Сейчас я знаю, она есть… Лестница давно перестала быть для меня чем-то вроде простого набора ступенек, ведущих к чему-то. Она ведет меня к самым дивным на земле и неповторимым сокровищам… дома моих хозяев.
... Я все хожу и хожу, вдоль теней на его великолепной высоте. Она действительно немалая - пять этажей, с подвалом, балконом и пристройкой в форме огромной будки...
И главное даже не в этом нагроможденном великолепии, а в превосходном саде с оградой.
Помню ее, будто всю жизнь, все она предвещала: и хороших в доброте и кошельке хозяев, и перспективную должность с ее несложными обязанностями.
Кому они нужны теперь - это самый мучительный вопрос, который сопровождает мой закат и рассвет, который так далек!
В самом деле - нет больше довольных пирами и балами гостей, мне не от кого выслушивать приказы, не для кого выполнять их, дверь открывать некому...
Прав ли я в этом; в убеждении, что остался только я и дом с садом? В минуты особо мучительного ожидания и уныния так и думал: что глаз видит - то правда; то, что хозяева покинули меня, соседи давно перестали быть чем-то значимым; а я - просто испугавшийся и не имеющий сил покинуть крышу над головой, кусок хлеба и вещи, которыми наконец могу обладать.
Но понимаю: последнее - нечто вроде самообмана: вещи не мои - хозяев. Каких много было в течение реки моего времени, будто они - целые миры и века, дающие милость все еще не отворачиваться от меня.
Они мелькали такими разными - романтичными, жадными, уставшими, снисходительными, бесшабашными, ревнивыми, самоотверженными...
И теперь они вновь со мною, только в своих вещах - телефонах, расческах, нарядах, игрушках, книгах, пистолетах, письмах...
Конечно, словно отдавая милость чему-то высокому и понимая неизбежность ухода, хозяева оставили мне много денег, подкрепляемых когда-то теплыми замечаниями: "Молодец, Остин! Держи эти деньги, ты их заслужил!".
А заслужил ли я быть богатым, пусть и не так, как они? Ведь с трудом, но спасительно осознаваю, что подобное свойство - искушение из сильнейших.
Правда истинная это: а я же, имея деньги, могу легко покинуть дом, сад, все вещи хозяев и той жизни, ринуться напоследок за поездом удовольствий, переехать в свою вселенную, представленную скромным домиком из мечты!
Она настолько сильная, что почти дергает за язык усыпляюще уверить себя: "Остин, ты теперь никому ничего не обязан, и делать тебе тут нечего! Этот дом с вещами, без хозяев, уже никому, в сущности, не нужен, он так и простоит еще века... А тебе осталось жить совсем миг! Не жди, бросай это бесполезное прозябание, женись и хоть остаток дней проведи, как человек!"
Люди ли бросают то, что нуждается в них, пусть и безмолвно? Знаю, они смеются надо мною, но я остался в доме, и я живу, берегу неслышную жизнь вещей.
А они, просто как океаны в просторных комнатах, украшенные старинными комодами, модными когда-то статуэтками, кроватями и завидным сервизом в недрах, дедушкиного века, серванта!
Пусть соседи давно чтут меня сумасшедшим и говорят, что "старик Остин помешался на службе, которая и гроша уже не стоит".
Они-то даже не представляют себе, какую поэзию кроет в себе каждая куколка, кокетливо прячущая фарфоровое личико в тени гостиной, какие глубокие истории раскрывает в себе картина в кабинете, что каждые очки и пепельница имеют свою судьбу.
Скорее, надо уважать ее, скрываемую и за холодным зеркальцем пруда в саду, за призрачными звездочками фонариков, за шелестом листьев деревьев, кустиков причудливых фигур...
Нужно искренне радоваться, что меня после грустных капелек дождя встречают лучики солнца, ветер несет сотни ароматов-рассказов обо всем, что было и будет...
И стараться не осуждать то, что я, по велению волшебного круга воли к радости жизни, до сих пор встаю рано, быстренько одеваюсь, варю себе овсянку с кофе и иду в сад - полить цветы, покормить ласточек и постричь пышнолистные деревца-фигурки; делаю это, как можно быстрее потому, что сразу бегу... готовить завтрак хозяевам, достать из почтового ящика газету для них и вернуться в дом - прибрать, подать господам все необходимое и разделить с ними завтрак... Да, это так!
Но что остается делать, когда дом все еще манит запомниться в нем хорошим человеком и преданным, прилежным слугой, а соседи кривляются почти в лицо: "Остин! Ну и глупый ты! Вместо того, чтобы вывезти к себе еду и вещи или продать их, ты каждый день трижды готовишь пищу и ставишь на стол - сам не ешь; ходишь по комнатам и все переносишь из одной в другую всякое барахло; стоишь часами у ворот, ждешь... А чего? Что за глупость?.."
Нет, это не является ни глупостью, ни прихотью! Это - моя жизнь, она тихо-тихо идет и, кажется, даже нравиться мне в скрипе древних дверей и ступенек, в шелесте древних книг, цокоте изящной посуды и мерцании вечерней свечи! Дивно и странно...
Даже не то, что я с упоением смотрю на портреты своих хозяев - снова слышу стук из сердца, их голос и походку, характер и привычки, какие приводить в жизнь - до сих пор удовольствие!
А все же что-то страшно все же покинуть дом и воистину райской тишины и света сад.
Жутко это до стыда перед...миром, о котором узнаю из газет, так любимых моими господами: описывались катастрофы и культурные мероприятия, выборы и открытия ресторанов, признания знаменитостей и критика идеолога...
Все это я жутко хотел почувствовать, прожить этим, а оно... Прошло мимо меня!
Как жаль... Но не дом ли оградил меня от бега той реальности, что описывается в книгах и газетах; а там полно лжи и разочарований, оскорблений и обиды, шока и страданий?
Я этого не боюсь, и удивительно самому себе признаться, что порою, за мраморными вырезами пролетов лестниц дома, за его яркими портьерами, начинал неистово себя...жалеть и упрекать в том, что отвернулся от бурлящей жизни общества и выбрал себе судьбу дворецкого, причем вот такой тряпки, которой щемяще больно оторваться от кормушки, которую уже никто не наполнит!
С другой стороны, не в ней утешение: сколько хозяев были хорошего обо мне мнения не только потому, что я безупречно чеканил: "Ваша сигара, сэр!".
С ними можно было быть самим собой, играть в шашки, карты, лото и шахматы, обсуждать погоду, вообщем-то довольно мертвые по сравнению со всем этим, новости газет, постулаты книг, перелетающие в вечную жизнь из уст в уста; прогуляться, помочь в делах бытовых и душевных. Можно было...
Разве это прошло? Нет, оно лишь означает интереснейшую смену веков, таких живых и теплых, что все отдаешь с радостью, чтобы опять ощутить их, прикоснувшись к ним посредством взгляда на старый шарф, коллекцию марок и вин, шкатулки с бриллиантами и жемчугами!
Все это укрепляет меня в мысли, что оно, как бы смешно не звучало для ушедших теперь соседей, создано для моей простой радости мига.
А он - для того, чтобы дать понять сокровищам дома и сада: они живы, ведь я смотрю на них, я ощущаю их и любуюсь ими самыми живыми чувствами!
Иной вопрос - больно ли будет этому, совсем живому, большому солнышку с лестницами и застенчивой паутиной, если он останется совсем один, без... меня?
Мучительно даже иногда мне об этом думать и хочется в такие моменты убежать, закрыть глаза за комфортом последнего наслаждения своей карьеры или удачи, чтобы просто не помнить о доме с садом, о его хозяевах и оставленными ими вещах, как о памяти, что однажды повернет тебе голову на твою... низость, тени.
Они, прячась за массивными часами, все это понимают, будто меня чувствуют, как я их - насквозь! Потому и...плачут капельками старенького фонтана, просят меня не уходить.
Не бойтесь, странные хранители воспоминаний дома и тишины сада - я вас не брошу!
Мне и самому жаль вас покидать, но... сейчас, когда я сижу на, приветливой блеснувшей мне, скамейке, думаю об одном: есть одна красивая лестница, ее не достигнут руки человека, чтобы стащить для себя, потому... она не разрушиться; как не погибнет без следа и все, ничто с нее не сойдет!
Вот и я, как не хотел бы, да это уже и ужасно неблагодарно, по отношению к ним, не сойду с оптимистичных ступенек тусклых лестниц дома, поддерживающих меня в короткий, и от этого - красивый и мудрый миг.
В нем я смотрю на сад с благодарностью за все, что он мне дал: за моменты грез и рассуждений, за отдых под солнцем и труд под луной, за мысли....
Я всегда буду в нем, и это успокаивает, дает радости гораздо больше, чем бриллианты, в погоне за которыми, мои хозяева, по мимолетности желаний, не обращали внимания на свой дом, привыкли просто ходить в нем...
Я, пусть смешной и непонятный, старый дворецкий, кротко смотрю на сад и небо, в них отражается дом...
Самый чудный на свете - я имею чудо и счастье быть, и греть в его ласковых стенах свое сердце, так порою глупо боящееся уходящих листьев....
Они прекрасны, в моем закате. Но и он - лишь рассвет в лестнице дома, я знаю это и потому просто и с чувством признательности хожу по ней!
Она - целый мир мистерии, теперь я знаю ее эхо!...