ОЛЕГ ДМИТРИЕВ.....
ОЛЕГ ДМИТРИЕВ.....
Это вот стихотворение Дмитриева Олега идет со мной по жизни со школьных лет параллельно с книгой Б. Балтера:До Свидания, мальчики, перекликаясь с этой чудесной книгой...
Б О Р И С Б А Л Т Е Р. "ДО СВИДАНИЯ, МАЛЬЧИКИ."..
Солнце закатилось жарким шаром,
Разметался в море звездный свет.
Девочка с приморского бульвара
По ночам мне снится столько лет.
Где же вы, ночи летучие,
Где ж вы, протяжные дни?
Девочку самую лучшую
Бережно память хранит.
Не отпускает и мучает,
Старая рана саднит.
Где же вы, ночи летучие?
Где ж вы, протяжные дни?
Цвет акаций лег на тротуары,
Шепот губ твоих глушил прибой.
Девочка с приморского бульвара,
Как мы были счастливы с тобой!
Где же вы, ночи летучие,
Где ж вы, протяжные дни?
Девочку самую лучшую
Бережно память хранит.
Не отпускает и мучает,
Старая рана саднит.
Где же вы, ночи летучие?
Где ж вы, протяжные дни?
Двух сердец безумные пожары
Не смогли разлуку обмануть.
Девочка с приморского бульвара,
Не забыть тебя мне, не вернуть.
Лариса Рубальская...
http://www.youtube.com/watch?v=68RUNgKnZKM
КРИЧУ В ПОРЫВЕ ОТКРОВЕНЬЯ...
Олег Дмитриев
Кричу в порыве откровенья.
Что не вернуть ушедших дней,
Что вьется долгий снег забвенья
Над первой женщиной моей.
Он заметает понемногу
Свинцовый блеск ночной воды,
Степную белую дорогу
И виноградников ряды.
Он заглушает, мягкий, плотный,
Простое гиканье цикад
И ближний городок курортный,
Где джазы весело гремят.
И в этой тихой круговерти,
Непостижима и бледна,
Меня почти по грани смерти
Проводит бережно она.
Я замечаю, воскресая,
Что я один среди камней,
А на дороге – тень косая,
Тень первой женщины моей.
Колеблются другие тени,
И различаю я с трудом,
Как входим мы потом в смятеньи
В давно уснувший белый дом,
Как мы прощаемся у входа...
А дальше – снегом занесло,
И застудила непогода
Неверной памяти стекло.
Уже полузабыты лица
Товарищей ушедших дней,
И снег забвения кружится
Над первой женщиной моей.
Она идет вдоль снегопада,
Как за высокою стеной.
Кричу: „Зачем ты там! Не надо!
Тебе же холодно одной...”
Проходит женщина, не слышит
И не протягивает рук.
На пальцы тонкие не дышит:
Там море, там тепло, там юг...
Она за белою чертою
Мне стала ближе и родней,
И с запоздалой добротою
Я долго думаю о ней............
А всё же до жалости редко
Среди почитаемых книг
Мы ищем язык наших предков –
Для нас неудобный язык.
Пускай не во всём он понятен
И мудрым учёным порой
И былых в нём более пятен,
Чем даже на карте земной, -
Но вслушайтесь в давнюю эту
Эпоху за каждой строкой:
В словах легковесности нету,
Поспешности нет никакой!
Над лунным челом летописца
Татарские кони храпят,
И всё ж принимает страница
Не каждое слово подряд:
Когда они слабы и мелки,
Негоже и браться за труд,
Над ним не секундные стрелки –
Смертельные стрелы поют.
И долгий подсказывал опыт,
Что выразить может верней
Коней несмолкающий топот,
Звон лат, и монет, и церквей,
Набата отвёрстое горло,
Рёв рога и дробь топора, -
Не наше ленивое «оро»,
А старое грозное «ра»!
Великих высот достигали
Два слога в звучанье стальном,
Двумя оставаясь слогами
В воинственном слоге одном.
И с краткостью – признаком силы –
Слова обретали тогда
Летящую тяжесть секиры,
Спокойную грузность плода…
Да здравствует старославянский!
В нём кровь замешалась и пот!
Густой, непрозрачный и вязкий,
Тяжёлый, как сотовый, мёд!
Как капли его золотые,
Живут и сейчас в языке
Слова налитые, густые –
Хоть каждое взвесь на руке.
Они, веселы и суровы,
До наших времён донесли
Значительность каждого слова
В начале Российской земли.
Лето, вечер тихий.
Лето, вечер тихий. Зажигает свет
В доме на Плющихе Афанасий Фет.
Сам огонь подносит прямо к фитилю
Иль слугу разносит: «Леность не терплю!..»
Не сужу об этом. Не скрипит паркет.
Озаряем светом Афанасий Фет.
Видит он, усталый, юность, старину:
Дом господский, старый, белую луну.
Пышные куртины, полумрак аллей,
Лучшие картины пашен и полей.
Ветхая беседка, гулкие шмели,
Томная соседка в трепетной шали...
Нам-то что за дело через сотню лет
До беседки белой, где влюблялся Фет?!
Кровь, пожары, войны – не отыщешь связь!..
Хмурый Фет спокойно пишет, наклонясь.
Голову приподнял, посмотрел в окно.
Что-то, видно, понял, что не всем дано.
Бороду покомкал, завершая труд, –
Подмигнул потомкам: сами разберут!
Посидел, подумал, дату начертал.
Встал, на лампу дунул, что-то зашептал.
И уснул в постели через полчаса...
В комнате шумели птицы и леса.
Флора с Афродитой брызгались водой
Над его сердитой тёмной бородой.
Припускался дождик, зайчик жил в стекле…
Словом, как и должно летом на земле.
1968
Окраина. День. Тишина.
Последний квартал заселённый.
Высоких строений стена
Пред леса стеною зелёной.
Друг в друга уставленный взгляд,
Заметное тел напряженье,
Как будто два войска стоят
На поле за час до сраженья.
И ворон, вперёд наклонясь,
Сидит на трубе водосточной.
И дуб на опушке, как князь,
Заметен в одежде восточной.
Осталось рожку заиграть,
Зурнам перекинуться кликом,
Чтоб рать повалила на рать
В одном исступленье великом.
Сминая непрочный редут,
Спокойны в движеньях неспешных,
Дома на деревья пойдут,
Как танки на конных и пеших.
И дерево пикой взмахнёт,
Согнётся нелепая пика,
И всадник плашмя упадёт
На чёрную землю без крика.
Мечи застучат по броне,
Тупясь и в куски разлетаясь,
И князь закричит в стороне,
От страшной печали шатаясь.
Грядущего боя пророк,
Стою пред лесной обороной,
Как раз на скрещенье дорог –
Просёлка и ленты гудронной.
Зелёное войско, прости!
Подмоги не жди ниоткуда,
Последним дроздом засвисти
Над эхом машинного гуда!
К стволу привалившись плечом,
Стою я, зажмурясь от боли,
Как будто мечом, рассечён
Границей асфальта и поля.
1969
Ну надо же...еще и 40 лет не прошло-НАШЛА это стихотворение, обрывки из которого еще в памяти
1969
Всё уже переговорено,
Передумано давно.
Свет притушен.
Дверь затворена.
В рюмки налито вино.
Здравствуй! Здравствуй до скончания
Этой ночи, досветла!
Я хочу, чтоб ты печальною
И весёлою была.
Ты идёшь ко мне из времени:
Из другой любви своей,
Из счастливых дней,
Из темени
Несчастливых, чёрных дней.
Ты идёшь ко мне, уставшая,
Без дороги, напрямки.
Ты идёшь ко мне, восставшая
Из забвенья и тоски.
Ты идёшь, как войско ратное
Из войны, издалека,
И дороженька обратная
Непосильна и легка.
Жизнью ломаная, битая,
Перекрученная в жгут,
Ты идёшь туда, любимая,
Где других уже не ждут.
Я люблю тебя, тревожную,
Как в ночи огонь свечной,
И твою неосторожную
Откровенность предо мной.
И душа моя, смущённая,
Понимает, не спеша,
Что пред ней –
Незащищённая
Даже шуткою душа......
И, ещё добра не делая,
Бьётся в отклике живом,
Как сиделка неумелая
В лазарете полевом.
1969
Когда теряешь с жизнью связь
Когда теряешь с жизнью связь,
Не постигаешь ход событий,
Беззвучно оборвутся враз
Те тысячи тончайших нитей,
Которыми тебя земля
С собой навек соединила –
Так в бурю
К мачте корабля
Матрос привязан,
Чтоб не смыло...
И ты над пропастью крутой
Вновь привяжись душой печальной
К травинке этой,
К ветке той,
К улыбке чьей-нибудь случайной;
Себя скорее привяжи
К земле
Бечёвкою метели,
Блестящей стрункой спелой ржи,
Верёвочкою птичьей трели.
Вглядись в движенья муравья,
В скольженье бабочки весёлой;
Следи, дыханье затая,
За паутинкой невесомой, –
И паутинка в тяжкий час
Удержит над обрывом тело!
…Лишь только б
Сердце захотело
Вновь обрести
С землёю связь.
1977
Нашим Северянам
Сердце белого Севера
В.В.Веселовсколу
В Заполярье не часто бывает светло...
Встало солнце, сугробы с равнины свело,
Но по тундре шагается трудно –
Потому что проклятая, вечная, та,
Потаённая в недрах земли, мерзлота
Чёрной влагой сочится из грунта.
Но когда вы встречаете в тундре зарю,
Вы, конечно, прощаете всё январю
За мгновенье полярного лета:
За лиловую тёплую шкуру бугров,
За цветы, что пылают поярче костров,
За обилие воли и света.
Открывается вам не пейзаж и не вид –
Человек на природу безмолвно глядит,
Не шепча: «красота» или «прелесть»...
Здесь годится лишь старое слово «краса»,
И кричат его
Птицы на все голоса,
Острым клином на полюс нацелясь.
Север платит прекрасной минутой за пять –
Тяжких, тёмных, холодных, – чтоб честно воздать
Обитателям верхней Сибири:
И тогда белорыбица бьётся в сетях,
И янтарно сияет морошка в горстях –
Наилучшая ягода в мире!
Сколько раз воскресит через годы мой взгляд
Шевеленье оленьих послушливых стад
На холмах у реки несравненной!
Сколько раз, отрешась от обид и забот,
Вспомню белый посёлок над сумраком вод,
Проносимых великою Леной! Там, куда сухопарый эвенк Хохочо
Вышел, невод тяжёлый взвалив на плечо,
В предвкушенье рыбацкой удачи,
Где летают ветра, веселясь, хохоча,
Где собаки к пришельцу идут, не рыча
Где старухи сидят, не судача, –
Там душа человека открыта, горда,
Потому что земля, небеса и вода
Так же душу пред ней отворили,
И такая любовь не имеет цены:
Сердцем белого Севера покорены
Те, кто сами его покорили.
1972
Морским песчаным долгим берегам
Моя душа обязана стократно.
Когда волна ползла к моим ногам
И отходила медленно обратно,
Я понимал, чего хотел прилив,
В чём заключался вечный труд отлива.
Когда ракушки, ил и камни скрыв,
Их море вновь являло терпеливо,
Две истины открыла мне вода,
У берега отсвечивая бледно:
«Всё в мире исчезает без следа»,
«Ничто на свете не пройдёт бесследно».
1975
Флора
Отроется ль
Когда-нибудь науке:
Растения испытывают муки
Наследственной, врождённой немоты?
Деревья нам протягивают руки,
Издалека кивают нам цветы.
Трава нежданно ноги оплетает,
Бежит за нами вслед, не отстаёт.
Куст проходящих за рукав хватает,
Как нищий или пьяный у ворот.
Но мгла преображает мир растений.
И за оконной рамой
Мир смятений
Гудит, шумит, срывается на крик!
Неужто не придёт на землю гений,
Который разгадает их язык?
Тайком от всех пожмите руку клёна,
Погладьте светлый тополь по коре,
Хотя б на миг,
Хотя бы незаконно
Приблизьтесь к замечательной поре,
Когда мы их поймём...
И верьте в чудо, –
Что в шуме трав, среди лесного гуда,
Надеясь наконец наш слух привлечь,
Звучит ещё невнятная покуда,
Пока ещё непонятая
Речь!
1976
Как же это верно!!!
Мне физически больно, когда спиливают дерево...не люблю срезанные в букете цветы, в сто раз лучше живые цветы в горшочках, и мои знакомые это знают... ведь растения -тоже живой организм, а люди об этом забывают.....конечно, это мое субЪективное мнение.
Возможно, ошибочное.
Памяти Юрия Трифонова
Я слежу за человеком,
Уходящим навсегда.
Спят, измаянные веком,
На рассвете города.
Был он славным и заметным
Горожанином –
И вот
Навсегда уходит этим
Переулком в небосвод.
С далью скоро он сольётся,
Заступая за черту,
Где потом родится солнце,
Набирая высоту.
Он уходит безвозвратно,
Не последний из мужей,
Повторяясь многократно
В окнах первых этажей.
Не касается, быть может,
Тротуара пилигрим,
Чтобы сна не потревожить
Современникам былым.
Равномерно дышат люди,
В такт биению сердец,
Чтоб, когда его не будет,
Пробудиться наконец.
Встанут, постоят у двери,
И, прищурившись на свет,
Неожиданность потери
Тот поймёт,
А этот – нет...
Он уходит в небо круто.
Еле сдерживаю крик.
Вот ещё одна минута,
Полминуты...
Через миг
У него стечёт по векам
Запоздалая звезда.
Я прощаюсь с человеком,
Уходящим навсегда.
1982
Ну а это-нашим Поэтам Завалинки:)
Школа мастерства
Ах, маэстро! Ах, пророки!
До чего ж вы стали строги:
Коль приходит к вам юнец,
Подчеркните ему строки
Что получше – и конец.
Подчеркните также строки,
Где туман, белиберда.
Эти краткие уроки,
Ах, маэстро, ах, пророки,
Он запомнит навсегда!
Ну, а мы бубним, талдычим,
В кажну рифму пальцем тычем,
Эрудицией гнетём...
Может, лучше, возвеличим –
Строчку добрую найдём?!
:)
Скрылась туча грозовая!
И пойдёт он, напевая,
Это дело продолжать:
Если строчка есть живая,
Станет новые рожать.
Дайте юному поэту
Только верную примету,
Ясный знак, пример, маяк, –
Строчку истинную эту
Отыщите, мэтр и маг!
Пусть он трудится, и точка.
Каждый лирик – одиночка,
Вам известно, ваша честь!
– Если есть такая строчка.
– Ну, конечно, если есть.
1985
Поэзия Московского Университета-
ОЛЕГ ДМИТРИЕВ...
Без судьи и церемониала
Начиналась вечером игра.
Сборная соседнего квартала
Вышла против нашего двора.
Мы не сомневаемся нисколько:
Им у нас не выиграть вовек!
Но встает у них в воротах Колька,
Коля Сажин – это Человек!
Он пришел недавно, в сорок пятом,
Он кумир окрестных всех дворов.
До войны, как говорят ребята,
Он играл в команде мастеров.
Мы, мальчишки, встали за ворота,
Затаив дыхание, глядим,
И болеем, позабыв все счеты,
За него, за Кольку, как один!
Закипела битва, разгораясь,
Над площадкой заклубилась пыль.
…На костыль стоял он, опираясь,
Как прорыв, отбрасывал костыль.
Наши прорываются, и с края
Мяч идет крученый, навесной.
Вот и Колька сжался, приседая,
На своей, на правой, на одной.
Он качался, будто у дороги
Рыжий одуванчик на стебле.
А потом вдруг ловко падал в ноги,
Грудью прижимая мяч к земле.
Брюки он отряхивал от пыли,
К костылю тянулся своему…
Наши нападающие били
Только лишь под правую ему.
Он стоял что надо, Коля Сажин!
Пеналь он отбил на угловой.
Он такие брал мячи, что даже
Сам качал, не веря, головой.
Мы ребят своих не укоряли,
Ничего не ставили в вину.
И не жаль, что наши проиграли, -
Если Колька выиграл войну.
Иллюстрация исполнителя песни Анатолия Л.
Олег Михайлович Дмитриев
Фото Н. Кочнева
Родился в Омске.
Отец (работавший в финансовой сфере) — из семьи тульских крестьян; погиб в ополчении в начале войны.
Мать (юрист) — из крестьян Тамбовской губернии.
После школы серебряный медалист О. Дмитриев окончил факультет журналистики МГУ, стал участником литературной студии Н. Старшинова.
В 1961 году вышла по-своему знаменитая поэтическая книга «Общежитие», в которой «соседствовали» В. Костров, Д. Сухарев, В. Павлинов и О. Дмитриев.
Журналистом объездил весь Союз, занимался переводами, выпустил несколько десятков сборников стихов. Кавалер ордена «Знак Почёта».
Умер Олег Михайлович Дмитриев в Москве.
Когда я памятью поник
И начал стариться до срока,
Услышал вдруг какой-то крик
, Какой-то голос издалёка.
Забудем то, что поезда
Кричат в лицо спешащим людям.
Забудем то, что никогда
На этом свете не забудем......
ОТЕЦ
Я отца повидал
Только раз наяву,
Когда он покидал
И меня и Москву, —
То есть память смогла
Только миг уберечь
Из большого числа
Наших дней, наших встреч.
Ополченья река
Уносила отца.
Чуть касалась щека
Дорогого лица.
Я смеялся, кричал
Возбужденно: «Ать-два!»
Что отец отвечал?
Позабыты слова..
Я отца повидал
Лишь однажды во сне —
За рекою Урал,
От войны в стороне:
Ливень, молнии, гром!
Дом от ветра дрожал,
И отец мой двором
До крыльца пробежал.
В чёрных гладких больших
Сапогах — как тогда! —
Высоко из-под них
Разлеталась вода.
Прямо в небо взлетал
Фейерверк от земли.
И во сне хохотал
Я от дома вдали..
Мой любимый, родной
Улыбается мне
В яви только одной
И в одном только сне:
С рук дитя не спускал,
Уходя — не грустя.
Столько луж расплескал,
Чтоб смеялось дитя......
1972
Пришёл домой, а дом — не отчий.
Отец здесь не был никогда.
Над ним сейчас, наверно, зодчий
Возвел иные города.
А может, лес над ним чудесный
Или берёзка на меже.
Он спит в могиле неизвестной
На подмосковном рубеже...
Как жизнь на грозных перекатах
Людское рушила родство!
Взгляни назад — в родных пенатах
Уж не осталось никого:
Ни в городишке под Тамбовом,
Ни в деревушке за Торжком...
Живу во времени суровом,
Иду домой — не в отчий дом.
Жизнь дедов — чёткая граница,
За нею — белое пятно.
Над прахом пращура склониться
От века мне не суждено.
Зачем я вглядываюсь ночью
В те недоступные года?
Пришёл домой, а дом — не отчий
Отец здесь не был никогда...
1973
День долог, а ночь коротка......
Дрофенко Сергею....
День долог, а жизнь коротка.
Ушедшие дни и века
Отыщет в земле археолог,
Рукою коснётся слегка...
Как день удивительно долог!
Как всё-таки жизнь коротка.
День долог, а жизнь коротка.
Едва ещё начат пока
Тот путь от восхода к закату,
Какой провиденья рука
Отмерила нашему брату.
День долог, а жизнь коротка
Времён обрывается связь,
Но, будущей смерти боясь,
Томимся протяжностью суток.
Век краток, но длителен час —
Как это пугает рассудок,
Как непостижимо для нас!
И ставший историей век
Летит для тебя, человек,
Быстрее, чем эта минута.
Ты что — общей доли избег?
Научит тебя хоть чему-то
Стремительный времени бег?!
День долог, а жизнь коротка.
Сверкай сединой у виска
И блёстками праздничных ёлок.
Ход стрелок, теченье песка...
Как день удивительно долог!
Как всё-таки жизнь коротка.....
1972
Олег Дмитриев
В ТАКИЕ ДНИ, В ТАКИЕ ВЕЧЕРА
Когда за рамой льет как из ведра,
И ты лежишь, прикованный к постели,
И близкие тебе осточертели
Излишками участья и добра, —
В такие вечера, в такие дни
О ком я думал? Об умершем друге,
Припомнив наши вольные досуги...
Товарищ мой, — казни меня, казни!
В такие вечера, в такие дни
Я думал о стареющем поэте,
Замкнувшемся в болезни, точно в клети...
Учитель мой, — казни меня, казни!
В такие вечера, в такие дни
Я вспоминал о девочке, Когда-то
Потерянной легко и без возврата...
Пропавшая, — казни меня, казни!
В такие вечера, в такие дни
Я помнил о твоем прощальной взгляде.
Дождись конца разлуки, Бога ради!..
Любимая, — меня, меня казни! ...
Зачем ты не была, душа, щедра.......
Из книги "Лирика"
Олег Дмитриев родился в 1937 году в Омске, но вся жизнь его связана с Москвой.
Он учился в МГУ, здесь же определилась и его дальнейшая судьба, судьба поэта. Москве посвящены многие стихи Одни из них окрашены в элегические тона, другие исполнены гражданского пафоса, и все они проникнуты неподдельной любовью к Москве, её настоящему и прошлому.
Воспоминания о годах войны, о послевоенном времени, о людях, вернувшихся с фронтов, постоянно волнуют поэта. Стихи о войне органически сочетаются в книге со стихами о Москве, москвичах — её тружениках и защитниках.
ГОРОД ТВОЕЙ ЮНОСТИ
Заедешь в город, где когда-то
Ты жил — с десяток лет назад…
Не будет к прошлому возврата:
Скользит твой удивленный взгляд,
Знакомых мест не узнавая,
По панораме городской —
Здесь сняты линии трамвая,
Там, где бурлил поток людской,
Стоит какая-то громада,
Блестя металлом и стеклом.
И белые деревья сада
Шумят над бывшим пустырём.
С окраин тёмные бараки
Исчезли. Там за рядом ряд,
Как восклицательные знаки,
Дома высокие стоят.
Но ищешь ты, Как ветра в поле,
Давно прошедшую весну
И жадным взглядом поневоле
Цепляешься за старину.
Она одна припоминает
И узнает тебя — одна,
И нежно душу пеленает
В те дорогие времена,
Когда ты, весел, юн и строен,
Брёл по булыжным мостовым
Был счастья высшего достоин
И этот город звал своим!
И всё же годы молодые
Не возвратишь — напрасный труд!
Здесь юноши живут другие,
Здесь новые дома растут.
Возврата к прошлому не будет,
Так с ним прощайся навсегда!
Такая жизнь: Стареют люди
И молодеют города. .............
Олег Дмитриев
МАРОНОВСКИЙ ПЕРЕУЛОК
У дома крайнего старик,
Как тёмный памятник, стоит.
Да, перед ширью пустыря
На месте прежнего квартала
Он, ничего не говоря, Стоит возвышенно-устало.
Здесь детство пело во дворе,
Спешила юность за ворота.
Листва под ноги в сентябре
Кидалась из-за поворота.
Ровесники погребены,
Отдельно поселились дети.
Старик у выцветшей стены
Сейчас один на белом свете.
А вдруг он думает: «Умри
Я позапрошлою весною,
Мои родные фонари
Ещё сияли б надо мною!»
А вдруг он думает: «Живу!» —
С восторженностью полудетской
Предвидя новую Москву
На улочке замоскворецкой.
Не бормотание, не крик.
Январский ветер губы студит.
Задумчиво стоит старик.
Как жить, когда его не будет?!
Цитируется по: Москва лирическая. Антология одного стихотворения. М., “Моск. рабочий”, 1976. 496 стр. (Стр. 102-103)
..............
МАССОВКА
Кто-то сзади толчется неловко,
Кто-то смело выходит вперёд…
Довоенная лента. Массовка
В наши годы со смехом идёт.
И никто не почувствует в зале,
Что теперь — Вне пределов кино —
Те девчата старухами стали
И состарились парни давно.
Значит, умерли все пожилые…
Но опять сквозь натянутый холст
К нам летят их улыбки живые,
Словно свет от исчезнувших звёзд!
И, однажды почувствовав это,
По-иному посмотришь на тех,
Кто поёт озорные куплеты,
По-иному услышишь их смех.
Это — жизней былых воскрешенье.
Возвращенье далёкого дня.
И, наверно, ещё — Утешенье
Тем, кто жил до тебя и меня…
Мне бы тоже смеяться с массовкой,
Чтобы в будущем дне золотом
Пусть с улыбкой, Пусть даже с издёвкой
На меня поглядели потом,
Чтоб, хоть что-то открыв Познающим
Отзвучавшее время земли,
Этот кадр засветился в грядущем,
Как янтарик с хвоинкой внутри!
СОРОКАЛЕТНИЕ ДРУЗЬЯ
Вот вы и постарели, слава богу.
Подумаем о том, что жизнь длинна,
Что не прервали долгую дорогу
Болезни, злая воля и война.
Вот вы и постарели, слава богу.
Подумаем, что годы коротки,
Что не измерить новую дорогу,
Не разгадать по линиям руки.
Вот вы и постарели, слава богу,
Виват, сорокалетние друзья!
Хотели бы — в обратную дорогу?
Наверное, хотели… Да нельзя.
А хорошо бы снова — К стометровкам,
К воде бассейна, к бешеному льду,
К объятиям смешным, к словам неловким,
К физическому доброму труду!
К волнениям экзаменационным,
К рожденью сына, К счастью первых строк,
К сырым палаткам экспедиционным,
К полночным спорам, К чехарде дорог!
Но нет. Нас ждут успехи, пораженья
Совсем не те. О, чудо соверши,
В строке Пути земного постиженья
Соединяя с опытом души!
Пошли вперёд — Длинна ли, коротка ли
Сейчас ложится каждому стезя.
Всех вас хочу увидеть стариками,
Мои сорокалетние друзья!
ДЕВЯТОЕ МАЯ 1970 ГОДА
С. М. Горкину
Он по плечо мальчишке-первоклашке,
Его война урезала на треть,—
Но он смеётся, в клетчатой рубашке,
И пьёт вино и начинает петь!
Я вспоминаю. Вот ещё такое
Хранится в детской памяти живой —
Как, прицепясь к троллейбусу клюкою,
Он на тележке мчит по мостовой!
…Как быстро пролетела четверть века!
И с первой сединою на висках
Я вынес пожилого человека
Неловко
Из машины на руках.
Печальный звук угас. С телеэкрана
Уходит трепет Вечного огня…
Из давних дней Торжественно и странно
Товарищ брата смотрит на меня:
«Чего ж ты не напишешь обо мне?
Я инвалид.
Я памятник войне».
…А может быть, он вправду из гранита?
Коль нам наивным кажется вопрос,—
То, как печали с тяготами быта
Он после мук безмерных перенёс?!
А может быть, он вправду из металла,
И ветры пронеслись, не шевеля
Его волос?
Подобьем пьедестала
Мне на мгновенье кажется Земля......
ФОТОГРАФИИ НА ВКЛАДКЕ
День поэзии. 1975
Любуюсь я известными поэтами!
Они на снимках запечатлены
Ещё в шинели серые одетыми
В какой-нибудь из дней конца войны.
Они Пробились, победили, выжили!
В разрушенной и праздничной стране
Из первых уст сограждане услышали,
Как молодость держалась на войне.
Я вглядываюсь в лица их открытые,
В улыбки — просто детские порой.
Глядят на нас солдаты неубитые,
Они — таланты, в землю не зарытые…
А сколько их, таких –
В земле сырой?
Да, скольких поглотили ямы чёрные,
Коль стольких возвратил военный вихрь?!
Сейчас легко статистики-учёные
Дадут ответ.
Но мы не спросим их.
Зарытые таланты не поднимутся.
Несозданная песня не слышна.
Но те, кого на мирный берег вынесла
Победная, последняя волна,
В растерзанных рядах держа равнение,
Сказали, не скрывая ничего,
За всё своё святое поколение,
Где
Павших —
Большинство.
МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА
И меня учили старики:
«Жизнь прожить — не поле перейти».
Поговорке этой вопреки
Я отбухал всю войну почти.
Поднималось солнце за спиной,
Новый день глядел в лицо врагу,
И лежало поле предо мной
Всё равно — в цветах или в снегу.
Растекалось поле впереди,
И твердил я, скорчившись во рву:
«Мне бы это поле перейти,
Ну, а жизнь я, ладно, проживу,..»
Я вставал, шагал, бежал и полз
По траве, по грязи, по жнивью.
Небосвод трещал, как рваный холст,
Рушился на голову мою!
Нынче не припомню всех атак,
Нынче не узнаю тех равнин,
Где бежал за танками и так
В поле не один.
И всё ж — один.
Сколько их встречалось на пути,
Тех полей…
Во сне и наяву
Думал: «Мне бы поле перейти,
Ну, а жизнь я, ладно, проживу…»
Это были длинные поля,
Где ветра гуляли вкривь и вкось,
Это были минные поля,
Пулями пробитые насквозь.
Перед полем я не опускал
Перед боем напряжённых глаз,
А кусок земли пересекал
Каждый раз — всегда в последний раз.
А потом за вражьим рубежом,
Засыпая в хате иль в стогу,
Удивлялся:
«Поле перешёл.
Вот теперь и жизнь прожить смогу…»
ЧЕЛОВЕК ТРИДЦАТИ С НЕБОЛЬШИМ
Снова в сторону прошлой войны
Отклоняется память моя —
На тревожные стогна Москвы,
В полумрак тылового жилья.
Гул последних тревог.
Бытие
На холодном асфальте двора —
Это милое детство моё.
Золотая пора.
Мы, в стихах не расставшись с войной,
Перед нынешним днём не грешим.
Но встаёт между нею и мной
Человек тридцати с небольшим.
Он — отец и хозяин в дому
И творец государственных дел.
Как положено, в детстве ему
Мир и радость достались в удел.
Он не помнит, не знает войны.
Он по солнечной шёл стороне.
Может статься, ему не нужны
Наши строки о прошлой войне?
Иль не слишком важны, наконец,
Для нелёгких раздумий сейчас?
Он — мужчина, поэт и мудрец,
Кое в чём уж поучит и нас…
На судьбу не похожа судьба.
И для каждого — каждый судья.
Хочет он отвечать за себя.
Я хочу отвечать за себя.
Я своё поколенье пою,
Отправляясь в дорогу свою
Снова в сторону прошлой войны,
Перед нынешним днём —
Без вины.
Молчаливый наш спор разрешим
На страницах сегодняшних книг,
Человек тридцати с небольшим!
Мой учитель и мой ученик.
***
Ещё мне снятся сны годов сороковых:
Бегу, бегу, бегу вдоль серых мостовых,
Стою, стою, стою в хвостах очередей,
Гляжу, гляжу, гляжу в глаза учителей!
Спешу догнать друзей,
Нельзя отстать от них!
Томлюсь душою всей
В рядах очередных.
И сердце от тоски
Сжимается опять:
Я снова у доски,
Мне надо отвечать!
И снова я в долгу!
Крошится в пальцах мел:
Не помню! Не могу!
Не знаю! Не успел!
И страх далёких лет
Сжимает грудь мою —
Встаю, беру билет.
Экзамены сдаю.
(Я жил лицом к войне.
Я мёрз и голодал.
Но этого во сне
Ни разу не видал.
Бомбоубежищ тьма,
Полночный вой тревог,
Разбитые дома
Не снились, видит бог!)
Возьму билет, прочту,—
О, кто поможет мне?!
И вновь очнусь в поту
На белой простыне…
Но, может быть, смешно
Такие видеть сны,
Когда давным-давно
Экзамены сданы?
И в глубине двора
Без нас идёт игра,
И в очередь вставать
Не надобно с утра?
Да всё гляжу, гляжу в глаза учителей,
Да всё стою, стою в хвостах очередей,
Да всё бегу, бегу вдоль серых мостовых!
Ещё мне снятся сны годов сороковых.
***
Страшный паводок был на Урале!
Мимо Чкалова сила воды
Проносила дома, и сараи,
И деревья, и белые льды.
Проплывали коровы на льдине,
Жались семьи на крышах домов
Посредине реки, посредине!
Вдалеке от крутых берегов,
Где снующие люди —
С баграми
И с железками в виде петли —
Из бурлящей воды выбирали
Разный скарб, деревяшки, плетни.
Потому что был холод и голод.
В середине военной поры
Из реки
Взбудораженный город
Брал чужого несчастья дары.
Вот уже кое-что на базаре
Понемногу пошло в оборот…
Но конечно же
Всюду спасали,
Пригревали бездомный народ.
Наводнение карты смешало,
Предлагая такую игру,
Где корысти добро не мешало
И корысть не мешала добру.
Словно время людей поверяло,
Удалённых от грозной войны.
Над разгневанным ликом Урала
Лица были просты и ясны.
СТАДИОН
Как на свиданье,
Шёл я на свиданье
К твоим, эпоха, славным игрокам!
Табачный дым и белый пар дыханья,
Смешавшись, уплывали к облакам.
Казался стадион огромным зверем,
Ворчащим и вздыхающим во тьме…
О, не ведите счёт моим потерям,
Мгновенья счастья возвратите мне!
Прошедшие сквозь гвалт эвакуаций,
Стоявшие в рядах очередей,
Мы были не приучены бояться
Шумящего скопления людей.
За нами — переполненные классы
И праздничных гуляний толчея!
И ощущать себя частицей массы
Без книжных наставлений начал я.
Трибуны я оглядывал влюблённо,
Испытывая гордость оттого,
Что каждое движенье стадиона
Не миновало сердца моего.
Что вздох мой повторён тысячекратно,
И обернулся громом звонкий крик!
Я не боюсь, что прошлое обратно
Потребует сейчас
Счастливый миг,
Когда встаю, ликую, торжествую,
В волненье локоть друга сжав рукой,
И остро ощущаю связь живую
С необозримой массою людской!
ПОСЛЕВОЕННАЯ СКАЗКА
Сидит, кусочком хлебушка
Тарелку молча трёт.
Но за кусочек хлебушка
Не выдаст, не соврёт.
И вот тарелка светится,
Сверкает белизной,
Как будто чудо-зеркальце
Из сказочки одной
Ещё движенье корочки –
И выплывет со дна
Холодная, голодная
Последняя война.
Всплывёт с чадящей плошкою
Полуподвальный свод,
И мальчуган с ладошкою,
Протянутой вперёд.
Всё ближе, нестерпимее
В волшебном том кольце
Кричат глаза огромные
На узеньком лице.
Забудь! Другое времечко,
И сказочка не та!
А всё ж – чиста тарелочка,
Тарелочка пуста…
СТРАХИ 44-го ГОДА
В то последнее лето войны,
Расширяя свой мир постоянно,
Мы бежали, отваги полны,
На Советскую площадь, к фонтану.
Через месяц пойдём в первый класс,
А покуда звонки не пропели,
Обливаясь водой, веселясь,
Обитаем в гранитной купели!
Да не долго продлится восторг —
Вот уже над плесканьем и гиком
Дребезжит, заливаясь, свисток
Сторожихи с разгневанным ликом!
Из воды вылезаем, спешим,
На ходу надеваем рубахи,
Между грозно гудящих машин
Пробегаем в паническом страхе.
Этот страх постоянно со мной:
Удираем во двор проходной,
Потому что шаги управдома
Раздаются за нашей спиной
Тяжело, как шаги командора.
Этот страх постоянно со мной:
Вот опять по аллее сквозной,
Затемнённой вечернею мглою,
Старикан бородатый с метлою
За ватагой рысит озорной!
Как колотится сердце в груди!
О, позор и веселие бегства!
И опасность опять позади
В год последний Военного детства…
Немцы были уже не страшны:
В нашем мире
Им не было места
В то последнее лето войны.
ЖЕНЬКА
Целина. Хибарка деревянная.
Треск поленьев. Пение огня.
Девушка прекрасная и странная,
Глаз не поднимает на меня.
Просто чудо —
Скромница, молчальница.
В мире не сыскать такой второй!
Жаль, что разговор не получается —
Не её романа я герой…
Если так — то нечего и спрашивать,
Замедлять шаги перед крыльцом.
Я, как представитель курса старшего,
Вынужден держаться молодцом…
Вот и всё. Походкою упругою
Ухожу к товарищам своим.
…Мы однажды с Женькиной подругою
Через много лет поговорим —
Как потом чудачка Женька грезила,
Думала, грустила обо мне,
Как весенней улицей
Невесело
По моей ходила стороне,
Как с подружкой поделилась тайною,
Что зашла украдкою в мой дом…
Вот какую вещь необычайную
Доведётся мне узнать потом!
Я услышу эту повесть грустную,
Не засну до самого утра,
А потом сквозь забытье почувствую,
Что подушка смятая мокра.
Женя, Женя! Верю и не верю я,
В юность поглядев издалека.
…Вот когда почувствую потерю я,
Вот когда заплачу!
А пока
На пороге дня невозвратимого
Даже вслед тебе не посмотрю.
— Ну и ладно, Женька Никодимова! –
Горько и надменно говорю.
ОЛЕГ ДМИТРИЕВ
ДЕТИШКИ ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Детишки двадцатого века,
В грохочущей гуще Москвы
Для прежних времён человека
Странны и загадочны вы.
Среди лакированных чудищ,
Что землю колёсами мнут,
Мелькает отчаянный чубчик
И бантики крыльями бьют.
Без страха мальчишка наивный
Приходит на аэродром:
Над ним просвистит реактивный
И небо расколет, как гром,—
А он как ни в чём не бывало
Смеётся и тянет ситро…
А вот налетит из провала
Пугающий поезд метро —
Смеётся он — будьте здоровы! —
А сам от горшка два вершка…
Чего ж он боится?
Коровы,
Барана, козла, гусака.
…Он в поезде ехал на дачу,
Отважный и маленький мой,
И вот, сотрясаясь от плача,
Бежит по дорожке домой.
Страдальческий крик его тонок,
Вопит перекошенный рот —
Всего-то и страху:
Телёнок
Стоит у соседских ворот.
Давай поскорее уладим
Трагический этот вопрос
И мягкие рожки погладим
И мокрый потрогаем нос.
Не бойся гудящего леса
И курицы важной, рябой —
Ведь ты не боялся железа,
Летящего перед тобой,
И грома средь ясного неба,
И мелко дрожащей земли!
Домой побеги-ка
И хлеба
Для нового друга возьми.
Потянется тёплая морда
С травинкой на тёмной губе —
И мягко
Живая природа
Уткнётся в ладошки тебе…
ЛИТЕРАТУРНАЯ ВСТРЕЧА
СО СТУДЕНТАМИ ИЗ СТРОЙОТРЯДА
У ПОСЁЛКА ВУКТЫЛ НА ПЕЧОРЕ
Что мне сказать парням из стройотряда
В далёкой и прекрасной стороне,
Когда сегодня счастье и досада
Заполнили мне сердце наравне?!
Что говорю? Зачем стихи читаю,
Под взглядами маяча над столом,
Когда я в этом дне не обитаю,
Когда я весь — в грядущем и в былом?
И становлюсь я сразу юным-юным:
Вновь полон мир целинною страдой,
Полуторку трясёт,
И бьёт по струнам
Ровесник мой, безбожно молодой!
И тут же становлюсь я старым-старым,
На двадцать лет старее, чем сейчас,
И содрогаюсь, словно под ударом,
Под вспышкой нестерпимо юных глаз…
Но, видит бог, я — не старик, не мальчик.
Я не хочу летать через года
Безвольно и безропотно,
Как мячик
От крепких рук летит туда-сюда!
И я вошёл с волненьем незаметным
В сегодняшний наш день
И снова стал
Мужчиною почти сорокалетним
И начатые строки дочитал.
Пришла пора в дорогу собираться.
Спокойно я глядел по сторонам,
Восторг юнца и опасенья старца
Оставив тем, неблизким временам.
ДОРОГА В ГОРУ
Возвратился на круги свои.
На крутом вираже серпантина
Открывается та же картина:
Порт и синее море вдали.
Через год, иногда — через два
Приходил я сюда неизменно
И порою был счастлив безмерно,
Но порою — не плакал едва,
Потому что кончаю подъём
Посредине последнего круга
Я без самого лучшего друга —
Здесь когда-то мы были вдвоём…
Круг за кругом прошёл по горе.
Круг за кругом — по счастью, по горю.
Стал лицом к беспредельному морю,
Приобщился к весенней поре.
Круг за кругом,—
Как будто на пне,
На горе обозначились годы:
Все восторги, тревоги, невзгоды,
Все печали, что выпали мне.
Круг за кругом —
Потери мои.
Круг за кругом —
Мои постиженья.
Зов усталости, жажда движенья.
Друг за другом идущие дни.
Стой и думай,
Лицо утерев
И вернув равномерность дыханью.
И душой привыкай к полыханью
В это утро расцветших дерев.
Постоянной надеждой живи,
Не за (славой гонись, а за словом.
Помни прошлое, думай о новом,
Возвратившись на круги свои.
СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ЗАГРАНИЦЕЙ
Петру Проскурину
Когда наступит день седьмой,
То жди минуты неизбежной:
Душа потянется домой
Из круговерти зарубежной.
Примета? Суеверье? Блажь?
А может быть,—
Закон скитанья,
Когда без жалости отдашь
Всё за короткий миг свиданья
С Отчизной милою!
Сидим
Под сводами случайных комнат,—
Пусть сизый сигаретный дым
Нам дым Отечества
Напомнит!
Нигде так водка не сладка,
Как в скучном номере отеля
Посередине городка,
Нам не известного доселе.
Поговорим, товарищ мой,
И замолчим на полуслове,
Поднимем тост за день седьмой,
За голос Родины и крови!
Пусть мы случайно сведены
И не успеем подружиться,
Тень облака
Родной страны
Равно на лица нам ложится.
Пускай в Отечестве своём
С тобой не встретимся на Пире,—
Поговорим ещё, споём,
Допьём, коль малость не допили.
Ночь. За стеклом, за полутьмой
Шумит, сверкает заграница…
Благословенный день седьмой.
Пускай нам Родина приснится.
***
Смотришь настороженно
В даль чужих полей.
На чужбине
Родина
Кажется милей.
Сердце так устроено.
Только б не забыть
И на милой Родине
Родину
Любить.
***
Вокруг комарья, комарья!
Аж свет застилает, зараза…
И всё же блаженствую я
В кабине застывшего «МАЗа».
Задраены стёкла. Тепло.
Спокойно. Легко. Бестревожно.
Полярною ночью — светло,
И можно читать
Сколько можно.
Дурманяще пахнет бензин,
И надо вставать спозаранку…
Том Диккенса «Домби и сын»
Держу, положив на баранку.
За этим ли рвался душой
На север, как юная птица,
Чтоб мыслью прельститься чужой
И к мудрости книжной стремиться?!
Судьбы изменил колею,
Тревогу вселил в домочадцев,
Затем ли, чтоб в дальнем краю
С придуманной жизнью встречаться?!
Да нет, не за этим!
И всё ж
Как будто приходишь в смятенье,
Коль в сутках больших не найдёшь
Хоть краткого часа для чтенья…
Рассказы бывалых людей.
Костры. Передряги. Маршруты,
И всё же
Из давних тех дней
Всё чаще всплывают минуты,
Когда оставался один,
Блаженствуя в тесной кабине!
Том Диккенса «Домби и сын»
Читал я, раскрыв посредине.
НОНЕШНИЙ ДЕНЕЧЕК
Утро. Нонешний денёчек
Смотрит в окна, входит в дверь.
Обещанье новых строчек,
Обретений и потерь.
Что несёт он —
Радость? Горе?
Может, бурю? Может, тишь?
У него в открытом взоре
Ничего не различишь.
Не загадывай.
Не сетуй,
Коль не знаешь, что — потом.
Но своей дорогой следуй,
Но своим иди путём.
И, чего бы ни случилось,
Друг, душой не покриви!
Постарайся, сделай милость,—
День достойно проживи.
Чтоб душа твоя в итоге
Поглядеть могла всегда
В день грядущий —
Без тревоги,
В день прошедший —
Без стыда.
ЭКСКАВАТОРЩИК
О чём задумался, о чём
Над этим битым кирпичом,
Над покоробленным железом?
О ком задумался, о ком
Перед горящим костерком
Над этим гибельным разрезом?
Ты греешь руки, человек,
Которому двадцатый век
Доверил право разрушенья
Бараков и особняков,
Чтоб возвести до облаков
Бетонные сооруженья.
Но сам-то ты, но ты-то сам
Был сыном маленьким домам
Замоскворечья и Арбата.
Ты, может, пришлый,
Из села,
Где матерью твоей была
Избушка, мазанка иль хата?
О чём задумался, о чём
С рожденья бывший москвичом
Иль ставший им совсем недавно?
О ком задумался, о ком,
Ковш, полный сором и песком,
Переворачивая плавно?
Тебе порой, наверно, жаль,
Что стены взламывает сталь —
Подобье бомбы и снаряда.
Порой доволен ты собой,
Мельком взглянув в стенной пробой,
Поскольку всё идёт как надо.
Но труд дневной кончать пора.
Ты греешь руки у костра.
В автобусе, в объятьях кресел,
То ли с поминок мчишь домой,
То ли с пирушки, милый мой,
Поди узнай: то хмур, то весел…
Олег Дмитриев (1937 – 1993)
Цитируется по:
День поэзии 1988. Москва:Сборник. – М., “Советский писатель”, 1988, 192 стр. * * *
Мало быть к Москве причастным,
Штампик в паспорте иметь.
Надо быть к Москве пристрастным:
Знать, что золото, что медь.
Надо в матушку-столицу
Быть влюблённым без ума,
Надо, как знакомых лица,
Знать старинные дома.
Знать все улицы на память,
Переулки назубок –
Да столица велика ведь…
Это вряд ли кто бы смог.
Раньше варварские орды
Рушили дома, дворцы,-
А сейчас, собою горды,
Архитекторы-«творцы».
Мало, гневаясь для виду,
Кулаками потрясать –
Надо стольный град в обиду
Никому не дать, спасать!
Как московские фанаты,
Забывая свой покой –
Щербаковские палаты,
Древний вяз на Поварской.
Коль Москвой ты возгордился,
Коль Москве отдался весь,
То не важно, где родился:
Значит, ты москвич и есть!
Лишь сердечность и участье
У Москвы сейчас в цене:
Коренным быть – Это счастье.
А исконным – Так вдвойне.
ВЕЧЕР У МОРЯ
Закончены труды, Нескоро ночь настанет,
Хоть терпко От воды Прохладой влажной тянет.
Неяркие тона, Лиловые оттенки.
На мол летит волна, Слоняется у стенки.
А город за спиной, Сияющий, подробный,—
Как будто слюдяной И неправдоподобный!
Упругой чайки лет, Красив и громогласен,
Ещё раз подчеркнёт, Как этот мир прекрасен!
Намаялся, поди, За долгий день, сердяга?
У моря посиди, Почувствуй сердцем: благо.
Поверь, что жизнь добра И к молодым и к старым —
Такие вечера Она даёт задаром!
Весь мир вбирай в себя С дощатого настила!
И бог тебе судья, Коль всё тебе постыло.
О, нет, не исказят Наш вечер долгожданный
Ни брань, ни мрачный взгляд, Ни голос полупьяный.
Ты злишься, может быть, Ты хмур и недоволен —
Но вечер изменить Сейчас никто не волен,
Когда для большинства Уставшего народа
На грани волшебства Творит его природа!
*
Посмотрела печально и странно.
Помолчала, потупила взор
И ушла, как уходит с экрана
Роль свою доигравший актёр.
Но потом, почему- неизвестно,
В день каких-нибудь дел и забот
Не ко времени и неуместно
Резкий профиль её промелькнёт —
То ли в памяти, То ли в витрине,
То ль в трамвае за мутным стеклом.
Ты легко с ней прощаешься ныне…
А тогда загрустишь? Поделом.
Вспомнишь женщину, Рокот прибоя,
Море синее в сетке ветвей.
Как узнать, Что уносит с собою
Уходящий из жизни твоей?
И зачем появляется снова,
Как бы душу дразня:
«Не забудь!»
И опять исчезает без слова,
Ничего не желая вернуть?!
*
Шагаешь через длинный двор, И снова — вот напасть! —
Твой торопливый взор, Как вор, За чью-то шторку — шасть!
Нет-нет, подглядывать нельзя! Рассудок вопиёт,
Да взгляд уже, легко скользя, По комнате снуёт:
По лицам и по потолку,
По книгам и по сундуку,
По снеди на столе,—
Его обратно завлеку
И опущу к земле.
Но всё равно, но всё равно
Горит в глазах моих окно,
И часть судьбы иной,
Как это, право, ни грешно,
Останется со мной.
Ах, то, что в первых этажах,
Уносим мы в своих глазах,
Не зная для чего.
Всё разум взвесит на весах —
Спросите у него.
Да он давно уж постарел!
Твердит: «Нельзя! Ну-ну…»
А взгляд-то, неслух и пострел,
Опять прилип к окну!
Он неприличен, спору нет,
Да вновь какой-нибудь секрет
Он выведал уже.
Что ж — любопытство и запрет
Живут в одной душе.
Идёшь, смутясь и веселясь,
Себя поймав в который раз
На маленьком грешке,
И жизнь чужая, засветясь,
Живёт в твоём зрачке!
***
Друг пейзажа городского, Брат летящих мостовых,
Я тебя не встречу снова Там, где ждать всегда привык.
Без тебя живу на свете, Потому и не зову
Посмотреть, как в годы эти Перестроили Москву.
Переулки, где любили Мы с тобой беседу весть,
Там — проспектами пробили, Там — оставили как есть.
Я живу на переломе. Новый день берёт своё:
В лязге, скрежете и громе Наземь рушится старьё.
Исчезают в чёрной яме Двор, ограда, фонари,
Но недолго пустырями Остаются пустыри —
Взметены в ночное небо Башни, как столпы огня!
Ты в квартале этом не был Ни со мной, ни без меня.
Возле нового строенья, Как в неведомом краю,
Никогда не встречу тень я Одинокую твою…
Правит здесь иное время, Это время — не твоё.
А твоё — не только с теми, Кто ушёл в небытие,
Но со всем, что остаётся От Москвы твоей родной,
С теми, друг, в ком отзовётся Тихий голос твой.
Со мной.
Друг,
витает голос твой Над вчерашнею Москвой.
Вновь по белой колоннаде, По затейливой ограде
Пробежал твой силуэт
За звездой падучей вслед…
......
ОТЕЦ ТОВАРИЩА
Тихо свожу с крыльца Не своего отца.
Сына его куда-то Вызвали доктора…
Нянька вошла в палату: «Сын,— говорит,— пора!»
Ноги едва волочит Этот старик больной.
Что ему напророчит Лекарь очередной?
Входим, откинув полог, В сумрак морских глубин.
Шепчет мне рентгенолог: «Вы оставайтесь, сын…»
Старец окутан странным Облаком, синей тьмой.
Встал он перед экраном, В локоть вцепившись мой.
Вздрогнул. Устал? Боится? В тягостной тишине
Словно большая птица На руку села мне.
В пору сорокалетья, Как ни крепка рука,
Все мы, конечно, дети Каждого старика.
Трудно смотреть на солнце,
Нужно
смотреть вперёд —
Может, и мы проснёмся Старыми, в свой черёд.
Всё. Застегнём одежды. Двинемся до крыльца.
Сын подбежал: «Да где ж вы…» Под руку взял отца.
Вновь у его постели Долго сидим вдвоём…
Время идти. Без цели Парком пустым идём.
Шаг проминает глину — Горестная печать.
Надобно мне и сыну Чуточку помолчать.
Выпить потом по сотке Тёмного коньяка.
Оба мы — дети всё-таки
Каждого старика.
*
Душа была чиста и молода, Когда я мог влюбляться в города,
Когда спешил, как к женщине, К Одессе,
Как по любимой, тосковал по ней!
Ни слова не выкидывал из песни,
Ни дня не забывал из прежних дней!
Едва не задыхаясь от любви,
Я находил заветные свои
Сады, дворы, проулки и фасады,
И, если время не щадило их,
Признаться, чуть не плакал от досады
На выбеленных солнцем мостовых!
Никто, бывало, в первые три дня
Не мог застать в гостинице меня —
Не потому, что наносил визиты
Одесским многочисленным дружкам!
Мне так хотелось одному, без свиты,
Прийти скорее к милым уголкам…
Я был ревнивцем. Мой горящий взгляд
Осматривал пристрастно всё подряд:
У города я требовал свидетельств
Любви ко мне
В ответ на эту страсть!
Искал, то сомневаясь, то надеясь —
След прежних встреч не должен был пропасть.
Счастливый, приезжал домой, в Москву,
И вновь Одессой грезил наяву,
И вновь любовь просила утоленья!
О годы невозможные, когда,
Как видится сейчас, На удивленье
Душа была чиста и молода!.....
ПРОСТЫЕ ДЕЛА
Кто-то утром идёт в магазин,
Раскладушку несёт в мастерскую…
Этот быт мне давно не грозил,
И в разлуке с ним
Я не тоскую.
Кто-то мог о семье, о родне
Говорить на скамейке часами,
Но такой разговор не в цене
В наши дни,
Понимаете сами.
Жизнь свои предъявила права!
Самолёты, вагоны, подмостки,
Размышленья, застолья, слова, –
И кружилась порой голова
На далёком земном перекрёстке!
Сколько лиц и протянутых рук,
Сколько споров, приятельств, раздоров!
Посвист ветра, колёс перестук
И гостиничных лет коридоров!
Но однажды, сойдя на ходу
С карусели,
Уйдя с карнавала,
Я прошёл за бедою беду,
А душа, между тем, узнавала,
Что от разных напастей, от зла,
От отчаянья в трудные поры
Берегут нас простые дела
И простые хранят разговоры…
Узнавала – да знанье не в счёт,
Если жизнь так, как прежде, течёт.
Поломали на свитке печать,
Только некогда было читать.
А прочли – так пора не пришла
Жить иначе,
Простые дела…
ПРИГЛАШЕНИЕ ДРУГА
Я жду тебя, как ветра в зной,
Как доброй вести.
Я жду, как прежде, милый мой,
На том же месте.
Сколь был широк беспечный круг
У нас вначале!
На том же месте, милый друг,
На той печали.
Вернуть весну перед зимой
Не в нашей власти.
На том же месте, милый мой,
На том же счастье.
Не раз звучал печальный звук
В весёлом хоре.
На том же месте, милый друг,
На том же горе.
Не раз мы в ярости немой
Сжимали руки!
На том же месте, милый мой,
На той разлуке.
Нe говори, что недосуг!
Я жду, как прежде,
На том же месте, милый друг,
На той надежде.
ВСТРЕЧА
Брёл, недоброй вестью опечален,
По траве, по гравию аллей,
У каких-то строек и развалин —
Всё не становилось веселей.
Мне навстречу женщина седая
В штопаном, застиранном платке.
На больную ногу припадая,
Шла с корявой палкою в руке.
Старый плащ, нелепые ботинки:
Видно, волю победил недуг.
Выцвели глаза,
И ни кровинки
В молодом ещё лице…
И вдруг
В сердце мне
Стремительно и властно
Тёмная ударила волна:
«Вот она — воистину несчастна!
Вашим бедам разная цена».
Сердце только сжалось, возражая,
И не стало небо голубей.
Справедливо, что беда чужая
Нашу боль не делает слабей.
Прежняя беда со мной осталась,
Старая печаль была со мной,
Да ещё кольнула сердце жалость
К женщине усталой и больной.
***
Осень. Улочка пустая.
Монастырская стена.
Льётся песенка простая
Из подвального окна.
Там как будто мастерская…
Там бесхитростный мотив
Обитает, развлекая
Малолюдный коллектив.
Стихла песня, отзвучала…
Да над ней —
Не наша власть:
Скрип, шипенье,
И с начала
Звонкой струйкой полилась!
Чьей душе она созвучна
В этой мелкой мастерской,
Почему другим не скучно
Слушать песню день-деньской?
Никакого нет ответа,
Почему она одна
Нынче с позднего рассвета
В тихой улочке слышна.
Но под пенье радиолы
Слишком ранняя заря
Зажигает окна школы
Во дворе монастыря.
Завершился, как обычно,
Труд людей мастеровых.
Ненавязчивый мотивчик
Окончательно затих.
Тишина. Листва слетает
С монастырских тополей.
Да чего-то не хватает
Тихой улочке моей.
Словно это чья-то радость
К нам случайно забрела.
Побыла, да не осталась
И ушла — не позвала…
ТЁПЛЫЙ СТАН
Я видел городов немало,
Где сохранилась старина.
Их берегла, их обнимала
Большая чёрная стена.
И путник, выходя из чащи
К воротам града своего,
В вечерний час
За тьмой молчащей
Едва угадывал его.
…Вчера в лесу за Тёплым Станом
Врасплох застал нас мрак ночной,
И мы с каким-то чувством странным
Тропе доверились одной.
Недолго, молча и устало
Мы шли,—
И вдруг тропа пошла
Налево,
И глазам предстала
Стена из света и стекла!
Смешно, и всё же в век прогресса
Я испугался не шутя,
Что город пред стеною леса
Был беззащитен, как дитя.
Что он стоял с душой открытой
На кромке каменной земли
И стены тонкие защитой
Быть горожанам не могли.
Да новый город не боялся
Ни тьмы ночной, ни мглы лесной,-
Вовсю огнями рассиялся,
Как рассмеялся надо мной!
Легла под ноги мостовая.
Я оглянулся —
Лес затих,
Пропал во мгле, не выдавая,
Как встарь,сокрытых дум своих…
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Вот я опять увидел, проплывая
На белом теплоходе по реке,
Ряд ближних крыш, развалины сарая
И мост над старым руслом вдалеке.
Тая в себе заливистые трели
И голоса мальчишеской поры,
В мои глаза бесстрастно посмотрели
Двадцатилетней давности боры.
Да ведь у них своё летосчисленье,
И, время лишь по-своему ценя,
Спокойны и мудры,
Без сожаленья
Они сейчас взирали на меня.
На что им знать, как много жизнь вместила
В те два десятка лет — в судьбу мою:
Печалила, одаривала, мстила,
У гибели держала на краю!
На что им знать, что больше мальчик грустный
Босой ногой не ступит на росу,
Коль мимо теплоход плывёт
И грузный
Мужчина встал у борта на носу!
Для них иначе эти годы длились,
Их не терзал топор, не жгли костры.
Какое счастье, что не изменились
Двадцатилетней давности боры!
И можно видеть, как по чаще дикой
Бежит мальчишка тот,
Измазав рот
Продолговатой, крупною черникой,
Свистит в два пальца и друзей зовёт!
И с берега следит за теплоходом,
Мечтая очутиться на борту!
И после будет долго, год за годом,
Идти сюда, ко мне — в свою мечту…
ДВА СИЛУЭТА
I. РОКСАНА
Только имя осталось: Роксана.
Лёгкий абрис. Намёк. Силуэт.
Только имя, звучащее странно,
Словно крик запоздалый вослед.
Да какой-то короткий отрезок
Неприжившейся старой Москвы:
Переулочек, плеск занавесок
Над скамейкою в гуще листвы.
Вот и всё. Это мало иль много?
Не раздвинешь руками года.
Если мыслить спокойно и строго,
Это просто пустяк, ерунда…
Но зачем же звучит окаянно
Через тысячи прожитых дней
Невозможное имя: Роксана —
Отзвук юности давней моей?!
Только имя? А ветер полночный,
Скрип шагов по пустой мостовой?
Говор медленный. Облик восточный.
Миг короткий, поныне живой!
Где же пряталось это до срока?
Для чего по ночам повторять
Имя странное, зов издалёка?!
Вновь найти и опять потерять.
II. ТОВАРИЩ
С ним ходил через горные реки,
Где вода тяжелее свинца.
Но тогда мы расстались навеки,
И теперь уж не вспомню лица.
Вспоминаю лишь смуглую руку,
Молодую, литую почти:
Мы тогда помогали друг другу
Реки горные перейти…
***
Не молодой, не старый,
Иду к вам от Кремля,
Московские бульвары —
Мои учителя.
Ступил в свои следы я,
И вас не скроет тьма,
Наставники седые —
Московские дома.
Прошу для вас отсрочки,
Но срок приходит дню,
И я поодиночке
Любимых хороню:
Чугунную ограду,
Витой излом крыльца
И эту колоннаду
Недолгого дворца.
Бараки и чертоги,
Проспекты и дворы,—
Я знаю, педагоги,
Как были вы добры,
Как были вы суровы!
И до скончанья лет
Запомню ваше слово,
Запомню ваш завет.
Когда сомненья мучат
Мне слышатся слова:
«Москва всему научит!»
И я учусь, Москва.
***
ПРЕЖНИЙ СЧЁТ
Со старым другом —
Десять лет,
Ни дружбы, ни вражды.
Такой уж вышел камуфлет.
Нас помирить пытаться? Нет,
Напрасные труды.
Он мне кивает, я — ему.
Расходимся опять.
Воскликнет кто-то:
«Не пойму!»
Да не охота
Никому
В чём дело объяснять…
Да только память иногда,
По старым адресам,
Уводит в дальние года,
В оставленные города,
К забытым голосам.
Там вновь со мною старый друг.
Он прямодушен, смел,
В движеньях быстр, тяжелорук,-
О, взять такого на испуг
Никто бы не сумел!
На нём
Угрюмый Небит-Даг,
Горячие пески
Оставили свой тайный знак!
К нам обращаться только так
Привык он:
«Мужики…»
Отважной жизни ореол!
Глубинный матерьял!
Стихи отличные! Орёл!
Какого друга я обрёл!
Какого потерял…
У жизни логика своя.
И, сняв с души обет,
Я за поэтом, грусть тая,
Не повторил:
«Печален я,
Со мною друга нет…»
Напротив, был разрыву рад:
Часы последних встреч
Так нестерпимо тяготят.
А кто был прав, кто виноват?
Да не об этом речь!
О том, бишь, речь,
Что в давнем дне
Остался прежний счёт –
— Подходит старый друг ко мне,
И бьёт легонько по спине,
И крепко руку жмёт.
БЕДОЛАГА
За картиной обычной
Взгляд не очень следит.
У оградки больничной
Бедолага стоит.
Коли вылез из гипса,
Унывать не резон —
Прибодрился, постригся,
Прихромал на газон.
Вот уж, господи, право,
Повезло чудаку:
Кувыркнулся в канаву
По второму ледку.
Вот судьба — всё ей мало!
Не его ли, спроси,
С крыши наземь срывало,
С ног сбивало такси?
Он о прошлом не судит,
Забывает беду.
Ну, а что ещё будет
У него на роду?
Может, всё без остатка
Пережил из невзгод,
И спокойно и гладко
Дальше жизнь потечёт?
Но счастливый билетик
Очень трудно достать…
Вот один кибернетик
Как-то смог подсчитать,
Что на новые боли
И на горечь обид
Шансы битых поболе,
Чем у тех, кто небит.
Ну, дела!
Только это
Чудаку невдомёк.
В рукаве — сигарета.
Разгоняет дымок.
И глядит без печали,
Выплывая со дна,
В те недальние дали,
Где, обратно, хана.
Небольшая отвага,
Невысокая честь,—
Да на то бедолага
Бедолага и есть,
Чтоб закинуть за плечи
Горе-беды в узле.
Чтоб счастливым
Полегче
Было жить на земле.
***
«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Перед равненьем строк,
Может быть, вы встанете,
Милые, хоть на денёк?
Может, из мрака выйдете,
Щурясь на яркий свет?
Милые, вы нас видите?
Мы вас — нет.
«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Пишем — в какой уж раз!
Может быть, вы знаете,
Как мы тоскуем по вас?
Вновь нас с собой уводите
В давние те года…
Милые, вы нас помните?
Мы вас — да.
«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Платим свои долги.
Изредка в снежной замяти
Чудятся ваши шаги.
Может, в потёмках ищете
Свой заметённый след?
Милые, вы нас слышите?
Мы вас — нет.
«Памяти…»
«Памяти…»
«Памяти…»
Строчка тонка, как нить.
Снова вы душу раните
Тем, кому выпало жить.
Только испили люди те
Горечи навсегда…
Милые, вы нас любите?
Мы вас — да.
***
Всё новое
Казаться лучшим
Нам будет —
Хоть на малый срок,—
Пока мы душу не научим
Бесстрастно подводить итог.
Победою сиюминутной
Мы возгордимся, может быть,
Покуда правды абсолютной
Не сможет время нам открыть.
Новорождённое творенье
Дороже старого для нас,
Пока не восстановит зренье
Простую пристальность
В свой час.
Не поддавайся юным чарам,
Не тщись о прошлом забывать!
Всегда ли новое над старым
Обязано торжествовать?
Будь неподатлив воле моды
И указующим перстам.
Не жди, когда промчатся годы
И всё расставят по местам.
Сам восходи до откровенья:
Всему есть верная цена!
Они цепи единой звенья —
И старина и новизна.
НЕЗНАКОМЫЙ ПЕРЕУЛОК
А направо — незнакомый переулок!
Целый мир за белым прячется углом,
А оттуда комья пуха и окурок
Летний ветер выгоняет помелом!
Если детство — то немедля, без оглядки
Юркой ящерицей за угол метнись,
И пускай с тобою в салочки и в прятки
Поиграет там таинственная жизнь!
Если юность — то не что-то, а кого-то
В глубине дворов и окон разгляди
И лети в вираж другого поворота,
Потому что всё на свете впереди!
Если зрелость — то рассматривай фасады,
Уносясь душою в прожитые дни.
Уходящего пронзительные взгляды
Для грядущего подольше сохрани.
Если старость — то взгляни и мимо шествуй
Иль присядь на кособокую скамью,
Потому что переулок неизвестный
Лишь длинней дорогу сделает твою.
Переулок! Незнакомый переулок!
Целый мир за белым прячется углом,
А оттуда комья пуха и окурок
Летний вечер выгоняет помелом!
СУВОРОВСКИЙ БУЛЬВАР
Там, где авто скрываются в туннеле
И вновь из тьмы являются на свет,
Шумел бульвар,
Скамейки зеленели,
Ждала меня подружка школьных лет.
И ничего на память не осталось
На гладкой мостовой от той поры,
Когда рука легко руки касалась
В пылу полулюбви-полуигры…
Придёшь сюда и не поверишь сразу,
Что здесь пространство пело и цвело:
Шумит туннель,
И не приставишь к глазу
Зелёное иль синее стекло,
Чтоб на волшебной выявить картине
Большой бульвар и сумерки над ним,
Чтоб девочка стояла посредине
В переднике с карманом накладным…
Движенье стрелок,
Взявшее над всеми
От века установленную власть!
Но где-нибудь хранится наше время,
Живёт пространства маленькая часть!
И там сегодня, без вина хмелея,
Я в жёлтых листьях, в ливнях и в снегу
По голубой от сумерек аллее
Навстречу русой девочке бегу!
Бульвар, а ну-ка снова стань длиннее,
Наполнись предвечерней теплотой!
Пусть наша память
В сумрачном туннеле
Тебя рисует кистью золотой!
***
Остатки стен и ржавые каркасы
Над россыпями щебня и стекла
Ребята видят по дороге в классы.
А здесь недавно улица жила…
Им некогда смотреть за огражденья,
Ушедшей жизни слушать голоса,
Стремительным, привыкшим от рожденья
К строеньям, уходящим в небеса!
Квартал был двухэтажным, шумным, длинным.
Да вот ведь —
Не успел и помереть,
Как юность, равнодушная к руинам,
Его спешит из памяти стереть.
Что мальчику в домишке деревянном?
Что девочке во дворике сыром,
Заросшем лебедою и бурьяном?
Что завтра горевать над пустырём?
И светел лик, и голос беспечален,
И радостны движенья малыша!
Над сумрачными душами развалин
Звенит его весёлая душа.
Во всём он прав! Ему какое дело,
Что ветер паклю рвёт из стен седых,
Что чьё-то детство быстро пролетело
В домишках жалких, в двориках сырых!
Мои печали — не его забота.
Растерянно гляжу вослед ему
До самого угла, до поворота.
Да нет, он не оглянется.
К чему?
ЖИЗНЬ
Памяти А. Г. Нордкина
Уходит день, негромко гомоня.
Горит луны недремлющее око.
Старик глядит с тоскою на меня,
Как будто поступаю я жестоко.
Как будто бы в дороге иль в бою
Его больного, слабого бросаю
И, пряча взгляд, бегу
И жизнь свою
Ценой расчёта подлого спасаю.
Но старец мудр.
Он знает: всё не так,
Он сам поддался слабости минутной.
Нечётко разделяет свет и мрак
Ночной костёр полоской дыма смутной…
Старик, старик, не надо, не жалей!
Гляди на мир сквозь расползанье дыма:
Ты не увидишь старости моей,
Мне молодость твоя недостижима.
Как интересно жизнь на жизнь легла
В тридцатилетней части совпаденья:
Его — от зрелых лет к концу влекла,
Меня — тянула в зрелость от рожденья!
Что было в прошлом — это всё его.
Что в будущем — моё, хотя б отчасти.
Во времени
Единство и родство
Ни длить, ни сокращать не в нашей власти.
Старик, вернёмся!
Посидим в избе.
Когда тебя возьмёт земля сырая,
Я буду жить и помнить о тебе,
Как прежде жил ты, обо мне не зная…
ПАМЯТЬ
Сучим воспоминаний нить,
Груз памяти несём.
Как много надобно забыть,
Чтоб помнить обо всём!
Десятки личных мелочей,
Недавно важных дат
Навек уходят в мир ничей
И не придут назад.
Не так ли, брат,
Туда-сюда
Шатаясь на бегу,
Стирает тёмная вода
Следы на берегу?
Чем дальше жить, тем тяжелей
Увидеть в давнем дне
И девочку в тени аллей
И старика в окне.
Как будто ты над прошлым взмыл,
И волей вышины
Все улицы, где рос и жил,
Отличий лишены.
И всё ж — негаданно, со дна,
Забвенью вопреки,
Всплывают лица, имена,
Строенья, городки!
А те, что прячутся на дне
В потёмках глубины,
Ни новым дням, ни старине,
Наверно, не нужны.
Не в них, наверно, видит суть
Спокойный человек,
Верша свой многотрудный путь
И для свой долгий век.
Но отчего тогда печаль?
Да жалко с прошлым рвать
И, оборачиваясь в даль,
Всё меньше узнавать!
Мы тем трудней,
Чем дольше жить,
Груз памяти несём.
Как много надобно забыть,
Чтоб помнить обо всём.
ФЛОРА
Откроется ль
Когда-нибудь науке:
Растения испытывают муки
Наследственной, врожденной немоты?
Деревья нам протягивают руки,
Издалека кивают нам цветы.
Трава нежданно ноги оплетает,
Бежит за нами вслед, не отстаёт.
Куст проходящих за рукав хватает,
Как нищий или пьяный у ворот.
Но мгла преображает мир растений!
И за оконной рамой
Мир смятений
Гудит, шумит, срывается на крик!
Неужто не придёт на землю гений,
Который разгадает их язык?
Тайком от всех пожмите руку клёна,
Погладьте светлый тополь по коре,
Хотя б на миг,
Хотя бы незаконно
Приблизьтесь к замечательной поре,
Когда мы их поймём…
И верьте в чудо,—
Что в шуме трав, среди лесного гуда,
Надеясь наконец наш слух привлечь,
Звучит ещё невнятная покуда,
Пока ещё непонятая
Речь!
ОСЕННИЙ БОР
Шагаю грузно,
Чуть хромаю
В круженье листьев золотых.
Теперь, с годами, понимаю:
Природа любит молодых.
Когда-то по лесу шатался
И не слыхал свои шаги!
И серый камень не пытался
Выскальзывать из-под ноги…
Легко сбегал на дно оврага,
О ствол не тёрся рукавом,
Какая дерзкая отвага
Звенела в теле молодом!
Теперь не то —
Скольжу по глине,
С ноги сбиваюсь у корней.
Пальто во мху и паутине,
А лес чем дальше,
Тем грустней.
Блестит среди стволов и теней
Реки далёкая вода…
Переменился бор осенний,
Переменился навсегда!
Он только юных привечает,
Лишь к молодым благоволит!
А зрелых —
Если не печалит,
То, видит бог, не веселит.
***
То ли сосны гудят,
То ли ветер поёт,
То ли, путая наши дела,
Вдохновенная птица бросает вразлёт
Два своих белоснежных крыла!
Слева морщила воду большая река,
Билось море в другой стороне,
И хотел я, как птица, пронзать облака
И, как птица, царить в вышине!
И ещё мне хотелось идти одному
По сырой прошлогодней траве,
Чтоб случайно на ум не пришло никому,
Что я с белою птицей в родстве…
Птица знает об этом,
Ни с кем не делясь
Из крикливой пернатой семьи.
Продолжает со мною незримую связь,
Возвращаясь на круги свои.
Я живу, напрягая и зренье и слух,
Помня пращуров наших простых,
Чтобы белый костёр надо мной не потух,
Чтобы посвист крыла не затих!
Свищет ветер, и рамы в окне дребезжат,
И за дверь выбираться не след…
Но снаружи к стеклу
Тайной силой прижат
Белой птицы сквозной силуэт!
***
Морским песчаным долгим берегам
Моя душа обязала стократно.
Когда волна ползла к моим ногам
И отходила медленно обратно,
Я понимал, чего хотел прилив,
В чём заключался вечный труд отлива…
Когда ракушки, ил и камни скрыв,
Их море вновь являло терпеливо.
Две истины открыла мне вода,
У берега отсвечивая бледно:
«Всё в мире исчезает без следа»,
«Ничто на свете не пройдёт бесследно».
***
Следи, как с дерева слетает
Листва,
Следи, как каждый лист
То в воздухе узор сплетает,
То кружит, как мотоциклист.
То падает, как камень рыжий,
То по невидимой прямой
Скользит стремительно —
Как лыжник
Несётся с горочки зимой.
Не постигая тайных знаков,
Мы с сожаленьем говорим:
Сколь трепет листьев одинаков,
Столь их полёт неповторим!
Но что за блажь —
Срываясь с веток
В прощальный путь, в печальный путь,
Стараться где-то напоследок
Свою необщность подчеркнуть?!
Но отчего же, отчего же
Мир покидающий близнец
Так не желает быть похожим
На милых братьев
Под конец?!
Как будто летом и весною
Он ждал осенних холодов
И самой страшною ценою
Сегодня заплатить готов
За это волеизъявленье!
За упоительный полёт!
Он жизнь свою без сожаленья
За миг прекрасный отдаёт!
***
Снежинка в окно залетела,
Растаяв на гладком столе.
Какая душа захотела
Меня разыскать на земле?
Листок закружился устало,
Неслышно прилип к рукаву.
Какая душа угадала,
Что я её втайне зову?
Миндаль за неделю до срока
Решил перед домом расцвесть.
О чём, из какого далёка
Мне послана добрая весть?
Нежданно вздохнувшие воды,
Шум дерева, шелест куста…
О скрытые знаки природы,
Вы посланы мне неспроста!
Вы посланы мне не случайно,
И в каждом — на дне, в глубине,-
Наверное, прячется тайна,
Разгадка которой
Во мне.
ПРИРОДА
Я — часть твоя,
Твое дитя,
Природа!
Но, словно пред тобою не в долгу,
Когда стенает в мире непогода,
Я счастлив и спокоен быть могу.
Зато, когда во мне бушуют страсти,
Бывает мир невозмутимо-тих:
Ты не желаешь принимать участье
В сомненьях и волнениях моих.
Но целое с частицею
В раздоре
Жить не должно, гармонию губя!
Быть может, мне —
И в радости и в горе —
Ты не мешаешь осознать себя?
Мать мудрая
На сына не в досаде,
Когда подчас он безразличен к ней
И, если он с самим собой в разладе,
Не мучает опекою своей.
Вот так и ты —
Ненужную заботу
Отводишь от созданья
Чтоб всё сильнее
Я любил свободу»
Всё дольше помнил
Кровное родство!
ОБЛАКА
Какую власть имеют над тобою
Скользящие по небу облака?
Ты только что была моей судьбою
Теперь ты безнадёжно далека.
Твоя Надежда в небесах витает,
И, к облаку пристроившись легко,
Твоя Любовь на север улетает,
И Вера светит где-то высоко!
Ты на Земле.
Но нет тебя со мною.
Ты рядом не окажешься,
Пока
Все тянутся над нашей стороною,
Как братья птиц весенних,
Облака…
Я выше ростом, только отчего-то
Нестранно знать,
Что прямо надо мной
Плывёт твоё лицо —
Вполоборота
К моей невосхищённости земной.
И навзничь я упал в прохладный клевер,
Чтобы глаза увидели с земли
Твоё лицо,
Летящее на север —
Там, где над миром облака текли!
ПОСОХ
Из ветви выстругали посох,
Тяжеловатую клюку.
Не страшно на крутых откосах
Теперь седому старику.
Не раз его в оврагах здешних,
В дни радостей и в дни тревог,
Кормил и привечал орешник,—
И вот опять ему помог.
Да старику немного жалко,—
Как будто в том его вина,
Что полированная палка
Коры и листьев лишена.
Идёт он трудно,
Дышит туго.
Он сам себе покой смутил,
Как будто что-нибудь
У друга
Тайком из дома прихватил…
Зачем напрасно душу травишь?
Ну, что ты там ни говори —
Обратно ветку не приставишь,
Не вырвешь зелень изнутри!
Молчит старик, безвинныи грешник.
Прилёг под куст: тяжёл подъём…
Над ним качается орешник,
Шумит о чём-то о своём.
В том шуме — злая непогода
Или земная благодать?
Но что там думает природа,
И старикам не разгадать…
***
Вот встретились в небе над веткой
Бездушный свинцовый комок
И сердце за хрупкою клеткой,—
Ты счастлив, умелый стрелок.
И птица не спросит, не спросит,
Зачем её жизнь коротка,
Когда её тельце отбросит
Твоя удалая рука.
Ты снова, прищурившись, метишь,
Без промаха бьёшь в высоту.
И сам-то скорей не ответишь,
Зачем её так — на лету…
Да, если бы птицы не пели,
То, хочешь, не хочешь ли знать,
Едва ль у твоей колыбели
Певала бы добрая мать.
ПЕСНЯ ЛЕТА
Я насвистывал песню лета,
Взяв мотивчик на час взаймы,
И она отзывалась где-то
В неподвижном лесу зимы.
Напевал, как попало ставил
Мне одолженные слова.
Не подумайте — снег не стаял
И не выпросталась листва!
Было холодно, влажно, мглисто.
Воздух взбалтывая сырой,
Эхо голоса, эхо свиста
Приближалось ко мне порой.
Луч, светящийся вполнакала,
Хвою сумрачную прожёг,
Словно лето напоминало,
Что пора возвращать должок.
Все слова и мотивчик славный
Я отдал и пошёл назад
В начинавшийся Сильный,
плавный,
Предугаданный снегопад:
Не останется без ответа
По законам простой игры
Песня лета, ах, песня лета,
Прозвучавшая до поры!
***
Ты бремя лет превозмогла,
Пускаясь в долгий путь,
Когда из прошлого пришла,
Не постарев ничуть.
К чему бросаться взглядом вспять,
Угадывать черты?
Тебя не нужно узнавать —
Конечно, это ты.
Та, туфли скинувшая вдруг
И в тоненьких чулках
Бегущая под визг подруг
На праздничных снегах!
Но стёрт давно Тот лёгкий след
Ветрами бытия…
Переменился белый свет.
Переменился я.
Лишь неизменен облик твой,
Зовущая к добру,
Как будто ты водой живой
Умылась поутру!
Весёлой юности глоток
Обжёг мою гортань,
Но тут же Сам себе, жесток,
Сказал я:
«Перестань!
Невозвратима та любовь
На лоне декабря!»
И на тебя взглянул я вновь,
Как будто говоря:
Нет, жизнь нам права не дала
И на святую ложь
Коль ты из прошлого пришла,
Ты в прошлое уйдёшь!
Туда, где я остался сам
Счастливым, молодым.
Твой ясный взгляд мне больше там,
Чем здесь, Необходим.
*
Вдруг однажды сбиваешься с шага,
Оглянувшись на годы свои
И увидев, что высшее благо —
Это дни безответной любви!
Обретенья, успехи, утехи…
Скучной кажется их череда:
В нашей жизни заметные вехи
Оставляют печаль да звезда,
Что стояла над садом, над домом
Равнодушно,— Ты чувствовал сам,
Как нелепо с надсадом, с надломом
Обращаться в мольбе к небесам!
И любимая — Волею взгляда
Показавшая — трудно ясней! —
Что напрасно, не нужно, не надо,
Непростительно думать о ней!
И тогда я вскричал: «До свиданья!» —
И не пели нигде соловьи…
Золотые минуты страданья —
Неразменные деньги мои!
Я не ими платил за удачу,
За короткое счастье в ответ.
Ни единой слёзы не истрачу
Из печалей промчавшихся лет!
***
Всё забудем, как свечку задуем: Пусть коротким стрельнёт огоньком!
Да чуть-чуть помолчим, Поколдуем Над весёлым лиловым дымком.
Растекается он, уползает, Превращается в серый рассвет.
На осенней земле исчезает Нашей тайны единственный след.
Но покуда дымок не растёкся, Промелькнули в дрожащем клубке
То ли сильное вешнее солнце, То ли лёд на январской реке,
То ль стена ресторанного зала, То ли парк в предзакатном огне —
Там, наверно, когда-то стояла Ты С лицом, обращенным ко мне…
Может, это и ты разглядела, Но сказала: «Пора уходить!»
Потому что последнее дело — За неверным виденьем следить.
Отрываешься ты от меня, Отрываюсь и я от тебя,
Как лиловый дымок от огня Отрывается, в вечность летя.
Улетает лиловый дымок. Я бы мог… Ну, а что бы я мог?
Поредела рассветная мгла. Я б могла…
Ну, а что б ты могла?
*
Коль спорить нечего И нечего терять,
Строку из Гнедича Так сладко повторять
Без жеста гневного, Грустя наедине:
«Быть может, некогда Восплачешь обо мне!»
Так Пушкин, помнится, Смиряя юный пыл,
Холодной моднице Вдогонку говорил,
Идя вдоль Невского По левой стороне:
«Быть может, некогда Восплачешь обо мне!»
Не надо малости, Коль всё не отдала.
Не надо жалости, И крошки со стола,
И гроша медного, И капельки на дне…
«Быть может, некогда Восплачешь обо мне!»
А вдруг отчаешься, Годок-другой спустя
К тому потянешься, Что бросила шутя,—
Не будет этого Ни по какой цене!
«Быть может, некогда Восплачешь обо мне!»
.....
БЕСЕДКА
В пустой беседке над обрывом, Смотря рассеянно во тьму,
Я был несчастным и счастливым И равнодушным ко всему.
Как будто те, кто здесь страдали, Хандрили, жаждали любви,
Поочередно передали Мне чувства тайные свои.
Сменялись моды и эпохи — Шумела вечная листва.
Не прерывались страсти, вздохи И дерзновенные слова!
Они торжественно звучали В беседке старой под луной,
Где радость Издавна печали Была сестрицею родной.
От безразличия к томленью, От горя к радости простой,
Не знаю по чьему веленью, Я плыл сквозь мглу В беседке той.
Забросил, раз такое дело, Свои заботы и дела,
Пока душа не оскудела, Пока черёмуха цвела!
СЁСТРЫ
Там, где встал над кварталом Магазин «Гастроном»,
Я в стихе запоздалом Говорю об ином.
Вижу в окнах салона Дом и лампу в окне,
Где Наталья и Нонна Улыбаются мне.
Это временем смыто, Все напрасны слова.
Но у старого быта Есть простые права!
И брожу я законно В незапамятном дне,
Где Наталья и Нонна Улыбаются мне.
От любви полудетской Шёл я, небом храним,
К дому, где Достоевский Жил мальчишкой чудным.
Я почти невлюблённо Вспоминал в тишине,
Как Наталья и Нонна Улыбаются мне.
Повторяется то же В предвечернем дыму…
Кто я, господи Боже?
Сам себя не пойму,
Если напропалую В стародавних огнях
Те же губы целую, Те же плечи обняв!
АЛЬБОМ ИЗ СУНДУКА
Прелестный, но, увы, Несовременный слог:
«Зачем сломали Вы Моей любви цветок?
И нежности ростки Примяли каблуком?»
И всё ж — не пустяки. И всё ж — не пустяком
Для автора письма Была, как ни шути,
Короткая весна Назад сто лет почти.
Не думал он, что смог Потомков поразвлечь.
Когда тоску облёк В изысканную речь.
Стиль — это человек, Замечено не вдруг.
Но это также — век, Но это также — круг.
Он был, конечно, прав, Горюя над строкой,
Не просвещённый граф, Не гений никакой,
Не сумрачный студент, Который всё читал,—
Наивный декадент, Простак-провинциал!
Повыцвели слова, И пожелтел листок…
Любовь всегда права, Какой ни выбрать слог!
И не её вина Почти сто лет назад,
Что сделалась смешна На современный взгляд!
*
Всё удавалось, Всё сбывалось, Всё делалось само собой!
Ещё неделя оставалась… Счастливые, наперебой
Мы повторяли: «Сказка, диво!» «Так не бывает… Это сон!»
Цветущие миндаль и слива Тянулись к нам со всех сторон.
Удача в руки к нам летела! Я жил, лукавя и шутя.
Ты на меня порой глядела, Как на отца глядит дитя:
Ну словно я — волшебник добрый И всё умею, всё могу,
С тех пор, как осторожно обнял Тебя на этом берегу!
Могла ты спрашивать без счёта — Так были для тебя странны
Моя судьба, моя работа, Любовь к обломкам старины.
Мелькали залы и причалы, Дорога лезла в облака,
И в нашем сердце для печали Не оставалось уголка!
Ты говорила мне у моря, Даря прощальный поцелуй:
«Мой милый, ты не знаешь горя!» –
Да знаю, знаю.
Не горюй......
***
Будь хотя бы за то благодарен любви,
Если даже прошла без следа,
Что нам милые дарят Кварталы свои,
Переулки, мосты, города!
О, чужая округа, чужие дворы!
Ты б сюда не забрёл отродясь.
Да возникла меж вами С недавней поры
Незаметная, кровная связь.
Все пути твои прежде лежали не тут,
Потому что Москва велика.
Пусть дворы эти в сердце мужчины войдут.
Чтоб воскреснуть в глазах старика.
Чтоб старик через годы, прощаясь с Москвой,
Был за то благодарен судьбе,
Что возможно приникнуть седой головой
За углом К водосточной трубе,—
И услышать опять, как от первых ворот
По асфальту стучат каблуки,
И увидеть весеннего платья полёт
За стремительным взмахом руки!
А пока ещё молод, следи не спеша
За течением жизни окрест,
Ибо женщина,— Та, что с тобою,— Душа
Этих новых таинственных мест.
Оглянись, уходя, И своими зови
Мост, проулок, квартал городка.
Будь хотя бы за то благодарен любви,
Если даже она коротка......
"Прежний счёт", Олег Дмитриев, сборник стихов, Стихотворения.....
Огромное спасибо собирателям-энтузиастам замечательных стихов
ОЛЕГА МИХАЙЛОВИЧА ДМИТРИЕВА.
Низкий ВАМ Поклон!
Большое спасибо Вам за публикацию стихов замечательного поэта Олега Дмитриева!
Нашёл только здесь и "В такие вечера, в такие дни", и "День долог, а жизнь коротка", и интересные, которые раньше не читал. И ищу ещё "Мне нравится твоё лицо")
Я тоже ищу...урывками)))))Но...Бороться и искать...правда же?))))))Надеюсь-найдем .....
МНЕ НРАВИТСЯ ТВОЕ ЛИЦО С ПЕЧАТЬЮ БОЛИ И УСТАЛОСТИ.....классно.
Заглядывайте в Поэзию, пишите(по желанию) свои комменты-мне будет приятно, что мои поиски кому-то нужны.......
Удачи!
А мне нравится все у Дмитриева, а особенно
-Кричу в порыве откровенья....
тут и великолепный Балтер, и-"До свидания, мальчики" его, которых я обожаю с юности.......
Олег Михайлович Дмитриев....
Для Дмитриева, мальчиком гонявшего футбольный мяч по асфальту московских дворов, встреча с рекой и лесом в зрелости не сразу обернулась поэтическими открытиями.
Должно было появиться то ощущение природы, которое не форсировало чувство, но сохраняло открытость души для свежих впечатлений, способность удивляться прекрасному:
«И, слушая, как бьют часы Кремля,
Я видел луг, усыпанный росою,
Мне вспоминалась мягкая земля,
податливая под ногой босою...».
Дмитриев может плениться красотами Беломорья, карельских озер, передать в стихах таинственное свечение северного пейзажа.
Но сердце его принадлежит Москве.
Он любит ее такою, какою она вошла в юное сознание, и, представляя себя воскресшим в XXV в., Дмитриев и тогда идет «в направлении старины»:
«К своей Москве в другой Москве пойду
И через двести лет, и через триста».
Дмитриев не просто поэт города, он — поэт Москвы.........
Вот так - не всегда талантливые люди становятся известными, "звёздами", хотя Олег Дмитриев всё-таки познал определённую известность, только в том ли было его счастье?
Умер он в криминальную пору начала 90-х, когда на его поэзию, впрочем, как и на любую другую, тогда практически всем было..... наплевать.
Люди ведь не жили- выживали, строй менялся...
Но теперь-то, я думаю, можно и вспомнить настоящего поэта России - Олега Михайловича Дмитриева.
А. Тененбаум
Морским, песчаным, долгим берегам
Моя душа обязана стократно.
Когда волна ползла к моим ногам
И отходила медленно обратно,
Я понимал, чего хотел прилив,
В чем заключался вечный труд отлива...
Когда ракушки, ил и камни скрыв,
Их море вновь являло терпеливо,
Две истины открыла мне вода,
У берега отсвечивая бледно:
"Все в мире исчезает без следа"
"Ничто на свете не пройдет бесследно»………
Род. в Омске, умер в Москве.
Поэт, переводчик.
Его отец – сотрудник Наркомфина Михаил Дмитриевич Дмитриев в первые. дни Великой Отеч. войны ушел в московское. ополчение и погиб в конце 1941 на подступах к столице
До 1960 жил на ул. Калинина, 4/22.
Окончил ф-т журналистики МУ (1959). Работал в журнале «Юность», затем в «Литературной . газете.» (1962–63). Постигая современность, стремился чаще выезжать в командировки по стране.
Однако вскоре понял, что жизнь в Москве есть основа его поэтического творчества. Осознанием такого открытия, по сути, проникнуты его первые книги :«Проспекты и просеки» (1963), «Арбатские сибиряки» (1965). Ощущая себя поэтом городским, обладающим даром вбирать московское содержание человеческого. опыта, Д. охотно делился с читателями прочувствованными воспоминаниями о старой, хорошо ведомой ему столице.
Он не отрицает значения все сильнее проявляющихся, непривычных для глаза черт ее нового облика, тенденций развития, принимает их как закономерные реалии эпохи.
Обращаясь к родному городу, он выражает свои выводы весьма откровенно:
«О, наслажденье – / Твою постигнуть красоту: / Старинных зданий возрожденье, / Строений новых высоту!»
Еще помня «скрип валенок, дразнящий свист саней», Дмитриев. признается: «Мое отдохновение- Москва: / Заяузье, Арбат, Замоскворечье…»
Во многих его стихотворных работах Москва представлена во все времена года и в разное время суток.
Автор уверен, что «панацея Москвы» способна каждого вылечить от болей и обид:
«В невыносимый день, в ужасный час
Идите в Кремль, и старые соборы
Спокойствием своим поддержат вас»
Завораживают московские пейзажи поэмы «Замоскворечье» (1977–78), словесная живопись поэмы «Две Анны» 1983).
Критика отмечала, что Дмитриев-«не просто поэт города, он – поэт Москвы» (Ал. Михайлов)
Сам поэт подчеркивал:
«К своей Москве в другой Москве пойду /
И через двести лет, и через триста!».
Время, в котором он жил, отразилось в его лирике через сознание и комплекс переживаний столичного жителя:
«Возвращение в город» (1971), «Московское. время» (1979), «Птицы над городом» (1984) и др.
В честь Дмитриева в нояб. 2004 в ЦДЛ был проведен вечер под председательством поэта В.А.Кострова.
Жил с 1960 на Б. Грузинской ул., 12.
Похоронен на Хованском кладбище.....
Как хорошо любить издалека
Единственную женщину на свете,
Любить, как любят птиц и облака
Светло и бескорыстно наши дети.
Она идёт, шаги её легки,
Прелестница из древней пасторали.
Гляжу издалека, из-под руки,
Чтоб слёзы счастья глаз не застилали.......
.......
У дома своего костёр
Развёл ты просто для потехи,
И столб огня, вонзясь в простор,
Пощёлкал звёзды, как орехи.
И обожгла тоска меня:
Стоит огонь послушным змеем…
Мой друг, не обижай огня,
Пока над ним мы власть имеем ...
............
Памяти С.Дрофенко
Раз в году на могилу Серёжи
Поклониться приходят друзья.
Жизнь опавшей листвы подытожа,
Прошумят каблуки их, скользя.
А в короткие вешние грозы,
В летний вихрь и в подобье пурги
Над могилой шумят лишь берёзы —
И они ведь Ему не враги......
* * *
Мальчишкой, покидая город,
Я всюду счастлив был вполне,
И рвать на шее тесный ворот
Вовек не приходилось мне.
Среди домов, как между сосен,
Я понял с силою сквозной,
Что есть в Москве зима, и осень,
И вешний день, и летний зной! .....................
Цитируется по: Дмитриев О.М. Птицы над крышами: Стихи.- М.:Советский писатель, 1984. 128с. Стр. 99 -120
* * *
Я люблю тебя. Бога ради,
Если мне ничего не жаль,
Не припутай к своей досаде
Ни свою, ни мою печаль.
Ты судьбою была
Бедою.
И прости хоть однажды мне,
Что лицо моё молодое
Отражалось в твоём окне.
* * *
Сказала, только и всего,
Как будто расставанью рада:
“Не жаль мне счастья своего!
Тебе же своего – не надо…”
Но если в том она права,
Но если в том мы оба правы.
То, значит, всё же есть слова
Губительней любой отравы!
ПОЭТ
Поэт не может быть поэтом,
Когда он ввергнут в суету,
Он может быть любым предметом
И не стремится в высоту.
Он может слов забыть значенья
И не расслышать сердца стук,
И плыть безвольно по теченью
Чужих желаний или рук.
Он может праздничным букетом
В красивой вазе засыхать...
Поэт не должен быть поэтом,
Когда он может не писать.
Но если строчки диким ветром
Петлёю горло обовьют,
Поэт обязан стать поэтом,
Забыв про шарфик и уют.
Он должен стоном или хрипом
На нас отбросить чувства тень,
А после - пусть болеет гриппом
И получает бюллетень! ..................
Посмотрела печально и странно
Помолчала, потупила взор
И ушла, как уходит с экрана
Роль свою доигравший актёр.
Но потом, почему- неизвестно,
В день каких-нибудь дел и забот
Не ко времени и неуместно
Резкий профиль её промелькнёт —
То ли в памяти, То ли в витрине,
То ль в трамвае за мутным стеклом.
Ты легко с ней прощаешься ныне…
А тогда загрустишь?
Поделом.
Вспомнишь женщину, Рокот прибоя,
Море синее в сетке ветвей.
Как узнать, Что уносит с собою
Уходящий из жизни твоей?
И зачем появляется снова,
Как бы душу дразня: «Не забудь!»
И опять исчезает без слова,
Ничего не желая вернуть?!
Цитируется по: Дмитриев О.М. Прежний счёт. М., “Советский писатель”, 1978, 136 стр.

ОЛЕГ ДМИТРИЕВ
ВАНЯ КУРСКИЙ
памяти Петра Алейникова
Вот так – по-московски
Слова говоря нараспев,
Без той папироски
Товарищи шли на расстрел.
С такой же печалью
На бледном, на узком лице
Рассветы встречали, Заняв рубежи на Донце.
Вот так же, пристроив
Пленительный чубчик на лбу,
Не числясь в героях,
Встречали беду и судьбу.
С такой же улыбкой,
С упрямым мальчишеским ртом
Европе великой
Вернули свободу потом.
Вот так же в смущеньи
Они говорить не могли,
Когда в восхищеньи
Глядело на них пол-Земли.
С таким же подвохом,
С приятным не всем юморком,
Причастны к эпохам,
Шли снова своим городком, –
Как тот – Моложавый,
Кому похвалы не нужны,
Любимец державы
За год или два до войны…
Никогда не уходят из добрых сердец
Те, кто назван любимым и близким!
До свиданья, отец! До свиданья, отец!
Где ты спишь? Под каким обелиском?
Наше сердце не выдержит стольких разлук,
Я шепчу над отверстой могилой: –
До свидания, брат! До свидания, друг!
До свиданья, приятель мой милый!
Наше сердце не выдержит стольких утрат.
Для чего ж его так надрываешь? –
До свидания, друг! До свидания, брат!
До свидания, старый товарищ!
Наше сердце не выдержит стольких смертей.
Всё плачУ непосильную дань я: –
До свиданья, подружка мальчишеских дней!
До свиданья, сестра, до свиданья!
Наше сердце не выдержит стольких потерь.
Как в нём новая боль уместится?
Да, совсем оно маленьким стало теперь,
Если каждый уносит частицу!
Я боюсь новой дружбы и новой любви.
Одиночество, будь мне спасеньем!
Неужели ж ещё один Храм на крови
В изболевшемся сердце осеннем?......
Олег Дмитриев
ДОСТУЧАТЬСЯ ДО НЕБЕС
Земля, поверьте, не была нам раем
но с каждым годом чувствуешь ясней:
живем неплохо, хуже - умираем.
Не смерть страшна, а все, что вместе с ней.
Вот мы лежим, безжизненны и жалки.
Отчаянье, рыдания родни.
Все эти елки-палки, катафалки -
заранее гнетут меня они.
А ведь природа быть могла умнее!
Представим так: обычный день, дела,
а может - пир! - и, чуточку бледнея,
я медленно встаю из-за стола.
И все поймут, что это не бравада.
И кто-то спросит, думаю, тогда: -
Ну что, Михалыч, в путь? -
Да вроде надо -
Надолго ли? - Да в общем, навсегда.
Я всех перецелую их - и точка.
Без чемодана выйду, налегке,
костюм, как в праздник, свежая сорочка,
и, может, даже тросточка в руке.
Насвистывая что-то беззаботно,
пойду себе от дома своего...
Перешагнув полоску горизонта,
махну рукой товарищам:
Всего! ........
Олег Дмитриев.
Поэт – он и в Африке поэт. Для справки:
Олег Дмитриев (1937 - 1993) - русский советский поэт и переводчик. Окончил факультет журналистики Московского государственного университета (1959). Работал в отделах поэзии журнала «Юность» и «Литературной газеты». Первая книга вышла в коллективном сборнике Общежитие в 1962. Первая отдельная книга Арбатские сибиряки – в 1965. Затем выходили поэтические сборники Белый час рассвета (1973), Птицы над городом (1984), Есть и проза и стихи (1988), Избранное (1987) и др., многие книги переводов с языков народов СССР. Переводил поэзию народов СССР. Печатал стихи в журналах "Знамя" (1985, № 1), "НМ" (1985, № 7; 1987, № 11). Член СП СССР (1963). Награжден орденом "Знак Почета", медалями. Засл. работник культуры Бурятской АССР. Автор кн. стихов: Проспекты и просеки. М., 1963; Арбатские сибиряки. М., 1965; Вот мчится черепаха! Веселые и грустные стихи про зверей. М., 1967; Удар по кремню. М., 1967; Избранная лирика. М., 1968; Летом на земле. М., 1970; Возвращение в город. М., 1971; Белый час рассвета. М., 1973; Осенние прогулки. М., 1975; Приглашение друга. М., 1976; Прежний счет. М., 1978; Московское время. М., 1979; Избранное. М., 1980; Летящий профиль. М., 1981(Информация из Википедии)
- И это, пожалуй, вся скудная информация в Интернете об этом талантливом авторе. Талантливом и образованном. Язык его поэтических произведений - литературно грамотный, точный, у него бы современным псевдо-поэтам поучиться!
Член Союза писателей и Союза журналистов РФ, поэт Олег Демченко в своих воспоминаниях так пишет о Дмитриеве:
"Был такой хороший поэт Олег Михайлович Дмитриев, широко известный в 60-80-е, а ныне незаслуженно забытый...
Об этом поэте сегодня даже в Интернете вы найдёте не больше 2-3 заметок. Тем не менее, многие стихи Олега Дмитриева можно включить в золотой фонд русской литературы - «Очередь 1946 года», «Оренбургские базары», «Я так люблю входить домой под утро», «Кричу в порыве откровенья» , маленькая его поэма «Две Анны».
Действительно, стихов Дмитриева в Сети почти нет, их можно сегодня найти в немногочисленных сборниках в библиотеках по странам бывшего советского союза или дома на полке – как произошло в моём случае. Я откопал в одном из книжных шкафов избранную лирикуОлега Михайловича издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», 1968 года. И вручную набирал эти стихи, чтобы теперь также было и в Интернете.
Уезжаем.
Чего загрустили?
Это были лихие деньки!
Тридцать суток мы лето грузили,
Золотое, на грузовики.
Озорные, пропахшие хлебом,
Мы уходим, серьёзные вдруг…
Я с тобою прощаюсь, как летом,
В первый день холодов и разлук.
Лето кончилось…
В самом же деле
Ближний луг на рассвете белёс.
Даже руки твои
Облетели
С плеч моих,
Словно листья с берёз.
P.S. Вот так - не всегда талантливые люди становятся известными, "звёздами", хотя Олег Дмитриев всё-таки познал определённую известность, только в том ли было его счастье? Умер он в криминальную пору начала 90-х, когда на его поэзию, в прочем как и на любую другую, тогда практически всем было наплевать. Люди ведь выживали, строй поменялся... Но теперь-то, я думаю, можно и вспомнить настоящего поэта России - Олег Дмитриева.
Александр Тененбаум