…Тихо напоминала ему о звездах, синеве, в которых ему не спится уж столько ночей…
Они стали чем-то сказочным и наполненным разными мечтами, где он забросил саблю и пистолеты, командование пиратами и возню с глуповатыми и нерастороплными Рашпилем и Самосвалом, всегда раздражавшими до нервных покалываний в порванном ухе; но с некоторых пор…
«Да что-то привычно… Я… не злюсь на них, странно, совсем не злюсь! – с приятным изумлением отметил Дон, поправляя мундир и прогуливаясь по палубе корабля, любуясь дрожащей лунной дорожкой, - Как тихо сегодня… Свежо, вот следы луны… Ой… Что со мной?..»
Карнаж в задумчивости отошел к своей каюте, со страхом поймав ласковую мягкость в глазах и едва заметную улыбку – они скрывались долго, ведь бравый капитан, гроза полетов и грабежей, он стыдливо скрывал себя и свои добрые черты под колкими замечаниями товарищам и искуссные монологи под сверкания саблей, так солиднее, привычней, так принято…
«Что со мной?.. – спросил себя он, поглядев на зеркало в своей комнате, рассеянно проследив за картами и радарами, покрутив руль, недолго (отчего-то мир вокруг стал непривычным, суетливым и в то же время замедленным, освещенным точно дивным туманом, еще загадочней того, что покрывал море и небо, спешить было некуда) – Я плюю на правила?.. Стоит ли думать о них, к чему это все?..».
И далее, пока мерно гудел где-то в глубине корабля мотор, ветер старался передразнить ругню и сплетни экипажа, молодой пират продолжал размышлять и открывать для себя новые мирки мыслей, что переплетались, озаряли глаза радостью или грустью, но чаще всего исчезали – нечто случилось, что погружало его в дрему и чувство слияния с биением своего сердца, он осторожно слушал его, как…
В дверь его кабины высунулась дверь с последующим развеселым-дурашливым вскриком: «О, Дон! Вы что, так в себя влюблены, что розу сами себе дарите?» - и хиртая мордочка Рашпиля понеслась быстрее пули со своим хозяином нести издевку остальным воздушным разбойникам славного стального грифа.
Погруженный в сладкую негу состояния сна наяву, Карнаж только чуть удивленно повел ушами, вскинул красивые брови и поджал губы, легко отпустив от себя мысль: «Хм, стучаться б надо!..» (она была лишней в бескрайнем и бездонном океане звезд, вспоминаний и фантазий).
Они тихонько спрятались в дрожащих каплях росы, крошечными жемчужинами украшавшими упомянутый цветок – нежно-розовый, ароматный, хранивший каждое признание и потупленный взгляд, принадлежавший ему и…
«И кто же а Донна?.. – из-за дверей каюты Карнажа опять высунулась ехидная физиономия, на этот раз Самосвала, - Не… Не Вы ли?..» - хлоп! – несмотря на свои внушительные, даже огромные размеры по сравнению с небольшим капитаном, туго соображающий друг Рашпиля боялся командира как огня.
«Отбой!» - мягко сдержался он вдогонку, чуть склонив голову, как прислушиваясь к своей неслышно поющей душе, ведь чувство укрепило в нем врожденную тактичность аристократа и ласковое отношение.
После – он вновь погрузился в мирок розы, в лучах луны кажущейся почти белоснежным, мягким и теплым облаком, тонким, как и глаза той, ради которой выращивалась она…
«Она возьмет ее, не поднимая глаза… Но я все равно утону в каждой их блестинке, - внутренний голос его шептал, словно боялся, что кто-то услышит, - Ведь в них столько чистоты и тепла, среди палящих боев и конфликтов, холодных горизонтов – это чудо… Я… Я осторожно обниму каждую его частичку, согрею его своими руками и…»
«И что ж мы молчим?» - в каюту высунулись две ехидные улыбочки – напарники объединились в цели подшутить.
«…И… и… И…» - вслух романтично вздохнул Карнаж, с достоинством поправив воротник мундира и, приветливо чуть поклонившись им, пройдя мимо застывших Рашпиля и Самосвала. Видно пираты ждали привычных подколок в ответ, крика, рычания, оплеух, подзатыльников, замахов саблей… Однако ничего этого не было. Почему – загадка…
И только нежно-розовый цветок, бережно уносимый капитаном в руках надежно хранил его тайну (он влюблен)…
…Роза… Дона Карнажа…
…Тихо напоминала ему о звездах, синеве, в которых ему не спится уж столько ночей, о ней…