«В моей смерти прошу винить Лену К…».

Записка лежала на облезлом письменном столе рядом с канареечной клеткой, в которой весело щебетала пестрая птичка. Хозяина и автора этого послания не было в комнате, чем не преминул воспользоваться рыжий годовалый кот Персик. Он внимательно наблюдал за каждым движением маленькой птички, мерно отбивая своим пушистым хвостомкаждое прожитое ею мгновение.

Сам автор находился в данный момент в ванной комнате с облупившейся на стенах краской какого-то серо-зеленого цвета. Маленькое пространство быстро заполнялось паром от включенной на полную мощность горячей воды. В голове был полный бардак: какие-то обрывки воспоминаний, хороших и плохих, знакомых и не очень, чьи-то лица, иногда не совсем связанные с воспоминаниями, фрагменты фильмов и мыльных опер, которые удалось-таки посмотреть за двадцать три года человеческой жизни. Руки дрожали. Все тело покрылось испариной: «Надо… решил, так решил. Ну, так делай же. Раз… и одним неудачником на свете станет меньше». Ватные пальцы взялись за прохладную сталь бритвенного станка и чиркнули им по запястью. Боли не было. А в чугунную емкость с водой брызнули кровавые струйки, окрашивая жидкость в алый цвет. Оставалось только молча и безучастно наблюдать как медленно, капля за каплей, будет выходить жизнь.

Но тишину нарушили странные звуки возни, доносившиеся из жилой комнаты: сначала глухой стук падающей на пол клетки, а затем ликующее животное урчание кота. Негодуя на домашнюю живность, столь беспардонно нарушившую торжественность момента ожидания смерти, самоубийца схватил первое, попавшееся под руки, полотенце и неумело, как смог, наспех наложил жгут. Через пару секунд он уже гнал тряпкой по коридору рыжего мяукающего охотника, чья попытка полакомиться пестренькой птичкой с треском провалилась.

***

Прошла неделя. Несостоявшийся самоубийца медленно брел домой с пачкой кошачьего корма. И вдруг она. Таинственная и прекрасная незнакомка. В сером длинном пальто, подчеркивающим стройность и пропорциональность ее фигуры. Белая как снег коса, перекинутая через плечо, словно декоративная деталь, дополняющая цельный образ. И огромные голубые глаза, голубые и  почти серые.

- Привет! – сказала она.

- Привет!

- Может, пригласишь к себе на чашечку кофе?! – предложила она.

- С радостью, - согласился он, не веря своему счастью. – Пойдешь прямо сейчас?!

- Почему бы и нет.

***

Вошли в сумрачную комнату, и впервые он пожалел, что не обзавелся до сих пор ни нормальной мебелью, ни видеодвойкой. Было как-то неловко перед ней за выцветшие, а местами, отстающие от стены, обои.

- Ты уж извини, что у меня так… - развел он руками, - Я давно перестал ждать, что ко мне вдруг придет кто-то…

- Ничего, я и не в таких хоромах бывала.

- Так, значит, тебе кофе?

- Значит, кофе, - согласилась она. – А с кем ты живешь?

- Один, если не считать Персика и Кнопку.

- Персик и Кнопка?! – переспросила она.

- Да, это мой кот и канарейка.

Тут же в комнату вбежал рыжий пушистый кот, но, увидев гостью, как-то странно стал пятиться и злобно шипеть.

- А ну, прочь, балбес! – прикрикнул он на кота и вышвырнул его в ванную.

Она подошла к клетке с канарейкой и начала гладить пальцем заверещавшую птичку:

- Хорошенькая ты моя, славненькая! Ну, чего ты? Чего так испугалась? Я тебе больно не сделаю: крылышко-то у тебя все еще болит. Это все он, гадкий Персик…

Пока разливал по чашкам кофе, он все думал, откуда она узнала, что неделю назад Персик и вправду напал на Кнопку, а когда вошел с подносом в комнату, гостьи уже не было, а в клетке кверху лапками лежала пестрая птичка.

***

Спустя два дня он снова встретил ее, незнакомку, у своего подъезда.

- Привет! А я тебя жду. Пригласишь на чашечку кофе?!

- Заходи, коль пришла, - пожал плечами он, но прежнего восторга не испытал.

- Значит ты мне не рад?!

- Почему же? Рад, заходи. Я только чайник поставлю.

И он пулей помчался на кухню в надежде, что, может быть, сегодня все у них сложится. Но, как и два дня назад, застал странную картину. Ее будто и вовсе не было, а Персик лежит на бочке, весь взъерошенный, застывший с оскаленной в гневе пастью.

 Делать нечего, похоронил во дворе и его.

***

Через три дня после смерти Персика он сидел на кухне до самой полуночи и попивал кофе, щедро сдобренное ромом, чокаясь с бутылкой и каждый раз приговаривая: «За тебя, Никитон – самого неудачного из всех неудачников! Девки бросают, не начав еще встречаться, кошки и птички дохнут не понятно от чего, а у тебя даже духу не хватает, чтобы покончить со своей никчемной жизнью!!!»

Звонок. Он повернулся к входной двери: на пороге стояла она в своем сером пальто и с белой косой через плечо.

- У тебя тут было не заперто. Не боишься, что обворуют?

Он только усмехнулся:

- А что с меня взять, разве что на унитаз кто позарится…

-  Ты на меня не сердись, - начала она, - я всегда смерть чую, но не моя вина в том, что Кнопки и Персика не стало.

- А я и не сержусь, - соврал он. – Просто как-то несправедливо: у кого-то есть все, а у меня даже кот и птичка сдохли. Я что, многого хочу что ли?

- Нет, не многого, - согласилась она и присела рядом с ним на краешек дивана. – Хочешь заняться со мной любовью, прямо здесь… сейчас…

- А можно?! – неуверенно спросил он.

- Конечно. Я поэтому и пришла – согласилась она и медленно, едва касаясь губ, его поцеловала.

 И он почувствовал, как его тело начинает пламенеть и трепетать при каждом ее прикосновении. Он откинулся на диване, а она, оседлав его, медленно начала расстегивать свое серое пальто, под которым было стройное и упругое, обнаженное тело. Ее тело.

В голове стояла полная пустота. Вот он – этот желанный миг обладания самой прекрасной женщиной на свете. Ее серо-голубые глаза, томно прикрытые длинными ресницами, словно приковали все его внимание только к себе. Он громко вздохнул и воспарил куда-то к потолку на крыльях блаженства. И уже где-то там высоко подумалось: «Так вот ты какая! Костлявая… с косой… но вовсе не страшная, а наоборот, моя долгожданная,  желанная».