После его слов в купе нависло тяжелое молчание, такое плотное, такое осязаемое, что казалось, можно было потрогать его рукой.

Обыденно, отвратительно буднично было происходящее: время после полудня, подмосковная электричка, пьяный человек в купе.

Начал он с мата. Обматерил трех молодых девиц.

Он входил, они выходили, и видимо, толкнули его, не дождавшись, когда с пьяной медлительностью он освободит дорогу.

Пьяный сел напротив меня в купе, не сам сел, а его пригласила сидящая в купе женщина.

Я подумала, что он ее знакомый, но позднее поняла, что нет, никакой он ей не знакомый, просто она видела, что человеку нужно сесть, и он никак этого не сообразит, и стоит, покачивается. Его толкают, он обижается, и высказывает свою обиду так, как это испокон веков положено ее высказывать в России рабочему пьяному человеку.

Уже устроившись, угомонившись, он не засыпал, а все сердился:

–И куда мы идем, –спрашивал он нас с пьяной настойчивостью. –Ну и куда мы идем? И какое нас ждет будущее?

Он посмотрел на меня голубыми линялыми глазами.

Веки у него были толстые, и какие-то короткие, казалось, что они не смогут закрыть эти блеклые выпуклые глаза. Но он моргнул, и глаза каким-то чудом закрылись.

–Какое скажите у нас будущее с такой молодежью, которая ничего не уважает, бл… растет. И с таким правительством?

Правительство было виновато в том, что он ехал пьяный в электричке и его толкнули.

–Давайте не будем о политике, – сказала женщина, которая его пригласила.

Пьяный глубоко задумался, потом продолжал:

–Молодежь… Нет, я ничего, не вся молодежь плохая. Вот сын у меня, ничего не могу сказать, хороший парень был. Учился хорошо, не дрался. Нормальный был.

–Да,.. – он посмотрел за окно.– Хороший был.

Он говорил это так, как будто парень был хороший, и вот вырос и стал не очень хороший, и только поэтому, и еще потому, что я рассердилась на него за его мат, и сильный запах недавно выпитой плохой водки, которым несло от него, и за потасканный, изможденный вид, я только из-за этого громко спросила, ударяя на глагол:

–Ну почему был? Почему был?

Мужчина отвернулся от окна и сфокусировал взгляд на мне.

Ответил он не сразу, но очень просто, без всякого эффекта, как о будничном и привычном:

–Потому что был. Погиб потому что.

И вот тогда и повисло в воздухе это тягучее, трагическое молчание, и я в душе проклинала себя, что спросила, не остановилась, как-то само вырвалось у меня это «почему был».

Молчание ширилось, разрасталось, и когда, казалось, вот- вот должно было с нестерпимым шумом лопнуть, пьяный грустно сказал, глядя в окошко.

–Да.а, сейчас бы уже из армии вернулся.

Я увидела, что он и не старый вовсе, не моих лет, а моложе, у него сын только должен был вернуться из армии, двадцатилетний, и выглядит он так плохо, потому что изможден, и пьет, наверное, много, и печень уже не в порядке, и худоба эта аскетическая от горя и водки.

Пьяный, ни пьяный, но этот случайный попутчик почувствовал, как придавило нас троих его горе, как примолкли мы, ужасаясь, какое напряжение возникло в купе.

–Все равно надо жить.– сказал он. –Жить-то все равно надо. Надо работать, жену надо кормить, о будущем думать. Надо самим о себе заботиться, там наверху плевать на нас.

Я осознала, что он имеет полное право ругать власть. Государство отняло у него сына, и ничего не дало взамен, а жить все же надо было.

–Да они там только и думают, как бы получше карман набить,– резко и зло сказал сидящий рядом мужчина.

Я уже выходила, кивнула головой на прощание соседу напротив, чтобы он понял, что я сочувствую его горю, и посмотрела в злые темные глаза того, кто сидел рядом, и лицо которого я до сей поры не могла видеть.

Кивнула и ему, что все правда, наверху свои резоны, а у нас свои, и понять нам их невозможно, нам бы только выжить как-то.

А с женщиной я не попрощалась, не успевала, электричка уже остановилась на моей остановке и открыла двери.

Я вышла.

Стоял февраль, преддверие 23.

Температура была плюсовая, с юга дул сильный, опрокидывающий ветер, сдувал меня с ног, свистел в проводах, и ветках деревьях. В шуме ветра мне слышался вой снарядов, свист пуль, грохот войны, которая шла где-то там, в горах, и ветер с юга надувал горе сюда, в поселки и деревушки бескрайней равнинной России.