Глава  13. Начало  пути

 

        Стопарика разбудило не троекратное кукареканье, к которому он уже привык, а почти обычный телефонный звонок, с примесью звуков милицейской сирены.   « Во, блин, опять в вытрезвяк попал, – подумал Стопарик, а потом спохватился. – Чёрт, я же на «Одиссее», какие, к дьяволу менты и вытрезвяки?»   И тут его осенило – это же звонит аппарат экстренной связи с Землёй, с ЦУПом.  На душе у Стопарика как-то сразу полегчало, потеплело, и он попытался вспомнить, где эта чёртова трубка находится в его каюте. 

На Земле обговорили казалось бы всё, но как всегда забыли предупредить Васю о месте,

где находится телефонная трубка экстренной связи с Землёй.  Стопарик напряг все свои мозговые извилины и решил, что самое потаённое место у него находится под подушкой. 

И интуиция его не обманула!   Она была там. Но сразу возник вопрос: почему она сработала?    Ведь перед сном вроде бы с Землёй обо всём обговорили.  

    Стопарик осторожно взял трубку из-под подушки, и сказал:

–  Это я. А ты кто?

     В трубке весело зазвенел голос Рюмкина-Петров:

–   Васёк, это я.  Я хочу тебе сообщить одну неприятную вещь.  Правда,  я дал слово этому, дебилу, Армстронгу, что я тебе ничего не скажу.  Но, знаешь сынок, ты ведь не подопытный кролик, а мой ученик.  Самый лучший за последние 15 лет.  И я хочу, чтобы ты знал всю правду.  На «Одиссее» имеется  перегруз полётной массы на 114 тонн.  Ты меня слышишь, сынок?

–   Слышь, Батя,  – ответствовал Стопарик,  – про это дело мне уже доложил Канарис. 

Но только, когда мы  с ним всё стали пересчитывать, у нас образовалось ещё почти 20 лишних тонн.  Ума не приложу, что с ними делать?       

–   Так, даю тебе приказ, – сказал Рюмкин-Петров. – Потихоньку, чтобы никто не знал, сбрасывай балласт в открытый космос. 

 –  Да, это конечно хорошо, но некоторые вещи просто не влезут в шлюзовой отсек.   Потом, мне же надо будет шлюзовой отсек разгерметизировать, и быть там в скафандре.  Как я объясню членам экипаж, за каким   хреном я одевал скафандр.   Тренировки для, что ли?

–   Ни б, – ответил  Рюмкин-Петров. – Сбрасывай через мусорный люк.  Всё что возможно.  И постоянно быть у меня на докладе.  С ребятами из Хьюстона не общаться.

–   Суки они, наверное,– раздался  голос Перебийноса, который держал эту связь.

     Примечание.      Грицько Иванович Перебийнос держал не только эту связь, почти космическую.  Он вёл и другие активные связи.   Не подумайте плохого, имеются в виду запасные каналы связи с «Одиссеем».   Вообще надо сказать, что в своё время Грицько и Вася крепко подружились.  Почва для дружбы была очень солидная и адекватная, а-именно: русская магазинная водка типа «Столичная»  от Стопарика, и, о какой божественный запах был у этого шикарного украинского шпика,  – от Перебийноса.  Когда встречаются  две родственные натуры – это сулит в будущем много приятных в общении мгновений, минут и часов.  А когда собираются трое – это уже демонстрация.

     Нет, Перебийнос был искренним другом Стопарика, и поэтому он сообщил обо  всех этих неувязках,  которые случились на старте полёта к Марсу.

     Осипшим от волнения голосом Стопарик спросил Перебийноса:

–   Ну, и что же мне делать?

–   Слушай, братан, я тебе перешлю номограмму по траектории «Одиссея» к Марсу. Только  дай слово офицера России, что ты не будешь про это говорить никому из экипажа.

–   Да,  – только и мог ответить Стопарик, потому что  в очередной   раз отключили электропитание всего ЦУПа от Российской Энергетическеой Системы  (РЭС).  И Перебийнос пропал с экрана настенного монитора также внезапно, как он и появился.  А на мониторе появилась подмигивающая харя  Толика Чубайса.

      Стопарик потёр переносицу, и подумал ( и опять-таки про себя, а не вслух ):  « А что это было? Это сон? – но, однако, зафиксировав в своей руке трубку, он подумал. – Эге-гей,  чтой-то здесь не  по правилам играют».

    И чтобы снять стресс, он отправился в командный отсек.  Усевшись в кресло у  пульта управления, он нажал на одну из кнопок.  На соседнем кресле дремал вахтенный Смит, но это Стопарика не смутило, он лишь проверил, насколько крепок  сон был  у Смита.  У Стопарика была ещё одна мысль:  типа, какого  чёрта Смит придуривается.   И тогда.  

      Это было на уровне подсознания, и он совершил эту манипуляцию совершенно автоматически.  Интуитивно, и не глядя на кнопки.  Самое  интересное, что прок от кнопки того сектора,  был минимальный.  Он просто хотел узнать, почему именно его назначили командиром экипажа. Он,  думал, что его назначили за какие-то особые черты характера.  Ведь он был Дважды Герой России:   один  раз как лётчик-испытатель;   второй – как лётчик-космонавт.   Он вдруг вспомнил свой первый полёт в космос, а это у него был уже четвёртый.  И почему-то это воспоминание  вызвало у Стопарика чувство озлобления: не на членов экипажа, а почему-то  на деву Клаву из города Иваново, которая встретила егоиз первого полёта.  Просто когда он приземлился в нештатной ситуации  на колхозном поле, эта селянка Клавка решила, что её девственность решили похитить  инопланетяне, и попыталась сдать Стопарика в милицию местному участковому.   Тем временем на экране монитора высветились биографические данные Стопарика.  И в конце сообщения находился текст документа, где международная высокопоставленная уполномоченная комиссия обосновывала назначение Стопарика командиром экипажа.

     Одним из положительных качеств являлось, по мнению комиссии, его высокая несгибаемость и стойкость по отношению к водке.  То есть, для того чтобы он свалился с ног, в него необходимо было влить фантастическое количество этого напитка.  И как следствие – высокая толерантность ко всяким ядовитым средам и веществам.  Далее отмечалась его покладистость и мягкость характера.  А поскольку в комиссии большинство было не за россиянами, то предполагалось, что вследствии этого качества Стопариком можно будет манипулировать как угодно.  Комиссия, почему-то, указала на низкий уровень интеллекта Васи.   Ну, это скорее всего из-за тестирования на полиграфе, где его достали до невероятности, и он в конце концов начал издеваться над американцами.  А так как американский юмор сильно отличается от русского, то и выводы были сделаны достаточно своеобразные.       

    Например, на вопрос чем отличаются друг от друга гамбургер и чизбургер, Стопарик ответил, что «это один хрен». 

 –   Какой ещё хрен? – недоумённо спросил один из психоаналитиков.

 –   А тот, что у меня в брюках, – угрюмо ответил Стопарик, с большим интересом наблюдая за реакцией этих «врачей».  Стопарик в кресле сидел в одних плавках, и эти психотерапевты-аналитики подумали, что у него не в порядке с головой. 

     А таких дебильных вопросов было много. В итоге и крайне низкий уровень положительных, с  точки зрения составителей тестов, ответов.   Про то, что у Стопарика два высших образования, что он лётчик-испытатель 1 класса упоминалось вскользь.  Ну и что с того, что он окончил  Московский авиационный институт и Военно-воздушную Академию ВВС имени Ю.А.Гагарина.   Так себе  два колледжа самого низкого пошиба.   В общем однозначно ставка делалась на то, что Стопарика подомнут под себя либо Смит

( лучший вариант ),  либо Канарис –  ( вариант приемлимый ).  

    Короче говоря, от этого документа тянуло таким снобизмом и американским дебилизмом, что Стопарик аж задохнулся от злости.

    « Ну, погоди-те, мать вашу за ногу и об угол, – подумал Стопарик. – Мы ещё посмотрим ху из кто».

      Мелькнула мысль, что неплохо бы было перетащить на свою сторону в союзники Канариса.  Всё-таки он инженер, специалист, а не какой-то вертихвост типа Смита.

    « Итак,  Толика Чубайса, не надо воспринимать как  нормальное проявление реальности», – подумал Стопарик, и чтобы убедиться в нереальности этого субъекта он протянул руку за  маленьким переносным контрольным пультом, который сообщил ему, весело подмигивая тремя разноцветными огоньками, что всё в порядке, и он зря волнуется.   

     « Нет, что-то здесь не то», – думал Стопарик, провожая в каюту Смита, который до сих пор находился  в каком-то странном состоянии.  Их сменил Канарис, при этом недвусмысленно хмыкнув.

     Стопарик втолкнул бессловесного Смита в каюту, при этом Смит даже не пискнул.

     Стопарик, почесав в затылке, задумался.  И решил лично проверить весь груз, что был доставлен  «Гермесом» и «Отчаянным».  Для этой цели он решил взять себе в помощники Руди Канариса, как наиболее грамотного в вопросах ревизии человека.   Руди на эту просьбу откликнулся очень рьяно, тем более что он уже сам обнаружил некоторые нестыкухи в грузах, прибывших с Земли.

    В общем, в экипаже создались две коалиции:  первая – Восточно-Средне- Европейская;   вторая – Северо-Американская с примкнувшими к ним.  Ну а Вандалена, по  аналогии с Первой Французской Революцией,  – «болото».

     Это привело к тому, что Вася, человек мягкий и добродушный,  начал на всех рычать, и очень часто вспоминать родственников своих компаньонов по полёту,  особенно их матерей и бабушек, при этом, упоминая их имена и отчества, которые он сроду не знал.

    Уже первые результаты проверки ввергли Стопарика  в шоковое состояние, в сравнении  с которым его небольшие шутки с заполнением запасных баков для воды водкой оказались детским лепетом.

     Первым делом он начал с кухни и кают-компании.  Именно  там и всплыл аппарат по приготовлению попкорна.  А вместе с ним и запасы кукурузной муки  в одной из кладовок.  Стопарик попкорн ненавидел, и эта находка его сразу «завела».  А дальше – больше.  Как оказалось Вася не единственный был таким изобретательным:  в аппарате индивидуального питания у Смита тоже обнаружился «левый» краник – с чистейшим джин-тоником.  Теперь Стопарику ясно стало состояние Джона.   Монтировали корабль представители разных стран, и докопаться до того, кто это сделал, сейчас уже не представлялось возможным.   Как потом выяснилось, эти янки, заполнили джин-тоником одну из ёмкостей для топлива к двигателям коррекции, влив туда ни много, ни мало почти две тонны любимого Смитом напитка.

    После осмотра кухни Стопарик решил проверить «Гермес», на котором прилетела Вандалена.   Увидев тюки, набитые Библиями и нательными крестиками, он чуть не потерял сознание от негодования.  После этого сил у него почти не осталось, и он пошёл в каюту, чтобы немного принять и прийти в себя.

    Однако, картинка  стала вырисовываться довольно мрачная:  излишняя полётная масса корабля, нехватка воды, почти нет резерва топлива, и, скорее всего, что и продуктов питания будет маловато.  От мрачных дум Стопарика отвлекло лишь то, что он уснул.

 

Глава  14. Решительные меры

 

      Троекратное кукареканье, пробудившее Стопарика перенесло  его мысленно в селянскую российскую глубинку с парным утренним молоком и жбаном огуречного рассола, но последовавший за ним бой кремлёвских курантов тут же напомнил ему о чувстве долга, и ярость, молодым испанским бычком, вновь вспыхнула в его груди.  

    « Ну-с, янки, от Галины Бланки, держитесь!» – сказал сам себе в зеркало Стопарик, и «махнул сотку».  Затем он вызвал к себе в каюту Руди Канариса.

     Руди как раз находился на подвахте, поэтому явился очень быстро.  Они поприветствовали друг друга, после чего Стопарик начал разговор.

–   Руди, я считаю Вас отличным специалистом в области механики, и кроме этого порядочным человеком – поэтому я и обращаюсь к Вам, – начал Стопарик. – А впрочем, что это я так официально.  Давай перейдём на ты.

     И тут Стопарик предложил Канарису кое-что из заветного краника.  И сразу же беседа потекла гораздо живее.

 –  Итак, Руди, хочу сообщить тебе пренеприятное известие, – продолжил Стопарик.

 –  Что? К нам едет ревизор? – спросил Руди, продемонстрировав недюжинное знание русской классической литературы.

    « Да, – подумал Стопарик,  – это вам не Джон Смит с одной своей извилиной, и та у него находится ниже пояса».

      И продолжил уже вслух:

 –   Я провёл небольшую ревизию грузов, поступивших с Земли.  Проверку я ещё не закончил до конца, тем более, что все грузы расфасованы по разным углам.  Но уже сейчас ясно, что на «Одиссее» очень много лишних, а порою просто бесполезных грузов.  Всё это вместе взятое привело к  излишку полётной массы,  дефициту воды, топлива и продуктов питания.  Если мы не будем использовать всё, что у нас есть на борту рационально, то до Марса хрен долетим.  Более того, нам необходимо от лишнего каким-то образом избавиться, чтобы облегчить корабль.  Сброс бустерных блоков и последующий сброс пустых топливных баков от маршевых двигателей всё равно не выведет на нужные нам полётные параметры.  Твои предложения на сей счёт.

– Командир,  – ответствовал Канарис, пригубив второй стаканчик, – я  очень рад, что ты прислушался к моим недоумённым вопросам насчёт некоторых нестыковок.  Я не самоубийца, и поэтому у нас с тобой должно всё получиться.  Я уже подумал, как избавиться от лишнего груза.  Просто так выбрасывать в космос через мусоропровод нерационально:  долго, не всё туда влезет, да и замусоривать космическое пространство не очень хочется. 

Но есть один хороший вариант.  После набора необходимой скорости от нас должны отстыковаться ненужные топливные баки, и некоторые другие модули.  Пока они пристыкованы,  мы можем заполнить все доступные нам пустые пространства хламом.  Это раз.  А второе, что мы можем сделать – использовать один из пристыкованных к нам якобы научных модулей.  А именно, заполнить его «мусором»,  перестыковать к отстреливаемому агрегатному отсеку, и мы выйдем на штатную полётную массу.

–   Руди, ты гений! – завопил Стопарик. – И как это мне в голову не пришло.  Не зря русские говорят:  одна голова – хорошо, а две – лучше.  Всё.  С этого момента мы приступаем к выполнению нашего плана.  Только, об этом ни гу-гу.  Никому из экипажа, а тем более в ЦУП на Землю. Да, ещё вот что.  Это надо сделать побыстрее,  до того как закончится разгон, и произойдёт отстрел пустых баков из-под топлива. Короче, у нас есть примерно две недели для проведения операции. Может тогда, мы быстрее выйдем на расчётную скорость

и сэкономим топливо, а то как-то не хочется оставаться в гостях у марсиан надолго.

     Сказав это, Стопарик зябко передёрнул плечами.  Они ударили по рукам, и оросили сделку огуречным рассолом.  Настроение у Стопарика резко улучшилось, и к нему вновь стало возвращаться  благодушие.

–  Вообще это ты хорошо придумал насчёт модуля.  Давай пока возвращайся к своим непосредственным обязанностям, и прикинь, какой модуль лучше всего сбросить, и чтобы никто ничего не заметил.  А я тем временем закончу ревизию всех грузов, и составлю примерный список от чего нужно избавиться.

А когда мы проделаем эту операцию, то тогда и сообщим в Центр обо всём.

     И работа закипела.  Канарис для сброса решил использовать модуль «Луч».  Этот научно-технический модуль предназначался для исследования  реликтового космического излучения.  С точки зрения марсианской экспедиции это был совершенно бесполезный балласт.  С таким же успехом его можно было бы запустить отдельно, а не тащить за собой к Марсу.  Он был присобачен к «Одиссею» по настоянию группы физиков-ядерщиков из Кембриджа.  Для целей сброса «мусора» это была находка:  во-первых: «Луч» представлял из себя практически пустой шар диаметром почти пять метров, в котором были установлены датчики, улавливающие проходящее через модуль внешнее космическое электромагнитное излучение; во-вторых: он был пристыкован к «Одиссею» примерно посередине, то есть позади обитаемых отсеков, в районе шлюзового модуля перед агрегатными отсеками, за которыми уже находилась биозащита; в-третьих: по плану он должен был остаться на орбите Марса, и поэтому был оснащён двигателями для его отстрела от «Одиссея», поэтому его не надо было даже перестыковывать;  в-четвёртых:  вся аппаратура для отстрела находилась рядом, в соседнем отсеке, и его можно было отстрелить, минуя манипуляции на командном посте.  Этот модуль не представлял для остальных членов экипажа никакого интереса, и они его вообще не посещали.  Поэтому всё необходимое можно было затолкать туда, не возбуждая нездорового интереса экипажа.  Ну и опять-таки он находился близко от кладовок, где была распихана всякая дребедень. Об этом и было доложено Стопарику.

     А тот тем временем продолжал ревизию.  Ещё раз  он прошерстил «Гермес», и нашёл там много всякой мелкой дряни:  медную форму для выпечки пасхальных пирогов; целый баул с инструкциями для разных приборов и агрегатов, которые имелись на борту «Гермеса», причём в двух экземплярах; ещё один баул был набит книгами – как будто на борту не было электронной библиотеки; баул гигиенических тампонов – как будто экипаж был чисто женский (это, сволочь, Валенса проявил заботу ), причём на каждом тампоне была надпись, что он освящён Папой Римским;  набор гантель массой от двух до десяти килограммов, естественно, в двух комплектах, для тренировки экипажа – это, блин, почти в невесомости

( тоже, наверняка, работа кретина Валенсы ); комнатные тапочки для Вандалены – два комплекта; велосипед для Вандалены – именно так, по мнению кардинала Валенсы, должен выглядеть велотренажёр, и так далее.  Фактически, в «Гермесе» не было ничего, для практического использования в полёте.  А это ни много ни мало почти десять тонн.

    « Этот, козёл, Валенса ещё бы валенки для Вандалены упаковал», – зло подумал Стопарик.

     Если бы кто-то вёл запись тех слов, что вырывались невольно из Стопарика во время ревизии, то это была бы запись многочасового непрерывного виртуозного мата на девяти языках, которым владел Вася.

      Руди тоже отличился.  Оказалось, что он прихватил с собой «маленько» баварского пива – всего шестьсот литров.  Причём всё оно было так мастерски упаковано, что те космонавты, что доставляли его на борт «Одиссея», и прятали его в личную кладовку Руди, а таковые были у каждого члена экипажа, кроме Вандалены, потому что к её появлению корабль был уже собран, наверняка даже не предполагали, что они держат в руках.  Но с другой стороны от Канариса была и польза – он прихватил почти пятьсот килограммов сосисок в вакуумной упаковке ( всё-таки еда – вещь полезная ).

     « Всё-таки зря монтаж корабля доверили сборной команде.  Наша русская бригада сделала бы всё по-нормальному без этих сюрпризов», – cтоской подумал Стопарик.

       И он как в воду глядел – в одной из кладовок, где должен был находиться разный монтажный инструмент, он нашёл такое!  Вы представляете себе рабочую бытовку на какой-нибудь русско-белоруско-украинско-молдавской стройке.  Всё правильно – там находился полный комплект: пустые бутылки, банки из-под кофе от Пеле, какие-то тряпки, презервативы, вонючие носки, две колоды засаленных игральных карт и так далее в ассортименте.  Когда Стопарик открыл дверь в отсек на него пахнуло такое амбре, что он чуть-чуть не сблевал.  Хорошо, что он при себе всегда имел фляжку.  После пары хороших глотков обоняние притупилось, и он принялся паковать всё в полиэтиленовые пакеты.  Как раз за этим занятием его застал Канарис.  От всего увиденного у него глаза на лоб полезли.

–   Чего уставился? – немного грубовато спросил Стопарик. – Взял брёвнышко, и потащил в мусоропровод.

     Руди ничего не оставалось делать, как подчиниться приказу.

     В остальных кладовках тоже хватало всякой дряни.  У того же Смита, как и можно было предположить, были резиновые женщины, журналы «Плейбой» и комплект игры «Монополия».   Шнобелю отдельно от экипажа снарядили кошерной жратвы.   Таким образом, те продукты, что были заложены в рацион экипажа для него, можно было бы попросту выбросить в открытый космос. Но Стопарик решил с этим пока повременить, и надо сказать, правильно сделал.

 

       Между тем внутренность «Луча» начала постепенно заполняться различными предметами.  И через некоторое время датчики стали передавать на Землю удивительные показания.  Сначала «кембриджцы» недоумевали, а потом решили, что они находятся на грани величайшего открытия 21 века, за которое можно даже получить Нобелевскую премию.  В университете развернулись интереснейшие научные дискуссии, иногда переходящие в откровенный мордобой.  Солидные научные журналы заполнились различными трактатами и монографиями о происхождении неизвестного излучения.  Проблема из чисто физической переросла в медицинскую, так врачи начали спорить о влиянии нового излучения на экипажи дальних космических экспедиций.    Таким образом Стопарик и Канарис, сами того не подозревая, «внесли» неоценимый вклад в фундаментальную науку, немного подмыв сам фундамент.

 

Глава  15.   Бытовуха

 

      А чем занимался в это время экипаж в свободное от вахт время?

Ну, прежде всего, приходилось много времени проводить в спортивно-тренажёрном модуле.  Хоть на «Одиссее» и была искусственная гравитация, и экипаж постоянно носил нагрузочные костюмы «Пингвин» (одна из наиболее удачных разработок, сделанная в космической отрасли ещё Советского Союза),  всё-таки её было недостаточно,  и мышцы могли атрофироваться.   Поэтому как минимум по два часа космонавты проводили на всяких велотренажёрах и беговых дорожках. В остальном же занятия и быт членов экипажа разнился.

      Смит постоянно контролировал траекторию полёта.  Он самозабвенно возился с компьютером «Бебби», задавая ему различные задачи.  А частенько просто играл с ним в игры, типа, бридж или «подкидной дурак».  Много времени он проводил в модуле-обсерватории  «Глаз-2», в котором была установлена аппаратура для слежения за окружающим космосом, а также видеотелескопы, которые сразу записывали положение звёзд, и определяли положение «Одиссея» в пространстве.  За Смитом была закреплена обязанность по составлению первых межпланетных навигационных карт.  Ну а в свободное время, он надевал на голову наушники, врубал музыку погромче, а на лицо надевал специальную шлем-маску, через которую ему транслировались всякого рода видеофильмы, обычно непристойного содержания.  Таким образом, он полностью отключался от окружающего мира.  А чтобы не проспать свою вахту, он подсоединил к ноге через таймер проводок, и в определённое время его попросту било током.  Легко, вольт, этак, 80.  

Не смертельно, но чувствительно.

       Мотя много свободного времени отдавал приготовлению особой пищи. А в остальное время он сидел в своём виварии и обрезал, резал, зашивал и скрещивал.  От его диких экспериментов бедные зверушки были в постоянном шоке. У мушек дрозофил уже через неделю началась в страхе мутация в совершенно неизвестном направлении, и с непредсказуемыми последствиями.  Но это Мотю не останавливало.  Он продолжал жаждать славы.  Теперь уже марсианской, и чтобы в центре Марса, и обязательно из бронзы, и обязательно в полный рост.  Некоторые врачи-психиатры предполагали, что у человека от долгого пребывания в космосе может «поехать крыша», так вот у Моти она «поехала» сразу и бесповоротно.  Стопарик старался не заходить в виварий вечно забрызганный кровью – это у него всегда вызывала чувство брезгливости.  А остальные космонавты вообще там не появлялись.  Этим внаглую пользовался Шнобель, и творил там всё, что хотел.  Правда, на Моте лежала ещё одна обязанность, а именно: ежедневный  медицинский осмотр экипажа.  Но для этих целей был приспособлен отдельный отсек, пребывание в котором не вызывало шок у экипажа.   Он даже умудрялся как-то проводить осмотр Вандалены, чему был несказанно удивлён Стопарик,  зная,  как она скора на руку.

       Вандалена, как мы помним, была закреплена за кухней.  Но поскольку там печь-жарить ничего не надо было, то в остальное время она занималась в оранжерее.  Ей там сразу вспоминался монастырь, и там ей сразу очень понравилось.   По плану для экипажа из четырёх космонавтов оранжереей должен был заниматься Мотя.  А тут подвернулась Вандалена.  Мотя был рад до невозможности, потому что после того как в детстве он присел по-большому в пустыне Негев на какое-то растение типа кактус, он ненавидел любые растения, у которых были листья.  Ещё одним любимым местом Вандалены был модуль для технологических экспериментов.  В частности там проводился эксперимент по выращиванию кристаллов в условиях невесомости.  В этом отсеке мерно гудели электродвигатели, что-то булькало, но самое главное там было два иллюминатора, у которых можно было помолиться, а при случае и всплакнуть.  Здесь появлялся лишь Стопарик на котором лежала забота о проведении всяких хитроумных экспериментов, да и то эпизодически чтобы что-то подкрутить, сверить графики, чего-то долить,  а чего-то отсыпать.   Можно сказать, для уединения место было идеальное (так и просится фраза – «как раз для влюблённых»).  Но таковых на борту «Одиссея» не было, и не предвиделось, пока.

      Кстати, надо бы сказать пару слов про этот модуль.  Имя его было «Яхонт».  Да он предназначался для выращивания кристаллов особой чистоты в условиях невесомости, и был «пришпандорен» к «Одиссею» по настоянию российской стороны.   Идея запустить такой модуль вместе с МКК принадлежала руководителю Группы Космических технологий и производств (ГКТП) Ходорковскому Григорию, который являлся одновременно заместителем Руководителя ОТК Рюмкина-Петрова.   Суть состояла в том, что у него возник проект, как вырастить искусственные алмазы и рубины по качеству превосходящие  кристаллы земного происхождения.  А потом, продав их за границей, заработать «детишкам на молочишко».  На околоземной орбите этого сделать не представлялось возможным, потому что эту афёру раскрыли бы в момент.  А тут почти два года без контроля.  Своими прожектами он поделился со своим деверем – Шуриком Абрамовичем.   Тот загорелся идеей «лёгкой косьбы бабок», и продавил проект данного эксперимента в программу Марсианской экспедиции.  Более того, он отстегнул денег на проектирование и изготовление данного модуля.  Естественно, что эта операция нуждалась в прикрытии и покровителях, каковые и нашлись.  Конечно, Рюмкин-Петров был в доле, потому что без него эту операцию невозможно было провернуть.

      Со Стопариком и Канарисом нам всё ясно.  Они горбатились на переноске грузов. 

Им даже можно было на велотренажёр не ходить, так они уставали.

    Короче, жизнь на корабле вошла в своё повседневное русло.  Все несли вахты по графику.  Поэтому и питались в основном порознь.  Что было очень кстати.  Можно было спокойненько хлебнуть водки, джин-тоника или баварского пивка не привлекая к себе назойливого внимания посторонних.  Кто что заказывал.  Идиллия была полнейшая.  Почти никто на напитки другого не посягал.  Просто про их существование, в полном объёме  данной информации, кроме Стопарика,  который самостоятельно раскрыл это дело, никто не знал.

      Я говорю почти потому, что на борту был один человек, который эту контрабанду не заказывал, но имел очень большой интерес ко всему окружающему.  И этим человеком, конечно же, был Мотя.  Он больше всех проводил времени на кухне, и его не могли не заинтересовать дополнительные краники у аппаратов питания Стопарика и Смита.   Канарису на этот счёт повезло, что его груз был упакован в отдельном месте.   И однажды, примерно через три недели после начала полёта, он отхлебнул газировки из краника Смита. Апельсиновый вкус его прельстил, хотя он почему-то подумал, что это обыкновенная «Фанта».  А ещё через полторы недели он удовлетворил своё любопытство из краника Стопарика.   Показалось неплохо.  А потом он после краника Стопарика отсосал из краника Смита.   Ну, это уже был гвоздь программы.   Хорошо, что тяжесть на корабле всего 0,3g,  и каюта Шнобеля почти напротив – всего пятнадцать метров ползти по коридору, и в коридоре никого нет.  Вывод:  водку с джин-тоником мешать не следует, а закусывать надо не мацой, а хорошим куском мяса.   Ну, разве втолкуешь сходу такие прописные истины рыцарю курочки и фаршмака?

      Но это всё было позже.  А пока на борту идиллия, можно сказать, пастораль.   Только у Стопарика и Канариса проблемы по перегрузу.

 

 Глава  16.      Привет из прошлого

 

     На исходе шестнадцатых суток полёта, а именно, в 15-00 по московскому времени 27 апреля, когда «Одиссей» отмотал уже от Земли почти 16000000 километров, на корабле раздался рёв аварийной сирены.  Эта была вахта Моти Шнобеля.  Терзаемый дурными предчувствиями Стопарик рванул из агрегатного отсека, где он проводил регламентные работы с Канарисом, на командный пост.  За ним, тяжело дыша ему в спину, припустил Канарис.  Влетев в командный отсек, Стопарик увидел, что компьютер словно взбесился: на мониторах происходила дикая пляска каких-то графиков, схем, текстовой информации, и всё это сопровождалось какофонией из воя сирены и жалобного писка приборов.

–  Мотя, в чём дело? – яростно заорал Стопарик. 

–  Командир, я ничего не пойму, – жалобно пролепетал Мотя. – Компьютер сообщает, что системы наружного наблюдения засекли какой-то объект, который стремительно сближается с нами.  По расчётам столкновение должно произойти через два часа, или что-то около того.  Масса объекта порядка 10-12 тонн.

–  Блин,  – заревел Стопарик, – только этого не хватало.  Откуда здесь неизвестный объект?  Ведь наши службы всё прочесали по маршруту, и утверждали, что крупных объектов мы не встретим.   Связь с ЦУПом, немедленно!

    За спиной вполголоса стала завывать подоспевшая Вандалена.

–  Молчать! – рявкнул Стопарик. – Где эта американская блядюга, Смит! Ко мне  его, живо!

    Стопарик ревел как бык на живодёрне.  Его и впрямь проняло.  И что-то холодное, мерзкое и липкое стало стекать по позвоночнику от шеи к копчику.  Да и сами подумайте.  Столько раз быть в аварийных ситуациях и выкручиваться, а здесь, невесть откуда взявшаяся хрень, может в секунду раздолбать корабль на атомы.

–   Да отключите вы эту сирену, на хрен!

     Канарис рванул в каюту Смита.  Тот был занят своим любимым занятием: в ушах музон, перед глазами порнуха.  Всегда спокойный Руди взбесился.  Без долгих церемоний он сорвал с Джона наушники и шлем-маску, и вышвырнул его в коридор.  Благо, что Смит был самых худеньким из мужской части экипажа.  Невзирая на его протестующие вопли, чтобы не терять время, он поволок его за шиворот в командный отсек, по дороге объясняя, в чём дело.

     Когда они появились в командном отсеке, Стопарик крикнул:

–   Джон, мать твою!

     Но тут дали связь с ЦУПом.  На экране появился встревоженный Рюмкин-Петров.  Стопарик доложил о случившемся.

     Лицо Рюмкина-Петрова аж перекосило, как в своё время у президента Украины Ющенко:

–   Какой ещё объект?  Этого не может быть!  Да ещё такой массивный!  Мы ведём из обсерваторий постоянное наблюдение за траекторией вашего полёта и прилегающим пространством.

–   Я не знаю, что вы в этих обсерваториях обсераете, – зло сказал Стопарик, – но если в течении полутора часов мы не найдём правильного решения, то ещё через полчаса после этого нас разнесёт на атомы.  Думайте, чёрт побери.  Надо как-то уклоняться от столкновения.  Но в какую сторону?  Мы пока даже не можем просчитать его траекторию.

–  А что думает по этому поводу астронавигатор Смит? – спросил Рюмкин-Петров.

  –  Я думаю, – ехидно заметил Стопарик,  – что он думает, где побыстрее найти свежие памперсы.

      Канарис от удовольствия заржал во весь голос.

      Тут же Стопарик отдал команду Смиту:

–   Живо свяжись с «Бебби», и попробуй просчитать варианты ухода за счёт мощного импульса двигателями.  Да только не перепутай в какую сторону уходить. 

      После удачной шутки у него как-то злость на Смита улеглась.

  –   А вы, там, на Земле думайте,  – добавил Стопарик. –  Будем держать связь непрерывно.

      Пока Смит что-то считал на компьютере, а Земля застыла в угрюмом молчании, Стопарик лихорадочно прикидывал в уме варианты спасения экипажа.  О спасении корабля  даже уже и не думалось.  Итак:

Первый вариант.   Быстренько надеть скафандры на случай разгерметизации. Нет, не пойдёт.   Шарахнет так, что и скафандры не помогут.

Вариант второй.   Начало, как и в первом.   Потом забраться в «Гермес», «Союзы»  и спускаемые аппараты, и там пересидеть катаклизм.  Так-так, «Гермес» рассчитан на троих, но можно запихать и четвёртого.  А если удар придётся в корму?  Тогда опять-таки абзац всем.  В крайнем случае, раскидает аппараты по всему космосу, и хрен их когда-то кто-то найдёт.

Вариант третий.   Начало как в первом, продолжение как во втором.  Затем отстыковаться, и попробовать на этих маломощных движках добраться до Земли.  «Гермес» и спускаемый аппарат, пожалуй, достигнут Земли, месяца через три – скорость то не та, да ещё нужно выполнить разворот на 180 градусов по параболической траектории.   К этому времени все сдохнут от голода, а скорее от жажды – на борту аппаратов жратвы-питья в НЗ максимум на 10 дней.

Вариант четвёртый.  Лучше не предпринимать ничего, чтобы сразу – вжик-вжик- каюк – и уноси готовенького.

      Всё это пронеслось в голове Стопарика за считанные секунды.  Но он постарался отогнать их прочь.   Нет, костлявая, меня так просто не возьмёшь, не дождётесь.

     Примерно через пятнадцать минут на мониторе появился Перебийнос:

–   Вася,  похоже, что на вас летит межпланетная станция Марс-12, которая пропала, не долетев до Марса почти сорок лет назад.   Тогда у нас и у американцев было семь неудачных попыток отправить к Марсу исследовательские станции.  Все они сгинули с концами.  Тут наши баллистики немного прикинули траекторию, и, кажется, эта наша.  Американская должна в этом районе появится через года полтора. 

     Стопарик аж икнул от неожиданности:

–   Так это получается сейчас нас бомбардирует наша станция, а на обратном пути мы попадём под обстрел американского металлолома?  Ну, блин, спасибо, отцы командиры,  за приятное известие.  Можете считать нас всех коммунистами.

         Вандалена завыла во весь голос.

– Мотя! – резко бросил в сторону Шнобеля Стопарик.

     Тот как будто ждал этого момента:  в мгновение ока из нагрудного кармана был выхвачен одноразовый шприц-тюбик, игла которого мягко вошла под кожу руки Вандалены,  и  доза диапперкота со специальной добавкой моментально привела её в сверхспокойное состояние.   После чего Мотя благоразумно потащил её в каюту.

       В это время к Перебийносу подошёл сотрудник ЦУПа, и передал какой-то листок.

–   Ага,  – удовлетворённо промурлыкал Перебийнос, – всё-таки это наша, родная.

 –   Чего уж тут хорошего? – возразил Стопарик. – Это то же самое, что из своего же табельного оружия застрелиться.

 –   А вот ошибаешься, дорогой.  Поскольку она наша, то мы знаем её траекторию.  А вот если бы она была американская – дело было бы дрянь.  Пока бы мы с ними связались, объяснили, что к чему, потом они что-нибудь придумали или не придумали, то вас бы размазало от Земли до Марса.  А теперь дай мне Смита, а сам сгинь с экрана.

      И вот началась потеха. Перебийнос диктовал Смиту какие-то цифры.  Он вводил их в «Бебби», но ничего не получалось. Он ругался, Перебийнос тоже.

И всё же Джон Смит не зря был компьютерным гением – через полчаса были придуманы меры по уходу от столкновения, просчитана величина необходимого импульса от двигателей ( в этот расчёт был подключён и Канарис ), и была просчитана корректировка траектории после отклонения от маршрута.

     А в это время Стопарик сидя в командирском кресле за пультом управления вёл наблюдение за сближением с космическим скитальцем. Сближение происходило стремительно, и объект рос прямо на глазах.  «Бебби» выдал Стопарику информацию, что по его расчётам удар должен прийтись как раз в обитаемый модуль, и корабль в лучшем случае разрежет пополам.  Хотя, что тут лучший случай, а что худший – вопрос очень спорный.

     Смит выдал ему расчётные данные, для подготовки двигательной системы и систем управления к намечаемому манёвру, и сразу стал делать необходимый ввод в компьютер.  Канарис проверял системы двигателей.  Стопарик подготавливал корабль к рывку в сторону.   По команде от «Бебби» Стопарик включил двигатели коррекции.   Но уже через две минуты «Бебби» проанализировал данные системы наружного наблюдения, и выдал информацию, что этого будет недостаточно.  И тогда Стопарик рванул в сторону основными маршевыми движками. Все почувствовали сильный толчок, и системы корабля показали, что корабль меняет курс.  Опять завыли сирены, и мерзкий голос стал повторять:

 « Отклонение от маршрута, отклонение от маршрута….»

 –  Руди, – попросил Стопарик, – выключи её на хрен.

     В иллюминаторе уже был виден нежданный гость.  На его обшивке можно было прочитать аккуратную надпись:   «Федя был тут» и дата, какого-то числа 1999 года.   Некоторое время два корабля шли почти параллельно, потом  двигатели «Одиссея» дали ещё импульс,   и «Федя был тут»  мгновенно ушёл куда-то в сторону из поля зрения.   Ещё один рывок двигателей для возврата на прежний курс.

       А потом медленно-медленно двигатели коррекции подталкивали «Одиссей» для возвращения на необходимую траекторию.  

      Напряжение медленно спадало.  Все были красные и потные, как после разгрузки вагона с солью зимой.   По графику на вахту заступал Канарис.  Стопарик и Смит молча встали из своих кресел, хлопнули по плечу Руди, и не говоря ни слова отправились в свои каюты.

     В этот день Стопарик напился как положено.   Сотрудники  ЦУПа поддержали его инициативу на Земле.

 

Глава  17.   А поутру они проснулись

 

      После такого стресса Стопарик проспал целых шесть часов, и мог бы ещё больше, но, чёртов петух, из динамика вовсю играл «зорю».  Делать было нечего – надо было просыпаться.   Дальше действия Васи, находящегося в глубоком раздумье, были автоматическими:  ритуальный огуречный рассол, чистка зубов, умывание, бритьё  и дез на харю.

     В это время открылась дверь каюты, к нему зашёл, сменившийся с вахты, Канарис.  Он поприветствовал Стопарика, и начал доклад:

–  Командир, по данным «Беби»  наш манёвр обошёлся «Одиссею» в 50 израсходованным вне плана тонн топлива.  Я уже слазил в агрегатный отсек, и проверил эту информацию по мерникам.  Всё верно.  С такой массой корабля как сейчас, о возвращении назад можно забыть.

     Да, над экспедицией навис Дамоклов меч.

     Тут Стопарик нащупал ускользающую в мозгах мысль:

–    Руди, мне во сне пришла мысль.  Сброс  «Луча» надо произвести через три дня не позднее.  И тогда, в оставшиеся до отключения маршевых двигателей дни, мы легко наберём необходимую скорость. А после сброса баков с остатками всякой дряни, мы выйдем на нормальную полётную массу.

     Руди ответил:

–  Ну что ж, я думаю, что это реально.  «Луч» загружен где-то на 80 процентов объёма.

–  Прекрасно.  Готовь его к отстрелу.  Да, ещё надо подгадать время так, чтобы это была наша вахта.  Будет толчок, и желательно, чтобы все остальные спали, либо были в отключке, и ничего не поняли.

–  Будь спок, командир.  Всё будет сделано в лучшем виде.

     Следующие три дня Стопарик и Канарис работали как вьючные лошади, заталкивая в «Луч» мусор в оставшиеся 20% свободного объёма.  И, наконец, работа была закончена.  Для отстрела они выбрали вахту Канариса:  Шнобель как раз сменился, пошёл спать;  Смита они довольно ловко подпоили его же собственным джин-тоником ( Канарис про джин-тоник пока ещё ничего не знал);  Вандалене Стопарик что-то наплёл про какой-то технологический эксперимент, и попросту, грубо запер в каюте, чтобы не мешалась под ногами.

     Через час после заступления Канариса на вахту, когда все успокоились, они, таясь как шпионы, пробрались к «Лучу», и проверили готовность всех систем к отстыковке.  Затем задраили, законтрили переходной люк шлюзового отсека, и подключили его к системе автоматической блокировки, чтобы кто-нибудь не открыл его прямо космос.  Затем они вернулись на командный пост, и заняли свои рабочие кресла.  « Ну, с Богом», – произнёс Стопарик, и повернул ключ «Пуск».  Толчок был почти неощутим, лишь стёкла иллюминаторов осветились снаружи багровым заревом.  С помощью систем наружного видеоконтроля Стопарик и Канарис наблюдали, как отстреливаемый модуль медленно отдалялся от «Одиссея».  Стопарик работал джойстиком как опытный компьютерный геймер.   Через некоторое время  «Луч» отошёл от корабля примерно на триста метров, и завис, продолжая полёт к Марсу по траектории, параллельной траектории «Одиссея».  Затем включились его малые двигатели, которые должны были по расчёту Канариса всё-таки разогнать его до нужной скорости, и вывести по-крайней мере в окрестности Марса. 

     Дело было сделано, и можно было выпить-закусить.  Два союзника направились в кают-компанию.  Там они стали доставать из аппаратов питания свои любимые продукты:  Канарис свиные сосиски, а Стопарик сибирские пельмени.   Тут Канарис, подмигнув заговорщицки Стопарику, сказал: « Я щчас», – и быстро исчез из кают-компании.  Стопарик уже догадался зачем.

С торжественным видом Канарис появился с бутылью пива.  Стопарик разыграл искренне удивление.  После этого растроганный Канарис покаялся в содеянном.  Они  отведали пивка, и к Стопарику вернулось его благодушие. А так как он был русским, то ему, естественно, были присущи  такие чувства как радушие, гостеприимство.  Поэтому он подался своему душевному порыву, и приложил Канариса к своему краника с буквой «В».   Канарис сильно удивился, и тут пришло время каяться Стопарику.  Правда, он рассказал Канарису не всё.  Кто много знает – тот плохо спит.  Остаток вахты Канариса пролетел незаметно, и без происшествий.  Следующая вахта была Смита, а Канарис пошёл отдыхать.  

      Предварительно Стопарик и Канарис договорились о том, что про отстрел «Луча» они доложат в ЦУП после сброса пустых топливных баков.  По предварительным расчётам, с учётом массы самого «Луча», они сбросили почти 60 тонн. То есть, можно сказать, что компенсировали потерю 50 тонн топлива, и даже получили какой-то запас по массе.  И это не могло не радовать.

     Они не учли только один фактор – Вандалена на борту.  Следующие события были полны драматизма.

      На третий день после отстрела «Луча» Вандалене вздумалось посетить её любимый технологический модуль, чтобы полюбоваться на звёзды и помолиться.   Заглянув в иллюминатор, она увидала рядом с «Одиссеем» новый неопознанный летающий объект, который, как ей показалось, имел намерение протаранить корабль.   С диким воплем она бросилась в кают-компанию, где как раз весь экипаж собрался для ужина.  В истерике с воплями и слезами она бросилась на грудь Стопарика, прося пощады у Господа и Европейского Космического Агенства.  Сначала никто ничего не мог понять.   Первым  в несвязной речи Вандалены что-то разобрал Смит.  Он тут же бросился к иллюминатору, и тут же с диким воплем отпрянул от него.  Теперь в истерике билось уже двое.  Шнобель в растерянности вертел в руках шприц-тюбик, не знаю в чью задницу его воткнуть, потому что он был у него один.

     Канарис стал дико ржать – наконец до него дошло, в чём дело.  Стопарик, как всегда, не теряя самообладания, не показал и тени смущения.  Он быстренько двинул в челюсть Смиту, и отхлестал по щекам Вандалену, а потом с помощью Канариса и Шнобеля усадил их в кресла.  После экзекуции, видя, что пока ничего страшного не происходит, они успокоились, и весь экипаж вопросительно воззрился на Стопарика.   Делать было нечего – надо было «колоться».  Стопарик рассказал экипажу о проделанной работе, после чего у Вандалены случился новый приступ истерики.   На сей раз, он был связан с потерей баулов с Библиями и нательными крестиками.   Но Стопарик твёрдо и решительно объяснил ей, что «Луч» всё равно доберётся до Марса, и что он снабжён двигателями мягкой посадки на Марс ( брехня!, но про это  знал только Канарис ),  и благодарные марсиане вскроют спускаемый аппарат, и взахлёб будут зачитываться Библией и Евангилеем, после чего наденут крестики, и всем кагалом отправятся на строительство костёла.  У Вандалены слёзы просохли. Она стала подсказывать Стопарику дальнейшие действия марсиан:  как они будут крестить детишек-марсёнышей в новом свежеокрашенном костёле.  Чем-то это напоминало Остапа Бендера, втирающего про новую шахматную столицу Нью-Васюки.  Короче, летающий межпланетный дурдом. 

      Канарис не выдержал этого бреда первым, в сердцах плюнул, и отправился в свой любимый агрегатный отсек для проверки работы контрольно-измерительных приборов.   Мотя Шнобель буркнул:  « Сумасшедшие гои»,– и  отправился в свой виварий кого-то обрезать.   Смит отправился  на командный пост продолжать свою вахту.  А Стопарик заливался соловьём ещё примерно с полчаса.   Вандалена была счастлива.   После этого он стала почитать Стопарика  если и не богом, то, по-крайней мере, его наместником на «Одиссее», и все его приказы она стала воспринимать беспрекословно.

      Так что можно сказать, что с точки зрения укрепления дисциплины на корабле, психологический пируэт Стопарика был оправдан.   Правда, Смит, благодаря его американскому складу ума, подумал, что у Стопарика тоже «поехала крыша» на религиозной почве.

       Но на этом история с «Лучом» не закончилась.  Перебийнос, как ответственный за навигацию и баллистику, ежедневно контролировал параметры траектории «Одиссея».  И на четвёртый день, после отстрела модуля, до него дошло, что «Одиссей» как-то слишком быстро стал набирать скорость.  Он поделился своими сомнениями с Рюмкиным-Петровым.  И во время одной из вахт Стопарика они связались с ним, и попытались выяснить, что происходит.  Делать было нечего, и Стопарик рассказал всё начистоту.  Рюмкин-Петров одобрил решение Стопарика, и похвалил за сообразительность, а сам про себя облегчённо подумал:  «Хорошо, что они не «Яхонт» отстрелили». 

       И вроде уже всё стало хорошо, но тут всполошилась американская сторона. Они ведь тоже контролировали траекторию «Одиссея», и их специалисты были крайне удивлены, когда в определённое время не обнаружили в расчётной точке пространства МКК.  В дело вмешался Армстронг.  Он подгадал время, когда на «Одиссее» было вахта Смита, и связался с ним по дальней космической связи.    Не скажу, что появление лица Армстронга на мониторе командного поста, вызвала у Смита прилив воодушевления.  Как раз наоборот – его отвлекли от изучения фотографий в журнале «Плейбой».

 –   Джонни, сынок,  – начал Армстронг. – Что там у вас происходит?  Наши баллистики докладывают о каких-то немыслимых эволюциях «Одиссея».   Мы связались с русскими, но они несут какую-то чушь, будто все там перепились.  Скажи мне правду.  

     И тут Смит, гад, невзирая на запрет Стопарика, раскололся:

–   Мы чуть не врезались в обломок русской марсианской межпланетной станции.  Когда уходили от столкновения, потеряли много топлива.  Тогда Стопарик и Канарис отстрелили модуль «Луч», в который загрузили, на их взгляд, ненужные вещи.  Они выбросили мою попкорницу!

     Голос Смита зазвенел, и казалось, что ещё чуть-чуть, и он заплачет.

–   Ну, на это они не имели никакого права,  – возмутился Армстронг. – Никому не позволено портить американское имущество!  А что, перегруз действительно такой большой?

 –  Ну, я бы не сказал, что он такой уж большой,  – замялся Смит.  – Мы тут с Канарисом прихватили кое-что с собой, но совсем немного.  Это русские нагрузили всякой дряни, –  наябедничал Смит.

     Про две тонны джин-тоника он, естественно, умолчал.  Лицо Армстронга начало покрываться багровыми пятнами.

–   Ну, Рюмкин-Петров, держись, – пробормотал он.

     Тут Смит подумал, как он ловко перевёл стрелки на русскую сторону.

–   Ладно, Джонни, – продолжил Армстронг, – это мои проблемы.  А ты хорошо себя веди, и постарайся подмять под себя Стопарика.  Я думаю в ближайшее время поднять вопрос о смене командира экипажа.  А тебя сделать командиром «Одиссея». Крепись.

      С этими словами его изображение исчезло с экрана погаснувшего монитора.

« Это хорошо сказать – подмять под себя Стопарика», – подумал Смит, задумчиво потирая челюсть.

     Смит даже и представить себе не мог, какую волну нового межконтинентального скандала вызвал его безответный трёп.  Армстронг буквально через полчаса после общения со Смитом, невзирая на то, что в Москве была ночь, связался с российским ЦУПом.  Рюмкина-Петрова выдернули из постели, и эфир над Атлантикой вновь разразился отборной бранью.  В конце концов, решили провести переговоры, так и тянет сказать – разборку, на нейтральной территории, через два дня, в Мюнхене, в штаб-квартире ЕКА.  

      Ровно через два дня конфликтующие стороны собрались в Мюнхене.

Обиженную, то-бишь американскую, сторону представляли:   сам председатель МеКОПоМа  Вили Хард Чейнз, руководитель американской части проекта Нил Конан  Армстронг, два физика-кембриджца  Оливер Резергольц и Оливье Гельмфорд, обиженные тем, что так обошлись с их модулем, и, конечно, ну как тут без него – кардинал Валенса, обиженный на то, что в космос выбросили комнатные тапочки для Вандалены.

      Интересы российской стороны представляли:  руководитель ОТК Валерий Рюмкин-Петров,  руководитель Службы Баллистики и Космической Навигации Грицько Перебийнос, директор НПО «Энергия» Максим Максимович Исаев,  представитель группы АРА   Александр Абрамович, и как козырь в рукаве, Владимир Вольфович Альпеншток.

      А в роли третейского судьи выступал руководитель Европейского Космического Агентства Ганс Дитрих Клаустрофобб.

       Что можно сказать об этой разборке.   Четыре часа мата на семи языках, включая латынь, плевки друг в друга и обливание минеральной водой и соками.  Рюмкин-Петров попытался сразу повести разговор в конструктивном русле, и вести обсуждения проблемы, имея приоритетом обеспечение безопасности экипажа, и выполнение полётного задания.  Но кардинал Валенса с первых минут закатил истерику, и все благие намерения Рюмкина-Петрова полетели насмарку.  Вообще, эта свара подходила больше для несмышлёнышей из детского сада, а не для солидных руководителей громадных предприятий.

       В основном всё свелось к вопросу:  « Почему Стопарик, никого не спросив, выбросил в космос чужие вещи, тем более принадлежащие другому государству?»    

       О том, что речь шла о жизни пяти человек,  даже не вспоминали.    Под конец, если так можно выразиться, дискуссии, Армстронг потребовал сменить командира экипажа.

 –   А вот вам ….! – сказал Рюмкин-Петров, и сунул в харю Армстронга внушительный кукиш.  После чего российская делегация покинула зал заседания.   Уже на выходе из здания их догнал Клаустрофобб.

–  Послушайте, господа,  – сказал он. – Мне самому было очень неприятно видеть и слышать всю эту мерзость.  Я всё-таки человек практичный, и понимаю, что американцы не правы.  Короче, я на вашей стороне.   А, чтобы сгладить мерзкое впечатление, позвольте пригласить вас в пивной ресторанчик.  Там мы и обсудим нашу дальнейшую позицию в этом вопросе.   

     Позиция была обсуждена очень качественно.  В виде ответной меры было принято решение не поддаваться на американскую провокацию, и проводить дальше полёт в плановом режиме чего бы это ни стоило.

 

Глава  18.    Новые проблемы

 

      Ну а пока на Земле кипели нешуточные страсти, обстановка на «Одиссее» стабилизировалась.  Стопарик, в очередной раз, собрал весь экипаж, и объяснил им, что надо сбросить ещё двадцать тонн.   Наконец, до всех дошло, что речь идёт о собственных шкурах, и о личных обидах забыли.  Пожелание Армстронга, по поводу смены командира экипажа, в мозгах Смита тоже ушло на второй план, пока.  Пока у него ещё болела челюсть от соприкосновения с кулаком Стопарика.   Чтобы ускорить работы  по подготовке к отстрелу топливных баков, к этому делу подключили весь экипаж.  Стопарику  и Канарису пришлось дважды выйти в открытый космос, чтобы подготовить к отстрелу  ненужные блоки.  В корабле их страховал Смит.

     Как говаривал кот Матроскин в известном мультфильме «работа на благо сближает».   Весь экипаж дружно выполнял все указания Стопарика.

     И вот через 38 суток после начала работы основных маршевых двигателей корабль достиг необходимой скорости, и произошёл сброс пустых топливных баков.  После чего двигатели поработали ещё немного, вытягивая МКК на расчётную скорость, и двигатели отключились.  Сила тяжести сразу резко уменьшилась.   Теперь только работала установка по поддержанию искусственной  гравитации внутри корабля.   Поэтому в корабле была полуневесомость.  Теперь то тут, то там можно было встретить зависшие, как бы в раздумье, незакреплённые предметы.   Но постепенно все они обретали своё постоянное местонахождение.  

    Стопарик наслаждался спокойствием, и расслаблялся, как только мог.  Не забывая при этом, о своим обязанностях, как командира, так и  исполнителя технологических экспериментов. 

     Как говорил мальчиш-Кибальчиш, пришла беда – откуда не ждали.  И снова плохим вестником  был  Руди Канарис.   Естественно, что сначала он обратился к командиру, к Стопарику.  Вообще, после имевших место инцидентов, по всем вопросам, касающихся работы, он обращался только к Васе.  А проблема состояла в том, что выявился дефицит воды.  Как мы помним некоторые ёмкости были заполнены не тем, чем предполагалось проектом.  А системы регенерации воды из мочи обладали ограниченной производительностью.  Нет, с питьевой водой было всё в порядке. А вот так, сказать с технической,  дело обстояло похуже.   Правда, на джакузи и контрастный душ воду расходовать не надо было, потому что Стопарик и то и другое выбросил в космос.   Но экипажу очень полюбился простой душ. И вот тут-то воды после регенерации стало не хватать.  Необходимо было сократить число омовений и их продолжительность.   Как это сделать Канарис так и не придумал, и пришёл к Стопарику.  Стопарик выдал моментальное решение:

–   Необходимо мыться по двое, и не чаще одного раза в двое суток.

    Канарис опешил:

–  Но как это сделать, ведь у нас….

–  Руди, кончай базар, – оборвал его Стопарик. –   Через полчаса собери всех в кают-компании. Я всё объясню.  

    Через полчаса все собрались в кают-компании. И Стопарик огласил приказ:

–  Приказ по МКК «Одиссей» № ххх от хх числа 2037 года.   В связи с имеющимся на борту МКК «Одиссей» дефицитом воды для технических нужд ограничить число принятия душа одним разом в двое суток, а также ограничить продолжительность пребывания в душе двадцатью минутами. Принятие душа проводить одновременно двум членам экипажа.  Душ принимать в соответствии с утверждённым графиком. Общее количество душевых процедур в сутки не должно превышать двух. Приказ вступает в силу с сегодняшнего числа.

       Все открыли в изумлении рты.  Стопарик, не долго думая, прилепил график к стенке кают-компании скотчем.

              График выглядел следующим образом.

                             

 

Стопарик

Х

Х

Х

Х

Канарис

Х

Х

Х

Х

Шнобель

Х

Х

Х

Х

Смит

Х

Х

Х

Х

Вандалена

Х

Х

Х

Х

 

      После этого, он с чувством честно выполненного долга, удалился для отдыха в свою каюту.   Судя по всему, он и сам не понял, что за приказ он отдал.  Да и до других дошло не сразу.

      Мытьё первой пары Стопарик-Канарис прошло в этот день без эксцессов.  Следующая пара Шнобель-Смит, вяло переругиваясь, и подкалывая друг друга, тоже кое-как помылась.  О вот следующее мытьё должно было по графику состояться на следующее утро.  А парой были, как видно из графика  Вандалена – Стопарик.  Стопарику при составлении приказа даже на ум не пришло то, что один член экипажа, вовсе не член, а членша.    Но он всё сделал в лучших армейских традициях – не задумываясь о последствиях.  Может, здесь сыграло свою роль и то, что в нём при составлении приказа и графика уже «играли и булькали сто пятьдесят».

      И вот на следующее утро, Стопарик сменился с очередной 6-ти часовой  вахты.   ( После окончания этапа разгона решили перейти на 6-ти часовые вахты, чтобы лучше можно было отдохнуть и больше оставалось свободного времени на  выполнение других работ.)   Впереди у него было 18 часов отдыха и неспешных регламентных работ по обслуживанию вверенных ему агрегатов. Вася зашёл на кухню, принял «250», хорошенько закусил пельмешками, и, взглянув на настенные часы, заторопился в душ.  Пока он добирался до санитарно-гигиенического отсека, «250» уже растеклись по жилам, на душе захорошело.  Он зашёл в отсек, запер за собой дверь, быстренько разделся, и влетел в душевую кабину.  И, о боже, обнаружил там почти голую Вандалену.  «Почти» потому, что она была вся в пене.

     Крики, вопли:

–   Что вы здесь делаете?

     Стопарик:

–    Какого чёрта?  Я пришёл принять душ по графику!

     Они в недоумении уставились друг на друга, и только сейчас до Стопарика дошло, какой график он составил. 

–   Ладно, уж, – смущённо произнёс Стопарик. – Ты, это, не волнуйся, всё нормально будет. Ну, а приказ есть приказ.  

      И попытался по-дружески потрепать её по плечу, из-за чего чуть не схлопотал по роже.  Но Вандалена быстро опомнилась, видно вспомнив, как Стопарик рассказывал про внедрение католицизма на Марсе, и опустила руку.  Дальнейшая процедура мытья прошла быстро и молча.

     При выходе из банно-душевого отсека, они встретили, идущую им на смену  пару – Канарис – Шнобель.  Их морды аж расплывались от ехидных ухмылок.    Стопарик как-то сразу не обратил на это внимание.  Он пришёл к себе в каюту, взял ещё «150», и только тут до него дошёл скрытый смысл ехидных ухмылок Канариса и Шнобеля. 

   « Да.  Ну и дел же я наделал этим приказом, – рассеянно подумал Стопарик.  – Ну да ладно, утро вечера мудренее. Время само подскажет, что делать дальше».

     С этими мыслями Стопарик завалился спать, и снились ему только приятные сны,  в том числе длинные крепенькие ножки Вандалены.  

     Но как подсказало утром время, его-то как раз-то и не было.  А всё потому, что следующей парой на помывку были  Смит – Вандалена.  Но это же гремучая смесь, «коктейль Молотова».   Тем более, учитывая патологические наклонности Смита.   Смит тоже по графику принимал душ после окончания своей вахты.   И он тоже, как и Стопарик, перед этим посетил кухню.  Когда он подходил к кухне, оттуда вывалился  Мотя, подозрительно вытирая рот и кхекая.  Смит на него подозрительно посмотрел, но ничего не понял, сначала.

     Зато он всё понял, когда увидел, что его шланг, из-под джин-тоника, находится не в том гнезде, куда он обычно его вставляет.  Он и раньше несколько раз замечал это, но не придавал этому значения.  А сейчас в его мозгах совместились два образа:  вытирающий рот Мотя, и шланг, который находится не в своём гнезде. 

    « Ну, тварь! – подумал Джон. – На мой джин-тоник позарился, гадина. Ну, погоди, попадёшься ты у меня с поличным – мало не покажется».

     В этом возбуждённом состоянии он и не заметил, что отхлебнул слишком много своего любимого напитка.  Гораздо больше, чем обычно, и озабоченный, навалившейся на него проблемой, направился в душ.     

   Он, совершенно автоматически разделся, и ввалился в душевую кабину.

   А там – вот-те на, Вандалена, в чём мать родила!   Она завизжала, и попыталась царапаться.   Но это только раззадорило Смита.   Пары джина добавили в его организм тоника, и он попёр на Вандалену, как бык на овцу.  Короче, всё было как у поэта:  « От ласк Онегина небрежных, Татьяна как в бреду была. В шуршанье платьев белоснежных … », и так далее по тексту.  Таким образом, из душевого отсека выходила уже Вандалена-женщина.   Поскольку следующая смена по графику мылась через четыре часа, в коридоре, слава богу, ей никто не попался.    Вандалена впала в состояние глубокой задумчивости, близкое к прострации.  Это было такое неожиданное ощущение, что она даже не знала, как отнестись к происшедшему, может надо пожаловаться кому-то.  А так как с недавних пор самым уважаемым и авторитетным человеком для неё был Стопарик, то она, после лёгкого раздумья, направилась в его каюту, благо он был не на вахте.  Когда Вандалена после стука зашла в каюту Стопарика, он принимал водные процедуры, то есть мылся-брился после сна пополам с рассолом + из краника «В».   Настроение у него было бодрое и игривое.  Он уже запланировал на день ряд мероприятий, и размышлял как лучше и быстрее выполнить эти работы.

     После традиционного приветствия, Вандалена робко начала:

–   Командир, я хочу с тобой посоветоваться.  Вот ты, человек молодой, неженатый.  Неужели никогда у тебя не было любимых девушек?

      Тут пришла очередь смущаться Стопарику.  У него даже зубная щётка выпала из рук, и поплыла в другой конец каюты.

–   Да нет, были у меня и девушки, и женщины, – ответил Стопарик. – Вот только как-то с любимыми не очень везло.  Сначала вроде всё хорошо: известный человек, Герой России. 

А потом начинается:  у меня полёты, тренировки – у неё магазины и распродажи, а потом и мужики. Вот такие, брат, Вандалена, дела, – с грустью закончил Стопарик.

–   Ну а как ты к сексу относишься?

–   Нормально.  Традиционно.  А, что это тебя вдруг, эта тема забеспокоила?

–   Да я и сама не знаю, – неожиданно сказала Вандалена, передумав жаловаться. –    Просто я подумала, что трудно, наверное, быть женщиной, – закончила она, и внезапно всхлипнула.

     Тут в душе Стопарика что-то всколыхнулось:

–   Ну, что ты, перестань.  Что, тебя кто-то обидел?

     Вандалена отрицательно мотнула головой.

–   Понимаешь, хорошей женщиной быть действительно тяжело.  А пустышкой –   ну на это большого ума не требуется.  А давай-ка я развею твою грусть.

     После этих слов, Стопарик накапал из заветного краника, и заставил Вандалену это выпить.  Через пару минут Вандалена подумала, что не всё так уж плохо.  И, вообще, кажется, ей ЭТО понравилось.

      Следующий душ для Вандалены выпал по графику со Стопариком.

      Стопарик, сменившись с вахты, и, весело мурлыкая себе под нос «Всё выше, выше и выше»,  направился,  как и положено по графику,  в душ.  Зайдя в душевую кабину, и, обнаружив там обнажённую Вандалену, Стопарик, непринуждённо хлопнул её по плечу,

и протянул:  « А, Ванадалена!».

     И  тут же попал в объятья сильных,  уже женских рук.    Если кто-то подумает, что он очень сопротивлялся  – тот будет не прав.  Да у Стопарика даже сил на сопротивление не было, потому что он просто к этому был не готов.   Но  уже влажное женское тело Вандалены соприкоснулось со всеми извилинами и выступами тела и души Стопарика,  и Стопарик потерял волю к сопротивлению.  И тут, впервые в жизни, Стопарик отдался женщине, а не она ему.  

      После душа они последовали в каюту Стопарика, где он, под «сто на душу»,  ей и задал вопрос:

–   Так тогда ты приходила ко мне по этому поводу? Да?

–   Да, командир, – потупившись, сказала Ванадалена, – ты  у меня не первый .    

    Это признание Стопарика не смутило, но растревожило в том плане, что в Вандалене он увидел новые, незнакомые, просыпающиеся в её теле и душе наклонности.   И, честно говоря, он немножко заревновал.

     И предчувствия его не обманули.   Да, Вадалена открыла для себя очень много нового.   Но.   Во-первых,  ей ЭТО действительно понравилось, как маленькой девочке новая заводная игрушка, хотя она и не знает, куда эта игрушка её заведёт;  а во-вторых, ей захотелось новых приключений, и сравнений мужчин со своим первым.  В общем, мы можем констатировать, что в Вандалене проснулась самка, и очень яростная. 

      Она изготовила новый график помывки в душе, который и повесила в кают-компании. 

   И уже в следующий раз к ней в душ зашёл ничего не подозревающий Канарис.   Когда он шёл по коридору из душа, он встретил направляющегося к нему навстречу Шнобеля – Вандалена забыла изменить время посещения им душа.   Но и его она приняла, как следует.

     Шнобель покидал душевой отсек со словами:  « Мало того, что сумасшедший дом, так ещё и космический бардак».

      Да, ему как врачу виднее.  Надо отдать должное Вандалене, так как Мотя в качестве сексуальных партнёрш признавал исключительно иудеек.  То есть, был идейным бойцом сексуального фронта.

     Таким образом, можно сказать, что душевой отсек стал «Отсеком физиологической разгрузки».   И всё бы ничего, но после каждого такого сеанса  члены экипажа требовали по «150», а, если сеанс задерживался, то и по «250».

      Надо сказать, что в Вандалене тоже проснулись новые черты характера. Она стала больше времени проводить на кухне, изготавливать какие-то новые блюда.   То есть, она как хороший пастух, проявила заботу о трудоспособности своего стада.   А «стадо» привыкло к новому графику, и, иногда, в соответствии  с графиком, кое-кому приходилось принимать «душ» два раза в сутки.   Конечно, для того, чтобы вести такой энергичный образ жизни Вандалене стало не хватать тех куличей, что ей снарядил кардинал Валенса.   И она стала жрать мясо из пайка Стопарика, сосиски Канариса,   стейк Смита и кошерных куриц и уток Шнобеля.     После, можно сказать десятилетий, вынужденной диеты аппетит у Вандалены был как у синего кита, проснувшегося от летаргического сна через двадцать лет после всемирной гибели планктона – она  через ротовое отверстие пропускала всё, что туда только могло влезть.   А на такой аппетит никто, надо сказать, не рассчитывал.

     Таким образом, можно сказать, что только теперь Ванадалена вошла полноправным членом в состав экипажа, а в свою очередь, состав экипажа вошёл членом в Вандалену.  Полная идиллия.

     Если суммировать все эти дела, то можно констатировать что МКК «Одиссей»  превратился в межпланетный летающий винный погребок борделя в филиале сумасшедшего дома.

    Но это всё  семечки.

    Опять у Стопарика в каюте с докладом появился Канарис.   Оказывается, после его подсчётов получается, что топлива тик в тик.   О посадке на Марс нечего и думать.   Ещё облёт совершить, куда ни шло, а так – это билет в один конец. 

–    И ещё, командир,  – несколько помявшись, сказал Канарис,  – тут я кое-что обнаружил.

    Стопарик сразу насторожился, предчувствуя новый подвох. 

–   Мне тут надо было провести кое-какие регламентные работы. А для этого нужна была вода. Ну, я и решил её взять из специального бачка, что в агрегатном отсеке.

 –  Только и всего! – рассмеялся Стопарик.

 –  Но, командир, там оказался чистый спирт! – воскликнул Руди. 

–   Вот блин, чёрт бы побрал  стартовую команду – перестарались,  – пробормотал Стопарик. – То-то куда я ни сунусь везде или водка или спирт.  С ума сойти!

–   Вот  отсюда и берутся эти лишние, чёртовы тонны,  – сказал он Канарису. – Мне надо посоветоваться с Перебийносом.  Он как главный по баллистике сможет нам что-нибудь посоветовать.  Ну а пока никому ни слова. А, кстати,  спиртом лучше мыть детали, он их хорошо обезжиривает.

      Руди заржал, и отправился дальше исполнять  свои вахтенные обязанности.

      Стопарик слегка подумал,  а  потом полез под подушку за аппаратом секретной личной связи с Грицько Перебийносом.   Несмотря, на уже позднее время в Москве, он очень быстро откликнулся.

– Здорово, Васёк! –  весело чавкая, приветствовал он командира «Одиссея». –  Привет всему героическому экипажу от работников российского ЦУПа.  Что есть проблемы?

 –  Грицько Иванович,  – начал каяться Стопарик,  – я  тут кое-какое спиртное обнаружил.

–   Это те, пять бутылок шампанского, что у тебя в нише под подушкой?  Так не бери в голову.  Это подарок от ЦУПа.  Разопьёте их на Марсе – по бутылке на брата и сестру. Ха-ха-ха!  Кстати, а какого ты туда полез?  Вроде бы ещё рано.  Вам про это должен был компьютер сообщить перед высадкой.

 –  Шампанское?  Хм-м.  Да я ни сном, ни духом про него не знаю.  Тут дело в другом.  Канарис обнаружил в агрегатном отсеке, в цистерне вместо воды спирт.  Да ещё Смит, каналья,  протащил аж две тонны джин-тоника.

–  Ну, ни хрена себе!  – присвистнул Перебийнос. – А эта, сволочь, Армстронг, втирал нам про какие-то важные научные приборы. Ну, сукин сын!  Ты знаешь, какая тут у нас была свалка в Мюнхене?  Ещё бы чуть-чуть, и начали бы хари друг другу чистить.  Да, теперь мне многое становится понятно.

–   Да,  – ехидно добавил Перебийнос,  – твои добрые самаритянине из стартовой команды тоже рассказали мне про бак с водкой для тебя.

–   Обижаешь, Грицько Иванович.  Я просил для всего экипажа.  Однако, я думаю, что это не последний сюрприз.  Но, что нам делать?  С водой мы немного решили проблему. Более того, водка и джин-тоник, пройдя через наши организмы, а затем через аппараты регенерации, вновь станут питьевой водой.  Но с топливом дело дрянь.  Хоть мы отстрелили всё, что можно, но его в обрез.  Любой незапланированный манёвр, и о посадке на Марс не может быть и речи.

 –  Ладно,  – прервал его Перебийнос,  – не каркай!  Как говорят, наши братья белорусы, «сляпы казау пабачым».  А раньше времени волну гнать не надо.  Лучше продумай, что можно ещё сбросить, чтобы облегчить корабль перед торможением, и обратным разгоном. 

Я тут пока помолчу.  И так хватает скандалов.  Да, ещё.  Твой Смит оказался большой ябедой.  Он про тебя наговорил, судя по-всему, Армстронгу всякой гадости.  Так, что ты с ним построже – чуть что, в зубы.  Бог и ЦУП тебя простят.  Ну, всё, покеда, к столу зовут.

       И аппарат тихо замурлыкал «Рыбки уснули в пруду», что говорило о конце сеанса.

     « Надо бы просмотреть всю входящую в компьютер информацию, которая поступила в него после вывода командного модуля на орбиту», – как-то вяло подумал Стопарик.

      В это время он услыхал какие-то дикие вопли и крики.  Кто так истошно вопил он разобрать не мог, но, в момент стряхнув с себя оцепенение, он выскочил в коридор, и бросился на крик, который раздавался в кают-компании. Краем глаза он увидел Канариса, который бежал на крик из дальнего конца коридора со стороны агрегатного отсека.  С другой стороны от оранжереи спешила Вандалена.   Стопарик вбежал в кают-компанию первый, и оторопел.  От стенки к стенке катался, а ввиду малой гравитации, болтался и летал клубок из двух сцепившихся  друг в друга людей.  В этом плюющемся, харкающемся и визжащем клубке с трудом можно было распознать Смита и Шнобеля.   При этом один матерился на итальянском, которого не знал никто из экипажа (ну, разве, что Вандалена могла прочитать «Аве Мария», которую она вызубрила в монастыре), а второй на древнееврейском вперемежку с санскритом, которые тоже, естественно, никто не знал.  Поэтому с ходу разобраться в происходящем было невозможно.

      Стопарик недолго взирал на имеющееся на борту МКК безобразие, и изловчившись, ухватился обеими руками за клубок, и разорвал его на две составляющие, после чего расшвырял Смита и Шнобеля к разным стенкам.  Удары о стенки на пару секунд их успокоили, но они тут же попытались броситься друг на друга.  Но, вовремя подоспевший, Канарис, «зафиксировал» Смита, а Вандалена, ребром ладони,  легонько отправила Мотю в нокаут.  А поскольку Мотя говорить пока не мог, тем более во рту у него торчал кусок какой-то тряпки, то Стопарик обратил свой вопросительный взор на Смита.

–   Ну и как это всё понимать, господа хорошие? –  молвил Стопарик.

    Смит со слезами на глазах, и скорбью в голосе заголосил:

–  Эта, гадина, Шнобель пил из моего аппарата. Я давно за ним следил.  А сегодня захожу,

а он сосёт и сосёт из шланга, иуда!

–   Не вижу в этом никакого преступления, – вкрадчиво заметил Стопарик. 

–   Но там же…,  – начал было Смит, и осёкся, увидев с каким видом на него смотрит Стопарик.

     В его мозгу мелькнула мысль: «Сейчас будет бить».

–   Но там же джин-тоник.  Целые две тонны, – зловеще продолжил Стопарик.     

     Вандалена за спиной нервно хихикнула. 

–   Так что ты там плёл  Армстронгу про научную аппаратуру и дискриминацию?    

    Стопарик решил идти ва-банк.  Сбить противника с толку, морально его обезоружить,  а потом фейсом по тэйблу, по тэйблу.

–   Две тонны,  – жалобно промычал, пришедший в себя Мотя. – А, ты, Джонни, жмот, и жлоб американский. 

–  А ты – морда …,  – начал было Смит.

–  Молчать! – рявкнул Стопарик.  – Вы, что все одурели? Да на корабле вод….  Вот я и говорю, а ну, марш по каютам!  Завтра всем сбор в кают-компании в

8-00 по московскому времени.  Кроме Вандалены.  Будет мужской разговор.

     Все потянулись к выходу, а Стопарик, благо на него уже не обращали внимания, в воспитательных целях двинул воришку-Мотю по печени, после чего он не вышел, а  выполз из кают-компании.  

    «Ну и компания досталась на мою голову, – подумал Вася. – А я-то думал:  два года полёта – тишина, спокойствие и расслабон под водочку и огуречный рассол.  Всё-таки интернациональные экипажи – это зло.  Надо будет после возвращения об этом Рюмкину-Петрову сказать».

     Вот с такими грустными мыслями Стопарику пришлось заступить на свою очередную на вахту.    Чтобы как-то её скрасить, он пообщался с заветным  краником  «чай+квас» в кают-компании, и направился на командный пост.