Рот был полон грязи и песка. Лицо горело. «Неужели все?» - подумал он с надеждой. И тогда кошмар продолжился с удесятеренной силой. Сначала его избивали толстыми стальными прутьями, от каждого удара которых одежда превращался в бесформенную груду лохмотьев. Потом, очевидно устав махать увесистыми арматуринами, просто молотили по чем ни попадя кулаками и ногами, стараясь перевернуть на спину, чтобы получить доступ к брюху. Бедняга извивался, перекатывался с места на место, выл, стонал, извергал проклятья, пытался отползти, отодвинуться, как будто что-нибудь могло принести облегчение, не говоря уже о полном освобождении. Кости хрустели, передавали привет братьям и сестрам, погибшим под неумолимыми зубами электропилы, послушной исполнительницы в крепких руках вальщика. Тело превращалось в студень постепенно, но не так незаметно, чтобы не чувствовать, как под кожей собирается кровь, вырывается кое-где наружу. От боли начинало тошнить, но он старался быть молодцом и сдерживал накатывающие спазмы. Казалось, еще немного, и сознание покинет тонущий корабль, если, конечно, жизнь не составит ему достойную конкуренцию и не рванется с низкого старта. Как плодотворно вершится любое дело, когда в нем присутствует состязательный принцип!</font></p>

    … Последнее, что он почувствовал – обжигающая боль по всему телу, заглушившая даже пожар в переломанных костях. Я поднял ногу и резко вонзил ее в центр композиции. Припечатал. Острые мелкие камешки впились в распростертое тело, пробили его насквозь. Листок затих и больше не противился. Вот теперь действительно все. Ветер и дождь сделали свое дело.

Я лишь немного помог им. И пошел дальше. К счастью, кровь и внутренности не оставили никаких следов на белых блестящих туфлях. Голод начинал показывать изъеденные кариесом зубы. Как все-таки это устроено: зубы убивают пищу, пища гниет и убивает зубы…

 

- 1 –

   

Ближе к утру, я вступил на центральную площадь незнакомого городка.

- Ассоциации всегда богаче реальности, - послышался с правой стороны хриплый старческий голос. Я обернулся и увидел сморщенного жизнью мужчину.

- Здравствуйте, дедушка, а что это за город? – поинтересовался я.

- Какой я тебе дедушка, - вскричал вдруг старикашка, от чего ему прибавилось еще лет пять. – Я еще, может быть, очень молодой, даже юный.

- Смотря с какой стороны.

- А с какой стороны не смотри. Это лишь второе мое перерождение.

- И кем, если не секрет, вы были в прошлой жизни? – усомнился я.

- Пол-литрой, - гордо ответил дед и внутренне распрямился.

- Наверное, интересная, богатая событиями судьба.

- И печальный финал. Все как полагается.

- Выпили?

- Если бы, - внутренний мир старика свернулся в спираль. – Был отобран командиром роты капитаном Нетренко у ефрейтора Мирончика и вылит в унитаз. А ты идешь «куда» или «откуда»?

    Солнце выглянуло из-за крыш и заглянуло в зрачки психиатром.

- Стою и отвечаю на ваши глупые вопросы, - огрызнулся почему-то я. Дед ехидно хрюкнул, бросил в рот жевательную подушку и поковылял прочь. День начинался с утра.

    Нельзя сказать, чтобы дома в городе отличались какой-то особой архитектурной мыслью. Они были неряшливые и серые, в основном двухэтажные и походили на разоренные дворянские гнезда. Погода занималась собственными делами: светила солнце, клубила кое-где облака, экспериментировала с синим на небе. Воздух был достаточно ухожен, а потому дышался легко и с чувством собственного достоинства.

    Гостиницы в таких городах всегда маленькие, деревянные и обязательно с запахом сырости. В них никто никогда не останавливается. Повинуясь опыту и инстинкту я нашел на центральной улице самое недепое здание напротив пивной, вошел в темный коридор, открыл еще одну дверь и стьолкнулся нос к носу с крашеной блондинкой традиционных лет. Ее формы услужливо закрывала перегородка.

- Если не ошибаюсь, это гостиница? – постарался я привлечь к себе внимание. Женщина оторвалась от чтения журнала и смерила меня недовольным взглядом. В ее глазах вспыхнули лампочки, из черепной коробки послышался скрежет и в следующее мгновение на лице выскочил счет: 700 тысяч в месяц. Переварив первичную информацию, девушка мгновенно подобрала равноценную маску.

- По-моему, на вывеске все написано, - уколола маска.

- Написано, - не стал я перечить. – Но вывески я не видел.

- Мы ее сняли для реставрации, - весомо заметили из-за перегородки.

- Могу я снять номер? – перешла я к делу.

    Белое кладбище волос утвердительно качнулось и вскоре я смотрел в окно из комнаты, оклеенной обоями цвета безысходности. Смотрел, как и следовало ожидать на помойку. За ней был ров, за рвом кладбище. Все это должно было вызывать у приезжих ностальгию, а также напоминать о необъходимости позвонить родным и сообщить о счастливом прибытии на место.

    По свалке расхаживал старый, опытный лыжник, раскапывал палкой завалы тряпья и грустил о снеге. Он единственный в городе знал тайну горных спусков. Мне захотелось его ободрить. Я распахнул окно и крикнул:

- Скоро стемнеет!

    Старый лыжник остановился, посмотрел на меня достал из котомки настенные часы, покрутил пальцем стрелки, приложился ухом к механизму, снова покрутил стрелки.

- Сколько вам лет? – прокричал он наконец.

- Двадцать пять.

- В вашем возрасте рано иметь точные часы.

    Как это часто случается, лыжник обиделся. Разговор о времени суток был ему неприятен. Как-то на заре своей славы, лыжник шел по городу в поисках окурков и натолкнулся на Кексова и Сидорова. Они разговаривали с Муфлоновым у книжного магазина. Лыжник тут же спрятался в телефонной будке и прислушался.

Сидоров: Кексов, сколько времени?

Кексов: Девятнадцать минут третьего.

Муфлонов: Муфлонов, сколько времени?

Муфлонов: Двадцать минут третьего.

Сидоров: Кексов! Соврал?

Кексов: Нет!

Сидоров: Брехло!

Кексов: Почему?

Сидоров: Кексов, ну и сколько времени?

Кексов: Двадцать третьего.

Сидоров: Муфлонов, а у тебя?

Муфлонов: Двадцать третьего.

Сидоров: Блин! Кто-то врет. Кексов же не может говорить правды…

Муфлонов: Не может.

Сидоров? Кексов – лгун.

Муфлонов: Лгун.

Сидоров: Но у него на часах двадцать третьего…

Кексов: Двадцать третьего.

Сидоров: Но Муфлонов не врет…

Кексов: Не врет.

Сидоров: А Кексов праду не любит.

Кексов: У нас взаимное.

Сидоров: Где правда?

    Сидорова охватила обреченность. Она душила его и мучала. Она рвала его на части и разбрасывала по сторонам. Лыжник решил спасти положение и выйти из укрытия.

Лыжник: Сидоров, а спроси-ка о времени еще раз.

Сидоров (потерянно): Муфлонов, сколько…

Муфлонов: Двадцать третьего.

Сидоров (не найдено): Кексов… время…

Кексов: Двадцать одна.

Сидоров: Одна…

Кексов: Одна.

Сидоров: Что?!

Кексов: Двадцать одна минута третьего!

Сидоров: Спасен! Спасен!

    Сидоров бросился целовать Кексова и Лыжника. Он танцевал и пел. Он был счастлив… А Муфлонова убили. Зарезали ножом. Со зла. Время-то идет. Осознав это, Лыжник воспротивился обыденному коловращению явлений и возненавидел его. С тех самых пор он, четвертую сотню лет, не любил, когда обо всем этом чесали языками глупори, которые высовывались из гостиничных окон в сторону помойки.

- Я управляю временем, а не оно мной, - крикнул матерый лыжник и показал свои точные часы.

    Я устыдился своего пессимизма и закрыл окно. И без того было чем заняться. Второй год я писал роман, основные действия которого постоянно чередуются с воспоминаниями главного героя. В итоге, настоящее и прошлое должны встретиться. Но именно сейчас конструировать не хотелось. Что-то мешало. Муха? Ее не было. Дырка в носке и необходимость ее заштопать? Или отсутствие кофе? Это же маленький город. Откуда здесь кофе? Ни из картошки, ни из яблок, ни даже из слив его не сделаешь. Троллейбусы! У них даже нет троллейбусов. Вот. Тяга рассказать о троллейбусе мешает мне писать. О, кто не знает об этом тихом транспорте, тот будет удивлен. Я выбежал на улицу. Была ночь. Фонари не горели ввиду своего отсутствия. По направлению к главной площади, занимая всю ширину проезжей части, шла молчаливая колонна. Никто не переговаривался, не шаркал ногами, даже не курил. Я немного проводил колонну по тротуару, выбрал жертвой молодую симпатичную и слился с толпой.

- Путешествуете? – поинтересовался я, но вместо ответа был лишь брезгливо осмотрен второй раз за один вечер. – В том плане, что город осматриваете? – попробовал исправиться я. Даль, куда мн5е следовало по взгляду молодки уйти была столь туманна и загадочна, что я решился пойти на таран:

- Троллейбус – это машина. Мног7ие утверждают, будто они живые, но это полнейшая чушь. Хотя, что интересно, троллейбусы могут размножаться. А иначе откуда берутся троллейбусы-гармошки?

- Гармошки? – оживилась девушка. Было бы глупо упустить этот момент.

- Вы не видели гармошки?

- Гармошки! – закричала незнакомка и принялась хватать за руки попутчиков, делясь с ними радостью и одновременно вгоняя меня в оторопелость. – Гармошки!

    Я почувствовал себя суетно. Надо было заканчивать разговор.

- А что это у вас такое?

- Демонстрация, - успокоилась девушка. – Акция протеста.

- А чего такая тихая?

- Спят же люди. Ночь.

    Последнему слову я очень удивился. А ведь действительно. Небо укутало в тряпку звезды, стерло пятно Луны, вырезало бездну над головами. Ну, как мир перевернется!

- Против чего протестуете? – зашептал я спутнице на ухо.

- Против диктатуры, - так же шепотом ответила она. – Мы каждую ночь выходим. Не сидеть же сложа руки. Надо что-то делать. Бороться. протестовать…

- А почему ночью?

- Днем нельзя. Услышат.

- Кто услышит?

Вместо ответа девушка приложила палец к губам и зашипела.

- Ну а гармошка-то тут причем? – засурдобил я.

- Слово красивое.

    Всю ночь мне снились безрукие мятежники, добивающиеся отмены тайного голосования, лысые революционеры, борющиеся с рыжими, и слепые расисты. Все болтались на барже в открытом море.

 

-2-

 

- Я вас сразу узнала, - сказала приятного вида девушка и спорхнула рядом на скамейку. – Вы о живых машинах рассказывали.

    В ее глубоких и холодных глазах разошлись круги. Это утонул я.

- Как поживаете? – поинтересовался перископ. Как бунт против трех толстяков?

Колодцы метнули стрелы.

- Откуда вы знаете, что их трое?

- Трое кого? – дал я течь.

- Правителей, - ответил шепот.

 «Пять братьев»

    Жил-был на свете человек, было у него пять сыновей-близнецов, и все имущество его состояло из одной только грядки укропа, который он ел. и хотелось каждому из сыновей после смерти отца получить эту грядку. Но отец любил всех пятерых и н знал, как ему поступить, чтобы никого не обидеть. А продавать грядку ему не хотелось, так как грядка эта досталась ему еще от прадедов; они украли ее в совхозе и перевезли ночью на тачках. И вот надумал отец как ему поступить:

- Ступайте странствовать по белу свету, попытайте счастья, и пусть каждый из вас научится какому-нибудь ремеслу.

    Одним словом, он избавился от сыновей, а сам остался питаться укропом.

    Но братья не поняли отцовской хитрости. Природа, при их рождении не стала транжирить попусту ценное серое вещество и мудро разделила одну порцию на пятерых. Так вот, братья остались очень довольны отцовским решением и выдвинули свои кандидатуры на выборах на пост Правителя. А так как мудрость у них была на всех одна, то и кандидатуру они выставили одну.

    Прознал про это Капустная Голова и послал гонцов убить новоиспеченного соперника. Ночью гонцы подкараулили одного из братьев и незаметно отравили прямо на улице. Довольные побежали они к Капустной Голове:

- Мы убили его, Капустная Голова. Нет у тебя соперника.

    Обрадовался Капустная Голова, ведь он не знал, что братьев много. В назначенный час пришел он на площадь, чтобы народ избрал его Правителем. Тут то и появился один из братьев.

- Есть!

Кто ты таков? – закричал народ.

- Хозяин Укропа!

- Ура! – снова закричал почему-то народ и выбрал его Правителем. Уж очень всем надоел Капустная Голова. Но Капустная Голова не унимался. Второй раз послал от гонцов к Хозяину Укропа и наказал им не возвращаться без головы врага. Подкараулили гонцы народного избранника, тайно отрезали ему голову и принесли хозяину.

- Мы убили его, Капустная Голова. Нет у тебя соперника.

    Но когда утром убийцы увидели Хозяина Укропа живого и здорового, все и лишились рассудка, а Капустная Голова ушел в монахи и принял новое имя Запах Свежей Рыбы В Четверг, Когда Маргарита Открыла Окно. Вот почему у монахов такие красивые имена, вот почему у нас так много идиотов, и вот почему Правитель бывает сразу в трех местах одновременно и говорит о себе МЫ.

Конец.

- Это правда? – усомнился я.

- Мудрая женщина отличается от умной умением иногда не задавать вопросы, - обиделась девушка и, подумав, добавила, - А мужчина – это вообще даже не женщина.

- Вы, наверное, в Бога верите, - принял я подачу.

- Отчего же. Я – суфий. Вот на мне шерстяная одежда, - девушка протянула мою руку к своей блузке и моя ладонь дрогнула в унисон с ее сердечком. Столь приятный поворот беседы был прерван давно не смазывавшимся голосом, который принадлежал огромного роста молодому карлику:

- Вы какой теории происхождения валунов придерживаетесь?

- Гляционизма, - ответил я, продолжая знакомиться с суфийскими чудесами.

- Какая чушь! – всипел непрошенный карлик. – Ведь они размножаются как птицы!

- Иди отсюда, дядя, - прошипел я на него.

- Это вы о валунах, - вступил в спор новый прохожий. – Но ведь они подобно грибам и кустам растут из земли.

- Ха-ха, - вокруг нас начала собираться толпа. – Доказано, что их разработал Дьявол.

- Не Дьявол, а Титаны, когда охотились на сов.

- У вас что, город горняков и каменотесов? – недоуменно спросил я у суфии. Она же вся превратилась в этот самый злосчастный валун и с нескрываемым ужасом скользила по мне колодцами. Надо было что-то кардинально менять. Но для начала – встать:

- Пойдемте отсюда. Охота на удодов гораздо приятнее подобной философской болтовни.

- Мерзавец! – внутри очаровательной собеседницы взорвалась бомба. Все решительно замолчали. – Удоды ему мешают, гляционист проклятый! Чем они-то вам не угодили?

    Рот открылся сам собой, но звука не издал.

- Вот такие ублюдки в 72-ом бомбили Сайгон. Охотники за желтым мясом!

    В руке обладательницы шерстяных одежд блеснул пистолет. Горняки-филофофы растворились небытии.

- Что портом было, - спросил главный жук-могильщик.

- Потом? – я перевернулся в гробу. – Потом меня убили.

- Вишь – поминают,- благоговейно протянул жук, и necrophorus vestigator hersch продолжили свою работу.

 

- 3-

 

    Толстяк и длинный сидели за крайним столиком тривиальной забегаловки с гордым названием «Кафе» и поглощали. Длинный потягивал коктейль, а его приятель искал что-то в солянке, время от времени отправляя в рот некие кусочки. Что можно искать. находить и отправлять в рот из солянки, осталось загадкой.

- Да… Солянку лопать, это вам не банки громить, - направил в их сторону растянутые слова молодой человек и плюхнулся напротив с кружкой пива. Рубашка паренька была смачно измазана чем-то красным. Тостяк и длинный украдкой переглянулись и вопросительно уставились на незнакомца. Тот невозмутимо продолжал:

- Не каждый день доводится поговорить с настоящими профессионалами. Хотя слышал, что самые высококвалифицированные воры – карманники, а самые опасные – клюквенники, грабители церквей. Но банк – это, конечно. классика жанра. Это полет кондора над пущей…

- Над какой пущей? О чем он? – недоуменно обратился длинный к своему приятелю, давящемуся солянкой, и потянулся к револьверу.

- Ладно, - согласился юноша, увидев осторожное шевеление любителя коктейлей, - будем думать что вы ничего не грабили, а просто знакомитесь с меню. Пожалуйста, мне не трудно.

- И охота теперь трепаться с бандитами, - бросила пареньку проходившая мимо официантка. Парочка снова малозначительными переглянулась и уже рука толстяка нащупала холодную рукоятку пистолета.

- Они не бандиты, - обиделся молодой человек. – Мы договорились, что они приличные люди и не грабили банк. Просто ребята отдыхают, читают. А поболтать с порядочными парнями – в этом нет ничего плохого.

- Тогда ладно, - голос официантки долетел из дальнего угла.

    Гангстеры молча смерили странного незнакомца взглядами, которые пообещали ему массу самых разных неприятностей и уже в ближайшее время, встали со своих мест, но тут же замерли в немоте. В кафе вошел человек без головы

, отправился к стойке заказал виски. Туловище опрокинуло в себя желаемую жидкость и удалилось.

- Что это было? – выдавил из себя длинный.

- Ах это! – обрадовался обладатель грязной рубашки. – Это Карл. Английский король. Ему отрубили голову, но он славный малый и недурак выпить. Он часто сюда захаживает и все к нему привыкли.

- Какой еще Карл! – взревел длинный. – Какого черта здесь происходит?

- Вы, наверное, только после ток-шоу, - продолжал невозмутимо всезнайка.

- Что за ток-шоу? – орал на него дуэт.

- Электрический стул. Вы очень хорошо сохранились после казни…

    Бандиты выхватили револьверы одновременно и всадили для начала распоясавшегося остряка пяток свинцовых человечков. Жертва рухнула на пол, потом нехотя поднялась, разглядывая покрасневшую от новых струй крови рубашку, и зло замотала головой.

- Дуры суфии мне мало было, надо еще и… Сядут такие вот идиоты под собственными портретами с надписью «Разыскиваются», а потом виноватых ищут. Гангстеры обернулись. На стене действительно красовались их лица с перечислениями их грехов. Положение было более чем безысходное. Оно отсутствовало вообще. Крыша сказала: «До свидания. Все выходим.», - и захлопнула ставни. Молодой человек умирать упорно не хотел, да и не мог. Он был уже мертв.

- А быть убитым дважды – роскошь неподвластная даже королям. Покинуть этот мир можно лишь однажды. Второй раз просто нечего покидать.

    8 октября, воскресенье (Луна в знаке Овна, полнолуние). «Сегодня вам не удастся отдохнуть и расслабиться. Будьте рядом с друзьями, их поддержка сейчас вам просто необходима. Уделите больше внимания детям. Не стоит показывать всем, как вам плохо. Подумайте еще о том, что упадок сил и отчаяние могут привести к нервному срыву и обострению сердечных заболеваний. Ни в коем случае не разговаривайте с грабителями банков.» Это бы раньше знать! Все как-то не вовремя.

 

    Солнце опять спятило. Оно отчаянно светило, корчилось в предсмертных судорогах. Крашеная матрона осень надел рукавицы и старалась вытащить круглый пирог из печи. Колобок продолжал упираться, цепляясь тонкими лучиками за первичное место обитания. Хозяйка злилась. Опасаясь. что намеченный банкет может попросту не состояться, и будет неловко перед приглашенной седой дамой домоседкой. На помощь осени мчалась пожарная команда серых облаков и дождевой корпус быстрого реагирования. Дни упрямого колобка, возомнившего себя огненным драконом, были сочтены.

    Истекший кровью молодой человек вышел из кафе. Дорогу ему переехал матерый лыжник.

- Вы тоже умерли? – изумился неоднократно застреленный.

- Мне чужды мирские слабости, – обиделся покоритель снежных трасс и скрылся из виду. Оказывается, на этом свете. который тот, встречаются персонажи с того света, который этот. Или наоборот…