Благодаря славинской пьесе «Интервенция», роскошный одесский говор впервые разошёлся по всей России, одесский акцент одно время был моден в пижонской и приблатнённой среде. Сама пьеса, на свежей памяти мытарств драматургии Булгакова, была Славиным сделана «по законам проходимости»: помимо Мишки Япончика, в ней присутствовала и героическая Жанна Лябурб, красная тема подавалась политкорректно, белая тема - умеренно сатирично и не без блеска.
Сценарный вклад Славина в создание фильмов «Возвращение Максима» (1937) и «Два бойца» (1943) в комментариях не нуждается. Если к советским фильмам той поры применим современный термин «блокбастер» хотя бы по степени популярности и зрительской посещаемости, то вот они блокбастеры и есть. Кстати, картина «Два бойца» создавалась в страшной спешке: шел переломный год войны, людей нужно было воодушевить на победу. Повесть Льва Славина «Мои земляки» Е. Габрилович переработал в сценарий за две недели, мелодию «Темной ночи» Н. Богословский сочинил за столько времени, сколько она звучит, В. Агатов тут же написал слова, разбудили Бернеса, взломали печать на двери звукового цеха, записали песню, а утром снимали классическую сцену в землянке под фонограмму. «Шаланды, полные кефали...» сочиняла буквально вся Одесса: обратились к «гражданам, знающим одесские песни». На студию, как писал Богословский, «толпой повалили одесситы-патриоты - и седовласые профессора, и люди, по поводу которых невольно возникал вопрос: почему они до сих пор на свободе?». Такой душевный подъем не мог не сказаться на качестве всего фильма - родился шедевр. Рассказ о дружбе Аркадия Дзюбина (Бернес), неунывающего, лихого и бедового парня из Одессы, и Саши Свинцова - «Саши с Уралмаша» в исполнении Бориса Андреева преисполнен юмором, добротой, таким пониманием солдатской жизни, что картина пользовалась успехом долгие годы. И сейчас ее с удовольствием смотрят все, кто жил при социализме. Что касается тех, кто родился в эпоху цветных «Сони» и «Филипсов», то может, столь метко и любовно выписанные образы двух бойцов и их не оставят равнодушными.
Но это было потом. А пока начинаются войны. В 1939 году Славин был корреспондентом, освещавшим военный конфликт на Халхин-Голе. В Монголии он познакомился с Георгием Константиновичем Жуковым. Говорят, есть «офицерские» и «солдатские» журналисты. Первые пишут о стратегии, тактике, о военачальниках. Вторые - об окопной жизни. Славин был из вторых. В 1941-45 годах он служил военным корреспондентом газет «Красная звезда» и «Известия». Опубликовал множество заметок, статей, очерков. Полтора блокадных года провёл в Ленинграде. Однажды в зал гостиницы «Астория», в которой размещались журналисты, попала «зажигалка», все разбежались. Славин вытащил пальму из кадки и корнями ее затоптал огонь. Закончил войну он в Берлине. Страницы его документального очерка «Последние дни фашистской империи» точно запечатлели картины краха гитлеровского рейха. Орден Красной Звезды писатель получил по личному представлению маршала Жукова.
Послевоенное молчание Славина не было творческой немотой. Как всякий драматург, чьи пьесы делают сборы и входят в несменяемый репертуар, он мог не особенно суетиться в стремлении создавать шедевр за шедевром. И надо ж было так случиться, что повесть Славина о польском революционере Ярославе Домбровском, военном вожде Парижской коммуны, вышла в свет в год чехословацких событий, в 1968-ом, да ещё имела название, воспринимавшееся тогда как провокационный намёк, - «За нашу и вашу свободу!». Однако повесть была заказана для политиздатовской серии «Пламенные революционеры». Это её спасло. Ему очень удавался жанр исторических биографий, в котором написаны и книги «Неистовый» о В. Белинском и «Ударивший в колокол» об А. Герцене.
Но вскоре начинается борьба с космополитизмом, раскрытие псевдонимов, бурные обличения. Славину поставили в вину (кроме происхождения, разумеется) пьесу «Интервенция» - за ее «антиисторизм», «развлекательность» и так далее. Но в 1967 году молодой режиссер Геннадий Полока снял фильм по «Интервенции». Фильм Славину категорически не понравился. Но, когда «сверху» было принято решение не выпускать фильм в прокат, как человек творческий и глубоко интеллигентный, он отстаивал ленту в самых высоких инстанциях, вплоть до ЦК КПСС. Не помогло, фильм пролежал на полке двадцать лет. Ходили даже слухи, что плёнку смыли раз и навсегда. По счастью, фильм с Высоцким, Юрским, Золотухиным, Аросевой уцелел и всё-таки вышел на экраны. Правда, лишь в годы перестройки. Цензурой не была разрешена к постановке и пьеса Славина «Красная площадь».
Вполне процветающий, по меркам тогдашнего времени, писатель оставался верен себе. Деньги тратились на путешествия с Софьей Наумовной в Польшу, Венгрию, Чехословакию. Однажды в гостях, где Славин был самой важной персоной, хозяйка обеспокоенно заметила, что он ничего не ест. Она испуганно спросила: «Невкусно?» Славин смущенно ответил: «Вы знаете, у меня нет вилки». Ему было неудобно сказать об этом раньше, чтобы не поставить хозяйку в неловкое положение. Лев Славин приезжал и в свой родной город, о жителях которого когда-то давно, еще в двадцатые, написал чудный рассказ «Одесские гасконцы».
Лев Исаевич Славин тихо жил в Москве, вполне удовлетворяясь популярностью среди земляков. Вспоминал об ушедших друзьях - Олеше, Ильфе, Петрове, Бабеле, Багрицком, Платонове, Кольцове... Он не любил спать в президиумах и фланировать среди тузов Союза писателей. Его чуть было не начали забывать, когда в 1976-м в «Новом мире» Славин опубликовал «Арденнские страсти» - роман о событиях зимы 1945 года на Западном фронте, навеянный воспоминаниями молодости. Это было так свежо, так интересно на фоне разворачивавшейся кампании восславления военных подвигов тогдашнего генсека, что былая популярность «Нового мира» воскресла, а о Славине заговорили все газеты. Властителю московских дум тогда было уже 80... Юбилей отмечался в Доме литераторов, в президиуме сидели Катаев, Трауберг, Плучек. Что характерно, орденов юбиляр не надел. В восемьдесят пять Союз писателей предложил устроить официальный банкет. Славин отказался и прием устраивал не в ресторане, с безликой массой приглашенных, а дома, с друзьями - старыми и молодыми. По случаю восьмидесятипятилетия его наградили орденом Трудового Красного Знамени.
Умер Лев Славин 4 сентября 1984 года в Москве, двух лет не дожив до девяноста. На похоронах Льва Исаевича кто-то тронул Софью Наумовну за плечо. Она обернулась. Перед ней стоял Катаев со слезами на глазах и показывал палец. Потом с трудом выговорил: «Один... Я остался один». Катаев тогда остался последним из знаменитой южнорусской, юго-западной, одесской литературной школы. Но и после его смерти она продолжает жить в книгах. Не только в произведениях Бабеля, Ильфа и Петрова, Катаева, но и в книгах человека с негромким голосом - Льва Исаевича Славина.
Дорогая Танечка! СПАСИБО за Льва Славина, за его знаменитую ИНТЕРВЕНЦИЮ!
Праздничного тебе настроения и самочувствия, и дальнейшего плодотворного участия в литературно-музыкальном развитии сайта и его посетителей!
Юрочка! Пожалуйста!)) С Новым годом!)) Всего самого доброго в Новом году!))
Настенька. пожалуйста!)) Извините, что не смогла раньше, трудности с загрузкой были, могу "ждать", но "догонять", как-то неудобно)). Дождалась!)) Хорошего настроения!))
15 октября 1896 года в Одессе родился Лев Славин - известный писатель, журналист, драматург. Он не был звездой первой величины в одесской литературной компании, не был прилежным летописцем одесской школы. Однако во многом представление об Одессе формировалось благодаря его книгам и пьесам. Пьеса «Интервенция», созданная в 1932 году, - веселая при всей её трагичности, смешная, грустная и во многом пророческая. Повесть «Мои земляки», написанная в 1942 году (по ней поставили фильм «Два бойца», в котором одессит Аркадий Дзюбин спел «Шаланды, полные кефали»). И никто потом не верил, что Марк Бернес, исполнявший песню, - не одессит.
Пожалуй, Славин был самым «военным» в шумной компании одесских писателей. Он воевал на четырех войнах - Первой мировой, в Монголии, на финской, Великой Отечественной. Внешне, совершенно штатский человек, он обладал спокойным, непоказным мужеством.
А начиналось всё буднично. Славины - отец Исаак, мать Соня и их дети - сын Лев и дочери Нюся и Муся, жили в обычном одесском доме на улице Нежинской, 16, на втором этаже. Лев увлекался гимнастикой, иллюзионом и чтением. Он не только читал запоем, но и приохотил к этому всех своих приятелей. «Отказать в книге - все равно, что отказать голодному в куске хлеба», - говорил он. В шумной компании гимназистов (а учился Славин в гимназии Илиади) голос его звучал не так уж и часто, но к ироническим репликам все охотно прислушивались. Это роднило его с Ильей Ильфом - та же ирония, немногословность, четкость формулировок. Но с Ильфом Славин познакомится позднее. А пока - начинается Первая мировая. Лев успел окончить гимназию, но курс обучения в университете оборвала мобилизация в действующую армию, в которую он был призван в качестве вольноопределяющегося. После окончания боевых действий был демобилизован в чине помощника командира роты по строе-вой части. В 1918 году вступил в ряды Красной Армии. Именно эти события и лягут впоследствии в основу его романа «Наследник».
В 1920-м Славин возвращается в Одессу, где кипят поэтические страсти. Он вступает в возникшее в городе в 1919 году литературное объединение «Коллектив поэтов», где знакомится с Багрицким, Олешей, Катаевым, Ильфом. В те годы в Одессе Ильф и Славин очень сдружились. Они были похожи даже внешне - худощавые, стройные, по-европейски элегантный даже в потрепанных вещах Илья Ильф и по-солдатски подтянутый Лев Славин. Их роднила и манера поведения - не шумная, напористая, а спокойная, ироничная.
Долгие годы завсегдатаи одесского литературного кафе поэтов «Мебос» (в расшифровке - меблированный остров) вспоминали постановку поэмы Багрицкого «Харчевня». Средневековая Англия, объявлен турнир поэтов. Два молодых поэта - их играли Ильф и Славин - по дороге в Лондон останавливаются в трактире. И кто же его хозяин? Самый известный поэт, ныне ставший трактирщиком (в исполнении Багрицкого). Хозяин убедительно слагал оду еде и доказывал преимущества жизни сытого трактирщика перед жизнью голодного поэта. Багрицкий с его пантагрюэлевским гурманством был более чем убедителен - время было голодное, и в качестве оплаты за зрелище просили приносить не деньги, а съестное, которое дружно уничтожалось по окончании постановки. Однако в реальной жизни литературе никто не изменил.
Да и с биографией Валентина Катаева славинская судьба поразительно близка: в достаточно юном возрасте - участие в Первой Мировой войне, слепой полёт сквозь бури революции, приземление на мирном пятачке. И до конца дней - неустанное выживание в условиях непрерывной литературной работы, круглосуточное отслеживание стремительно менявшейся политической погоды.
Первые рассказы Славина были опубликованы в одесском журнале «Коммунист». А в 1924 году он перебирается в Москву, работает в газете «Гудок», через которую прошли все одесситы, кроме Бабеля и Багрицкого. Попутно печатается в «Вечерней Москве» - культовой газете для столичных жителей. Славин пишет роман «Наследник», затем пьесу «Интервенция». К нему приходит слава.
«Наследник» - отчасти автобиографический рассказ о трудном пути молодого человека к принятию революции. Повествование в романе пронизано иронией и своеобразным одесским юмором. Роман переиздавался несколько раз, в том числе в 1957 году, после значительного перерыва, связанного с опалой писателей «юго-западной» школы.
Но вошел в «одесскую» обойму Славин в первую очередь как драматург. Если самая известная пьеса одесской школы - «Закат» Исаака Бабеля, то вторая по популярности, несомненно, «Интервенция». И хотя Валентин Катаев в «Алмазном венце» дал Славину псевдоним «Наследник», вкладывая в это слово и название романа, и то, что Лев Исаевич как бы принял эстафету авангарда Одессы двадцатых годов, все же для многих, и, пожалуй, справедливо, Славин остается автором «Интервенции». Пьеса очень сценична. В ней масса выигрышных ролей. Ее очень любили режиссеры. И, тем не менее, какой-то злой рок преследовал ее. От раза к разу постановки «Интервенции», в том числе и одесские, появлялись, шли с аншлагами и очень быстро прикрывались начальством.
Казалось бы, Славин написал пьесу о том, как умные, благородные, самоотверженные большевики наставляют на путь истинный французских солдат и матросов. Да здравствует победа социалистической революции! Причем никаких антисоветских подтекстов автор в пьесу не вкладывал. Шутка ли - на дворе 1933 год! Какие там подтексты, какое инакомыслие! Но уж вышло так, что в пьесе слишком много Одессы. Слишком много правды, а значит - поводов для размышлений. Почему не совсем удачный римейк «Интервенции» - оперетта «На рассвете» - годами не сходила с афиш Одесского театра музкомедии, а «Интервенцию» запрещали от раза к разу? Может, из-за первой авторской ремарки: «Бульвар. Весна. Лестница в порт. Множество нарядной публики». И ремарка задает тон всей пьесе: весна и Одесса - вот символ веры Славина.
Половина участников Иностранной коллегии была расстреляна деникинской контрразведкой: Жанна Лябурб и Смирнов-Ласточкин, ставшие прототипами центральных персонажей пьесы, сложили свои головы за дело, которое считали правым. Но в 1933 году еще были живы Соколовская (в пьесе - Орловская) и Гамарник. Через несколько лет они будут расстреляны сталинским режимом. Мог ли предвидеть это Славин? Наверное, мог. Он был умным, тонко чувствующим человеком и талантливым писателем. Поэтому пьеса при всем внешнем блеске, остроумии, легкости глубоко трагична. По сути, это пьеса о гибели старой Одессы... Жанр романтической трагикомедии позволил Льву Исаевичу создать очень точную по настроению и атмосфере картинку города, которого уже не было. И выписать точные, многоплановые, яркие, красочные характеры. Конечно, такая пьеса не нужна была выхолощенной советской драматургии. Конечно, ее невозможно было включать в театральные репертуары. Но с другой стороны - Лев Славин, признанный советский драматург, классик советской литературы... Вот пьесу и печатали, вот и позволили поставить ее в первой половине восьмидесятых.