DemetrioMaccuro- Рейснер Лариса Михайловна Дата рождения: 13 мая 1895 года Дата смерти: 9 февраля 1926 года
-
Савинков Борис
Биография Ларисы Михайловны Рейснер
Ее называли Женщиной Революции.
«Стройная, высокая, в скромном сером костюме английского покроя, в светлой блузке с галстуком, повязанным по-мужски, – так живописал ее поэт Всеволод Рождественский. – Плотные темноволосые косы тугим венчиком лежали вокруг ее головы. В правильных, словно точеных, чертах ее лица было что-то нерусское и надменно-холодноватое, а в глазах острое и чуть насмешливое».
Среди огромного количества воспоминаний о Ларисе Рейснер нет ни одного, в котором не упоминалось бы о ее красоте. Сын писателя Леонида Андреева, Вадим, восхищался:
«Когда она проходила по улицам, казалось, что она несет свою красоту, как факел... Не было ни одного мужчины, который прошел бы мимо, не заметив ее, и каждый третий – статистика, точно мной установленная, – врывался в землю столбом и смотрел вслед, пока мы не исчезали в толпе...»
«Она была красива тяжелой и эффектной германской красотой», – признавала жена поэта Надежда Мандельштам.
«Вокруг Ларисы всегда ходили легенды, – пишет Лариса Васильева. – Вот и германская красота не случайно возникла – вроде бы предки ее были рейнские бароны... Говорили также, что род главы семьи Рейснеров взял свое начало от крестоносцев. Противники этой семьи уверяли, что предок хозяина дома крещеный еврей».
Как бы то ни было, мать Ларисы, Екатерина Александровна, урожденная Хитрово, находилась в родстве с Храповицкими и Сухомлиновыми. Революционно настроенный отец, Михаил Андреевич, читал лекции для рабочих, а в 1915-1916 годах вместе с дочерью выпустил несколько номеров литературного журнала.
«Рейснеры издавали в Санкт-Петербурге, – читаем в дневнике Александра Блока, – журнальчик «Рудин», так называемый «пораженческий» в полном смысле, до тошноты плюющийся злобой и грязный, но острый. Мамаша писала под псевдонимами рассказы, пропахнувшие «меблирашками». Профессор («Барон») писал всякие политические сатиры, Ларисса (так у Блока. – Авт.) – стихи и статейки...»
«Через всю советскую культуру – литературу, живопись, драматургию, кино – на протяжении семидесяти лет проходит образ женщины-революционерки в кожанке, с револьвером в руке или с рукою, опущенной в карман кожанки… Она ведет революционных матросов в бой. Она стоит на капитанском мостике во время страшной баталии, не уступая, а порой и превосходя силой духа и выносливостью самых крепких мужчин.
Образ, хоть и вобрал в себя разных женщин, прежде всего, списывался с Ларисы Михайловны Рейснер. Начало этому положил Всеволод Вишневский своей «Оптимистической трагедией», где вывел Ларису как женщину-комиссара, ибо был на корабле, команду которого своими речами вдохновляла Рейснер.
В жизни, однако, все выглядело иначе. Ни один документ, ни с одной стороны не подтверждает того факта, что Лариса Рейснер распоряжалась действиями крейсера «Аврора» в ту октябрьскую ночь… На крейсер не поднималась, но к нему подходила, возглавляющая делегацию, посланную Городской думой Петрограда, – графиня Панина... Что же касается Ларисы Рейснер, то она появилась на революционной сцене России несколько позднее...» (Л. Васильева).
…Еще до революции близкие отношения связывали Рейснер с Николаем Гумилевым.
Однажды она дерзнула показать свои стихи известному поэту. Оба любили путешествия и экзотику, им было о чем говорить и спорить. Завязался роман. Гумилев посвящал Ларисе канцоны и называл ее Лери, она его поэтично, на персидский манер – Гафиз. Его брак с Анной Ахматовой в ту пору уже исчерпал себя…
Когда Гумилев отправился в действующую армию, Лариса посылала ему нежные письма:
«…кончается год. Мой первый год, не похожий на все прежние. Милый Гафиз, как хорошо жить. Это, собственно, главное, что я хотела Вам написать». Гумилев отвечал: «Милая Лери, я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю…»
В феврале 1917-го Гумилев приехал в отпуск.
«Знаменитая красавица Лариса Рейснер, – уточняет Андрей Петров, – любила Гумилева так, что даже соглашалась приходить на свидания в бордель на Гороховой. И когда его в двадцать первом расстреляли, она – уже вполне благополучная советская матрона, жена посла в Кабуле, – как баба рыдала над полученным из Петрограда известием, оплакивая «мерзавца и урода».
Эта цитата нуждается в уточнении. Потрясенная вестью о расстреле Н. Гумилева, Лариса писала матери:
«…никого не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза… урода и мерзавца…».
Позднее Лариса Михайловна с уверенностью повторяла, что, будь она в Москве в те дни, смогла бы остановить казнь поэта.
Как раз после разрыва с Гумилевым в 1917-м она связала свою судьбу с революционерами, став не только женой, но и адъютантом Раскольникова, тогда командующего Волжско-Каспийской флотилией, в дальнейшем – видного военного и политического деятеля, дипломата, члена Союза советских писателей. Он же поначалу был влюблен в Александру Коллонтай. Но устранился, когда та обратила внимание на Павла Дыбенко.
Николай Кузьмин в своем историческом романе «Сумерки» придерживается того мнения, что Рейснер на известной почве вообще свихнулась «и стала настоящей психопаткой: она сумела забраться даже в поезд Троцкого и прокатиться с ним на Восточный фронт. Из-под одеяла «красного главкома» Рейснер нырнула в постель балтийского мичмана Раскольникова. Революционная матросня, ни дня не воевавшая и лишь отъедавшаяся на своих линкорах, сейчас в большом спросе у начальственных эротоманок».
Подтверждает версию романа Льва Троцкого с Ларисой и сборник «Энциклопедия тайн и сенсаций: Тайны государственных переворотов и революций». Вот что там сказано:
«Библейский темперамент толкал его в объятия женщин артистических, авантюрных и странных. Роман с Ларисой Рейснер закрутился в самый разгар гражданской войны. В ходе боев под Казанью туда прибыла Волжская флотилия. На капитанском мостике стояла в реквизированном бальном платье «валькирия революции» – жена и адъютант командующего Федора Раскольникова.
Лариса слыла женщиной лихой даже по тем временам. Красавица аристократка, слегка поэтесса, немного актриса… Говорили, что она принимала любовников в постели последней императрицы и обчистила дворцовый гардероб... Утомясь в боях, она принимала в захваченных поместьях ванны из шампанского и писала родственникам письма – приглашала погостить».
История жизни Ларисы Михайловны Рейснер
Рейснер была достойной подругой революционера и «умела превратить в подвиг любую безнравственность», как весьма точно выразилась о ней Л. Васильева.
«Поэт Осип Мандельштам рассказывал своей жене, как Лариса устроила у себя вечеринку исключительно дабы облегчить чекистам арест тех, кого она пригласила в гости».
Вот как описывала Лариса Михайловна свое посещение Зимнего дворца в первые часы после Октябрьского переворота:
«Там, где жили цари последние пятьдесят лет, очень тяжело и неприятно оставаться. Какие-то безвкусные акварели, Бог знает кем и как написанные, мебель модного стиля «модерн»… Какие буфеты, письменные столы, гардеробы! Боже мой! Вкус биржевого маклера «из пяти приличных комнат» с мягкой мебелью и альбомом родительских карточек.
Очень хочется собрать весь этот пошлый человеческий хлам, засунуть его в царственный камин и пожечь все вместе во славу красоты и искусства добрым старым флорентийским канделябром».
Сама она жила вполне «по-царски» в то время, когда люди голодали, и при этом откровенно говорила:
«Мы строим новое государство. Мы нужны людям. Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти».
Поэт В. Рождественский рассказывал, как посетил «прекрасную комиссаршу» вместе с друзьями Михаилом Кузминым и Осипом Мандельштамом:
«Лариса жила тогда в Адмиралтействе. Дежурный моряк повел по темным, гулким и строгим коридорам. Перед дверью в личные апартаменты Ларисы робость и неловкость овладели нами, до того церемониально было доложено о нашем прибытии. Лариса ожидала нас в небольшой комнатке, сверху донизу затянутой экзотическими тканями... На широкой и низкой тахте в изобилии валялись английские книги, соседствуя с толстенным древнегреческим словарем. На низком восточном столике сверкали и искрились хрустальные грани бесчисленных флакончиков с духами и какие-то медные, натертые до блеска, сосуды и ящички... Лариса одета была в подобие халата, прошитого тяжелыми нитями...»
В 1923-м она внезапно рассталась с Федором Раскольниковым. Он переживал, писал ей письма, умоляя вернуться.
«…Кто был бы тебе так безгранично предан, кто так бешено любил бы тебя на седьмом году брака, кто был бы тебе идеальным мужем?»
Но все напрасно: Лариса Михайловна была уже связана с другим. Ее выбор вызвал всеобщий шок: низкорослый лысый очкарик Карл Радек со своей явно неромантической внешностью выглядел особенно карикатурно рядом со стройной красавицей…
Какими-то нитями была связана Лариса Рейснер и с Блоком – нежно обожала его. И даже, надеясь на свои женские чары, пыталась обратить его в революционную веру.
«Из Москвы приехала Лариса Рейснер, жена известного Раскольникова, – вспоминала тетушка поэта, М. А. Бекетова. – Она явилась со специальной целью завербовать Ал. Ал. в члены партии коммунистов и, что называется, его охаживала. Устраивались прогулки верхом, катанье на автомобиле, интересные вечера с угощеньем коньяком и т. д. Ал. Ал. охотно ездил верхом и вообще не без удовольствия проводил время с Ларисой Рейснер, так как она молодая, красивая и интересная женщина, но в партию завербовать ей его все-таки не удалось, и он остался тем, чем был до знакомства с ней...»
«Поклоняясь его поэзии, Лариса в душе надеялась на некое чудо превращения в великую поэтессу, – считает Л. Васильева. – Это была ее тайная и давняя мечта. Мешала Ахматова – она царила безраздельно. Быть в тени Лариса не умела. Любя поэтический мир, не став в нем первой, она медленно отходила от поэзии к прозе, от прозы – к очерку».
Заразившись брюшным тифом после беспечного глотка сырого молока, она ушла из жизни тридцатилетней, не дожив до решающего для многих 1937-го.
«Зачем было умирать Ларисе, великолепному, редкому, отборному человеческому экземпляру?» – удивлялся журналист Михаил Кольцов.
Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года?
Об этом можно только гадать…
TatianaЦенитель женской красоты, знаменитый русский поэт Николай Гумилев не мог не влюбиться в такую женщину......
Непостоянное сердце поэта
В 1916 г. Он написал ей стихотворение:
"Я был у Вас, совсем влюбленный,
Ушел, сжимаясь от тоски,
Ужасней шашки занесенной
Жест отстраняющей руки.
Но сохранил воспоминанье
О дивных и тревожных днях,
Мое пугливое мечтанье
О Ваших сладостных глазах
Ужель опять я их увижу,
Замру от боли и любви
И к ним сияющим приближу
Татарские глаза мои"......
Однако роман Ларисы и Николая, несмотря на пылкую взаимность, оказался скоротечным – вскоре выяснилось, что параллельно с Рейснер у поэта были любовные отношения с красавицей Натальей Энгельгардт, на которой он и женился в 1918 г.
Такое "предательство" возлюбленного вызвало у Рейснер бурю ненависти .
У нее была внешность олимпийской богини. Или валькирии древнегерманских саг. А ее острый ироничный ум сочетался с мужеством и бесстрашием воина. Она обожала риск и упивалась опасностью. Ее захлестывала бешеная энергия и жажда деятельности на благо всего человечества. Она с головой окунулась в революцию .
Всеволод Вишневский свою пьесу «Оптимистическая трагедия» написал о ней. О красавице, поэтессе, журналистке, красном комиссаре. О блистательной Ларисе Рейснер.
Любовь к революции
"Куда угодно" оказалось… в революцию. Брошенная женщина, чтобы заполнить душевную пустоту и найти хоть какую-то точку опоры, которой служил ей Коля Гумилев, метнулась к большевикам....
Огонь любви, раз зажженный в ее сердце Гумилевым, продолжал гореть. Революционная карьера Ларисы пошла вверх. В 1918-1919 гг. она занимала должность комиссара Главного морского штаба, затем участвовала в боях Волжской флотилии.
Председатель Реввоенсовета Троцкий, хорошо знавший Ларису, писал: "Ослепив многих, эта прекрасная молодая женщина пронеслась горячим метеором на фоне революции. С внешностью олимпийской богини она сочетала тонкий иронический ум и мужество воина".
Как бы в ответ на похвалу Рейснер писала: "С Троцким умереть в бою, выпустив последнюю пулю в упоении, ничего уже не понимая и не чувствуя ран…"
Рейснер бросилась в революцию, как в стихию. Не в поэзии, не в литературе она утвердилась, нашла самое себя, а именно в огне и крови революции, где надо было убеждать, командовать, повелевать, рисковать жизнью, - все это будоражило ее кровь.
Она была рождена не поэтессой, а отважным комиссаром.Но она была рождена и роковой женщиной.
Была обожаемой и желанной для Сталина,Керенского,Троцкого - и Федору Раскольникову бежать бы от нее.......
Став комиссаром Балтфлота, она прямо-таки упивалась этой новой значительной ролью.
В морской черной шинели, элегантная и красивая, отдавала приказы революционным матросам, как королева - пажам. В ней легко уживались революционность и буржуазность. "Мы строим новое государство. Мы нужны людям, - откровенно декларировала она. - Наша деятельность созидательная, а потому было бы лицемерием отказывать себе в том, что всегда достается людям, стоящим у власти".
Что она делала в гражданскую?
Была бесстрашной? Да
Рисковала? Да.
Смерти смотрела в глаза.
И там она нашла своего истинного воина, красного командира Федора Раскольникова. Любовь родилась в бою. Общий враг. Единые цели. Оба тяготели к литературе.
Его назначили советским послом в Афганистане. 3 июля 1921 года из Кушки вышел караван - 10 вьючных и верховых афганских коней. Началось 30-дневное путешествие по пескам, горам и долинам Афганистана. Когда местные жители видели путников, то они словно каменели: на лошади ехала с открытым лицом красавица в мужском костюме и вместе с матросами пела песню под гармошку.
Бывшая салонная петербургская поэтесса.
Бывший комиссар Балтфлота.
Посольская жена Лариса Рейснер...
Афганистан после голодной России казался райским местом. Сытно и красиво. Фонтаны и розы. Знаки внимания к первой леди посольства и любимый муж. Чего желать еще? Для обычной женщины, разумеется, больше нечего, но только не для Ларисы Рейснер.
Она вскоре затосковала, покинула своего Федора и укатила обратно в Россию.
Фед-Фед звал ее к себе в Кабул, где он был послом, она не ехала.
Строки его письма к ней, финал:
"...Мне кажется, что мы оба совершаем непоправимую ошибку, что наш брак еще далеко не исчерпал всех заложенных в нем богатых возможностей. Боюсь, что тебе в будущем еще не раз придется в этом раскаиваться. Но пусть будет так, как ты хочешь.
Посылаю тебе роковую бумажку..."
"Роковая бумажка" - это согласие на развод......
Неофициальным мужем Рейснер стал Карл Радек, блестящий журналист, публицистический талант которого ценил Ленин.
Дочь Софья вспоминала, что у Радека были три слабости: книги, трубки и хороший табак. Была и четвертая, красивые женщины. На первые свидания с Ларисой он брал свою дочь Софью. В этом весь Радек - человек парадоксов, мастер компромиссов и лавирования, он наслаждался любовью Ларисы Рейснер, желая при этом оставаться "хорошим семьянином", любящим мужем и отцом..
Борис Пастернак
Памяти Рейснер
Памяти Рейснер
Лариса, вот когда посожалею,
Что я не смерть и ноль в сравненье с ней.
Я б разузнал, чем держится без клею
Живая повесть на обрывках дней.
Как я присматривался к матерьялам!
Валились зимы кучей, шли дожди,
Запахивались вьюги одеялом
С грудными городами на груди.
Мелькали пешеходы в непогоду,
Ползли возы за первый поворот,
Года по горло погружались в воду,
Потоки новых запружали брод.
А в перегонном кубе всё упрямей
Варилась жизнь, и шла постройка гнезд.
Работы оцепляли фонарями
При свете слова, разума и звезд.
Осмотришься, какой из нас не свалян
Из хлопьев и из недомолвок мглы?
Нас воспитала красота развалин,
Лишь ты превыше всякой похвалы.
Лишь ты, на славу сбитая боями,
Вся сжатым залпом прелести рвалась.
Не ведай жизнь, что значит обаянье,
Ты ей прямой ответ не в бровь, а в глаз.
Ты точно бурей грации дымилась.
Чуть побывав в ее живом огне,
Посредственность впадала вмиг в немилость,
Несовершенство навлекало гнев.
Бреди же в глубь преданья, героиня.
Нет, этот путь не утомит ступни.
Ширяй, как высь, над мыслями моими:
Им хорошо в твоей большой тени.
Великая поэтесса Анна Ахматова говорила про Ларису: «Она увела у меня Гумилева».
Рейснер стала музой и возлюбленной поэта, он посвятил ей немало стихов. И дело, наверное, не только в божественной красоте Ларисы, хотя от нее действительно захватывало дух.
Огромные блестящие серо-зеленые глаза, правильные черты точеного лица, удивительно пропорциональная статная фигура, роскошные каштановые косы, уложенные короной вокруг головы....
« Ожидание писем от любимого человека - сладкая мука, и эту муку Лара Рейснер выносила с трудом. Она прекрасно знала, что тот, кто должен был эти письма написать, находился сейчас, поздней осенью 1916-го, на фронте, на двинском направлении . Он писал редко, и она, чтобы поскорей дождаться очередного письма, ходила к Николе Угоднику, в часовню Христа Вседержителя, расположенную в самом конце Каменноостровского проспекта.
Ставила свечи перед образом Николая Чудотворца, покровителя странствующих и путешествующих.
В церкви было легко и спокойно: свечи перед ликом Николая Мирликийского горели тихо и ласково. Лариса ступала еле слышно, чтобы не потревожить сине-золотой церковный полумрак, источавший покой и надежду.
В письмах она называла его Гафизом, как великого персидского лирика, который мечтал отплыть в "золотую страну Индию", но так и не осуществил задуманного.
Ее Гафиза звали Николай Гумилев» (М. Кожемякин, Р. Раскина «Красная Валькирия»).
Первый раз они встречаются в январе 1915 года в кафе «Бродячая собака» ( Гумилев тогда получил свой первый Георгиевский крест). Николай Степанович сидит в зале с дамой, присутствует Ахматова. Лариса сильно волнуется. Гумилев читает свои «окопные» стихи.
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
По воспоминаниям Ларисы, она так нервничает, что даже Анна Ахматова подходит к ней и пытается успокоить.
Наконец Ларису приглашают на сцену, как в тумане она декламирует свое стихотворение «Медному всаднику».
«Боготворимый гунн
В порфире Мономаха.
Всепобеждающего страха
Исполненный чугун.
Противиться не смею;
Опять – удар хлыста,
Опять – копыта на уста
Раздавленному змею!»
Гумилев пристально смотрит на Ларису.
Она удивительно хороша. Это какая-то недосягаемая арийская красота.
Когда Лариса перестает читать, публика вяло аплодирует.
Гумилев улыбается и говорит сидящей рядом с ним даме: «Девушка очень красива, но бездарна»))))
Лариса пытается привлечь поэтов к участию в журнале «Рудин», который издает ее отец, профессор Михаил Рейснер. Осип Мандельштам один из немногих, кто откликается. Направление журнала откровенно пораженческое и мало кому нравится. К весне 1916 года остаются одни долги и журнал прекращает свое существование.
Новая встреча Л.Рейснер с Н. Гумилевым происходит осенью 1916 в «Привале комендиантов», открытом вместо «Бродячей собаки».
Вот портрет Николая Гумилева, составленный Валерией Срезневской, знавшей Аню Горенко и Колю Гумилева с гимназических лет и вспоследствии дружившей с Анной Андреевной всю жизнь:
«Он не был красив, – в этот ранний период он был несколько деревянным, высокомерным с виду и очень неуверенным в себе внутри… Роста высокого, худощав, с очень красивыми руками, несколько удлиненным бледным лицом…
Позже, возмужав и пройдя суровую кавалерийскую военную школу… подтянулся и, благодаря своей превосходной длинноногой фигуре и широким плечам, был очень приятен и даже интересен, особенно в мундире. А улыбка и несколько насмешливый, но милый и не дерзкий взгляд больших, пристальных, чуть косящих глаз нравился многим .»
Что касается Ларисы, то по свидетельству современников, она была не только ослепительно красива, но и поразительно умна.
Ее называли «Олимпийская богиня».
Смелость Ларисы была поразительной. Ее, что называется, и пуля боялась, и штык не брал. Она не пригибалась под обстрелом, как и Гумилев, награжденный за храбрость двумя «Георгиями», ходила в разведку, совершала дерзкие вылазки, попадала в плен, была на краю гибели, и всякий раз оказывалась победительницей.
И при этом оставалась женщиной, красуясь перед матросами в нарядах, найденных в покинутых имениях.
Они с Гумилевым встречались у решетки Летнего сада, гуляли по ночному городу, ездили на Острова, катались на санях, выезжали верхом.
Гумилев научил Ларису стрелять — сам он был великолепным стрелком, охотился на диких животных в Африке, уезжал на несколько месяцев, и по возвращении «экзотический кабинет» в его царскосельском доме украшался новыми шкурами, картинами, вещами.
Если бы Гумилев знал, как пригодится ей это умение во время боевого похода революционной Волжской флотилии в 1918 году, и как не по-женски крепко ее изящная рука с длинными пальцами будет сжимать оружие — рука, которую он любил нежно целовать…
«Я целые дни валялся в снегу, смотрел на звезды и, мысленно проводя между ними линии, рисовал себе Ваше лицо, смотрящее на меня с небес», — писал поэт Ларисе. А в другом письме он сравнивал ее со знаменитыми героинями мифологии и литературы: «Я не очень верю в переселение душ, но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой Еленой Спартанской, Анжеликой из «Неистового Роланда» и т. д. Так мне хочется Вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю». Лариса трепетала и не спала ночей, перечитывая обращенные к ней стихи и письма Гумилева.
Известие о гибели Гумилева — его расстреляли в августе 1921 года, по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре — застала Ларису в Афганистане, куда чрезвычайным и полномочным послом молодой советской республики был направлен Федор Раскольников. Ее не покидала странная уверенность — будь она тогда в Петрограде, ей удалось бы каким-то чудом спасти Николая, любовь к которому продолжала жить в ее сердце......
Лариса говорила: «Я так его любила, что пошла бы куда угодно». И шла, переступив через свою гордость, в дешевые «нумера» на Гороховой улице, где происходили свидания. А вот замуж за него, когда он позвал, почему-то не пошла, хотя вначале очень хотела.
То ли из-за преклонения перед Анной Ахматовой, формально продолжавшей оставаться женой Гумилева, и женской солидарности. То ли не сумев простить поэту, что одновременно с ней он встречался сначала с Маргаритой Тумповской, а потом с Анной Энгельгарт.
Совершенно некрасивый — с вытянутым черепом, косящими глазами и шепелявой речью, казавшийся на первый взгляд холодным и надменным — Николай Гумилев тем не менее пользовался огромным успехом у женщин. Едва он начинал читать свои стихи, ни одна из девушек не могла устоять.
Гумилев захватывал своей гениальностью, романтическим порывом, обостренным чувством собственного достоинства, отчаянным гусарством. Он служил красоте, как рыцарь без страха и упрека. Все это безумно нравилось Ларисе.
И все же их пути разошлись. Он предупреждал ее: «Развлекайтесь, но не занимайтесь политикой». Но именно политикой она и занялась, найдя в революционной стихии выход своим кипевшим страстям. Повелевать, командовать, рисковать жизнью — все это будоражило ее кровь.
Отец Ларисы общался с Августом Бебелем и Карлом Либкнехтом, переписывался с Лениным. В их семье царил дух социал-демократии. Лариса была среди тех, кто в 1917 году выпускал на свободу узников Петропавловской крепости, кто встречал Ленина и с восторгом слушал его речи, и совершенно закономерно, что она вступила в ряды партии большевиков.
А Гумилев оставался убежденным монархистом. Менять свои взгляды даже в угоду любимому человеку никто из них не собирался. Их любовь с самого начала зародилась как единоборство, бескомпромиссный поединок двух сильных и свободных личностей. Недаром Гумилев называл Ларису в стихах «нежный друг мой, беспощадный враг». Надо ли говорить, что в таком случае чувство было обречено…
В одном из своих последних писем к Гумилеву Рейснер писала: «… В случае моей смерти все письма вернутся к Вам, и с ними то странное чувство, которое нас связывало и такое похожее на любовь…»
И пожелания поэту: «Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный… Ваша Лери».
Но Гумилев погиб раньше Ларисы, и письма к нему не вернулись…
Повторяю, Дима
Этот пост-ТВОЙ, благодарность-ТЕБЕ)))
А за спасибо в моих дополнениях-тебе ответное спасибо
___keepration_220x220.jpg "foto-1-(convert.io)")
"Как сложилась бы ее жизнь, доживи она до 1937 года?
Об этом можно только гадать…"
А чего тут гадать-расстреляли бы, потому что она симпатизировала Троцкому
Пост интересный. тема интересная. Любовь Гумилева, нежность Блока..пожила "женщина-комиссар" мало, но ярко.
Спасибо, Дима.