Никогда еще не сияли таким жутким оттенком. Я их не боюсь, но… все возвращаюсь и не могу понять, почему меня зовет
Никогда еще не сияли таким жутким оттенком. Я их не боюсь, но… все возвращаюсь и не могу понять, почему меня зовет старый замок среди леса, с лестницей, будто исходящей из луны!
Наверное, все потому, что это… оказалось правдой, шокирующей и мрачной. Когда-то я прочитала книгу о человеке-невидимке и не верила, что в будущем столкнусь с «его глазами, тщательно скрываемые затуманно-черной маской, за которой всегда вьется рой листьев теней».
Конечно, вначале я просто посмеялась над сказочно выглядящей легендой о нем, изложенной в старомодной книге, просто продолжала шить (ведь работаю швеей при дворе). Времени было мало и нервы сами собою напрягались – мой мастер все не спешил появиться в назначенное время, а без него я мало что могла сделать).
Но, спустя время, наконец он явился с… малознакомыми типами, с усилием ставящих посередине мастерской… дивную куколку размером с человека, одетую под стать нашей королеве!
Ее красота казалась мне подозрительной и почему-то мыслями возвращала именно к истории о человеке-невидимке, как-то вводящую в оцепенение. Разумеется, мой мастер знал, как быстренько меня из него вывести.
«Что стоишь, рот раскрывши?! – напыжился он, беря деревянную лестницу и приближаясь к загадочной куколке, - Манекена не видела?... Лучше подержи лестницу, а я сниму мерки с ее дивного платья…».
Он, как ни в чем ни бывало, залез на лестницу, потянулся к блестящему шелку платья куколки и… О, ужас! Мастер словно попытался измерить пустоту и немилосердно грянулся на твердый пол. Видимо что-то сильно ударив или сломав, он принялся орать и охать, словно его кололи раскаленным копьем. А я от растерянности не могла двинуться с места.
«Негодная девчонка! – кричал мне с пола ползающий мастер, - не видишь, что ли, что мне плохо?!... Беги сейчас же за аптекарем, иначе вышвырну на улицу!...»
Понятное дело, исполнение этой угрозы было действительно нежелательным, и я мигом кинулась к аптекарю. Как назло, его не было дома и… мои мистические открытия словно не желали заканчиваться. Дело втом, что, подойдя к дому аптекаря, мне на глаза бросился дивно-красивый фонтан, вокруг которого ревели его дети.
«Пить, пить!» - только и пищали они, подставляя кружки к фонтану, который… не утолял их жажду! Что за диво? Я сама подошла к нему и зачерпнула кружкой воду. Но ее не было – струя раздвинулась и сомкнулась, не оставляя в кружке ни капли.
Дети все вопили, вызывая мучительное желание помочь, жертвуя всем, что имеешь. Я повиновалась этому желанию и поделилась с ними водой из фляжки; мысль о необычности фонтана не оставляла покоя.
«Откуда у вас он?» - спросила я, неодобрительно поглядывая на него.
«Когда папы не было дома, - стали рассказывать хозяйские дети, - по городу скиталась ходящая звездочка, блестевшая из тумана темных листьев. Она нас очень испугала, и мы стали звать взрослых. Звездочка как-то зловеще тогда задрожала и исчезла, а сама оставила фонтан…».
Я не могла верить собственным ушам, в голову все лезло хорошо запомнившееся описание человека-невидимки: «и блестит маска одной единственной звездочкой, ведь, когда плащ из листьев теней закрывает его, он невидим…». Еще то и дело всплывали крики, наверное, стонущего на всю Вселенную, мастера и пылающий дефицитом времени заказ.
Потому я оставила детям вдоволь воды и, взяв у них повязки, мази, побежала назад, к мастеру. Где наткнулась на его пронзительный ор: «Где ты была, негодница?!... Я думал, что умру, пока ты дойдешь!... Где тебя носило?».
Я без стеснения рассказала ему о странных вещах, жертвой которых стал не только он, но и аптекарские дети. Мастер рассердился и выгнал меня, бросив на прощанье, что справится сам и не намерен больше делить заработанные гроши с «ротозейкой, падкой на всякие сказки»…
Сказки ли это? Темнеющая от сумерек дорога в лесу баюкивала и, в то же время, уверяла, что это не фантазия, не сон! По пути я чуть не обомлела от страха: на дороге к лесу мне встретилась женщина, имеющая прозрачные волосы! То есть она надевала шляпку, а та не держалась на голове, проваливалась к глазам и закрывала полностью обзор.
Признаться, было жутко это наблюдать и… стало внезапно радостно от того, что мотивы книги толкнули меня в лес, и именно тогда я встретила эту несчастную: если бы я не подбежала и не развернула ее, она бы упала в острый овраг!
Так что же это было? Чья это непонятная и причинившая столько страданий задумка – делать простые вещи прозрачными? «Скорее это…«ходящая звездочка», укромно и таинственно укрывшаяся в лесу.
Я уже издали видела его дом, сквозь который просвечивалась луна и все-все, такое странное и… блестящее призрачным отблеском. Где я его видела? Кажется и в невидимых волосах женщины, и в фонтане, и в куколке…
Отблеск исходил и от укромной норы, откуда доносились тихие стоны и всхлипывания. Поскольку нора была задвинута страшноватыми и немного шевелящимися корягами, то отодвинуть ее мне пришлось с усилиями и… смелостью: уж больно темно и призрачно светящееся было вокруг!
Но мои старания были вознаграждены: в норе был заточенмаленький эльф в сюртучке и с большими-большими глазами, чем-то напоминающиймрачную куколку.
«Что произошло? – с простым любопытством само нахлынуло меня спросить, - Это ты в городе фонтан с шляпкой и куколкой оставил на муки другим?..»
«Я лишь эльф! – пискнул тот, бегая глазками и как-то странно торопясь уйти, - Меня заточил человек-невидимка, чтобы я не смог забрать у него свое облако-единорога!»
Вот как все складывается: облако-единорог, как рассказал мне освобожденный, имеет свойство все преображать в красивое или безобразное, яркое и искрящееся, но… на самом деле, невидимое, туманное!
Все это поразило меня и ввело в замешательство: зачем человеку-невидимке еще добиваться того, чтобы вещи, здания, мир стал таким же, как он; уж не имеет ли он глупость и эгоизм?
И как он вообще стал невидимкой? На эти вопросы эльф не соглашался отвечать, а только рассердился и, запустив в меня непонятными черно-белыми ленточками, победоносно засмеялся и исчез.
Мне пришлось некоторое время понимать, что происходит (слишком много мистики закружилось вокруг меня за один лишь день). А ничего особенного: я находилась в глубоком, прохладном, залитым луной, лесу, возле прозрачных ступень замка человека-невидимки; голова кружилась, и мучительно хотелось спать, не взирая на эхо близкой разгадки всех этих волшебных явлений. И все это уже подняло меня с влажной травы в звездочках, чтобы уйти, как вдруг…
Я почувствовала на себе чью-то, одетую в бархат, руку, резко и тяжело опустившуюся на плечо. Мне пришлось обернуться и… вздрогнуть, как никогда в жизни: рядом со мною на траве сидел юноша в темно-туманной маске (с переливающейся звездочкой посередине), в черных перчатках и плаще, да таком, что не понять, где ткань, а где… рой листьев теней, кружащийся возле него! Юноша внимательно глядел на меня и молчал.
«Мне страшно! - сказал вдруг он, о чем-то сосредоточенно думая, - Я осуществил свою мечту и вновь окунусь в то, что до сих пор непредсказуемо…».
Речь его была более, чем странной и… как-то наталкивающей на жалость, понимание. С другой стороны, могла ли идти о них речь, когда этот, загадочный и тихий тип в маске стал причиной стольких злоключений (и моих в том числе)?
«Какую? – спросила я, вспомнив беду мастера, аптекарских детей и женщины, чуть не убившейся в овраге, и гневно отодвинувшись от него, - лишить ног моего мастера, отправить в острые камни женщину из-за надвинутой на глаза шляпки и дать умереть от жажды детям?... Если это твоя мечта, то ты ее не исполнил, и я не дам тебе ее исполнить!»
«Нет, это не она! – поразительно невозмутимо и… грустно возразил юноша. – Я увидел, и увидел настоящее, но… мир ложного скоро вернется…Я больше не хочу к нему, забери меня!»
Я, признаться, была шокирована тем, что он так долго добивался чудес и теперь молит о том, чтобы его труды оставили его. Как неожиданно мой разум стал нашептывать: «Это он льстит, унижается, чтобы ты помогла ему избежать суда за все его преступления!... Не слушай его!».
Но… я не могла заставить себя не окунаться в дивный темный цвет его глаз, блеск звездочки на его маске, поток его тихих речей, гласящих: «Да, я отпущу на волю облако-единорога, я уже боюсь всех его даров, меня они сводят с ума!... Зачем только я раньше не мог понять?!...»
«Понять что?» - как под гипнозом спросила я, чувствуя невыносимую магическую паутину, так печально заковавшую моего собеседника.
«Это сложно сказать одним словом, видишь ли… Я ничего не вижу на самом деле! – чуть не шепотом произнес странный юноша, - И не видел еще давно, с детства… Но именно тогда мне пронзила сердце роковая мысль: «Эй, а ведь другие видят; другие будут смеяться над тем, что у меня нет этого счастья, и они…» О, как я мог такое подумать?!
«… Они должны хоть немного ощутить горечь среди своей сладостной, всевозможной жизни – пусть они хоть немного побудут в моей шкуре; и пусть они никогда не будут знать, что я есть!...».
С такими гложущими мыслями я принялся искать мага, что мог сделать красивым и невидимым любого, каждую вещь… Я разыскал эльфа и заставил его сделать для меня дом среди леса, в котором можно будет спрятаться в… облака, звезды и луну; плащ… из листьев теней и маску, которую ты видишь, чтобы никто не мог меня видеть!
Ему было плохо в неволе и он умолял отпустить меня… но во мне уже бушевал какой-то невидимый страшноватый зверек, ежесекундно вынуждающий меня забывать кормить и поить мага, гордиться своими возможностями… все накапливать красивые и... невидимые вещи для того, чтобы любоваться ими и на страдания всех, кто мог меня презирать!
Я все ощущал негу от своей силы и менялся неузнаваемо – стал жестоким, может, даже жадно пьющим из ядовитого озера, вокруг которого цветут нарциссы.
И вот тогда эльф затаил злобу: вначале он подозрительно затих, потом стал потакать моим капризам, после… как-то подошел и сказал: «Зачем Вам смотреть только на отголосок мира, который порою некрасив или больно скучен серостью?... Возьмите мое облако-единорога и сможете скучное делать фантастическим и прекрасным, а людей пугать монстрами, создаваемыми только по Вашему велению…
Я, не видящий ничего и за губительным шумом удовольствий и власти, согласился и… с тех пор меня мучили то кошмары, то являлись сказочные существа, лишающие рассудка своей красотой!
Все это в один прекрасный день вынудило меня приказать эльфу забрать свое облако-единорога назад, чтобы оно не мучило ни меня, ни других людей (я и так уже успел сожалеть о всех своих издевательствах над ними).
«Подарки не возвращают!» - лишь отрезал эльф и расхохотался, напустив еще безобразных и чудных видений.
Этого я не мог вынести и заколдовал его подарок скитаться по всем вещам, что отправлял когда-то к людям, чтобы он не смог вернуться к хозяину, а сам я мог отплатить хоть как-то эльфу за его обман.
Но ему было мало моих мучений: сначала он бесился и ревел, что «я украл его облако-единорога (донимая меня этим), а потом… прокрался одной ночью и занес надо мною кинжал.
И если бы не очередное дурное видение, подосланное им же, я бы не успел и почувствовать его замышляющееся черное дело.
В ту ночь я проснулся, заковал его в цепи и… мне стало страшно. Я словно потерялся, лишился сна и покоя, только и мог, что думать: «Вдруг, если я оставлю его жить, он опять надумает меня убить или окончательно лишит разума своими видениями и подарками?».
Эта мысль и приковала его к подвалам в норе, чтобы он понес голодное и холодное наказание за хитрое предательство…
А теперь ты освободила его и… тебе не надо верить, что он пойдет к себе в родное озеро или отправиться искать облако-единорога!
Нет, он вернется за мною, погубит и завладеет моей силой!... Это ужасная мысль, но она вот-вот станет реальностью!...»
Я все слушала, не могла открыть собственное сознание – оно то пряталось за чувством сострадания, то неконтролируемо взыграло отвращением, брезгливостью, некой жестокостью, которую я перепутала с затуманивающим эхом справедливости; и решительно встала.
«Ты сам виноват!» - воскликнула я и побежала прочь, стараясь больше окунаться в самовнушения о «подлом преступнике с сиреноподобной внешностью» и не слышать его голоса, проронившего с, однако, никогда неслышимым мною, таким искренним отчаянием: «Я виноват, но все исправлю… Не бросай меня, ты – единственное, что открыло мне путь в настоящую жизнь!»
А мои ноги все несли меня к ее увлечениям и привычным заботам: пробегая мимо деревьев к мелькающим огням города, я думала о том, чтонужно, наконец, прийти домой и выспаться, чтобы с новыми силами начать искатьработу; поладить с мастером и навестить женщину, пострадавшую от прозрачныхволос, аптекарских детей; еще много чего надо…
Голова моя полностью готова была забыть все, что произошло, и проносить меня в жизнь так, словно ничего не бывало; лес закончился и стояли открытые дороги к мерцающим огонькам фонарей родной стороны.
Я собралась уже облегченно вздохнуть ночной воздух и пойти чинно домой, ко сну; как моего слуха коснулся пронзительный крик, до боли знакомый – то был голос… юноши в темно-туманной маске, так и не успевшего вздохнуть тот же воздух, что и я (настоящий).
Кроме этого, неприятно доносился хоровой дикий смех, грубые выкрики и писклявый торжествующий голосок, отчетливо произнесший: «Попался!...».
Мне сразу показалось, что я совершила непростительную ошибку, не послушав, должно быть, попавшего в ужасную беду, тихого и ничего мне не сделавшего плохого, юношу.
Что-то шепнуло: «Торопись! Он ведь просто был ослеплен своей властью, не знал, что дразнил рок, не хотел зла другим и тебе!... Спеши! Ему нужна помощь!».
Повинуясь этому таинственному, правдиво-ясному напутствию, с меня как рукой сняло сон и бросило в холодный пот. Я вскочила и, торопливо отыскав знакомую тропинку, побежала к прозрачному замку среди светлого от лунного света леса.
Но то, что я увидела, было подобным ужаснейшим тучам, что не пускали его, такого живительного, к моим глазам. И даже так я увидела (и чуть не потеряла сознание): замок был окружен толпой ревущих и дико смеющихся мужчин и женщин, над ними, на лохматой лапе ели, сидел эльф и подбадривал их, бешено и мучительно-весело играющих с… маленькой девушкой в черном платье, испуганно стремящейся выбраться из их кольца.
Это было отвратительно и… ничем не примечательным варварством, в которое бы я побоялась и побрезговала вмешаться, если бы не… рой листьев теней, исходящих от платья окруженной девушки, странно-знакомый блеск булавки и… ее крики, являющиеся отголосками страха того юноши в темно-туманной маске!
Я попыталась изо всех сил пройти сквозь бешенную толпу к нему, очевидно, поверженному на землю, но мне дико мешали люди – они визжали, лезли в драку, рычали и зловеще сверкали… крыльями дракона, совиными глазами, змеиными языками! А за этим с высоты с наслаждением наблюдал эльф, размахивающий от веселья обеими руками…
А в один момент все… пропало – зловещий и дикий ураган разогнала подоспевшая на мои крики полиция, эльф ловко соскочил с ели и, удаляясь в землю, прошипел: «Не надо было так шуметь, просто его маска, единственный раз, доставила радость другим!»; а прозрачный замок стал темным, обычным, настоящим.
Неведомый туман отступал, открывая глазам становящиеся настоящими фонтаны, куколки, платья, алмазы, игрушки… и что-то еще, ничком, неестественно лежащее на длинный ступеньках.
Я подбежала, не желая слышать правду своего сердца: это был юноша, тот самый человек-невидимка, в маске с все мерцающей звездочкой, темном плаще; который распластался с раскинутыми руками и… застывшей гримасой ужаса.
Мне было грустно, что я не успела узнать способ облегчить страдания его, распустившегося улетевшим цветком, сердца. Я посмотрела в его глаза и на замок в последний раз, тихонько уложила его под ступенями, поцеловала и тихо сказала: «Я больше не сержусь» (стремясь хоть этим простым способом залечить собственную пустоту, возникшую так необъяснимо).
Как же это все странно! И мне почему-то хочется снова верить, что все произошедшее – лишь слова старой книги, так щемяще шелестящей эхом его звездочки, его глаз - ясных ноток души и листьями теней…