...Ночь, холодная луна перед замком, в его дворе, запертый волк все грызет перегородку, упершись лапами, он обозлен - процветающая цитадель покрылась плесенью...
Чего - трудно сказать, что-то безмолвно мечется между усталостью и растерянностью ее молодого хозяина...
Дракула опять просто поправил плащ и вышел на охоту (летучая мышь-шпион учуяла кровь); бдительный старый вурдалак Озн, совершенно плешивый и костлявый, с провалившимся лицом, на котором выделялись по-совиному огромные глаза, полные зависти, темных желаний и ненависти ко всем, кроме себя и своего волка, незаметно юркнул следом...
Он прислуживал его роду, но явно чего-то жаждал, ведь внимательно ходил за госпожами и господами, выискивая их привычки и слабости, никогда не грея в душе ни дружбы, ни любви, ни искренней верности в службе, злорадно улыбаясь - род гас...
Округа отловила вампиров и убила, выжил один Дракула, встречающий мерной верховой ездой темный лес, сонно шелестящий недавним дождем, и вымершие деревни, в которых тщательно прятали детей и женщин, да и тех было мало (в борьбе все беспрестанно переворачивалось и мало не было никому)...
Юноша поправил старый цилиндр и вздохнул, слез с коня: мышь привела его к добыче - спящему старику; напоминавшему Озна. Ему стало вдруг жаль кусать и пить кровь жертве, у которой были натруженные руки, усталые глаза.
"А ведь он живет ради кого-то?.." - мягко одернул себя аристократ и отодвинулся от спящего, привычно отмечая смерзшийся от голода желудок, делать нечего...
Тут он разглядел завизжал волк - душа во плоти старого упыря-дворецкого (скоро он совсем превратится в кожу и кости, а куда потом, если волк погибнет?).
- Трус! - прошипел на себя Дракула, не питавший приязни ни к волкам, ни к летучим мышам, отпив соки старика и, вернувшись в замок, протянув руку серому, уставшему обгладывать жердь.
- Пей, продли жизнь Озну! Хоть кто-то рядом! - вздохнул он, терпя боль от трапезы волка (свою пищу он вынужден опять передать ему)...
Граф сам не понимал, что ему давал этот мелкий сгорбленный косой голый монстрик, кроме едкого хихиканий и шпионажа за ним, почему он не пристрелит волка, в которого тот должен заключиться после полного истощения...
Так еще прошли ночи и дни, скромных трапез, скучного сна и прогулок, пока, точно молнией в тусклом зеркале, не блеснула одна догадка - волку надоело жить в заточении, быть против своей натуры ласковой собачкой Озну, он хотел убежать...
"Хватит тебе его бояться! - отчаянно в мыслях сказал он себе - Ты мучаешь зверя, как мучал всех их!"...
"Их!.. - повторилось как в бреду (сумасшествие одиночества снова терзало его сердце). - Моих дочерей... Моих подруг... Моих любовниц..."...
Он перебирал рассудком все роли во всевозможных отношениях и родственных связях, какие может играть женщина, но... так и не мог понять, кем приходились ему те три девушки, пропавшие столь внезапно и так загадочно появившихся в его жизни, навсегда обещавшие быть в ней...
С первой из них, самой маленькой, почти еще девочкой, он познакомился, когда однажды его летучую мышь хотели посадить на кол, да помешала странная и юркая чуть глухая оранжевая змея, никогда не встречающаяся в этих краях (Гюрза, душа которой переходила в нее, шипела, танцевала магически, отчего змея бросалась и показывала клыки, распугав крестьян).
Гюрза была девочкой-вампиром вымершего египетского клана, ей завещали быть рабыней роду Дракула, самому богатому, сильному и живучему, а то "пропадешь"... Худая смуглая фигурка, одетая в легкий наряд, сдобренный украшениями, коронка по типу фараонской, острые когти... Она храбро готова была ими пронзить любого недруга хозяина...
За что постоянно ловилась, попадала в неприятности, из которых юноше было умиление ее выручать; но всегда возвращалась, сбегала, используя змею, в замок, с новыми следами увечья на шее. "Лентяйка! - кричал на нее недобро зыркающий Озн. - Ты даром хозяйскую кровь пьешь, а сама ничего не поймала!.." Гюрза лишь сжималась, забивалась в угол и плакала, прижимая к себе побитую змею: "Я туда не вернусь!"...
"Ты не вернешься, милое дитя!.." - Дракуле стало стыдно вспоминать моменты, когда она живо интересовалась, как готовить смесь волку и летучей мыши, тренировала их находить кровь, следила за чистотой озера, который хранил луну (если луна затмится в озере - род хозяина прервется)...
Прервалась и тоненькая спинка ее змеи - жестокий старик-упырь передавил ее раз ногой - и пропала девочка (чтобы скрыть следы, он бросил змею в озеро, туда она и ушла).
Граф искал ее самыми путанными коридорами и темными комнатами, но... Только пару бусинок с ее коронки проплыли печально перед его глазами - он все понял, горько плакал, точно о своем ребенке...
Вторую девушку - безклыкастую, с белыми волосами, круглым личиком, Велму он тоже не уберег, хотя вначале... бережно-из любопытства протер раз глаза ее подслеповатому коричневому тритону (его кожа оттенялась чешуйками на ее простеньком платье); никогда не слышал он столько благодарности, не видел столько добрых дел за этот, с его точки зрения, простой пустяк.
"Вы мне дали вторую жизнь! Смогу ли я отблагодарить Вас!" - радостно отвечала тогда Велма и чистосердечно, по дружбе, усмиряла дипломатическими договорами восстания на замок, выгуливала и чистила волка с мышью, помогала Гюрзе прятать тела жертв в статуэтки, картины, лестницы, неугасающие свечи; варила снотворное для жертв и дрессировала тритона незаметно их кусать, и приносить в горлышке кровь, поддерживала графа перед противным стариком, вечно недовольным его мыслями, поступками...
Свеча словно безобидно подсунутая хитрым стариком, просто манила ее тритона согреться после ледяной воды, но... роковую роль сыграла в жизни девушки - обожженный тритон ошалел и забегал по комнате Дракулы, от шороха она проснулась (его не было, он пошел тогда на охоту)...
Она верно хранила его секреты и дорожила не только добрыми приятельскими отношениями с ним, но и его ценностями, представленными в виде стопки старых писем, его собственных картин, изображавших солнце, книг о любви и радости, деревянных макетов деревень и человечков-куколок. Все грозило сгореть; преданный товарищ, Велма бросилась тушить добро юноши и...
Стала лишь горсткой пепла, которую Дракула с горечью утраты, точно лишился сестры, совал под нос Озну, на что тот сказал: "Сама виновата, девка, за тритоном своим не уследила"...
Последнюю, третью женщину, как со страшной пронзительностью осознал его хозяин, тоже убил (задушил, забив тигренка камнями) старик-вурдалак: уж очень он был зол и зловещ, с того момента, как раз ночью...
Юноша увидел в своем саду... Маленького белоснежного тигренка, шаловливо игравшего с бабочками, пушистого, волшебного; он, как околдованный, пошел к тигренку, полосатый малыш остановил забаву, посмотрел на него внимательно... Все же смутился, юркнул в кусты...
Раздвинув их, он не мог дышать: там была она, кроткая и нежная Сеи, "ночная гейша" - будто ожившая фея ночи, самый редкий и прекрасный вид вампиров...
Она была нема, но он понимал ее без слов: черные глаза на бледном личике, оттеняемом черными локонами, и всегда безмолвными светло-розовыми губами, любили тишину, маленькая шея и плечи были словно созданы для того, чтобы обзавестись крыльями и поднять в воздух свою хрупкую хозяйку, откуда она может усеять звездами землю, такими же, что были на ее кимоно...
Он чувствовал, что вместе с ее взглядом, тенью, дуновением ее фигуры, уходившей торопливо в сень леса с белым тигренком, нашел будто себя и потерял, нечто впилось в него сильнее и сладостней клыков...
Они у нее были крохотные, мягкие на его кожу, он млел, когда она касалась ими его усталых плеч при ее кормлении или просто, лаская...
"Я... Не помнил себя с ней!.." - вспоминая бессонные дни с мыслями о ней, отсутствие аппетита, желание бежать за дичью хоть на край света, ночи, когда он показывал ей старую арфу и с упоением слушал ее; читал вслух книги, просто... смотрел на нее, смотрел...
"Куда я смотрел?!.." - с болью сорвал с себя фамильный плащ Дракула; до сих пор, рой смешанных, еще живых, еще с трепетом просившихся из сердца и в него, хоть как-то успокоить и оживить, чувств, воспоминаний, трижды повторенных и не испытанных, втрое сильнее скупого на ощущения старика, теперь перевернулись, вводили в безумие, усиливаемое привычным воем (волк опять хочет есть)...
Юноша дико озирается - бьет полночь колоколами дальних башен или глухими часами, в замок проникает жидкий, холодный и темный туман, луна в озере кажется потемневшей.
"Наконец! - выдохнул Дракула, - Я не хочу вечности без мига с ними, с каждой из них... Сеи, Велма, Гюрза... Я хочу к вам!.. Моя девочка, не плачь!.. "
Он спустился к озеру, погладив, привязанную цепью незаметно ко дну оставшуюся, половинку оранжевой змеи, которую вот-вот хотел унести вдруг случившийся в неподвижном озере поток... Мыслей не было, пустота, вернулся...
Он поцеловал тигренка, которого спрятал в одеяльце под кроватью, прошелся по замку...
Мерещится тот пепел, который маленькой частичкой остался у него в кольце...
"А вы были со мной... Вы все еще со мной!.. Мне нечего терять!.." - воображение рисовало в кровь, до крови яркие картины, как девочка тихонько стоит в позе служанки, ожидая приказа, как безклыкастая девушка радостно делиться новостью о перемирии с ближайшим замком; как тихонько отдается его объятию третья, бессловесная, бледная...
Их погубил жадный до внимания Озн, обожавший своего волка, и только его, желавший прожить дольше всех в замке, чтобы самому владеть его сокровищами и жиреть...
"Никаких компромиссов!!!.. Ты отнял у меня все ради своего волка!.. Ненавижу! Не люблю, не жди!" - воскликнул он в глубину замка, зная, что Озн его слышит.
"Покорми его, упрямый юнец!" - прошипел ответ из недр погрязшей в пыльной паутине цитадели.
"Твой волк - ты и корми!!!" - заорал граф в ответ, с дрожью в сердце, дрожью бешенной усталости от шока.
"Я столько столетий был с тобой, терпел столько твоих... Э... Как их назвать, я путаюсь!.." - захихикал нагло Озн.
Дракула не слышал, он... Отпустил свою летучую мышь.
"Прости меня!.. Не мучайся хоть ты!.. - прошептал он. - Лети к ним!"...
Прошло вновь несколько ночей и дней в совсем опустевшем замке...
...Ночь, холодная луна перед замком, в его дворе, запертый волк уж грызет перегородку, упершись лапами - лишенный кормильца и внимания, он спит, вечным сном...