомат слал мне повестки, а я совершал обходные маневры, выписываясь и прописываясь, прописываясь и выписываясь с разных адресов. Институт с его вольницей и моей тягой к знаниям манил меня куда больше армии. Я сделался лучшим студентом потока, ведя жизнь свободного художника. Строил громадьё планов на тот момент, когда диплом о высшем образовании окажется в моём кармане. 
   Но в арсенале хитроумной звёздочки имелись такие рычаги давления на мою личность, которые раньше она ни разу не применяла. А посему я их не знал. Луна загнала меня в угол, поймав «на вилку». Внезапным фактором нового давления оказалась одна экзальтированная молодая дама, видевшая меня в своих мужьях не только во сне, но и в натуральных, попахивающих ранней и бурной шизофренией, грёзах. Сейчас такие грезят, консультируя подобных себе за деньги по вопросам исчезнувших вдруг из поля зрения мужей, снятия венца безбрачия, лечения ожирения вождением руками над головой, и заговорами от проклятий удачливых конкуренток. 
    Но тогда её любовь выплеснулась на меня, как мощное сокрушающее цунами, полное невинных жертв, бытового мусора, всякой иной человеческой грязи и обломков нормальной жизни. Любовь девушки настолько слепа, что будучи отвергнутой, превращает голубоглазых красавиц в бешеных, не знающих устали и страха, фурий. Такая вот фурия летала ( странно, что не на метле, а на тонких шпильках босоножек) по моему институту, добиваясь у декана факультета называться строго, но своеобразно - мадам Горохова. 
  Тщетно. Декан её претензий не только не понял, но даже указал на дверь, а мне высказал своё мужское мнение о том, что решать такие вопросы лучше по обоюдной любви, а не в прилюдных схватках. Тогда мадемуазель призвала на помощь властные структуры и я, наконец-то снял с головы нимб обречённости. А вместо него нацепил звёздочкой вперёд зелёную армейскую пилотку, отдавшись с большущей радостью в не знающие покоя руки грубого пехотного капитана, лишь бы не оказаться удушённым от любви цепкими пальцами будущей мадам Гороховой.
   Да, вилка классическая. Согласен. Прежде, луна этот способ не использовала.  Но на то я и боролся с ней, чтобы запомнив все каверзы,  начать побеждать, оставаясь непобеждённым. То бишь не обманутым. 
   Я так хорошо запомнил сей урок, что выискивал в последующие годы признаки  экзальтации в одежде, причёсках, взгляде каждой  девушки, находящейся на расстоянии вытянутой руки от меня. Приблизительно так же, как всматривался в пасть бродячих собак, на предмет пены на губах псины, как признака бешенства.  Инстинктивно пытаясь сохранить свою и так, постоянно обманываемую натуру, от укуса бешеной твари.
    Я шарахался от женщин, которые гордо поворачивали свои красивые головы на длинных шеях там, где этой гордости совсем не требовалось. Я отсаживался на  вечеринках подальше от дам, томно вздыхающих при чтении чужих ( и уж тем более своих, чур меня!) стихов. Я забивался в дальний угол помещения при виде женщин с мертвенно-синими, или ярко-зелёными волосами. Также меня страшили лысые красавицы, и тем более не красавицы, лишённые волосяного покрова по собственной прихоти! Я сжимался при стуке огромных подошв ботинок армейского образца на мощном пуленепробиваемом протекторе, на ногах у слабого пола. Казалось, что следующим порывом таких ботинок обязательно должен быть удар из подтишка в моё слабое место. К тому же я слишком подозрительно относился к дамам, носящим форму цвета «маренго»: мне казалось, что из карманов своих мышиных брючек они никогда не вынимают ( Ага! Испугались? Думали скажу пистолет?) маленькие домашние наручники для своих мужчин! А в кухонном столе между скалками и прялками прячут списанные со службы резиновые дубинки Я стал с сомнением смотреть на девушек в мини, и ещё более подозрительно на тех, кто в макси! И ещё подозрительнее на тех, кто неожиданно  менял мини на макси и наоборот.
   Женщины разведённые внушали мне неподдельный ужас практичным цинизмом, не бывавшие замужем слабоумными речами о том, как их жизнь в браке будет отличаться от  жизни известных им пар.
    В итоге, одолев-таки после службы институт, я схватил первую из сей славной женской когорты, что улыбнулась мне, сидя за столиком в кафе и потащил в ЗАГС. Как обращаться с ними женщинами я не представлял. Какие слова говорить и когда, а когда лучше молчать и раздувать щёки. Я не понимал ни их стремлений казаться всегда превосходнее остальных особей этого пола, ни терзаний по вопросам какого цвета бусы подобрать к новому платью. Я продолжал оставаться Эрастом, со своими привычками и склонностями. В итоге жена обманула меня с моим же приятелем, убежав от меня к нему. Не забыв прихватить в скромный походный узелок квартиру, мебель, драгоценности и зачем-то мою поношенную пижаму. Кстати, затем она обманула и его, и следующего, и следующего, а потом растворилась в небытие.
   А тут ещё рыжеволосый усач, знакомый знакомых, Вова Фрыкин, занявший у меня деньги, посчитал, что занял моё на время, а отдавать придётся своё и навсегда. Посчитал, покумекал и простил мне долг. Скрылся в Питер не оставив адреса. А как просил! Каков артист! Собака Качалова отдыхает перед таким талантищем. Голос его в беседе со мной становился нежен и переливчат, как ручеёк в весеннюю пору. Глаза увлажнялись чистейшей росой, когда он упоминал о неких временных трудностях. Взгляд сверкал искренностью, казалось вот пройдёт мгновение и Фрыкин самопроизвольно начнёт источать благовонные ароматы. Так искренне прежде со мной никто не разговаривал. Но его печальные голубые глаза исчезли-растворились в просторах вселенной. В потайном кармане, пришитом любящей рукою его дебелой жены Веры к сатиновым трусам мужа, уплыли мои трудовые денежки. А Фрыкин так и не сказал вежливое: «Прощай, Эрастик, навсегда. Чую нутром, не свидеться нам боле. Бывай, дружищ-ш-ш-е-е, не поминай лихо-о-о-м»!!!
   Но спасибо и этому звёздному проходимцу. Научил меня тому, чтобы денежка в ладони, предназначенная другим, запотевала от строго тщательного отбора – кому правильнее помочь.
   Луна учила меня по полной программе. Но эта заштатная звёздочка явно исчерпывала арсенал своих средств. Я превратил её действо в науку и давно понял, что курсы, которые мне преподавались, не вечны. Ведь обманы становились всё реже и реже. Поймать меня, как раньше, не удавалось уже ни кому.
   Оставшись один и без денег, я бесстрашно погрузился в сомнительной свежести волны кипучего моря предпринимательства. И оказался прав. Уроки звезды не прошли даром: здесь я чувствовал себя, словно рыба, рождённая в воде и для воды.
    Потуги разных лиходеев обмануть меня, рассыпАлись как карточные домики. Партнёры отсеивались по принципу «обманет-не обманет». Ничто другое не являлось козырем в чужом багаже качеств, кроме правдивости. Странно, но именно это дало свои результаты. Со временем, я оказался в своеобразной среде тех, кого сам отобрал по этому принципу.  Люди, окружавшие меня, не казались альтруистами, все они преследовали свои интересы. Но странным образом, их интересы не шли в разрез с моими планами, а там, где иногда наши желания соприкасались, мы правдиво двигались на взаимные уступки друг другу, сохраняя хрупкий равновесный баланс.
   Мой быт стремительно улучшался. Отдельное комфортное жильё скрашивало мой уединённый образ жизни. Я развил вкус к приятным мелочам, как-то: лыжного отдыха в скромном горном шале; неброским швейцарским часам в классическом исполнении; комфортным итальянским ботинкам, ласкающим стопы мягчайшей оленьей кожей; частным зубным клиникам, с удобными лежачими креслами и улыбчивым персоналом «Что изволите?»; номерам люкс с огромными лоджиями в небольших провинциальных гостиницах. По-прежнему любил море с его солёными волнами, совершая степенные набеги на побережье на исходе лета. Хотя и начало лета на шезлонге у кромки морского прибоя меня ничуть не смущало.
   И, вняв лунным урокам, общался с персоналом любых заведений настолько легко, насколько сложно им стало обмануть меня. Я выработал строгий, проникающий в глубины сердец, взгляд, которого побаивались сотрудники разных компаний, портье отелей и приезжие дворники. Портье скрипели зубами от моего всезнайства, менеджеры сжимали в карманах свои кулачки от бессильной надежды положить в свой карман лишний рубль, когда имели дело со мной, дворники подобострастно кивали головами, уважая уверенный взгляд и мой, ставший с годами весьма крепким, торс. 
  Теперь уже я управлял луной, а не она мной. Её сила иссякла. Единственное, чем мне пришлось поступиться это тем, что я постоянно держал себя и окружающих под контролем. Горным орлом, я кружил над событиями, высматривая будущее и наблюдая за настоящим, со спокойствием и могучей уверенностью повелителя стихии.

   Я начал задумываться о новой женитьбе и продолжении рода. Теперь не побегу в ЗАГС с первой встречной, спасаясь от неизвестности. 
   Я долго и придирчиво искал ту, что сможет выносить мои нудные советы, подстраиваться под мой график, заниматься вместе со мной спортом. Сможет жить моими привычками, слушать, как я незатейливо терзаю блок-флейту, храплю, ворчу при переключении каналов телевизора, избегать шумных компаний и здорового физического труда на открытом воздухе.
   Она, как и я, сможет довольствоваться малым: отказывая себе в роскоши, которой я продолжал чураться в меру своего восприятия мира.
   Наконец-то, я определился с претенденткой на роль супруги, и счастливый отправился вместе с ней в совместное плавание по жизни.
   Однажды в выходной, прекрасным майским утром, под пение птиц за окном, я открыл глаза от толчка в спину и звука пилы: «З-з-з-з-з-з-з-з. Просыпайся. Хорош дрыхнуть»!
   Ещё ничего не понимая, я осознал, что прекрасное утро, пение птиц, грёзы сновидений, предстоящий выходной не имеют ничего общего с наступающим днём.
- У меня опять болит голова, - «пилила» меня женщина, возлежащая на моей кровати, - сколько можно храпеть! Я куплю тебе устройство, чтобы твой рот закрывался. Ты невыносим в своём эгоизме. Перестань храпеть или однажды ночью я огрею тебя скалкой.
   Я повернул голову на этот поток слов и … вздрогнул: «Кто это»? Что за ведьма с кислым выражением лица лежит  в моей кровати и не закрывая рот, производит какие-то булькающие звуки –Бу-бу-бу-бу-бу!!!
- О, небеса, - догадался я с трудом, - ведь это моя жена! – Но куда подевалась та смазливая девчёнка, кивавшая мне головой мне в ответ несколько лет назад? Как произошла эта метаморфоза, как она превратилась из миловидной послушной и лёгкой в общении красотки в теряющую фигуру, утратившую красоту и улыбчивость мегеру?
- А вчера, как ты меня опять достал вчера своими комментариями! Не смотри телевизор вместе со мной, я не могу больше слушать, что ты думаешь по поводу той или иной передачи. Купи себе отдельный телевизор и смотри его. Бу-бу-бу-бу…, - это я немного отключился, пытаясь разглядеть её без макияжа.
- Теперь я понимаю, почему у тебя нет друзей! Ты противен самому себе, потому что никого не любишь. Эгоист и тиран. Да-да, ты – тиран, ты любишь командовать людьми и раздавать приказания. Подсознательно.
- Но…, - попытался жалко оправдаться я, понимая, что спорить с женщиной – занятие весьма не благодарное.
- Что? Неужели ты что-то можешь сказать в своё оправдание? Ты, громко называющий себя Эраст?  Да что ты можешь? Другие мужики вон… А ты? Любимый инструмент - скотч, любимое занятие – увиливать от жены, любимая вещь – деньги. Посмотрел бы ты на себя, когда держишь их в руках и считаешь. Ты лоснишься от радости, твои глаза сверкают! Бу-бу-бу-бу…
   Я опять с самого утра впадал в ступор, подозревая, что придумаю новый предлог, как убежать из дома хоть на немного, чтобы не слышать этот нескончаемый стрёкот и потоки раздражения.
- Бу-бу-бу. Да ты не слушаешь меня? Ах ты бессовестный! – Тут жена натурально начала рыдать, не забывая всё же напоминать мне о себе не только всхлипываниями. – Мне совершенно не в чем ходить… ты не заботишься обо мне… сколько раз я просила купить мне что-то новое… всё уже износилось… надоела твоя флейта…когда я сделаю себе маникюр?...скидки в магазинах… голова болит…негодяй…
- А как же то кашемировое пальтишко, что мы купили тебе в Амстердаме в октябре? А спортивное пальтишко, которое ты приобрела в Дрездене чуть раньше?- Вспомнил я мягчайшее немецкое пальтишко, такое новое и так подходящее жене. И синее ультрамодное пальто из парусиновой ткани, скрещенное по стилю с курткой, тоже восхитительно облегающее фигуру супруги.
- Ах, - не прерывая всхлипываний продолжала причитать жена, - ты ничего не понимаешь. Ты нудный, нудный, нудный. Зачем я вышла за тебя замуж? Погубила свою молодость? Эти вещи не подходят для такого сезона. В одном жарко, в другом холодно. А-а-а-а, - ревела она горючими слезами.
- Ладно, ладно, - соглашался я, потирая ноющие виски - не плачь, разбудишь детей. Конечно, я куплю тебе то, что необходимо. Присмотри в магазине то, что требуется. 
   Как вы понимаете, моя звёздочка вновь выкинула фортель. На сей раз, она готовилась несколько лет, устраивая мне ловушку-жену. Похожую на пилюлю: сначала сладкую снаружи, затем горькую изнутри, подталкивающую к рвотным позывам. Теперь я до конца осознал, что яма, в которую я тихо планирую, бездонно глубока, и нет предела падению в эту пропасть. Честно говоря, мне Эрасту Великолепному ( так за глаза называли меня мои недруги), мне, сделавшему многое из того, о чём люди лишь мечтают грустно вздыхая, хотелось и самому пустить слезу или вырвать со своей головы клок и без того редеющих от естественного процесса облысения волос. 
   После слов о покупке очередного пальто ( куртка, манто, кардиган, плащ, фуфайка, костюм химической защиты или рыболовная спецовка – не знаю, что ей приглянется) жена улетела греметь разными дамскими баночками в ванную, как мне показалось сев, на метёлочку и что-то негромко шепнув последней. 
   От моего благодушного настроения и след пропал, хотя где-то внутри себя я даже радовался, что на сей раз отделался от нескончаемого «пиления» так легко! 
   Луна хихикала надо мной!  Что делать? Сдаться на милость этому хитроумному сопернику и стать таким, каким она хочет видеть меня? Жалким, послушным, утратившим запал молодости? Или продолжить борьбу с плутовкой, вновь сделавшись Эрастом –повелителем луны.
    Подскажите.