. .. Легонько коснулось меня... наверное, как... впервые... когда я снова упрямо бродил по всему замку, по-детски скучающе заглядывая в кованные решетки его окон: мне, покапризно-упрямой привычке, совсем не хотелось спать - окунаться в мир, в котором еще не известно, ждут ли тебя верные игрушки и лакомства, какие есть по-настоящему...
И, безразлично обведя глазами покрытые мраком ветки деревьев и огоньки далеких городов, хотел разочарованно отвести взгляд и, зевнув, потянувшись и протерев украдкой глаза, нехотя лечь в кровать уснуть; однако чувствовал, будто меня что-то щекотало по щекам и тихо... звало к себе!
Небрежно я перевел глаза по как будто незримой ниточке к этому и... ошеломленно затаил дыхание, не в силах произнести ни звука, ни шевельнуться от увиденного: прямо у изголовья надо мною сияла огромная, неповторимо-изумительная луна - словно невиданное раньше кругленькое диво, все равно как сотканное из тумана шелка и искристых листиков... не то радостно-знакомой мне теплой, дрожаще тающей на губах, карамели; не то благовейно припоминающегося сознанию зеркала из сказки.
Как сейчас помню - мне вдруг стало... незнакомо-невыразимо хорошо лишь от того, что я взглянул на луну, робко ощутил на себе ее пронзительно-жемчужные блики; я с восторгом жадно-околдованно чувствовал каждый миг, в котором стрелки часов незаметно затихали и тени обозлено прятались, освобождая пространство ее перышкам, озорно гладящим мое лицо.
Совсем нежданно вдруг в мою комнату осторожно закрались на цыпочках крохотные феи с белоснежными платьицами, что тотчас принялись обещать мне кучу подарков и исполнение всех мечтаний,"только пусть буду всегда смотреть на луну".
А мои мысли едва ли не кричали отчего-то счастливо им, несколько дурашливо улыбались (они были и рады созерцать чудную небеснуюмерцающую белую бусинку); и глаза очарованно-сосредоточенно наблюдали, как... суровый чопорностью и пустотой замок заполняется ослепительным блеском баллов и пиров, на которых я словно с наслаждением дергал за косички посетители с розовыми щечками и в крошечных корсетах с накрахмаленными юбочками, важничал своим стареньким, совершенно огромными для меня, плащом и цилиндром перед гостями, шаловливо скачущих по креслам и лестницам с маленькими игрушечнымисаблями, не забывая с удовольствием пульнуть из рогатки по старинным вазам и статуям, шалил с богато убранными масками и веерами, возбужденно-любопытствующе поглядывая на взрослых дам в париках и пышных убранствах и степенных господ в сюртуках, с бриллиантовыми цепочками в костюмах и с тростями...
Мимолетность - и трости сменились на шпаги тучи (загородившей луну), которыми почерневшие залы замка залязгали, безуспешно порываясь порвать паутину, окутывающую... меня; стало волнительно-жутко, буквально кожей я впитывал то ощущение томной дремы страха, которую страстно жаждешь прекратить, а не можешь - все застывает в ее прохладно-усыпляющих, цепких клыках; что оттенили безобразные лица тех монстров, при воспоминаниях о которых меня охватывала дрожь и липкие слезы, эхо будто безумия, безмолвного крика терзающего одиночества...
Я отказывался верить в то, что все это происходило со мною, и все из-за того, что блестящий снегом, синевою и капельками дождя круглый глаз ночи на мгновение спрятался от моих! Рассудок мой, будто, спешил улетучиться темно-кислотно-красными летучими мышами, бесцеремонно впорхнувшими в комнату; на миг жгуче захотелось постукивать по лбу, рвать на себе волосы и кататься на скользких плитах пола, лишь бы... очнуться от этого невообразимо-негаданно-страшного сна...
Нет то было что-то другое, но не сон: мой, весьма изумленный (и даже сконфузившийся) взгляд поймал, спокойно чуть плывущий, занавес моей кровати, тусклый комод, потонувший в яркой темноте циферблат, маятник часов; и саднившие кулачки, поцарапанные, вероятно, обострые узоры подоконника, взъерошенные, мокрые волосы и запылившийся почему-то цилиндр.
Шокировано торопилась вспыхнуть мысль, вызывающая отвращение к... самому себе: "Неужели это все..."; но она враз перестала стучаться в мою, перепуганно-взбудораженную всем происходящим, душу: туча пролетела и вновь мною овладело то необъяснимо-упоительное оцепенение и ликование сердца, шепчущего словно: "наконец это снова с тобою..." - ярко-магически дышала своим ночным волшебством луна, и меня закружили в танце ее феерично-блестящие светлячки, цветочки осыпали успокаивающим (даже одурманивающим ароматом), маленькие сиды радушно сажали покататься на крылатых лошадках, все опять завертелось вихрем бледно-светящегося пуха, устоять перед искушением окунуться в который мне было невозможно...
И в один момент неконтролируемо закричал: "Постой!", отчаянно впившись взглядом в, тающую в дымчатой ленточке зари, монетку белого-белого сияния пленительно обаятельной ночи; теряя равновесие и с испугом осознавая вновь наступающий полумрак: а ничего особенного или страшноватого не происходило - то была лишь спасительная дрема от усталости (выходило ведь, что занимался день, а я всю ночь проглядел на луну!).
Но и она оказалась очень краткой: шлепок затылком о холодный мрамор половиц снял остатки сна с моих, чуть припухлых, тяжелых век. День вкраплял шумом и красками обыкновенные заботы и развлечения, рассеянно приступал к ним, ведь все рассуждения были поглощены анализом событий: почему-то было стыдно за ночь, проведенную с мерцанием луны и с миражами, навеваемыми ею, мерзко, вплоть до того, что меня не покидало ощущение преступности этого; четко и тяжело касалась догадка, будто я обпился чем-то опьяняющим, а не глядел на банальное небесное, ночное светило!
Но судорожно заплетался язык и словно кто-то схватил его и так и не дал мне высказать столь ошарашивающую мысль, точно накинув повязку беспамятства на голову и... украв все привычные забавы дня: он показался серым, нудным, ничто не радовало - ни прогулки с прислугой, ни любимая обычно игра в шахматы, ни обожаемый обыкновенно томатный суп с шоколадом! Я маялся, отказывался от всего, отмалчивался или грубил всем в ответ, слоняясь, невольно вспоминая свою, столь необыкновенно-насыщенную встречу с луной и импульсивно перебирая пальцы рук, будто чего-то жду не дождусь или меня тянет непреодолимо к чему-то...
Оглушающе это пробило звоном часов - меня отводили в мою комнату для сна по скрипучей лестнице в мутном побликивании канделябра; а у меня ноги чего-то подкашивались и дрожали, а дыханье становилось неровным, как если бы я шел на важную встречу... тем временем дверь за мною затворили и "это" вновь незримо обняло меня тонким-тонким кружевом искорок - в окне меня поджидала луна и все ее чудеса, вроде темных-темных, скрежетавших зловеще жучков или светлых-светлых полупрозрачных розочек...
Я уже ждал их, привык к ним, ими любовался и считал своими самыми близкими друзьями, которые порою испугают, порою околдуют своей необычной гармонией лунной ночи; все это с рвением встречал с каждым закатом, днем мыслями и грезами постоянно к этому возвращался, забывая дочитать книжку, встретиться с соседским мальчишкой, понаблюдать за обычаями и делами гостей-знати, забывая все на свете...
А он, мир все неумолимо отсчитывал секунды, менял местами день и ночь, дела, поколения, привычки и круги... эпох; что меня сначала еще на короткое время окрыляло планами, мечтами, надеждами, толкало лениво заводить себе приятелей, кокетничать с заезжающими аристократками, небрежно осведомляться о новостях политики, культуры, свежих светских сплетнях, учтиво снимая цилиндр перед богатыми посетителями и гостями, отряхивая свой плащ от слякоти прогулок... Я, казалось, терпеливо и благодарно принялся идти к новым рассветам и познавать, трудиться ради новых питательных капелек росы, радуги минут; однако... Она оказалась едко-сухо-соленой для меня, и меня что-то подтолкнуло снова убежать от нее и притаиться с замиранием сердца у окна...
Ведь в нем входила луна, все такая же красивая и напевающая неслышно приятные причуды хмеля, снова воспылавшего во мне (я шел к ней, как будто на сладостно-манящее свидание): я вновь наблюдал приближающиеся фосфоритные силуэты призраков, вызывающих мурашки чуть не агонии, черно-фиолетовых волков, сводящих с ума истошным воем норовившихся сбить меня с ног и вцепиться в руку, рвал на себе путы каменных объятий горгон, не решаясь позвать от страха на помощь от укрывшего меня одиночества...
И вновь мой как-то странно смеющийся взгляд поймал, спокойно чуть плывущий, занавес моей кровати, тусклый комод, потонувший в яркой темноте циферблат, маятник часов; и запекшуюся почти детскую ранку на лбу, синяки рук, вероятно, больно покрасневших от пылающего камина, всклоченные, мокрые волосы и запылившийся почему-то цилиндр.
А вскоре, мне нежданно оказывали помощь, показавшиеся из переплетений лучиков луны, сопровождающие повсюду, друзья, в модных фраках ишляпах-котелках, протягивающие дорогие сигары и жужжащие комплименты, хорошенькие богатые девушки в капотах и в меховых, с бриллиантовыми нашивками, муфтах, стеснительно поглядывали на меня и дарили подарки, не отказывая в танце и флирте, пестрые и шумные толпы гостей и клиентов просили меня поболтать с ними и написать еще немного льстивые черно-белые штрихи за сыплющиеся фонтаном награды и почет...
Намиг жгуче захотелось привязать себя цепями к окну, лишить себя языка и навек замереть на скользких плитах пола, лишь бы... этот невообразимо-негаданно-удивительный сон не прекращался; лишь бы луна была в моем окне… И в один миг... я глядел на нее и остро захотел прикоснуться к ней, послать ей, так близко далекой от меня, пусть и воздушный, но... запечатлеть на ее алмазно-белых щеках поцелуй...
Не отдавая себе отчета в том, что творю, непроизвольно сам набрел на лестницу, ведущую к самому верху замка, нащупал ржавый ключ от двери, ведущую на крышу, спрятанный за паутиной и колючими прутьями дверцы, и, злясь, на его (какой-то предостерегающий, пытающийся остановить меня) визг, открыл ее и ступил на кровельные кирпичи. Пронзительно свистел ветер, покалывая глаза какой-то неприятной пылью, царапались ветки деревьев и, когда-то романтично зовущие, огоньки дальних городов теперь лишь олицетворяли серую суету будней и праздников; я уже не обращал на все это внимание, и... вновь экзальтированно ослеп ко всему, кроме луны, поджидающей у изголовья.
Вдруг она превратилась в прекрасную девушку, жеманно смеющуюся и манящую меня к себе; уже... не мог оторвать взгляда от ее изящных движений танца и мистически пленяющих меня глаз, белоснежного платья и волос, голоса, порывисто сделал шаг навстречу к ней...
И пронзительно застонал, шокировано заметив, что чуть-чуть, но вижу... свои слезы:"Постой!... Я тебя ведь..." (мне в грудь словно что-то резко и непоправимо вонзилось, как... лезвие и я замер... приковав взгляд к, как-то прощально-прекрасной, луне - неповторимо-изумительной – словно невиданному раньше кругленькому диву, все равно как сотканное из тумана шелка и искристых листиков... не то печально-знакомому мне теплой, дрожаще тающей на губах, карамели; не то благовейно припоминающегося сознанию зеркала из сказки...

Красивое эхо из любимой сказки... Спасибо!

спасибо, рада, если понравилось)