Скамеечка

(К 300-летию Царского Села)

 

      2010 год. Знойный июньский полдень. Парит…

      В живописном месте Царского Села, на краешке зелёной деревянной скамеечки, расположенной в тенистой аллее Александровского парка, сгорбившись, сидит пожилой человек лет шестидесяти с коротко постриженными седыми волосами. Локоть жилистой правой руки поставлен на бедро, а чисто выбритый подбородок покоится в раскрытой ладони, пальцы которой мягко постукивают по впалой желтоватой щеке.

      Временами человек вяло щурится от ярких солнечных лучей, изредка попадающих на него сквозь плотную шелестящую листву, и в этот миг его морщинистое загорелое лицо озаряется блаженной мягкой улыбкой, наверняка отвлекающей на короткое время от каких-то тяжёлых дум или дорогих сердцу старинных воспоминаний.

      Тёплый летний ветерок, как заботливое опахало, постоянно обдувает его разгорячённую грудь и игриво колышет короткие вихры поредевших русо-седых волос.

       Тишина… Блаженство…

 

*   *   *

 

      Мимо скамеечки проходит большая группа японских туристов. Несмотря на зной, пожилые японцы бодро топают по дорожке, внимательно слушают гида и с интересом поглядывают на искусственный холм, возведённый для детских забав дочерей последнего российского императора.  

      Неожиданно раздаются восторженные возгласы и разноголосая японская речь – это гости заметили на ближайшем развесистом дубе пушистую белочку-попрошайку, быстро спускающуюся с дерева на тропинку. Она привыкла к людям и поэтому принимается безбоязненно скакать по изумрудному газону, периодически привставая на задние лапки.

      Один из японцев осторожно подходит к зверьку и протягивает на ладони очищенный орех. Белочка смело подскакивает к арахису и принимается его грызть – она даже и не думает с ним убегать и продолжает есть лакомство прямо с руки. Вновь раздаются восторженные возгласы, правда, уже полушёпотом. Наша красавица уже привыкла к щелчкам и вспышкам фотоаппаратов и поэтому не обращает на них никакого внимания. Доев свою добычу, белочка быстро взбирается на дерево и принимается чистить свои лапки. Японцы в восторге! Звучат заслуженные аплодисменты.

      Постепенно шум стихает, и с добрыми улыбками на лицах любознательные японцы мелкими шашками бодро топают в сторону знаменитого Екатерининского дворца, над которым гордо реет немецкий штандарт императрицы.

 

*   *   *

 

      К скамеечке подходят парень с девушкой. Ещё не успев присесть, они принимаются целоваться, постоянно обнимая и поглаживая друг друга по плечам, не обращая на пожилого человека абсолютно никакого внимания. Ничтоже сумняшеся девушка присаживается на колени юноши и, прижавшись к нему всем телом, обвивает его загорелую шею своими тонкими белыми руками.  

      Коротко окинув их взглядом, старик добродушно усмехается, закрывает глаза и, повернувшись спиной к молодёжи, продолжает подставлять своё обветренное лицо жгучему солнцу и ласкающему ветерку.

      Вполне естественно, что в этот момент мысли переносят его к своей молодости, когда прилюдный показ своих чувств вызывал у окружающих не только открытое возмущение, но и всеобщее презрение. В одно время за это даже преследовали, что так прекрасно показано в замечательной картине Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» - думаю, мои Уважаемые Читатели сразу же вспомнили этот эпизод, в котором дружинники в резкой форме требуют от двух молодых людей не обниматься в общественном месте, хотя молодой человек «был виноват» только в том, что обнимал девушку за талию. Без сомнения, это был явный «перебор», но… вспомнить об этом всё-таки приятно.

       Да, когда-то любовь молодых людей была священной тайной, которую они старались скрыть даже от самых близких людей. И, как кажется, это было правильным. Добиться благосклонности любимого человека было не так-то просто. Тактичность, сдержанность и обходительность молодого человека ничем не уступала целомудренности и стеснительности девушки. Недаром в то время бытовала такая поговорка: прошёл по улице с девушкой два раза, будь добр засылать сватов, иначе имя девушки будет опозорено навсегда. А сейчас по всему миру на первом месте – гражданский брак. И как думает большинство из молодых людей, он всё спишет. Навряд ли… Хотелось бы пожелать, чтобы зрелое умозаключение пришло к этим молодым людям как можно раньше – хотя бы до тридцати лет.

      Романтизм и чистота отношений в любви всегда стояли на первом месте… во всех странах мира. Думаю, со временем мы должны обязательно к этому вернуться, так как любой другой вариант приведёт нас к неправильному решению. Но пришли другие времена… всё течёт, всё изменяется… в одну реку дважды не войти и… так далее. По-моему, времена у нас всегда одинаковые, так как пространство и время – понятия весьма относительные, а вот нормальные люди всегда должны оставаться нормальными людьми и не уподобляться средневековым варварам или необузданным диким зверям, у которых рефлексы и природные инстинкты всегда были на первом месте. Хотя сейчас говорят, что именно первобытные инстинкты и рефлексы первой сигнальной системы как раз-таки и являются той самой природной чистотой отношений или, выражаясь по-иному, что естественно, то не безобразно. Поэтому – извините за прямоту - поблевать на площади или в театре, а такжеприлюдно помочиться или классно высморкаться является действием вполне обыденным и весьма приличным.

      …Наконец девушка заявляет, что она голодна и, вычурно потянувшись, медленно сползает с натруженных колен парня. Встав со скамейки, молодые люди крепко обхватывают друг друга за талию и, как израненные защитники Севастополя, пошатываясь, направляются в сторону Екатерининского дворца.

      Как говорится, дай, Бог, им счастья... А мне лично очень бы хотелось заметить вспыхнувший румянец на щеках молодой российской красавицы, появившийся после жаркого шепотка на ушко молодого человека, признающегося ей в любви. Но такое, видно, уже в далёком-далёком прошлом. А жаль. Эх, мечты, мечты…

 

*   *   *

 

      Старик заметил её издалека, метров за 150-200. Впрочем, не заметить её было невозможно. Это была пожилая интеллигентная дама лет восьмидесяти. Сомнений насчёт её интеллигентности практически не возникало, на что явно указывали гордый вид, прекрасная осанка и предметы личного туалета: чёрная вышитая шапочка, похожая на старинный чепец, ажурный носовой платочек, подоткнутый в манжет аккуратной атласной кофточки и старинная дамская сумочка, со вкусом перекинутая через руку так, как это могут делать только дамы из настоящего старинного дворянского рода.

      Пожилая дама остановилась возле знакомой нам скамеечки, глубоко вздохнула и низким бархатным баритоном громко произнесла сакраментальную фразу, от которой «революционных матросов» обычно бросает в дрожь:

      -  Прошу извинить меня, молодой человек, что позволила себе отвлечь вас от глубоких романтических мыслей. Надеюсь, рядом с вами не занято?

      «Молодой человек» шестидесяти лет невольно привстал со скамейки и, откланявшись, жестом попросил даму присесть, пробормотав полушёпотом:

      -     Да-да, конечно, прошу вас оказать мне честь своим присутствием. Пожалуйста, будьте так добры, присаживайтесь. Извините, что не предложил вам это первым, так как действительно задумался и даже закрыл глаза.

      Дама резко вскинула густые серебристые брови, видимо, весьма удивлённая таким обходительным обращением, но затем кокетливо повела плечами и добавила:

      - А я, кстати, это сразу же заметила. И думаю, не надо быть пророком, чтобы не почувствовать, что я явно испортила вам настроение. Каюсь, виновата.

      После этих слов она замолчала и окинула «молодого человека» ласковым взглядом, видимо, нисколько не сомневаясь в будущем комплименте с его стороны. Естественно, она не ошиблась.

      -      Знаете, я очень довольна реставрацией Александровского дворца, - продолжила она нараспев. – Наконец-то это свершилось.

      -      Да, последние пять лет меня это тоже волновало. И я очень рад, что моя мечта осуществилась. Кстати, надеюсь, вы заметили превосходный сюрприз, приготовленный пушкинцам местной администрацией к 300-летию нашего города?

      -     Гм… Вы меня явно озадачили, молодой человек. Я в полном неведении.

      -  Сегодня у гостинки мне посчастливилось заметить прекрасные плакаты, посвящённые первому губернатору Пушкина Якову Васильевичу Захаржевскому, нашему славному генералу от артиллерии, и Анне Андреевне Ахматовой (Горенко), замечательной поэтессе и удивительной женщине.

      -      Да, вы правы, это действительно чудесный сюрприз. Я весьма рада этому подарку… Может быть, это хоть как-то западёт в души нашей современной молодёжи и заставит её не забывать нашей славной истории… Обязательно пройдусь и ознакомлюсь с этим новшеством.

      Они разговорились. Оказывается, пожилая дама является почётным гражданином города, доктором биологических наук. Сейчас у неё наступили тяжёлые времена. Да, недавно ей стукнуло 85 – это, конечно, возраст. Недавно ей предложили продать свою дачу, на которой эта прекрасная женщина оборудовала целую оранжерею. Если верить её словам, одних только роз у неё выведено около двухсот сортов. Представьте себе, одних только роз! А ещё есть целый сад фруктовых деревьев. Вот только садовый домик уже совсем прогнил. Но за всё это ей предлагают двести тысяч долларов – целое состояние.

      -     Так и продайте. На эти деньги вы обеспечите себе безбедное существование! – нетерпеливо восклицает пожилой человек.

      -     Что вы, как можно! А сад!? А мои цветы? Нет, это невозможно… Вы только представьте себе, как только мои соседи об этом прознали, они в одночасье меня полюбили, - произносит дама, хихикая в атласный платочек. - Наперебой предлагают свои услуги: и массаж, и мытьё полов, и поездки в поликлинику на машине… Но только с одним условием: я должна немедленно подписать им наследство на мою дачу. А до этого почти все разговаривали со мной практически только матом. Сосед всё время толкал меня на лестничной площадке и обзывал «живым трупом». А сейчас готов везти меня в качестве таксиста в любую поликлинику Санкт-Петербурга. Моя ближайшая соседка две недели делала мне массаж спины, а затем потребовала подписать на неё мою квартиру, хотя прекрасно знает о том, что у меня имеется родная взрослая дочь. Вы представляете, она разговаривает со мной так, как будто я уже умерла. Даже смешно. Эх, люди, люди. Всё им мало… А ведь здесь я пережила блокаду, молодой человек, и потеряла на фронте мужа и двух родных братьев. Как не хочется умирать, да, видимо, пора. Ничего хорошего у меня уже не будет. Всё что надо я уже увидела, сделала и пережила. Пора… пора…

      Старик помог женщине подняться со скамеечки и проводил её долгим благодарным взглядом.

      От обиды за эту прекрасную пожилую женщину у старика свело скулы и в глазах появились слёзы. Он восторгался её мужеством и прекрасным чувством юмора. Какие замечательные у нас женщины. Вот только ценить и беречь их мы ещё не научились…

 

*   *   *

 

      На скамейку, в буквальном смысле, падают три молодых человека лет двадцати-двадцати пяти, торопливо открывают «Балтику- 9» и выпивают большими торопливыми глотками. Спустя несколько секунд руки сами тянутся к полному пакету, покоящемуся на коленях одного из парней. Вторую порцию пива они выпивают уже не торопясь, посматривая на прохожих своими блестящими похмельными глазками.

      Наконец один из парней поворачивается к пожилому человеку и громко произносит:

      -     Что, дед, доживаешь?

      Два других парня оглушительно хохочут, ударяя себя по коленям – они в восторге от солоноватой шутки своего товарища.

      -      Почему доживаю… живу. Это вы доживаете, - отвечает старик, усмехнувшись.

      -      Но-но, дед. Так ведь можно и по морде лица схлопотать.

      -     Своих внуков пугать будешь, щенок… если, конечно, доживёшь, - отвечает старик, отвернувшись в другую сторону.

      -     Шёл бы ты, дед, отсюда по-доброму, а то ведь так и схлопотать можно, - добавляет один из парней, доставая из пакета новую банку пива.

      -     Вот и катитесь… по-доброму, - добавляет пожилой человек, хмуро глядя на парней и беря в руки свою трость.

      -     Жаль, дед, народу много, а то бы… - издавая «огромный привет из глубины души», полушёпотом добавляет один из парней, вставая со скамейки.

      -     Топайте, топайте, герои. Старость не так слаба, как кажется на первый взгляд.

      -     А ты, оказывается, мудр, раз сыплешь такими изречениями.

      -  Читайте Джека Лондона и Эриха Марию Ремарка, неучи, - усмехнувшись, произносит пожилой человек.

      -     Ничего, мы ещё с тобой ещё встретимся! – оборачиваясь, кричит один из парней.

      -    Идите, идите, пацаны. От таких, как вы, я это слышу уже пятьдесят лет, - полушёпотом добавляет старик уже больше для себя и снова прикрывает утомлённые глаза…

 

*   *   *

 

      -     Здравия желаю! - произносит грузный мужчина лет пятидесяти пяти-шестидесяти. Старик открывает глаза и, весело улыбнувшись, кивком отвечает на приветствие.

      -     Можно к вам в кают-компанию?

      -     Присаживайтесь, места всем хватит.

      -  Хороший нынче денёчек, - кашлянув и распахнув ворот рубахи, произносит толстячок. Из-под ворота его белой рубашки синеет новая тельняшка.

      -     А вы, как я погляжу, старый морской волк, - улыбнувшись, приветливо говорит пожилой человек, стараясь вызвать своего собеседника на разговор. Но тот оказывается человеком немногословным и поэтому отвечает весьма односложно.

      -     Да… был когда-то каперангом. Сейчас в запасе.

      -     И долго ходили по морям?

      -     Двадцать семь годков.

      -     И как же нынче поживает наш славный Военно-Морской?

      -    А никак… Так же как и вся армия… медицина… и образование. Они – моряк показывает большим пальцем на небо – сейчас пытаются всё это реанимировать. Но, как кажется, поздновато. Всё уже развалилось. Правда, за флот вроде бы взялись…

      -     Да, пожалуй, вы правы, - кивая, шепчет пожилой человек и снова щурится от слепящих лучей полуденного летнего солнца.

      Старый моряк раскуривает свою просмолённую трубку и, попрощавшись, привычной покачивающейся походкой направляется в сторону Александровского дворца.

 

 

*   *   *

 

      Пискливое «ля-ля-ля» и топот маленьких ножек заставляет старика отвлечься от своих дум и открыть утомлённые глаза. Перед ним прыгает красивая трёхлетняя девочка, размахивающая своим алым бантом, только что сдёрнутым со своих светло-русых волосиков. Неожиданно малышка останавливается и начинает внимательно, с явным недоумением, разглядывать свои красные ботиночки на широкой кожаной подошве, на которых видны следы грязи. Наконец девчушка слюнявит свои розовые пальчики и принимается аккуратно стирать грязь со своей, как видимо, самой любимой обуви.

      -     Красивые ботиночки, - осторожно замечает пожилой человек, делая вид, что он внимательнейшим образом рассматривает обувь малышки. На самом деле старик попросту любуется маленькой русской красавицей.

      -     Касивенькие, конесно, оцень касивенькие, - не обращая никакого внимания на незнакомого дедушку, скороговоркой выпаливает девчушка и продолжает своё наиважнейшее дело, нагибая свою головку в разные стороны. – Их мне моя мамоцка купива. Я оцень люблю эти классные ботиноцки. А если мама увидит сто они глязненькие, то обязательно меня полугает. Я ведь тозе лугаю свою куклу Катеньку, когда она заглязница. Она у меня такая неляха, сто плосто узас. Уф, завтла опять пледстоит больсая стилка.

      Дедушка от всей души принимается хрипловато смеяться и громко покашливать, платком утирая проступившие на глазах слёзы.

      Малышка оборачивается, поднимает личико кверху и с удивлением рассматривает незнакомого дедушку. Она смотрит на него долго и внимательно, прикусив нижнюю губку и яростно теребя подол своего беленького платьица в голубой горошек.

      -     …Ну и как же вас всё-таки зовут, сударыня? – вежливым тоном произносит пожилой человек, дав малышке некоторое время на раздумье.

      -     Сказите, позалуста, а сто такое… судалыня? – отвечает любопытная девчушка вопросом на вопрос, явно приготовившись обидеться. Это заметно по её оттопыренной нижней губке и грозному выражению лица.

      -     Сударыня… это просто красивая незнакомая женщина, к которой вежливо обращается незнакомый мужчина, - как бы вскользь замечает дедушка, продолжая посматривать на девочку с доброй улыбкой.

      -     А если так облатиться к знакомой зенсине? – не унимается любопытная «варварка», вертясь перед дедушкой.

      -     Можно и к знакомой… но, наверно, только в шутку… или для того, чтобы немножко её позлить.

      Незаметно для себя малышка медленно подходит поближе к скамеечке и, подпрыгнув, усаживается рядом с пожилым мужчиной.

      _     А для цево зе её злить? Мама говолит, сто людей злить нельзя, - совершенно серьёзным и даже несколько поучительным тоном произносит девчушка и, продолжая внимательно смотреть на дедушку, даже приоткрывает свой маленький розовый ротик – заметно, что она с нетерпением ждёт продолжения разъяснений.

      -     Иногда можно… но только не очень обидно и… не до слёзок, - усмехнувшись, тихо произнёс дедушка, подумав о чём-то своём, - таком далёком-далёком, вечно родном и близком.

      -     Стобы зенсина не обидевась?

      -     Да, конечно.

      -     А мой папа говолит, сто зенсин и девоцек обизать никак нельзя.

      -     Абсолютно прав твой папа… Ну, так как же вас всё-таки зовут, сударыня?

      На этот раз малышка явно польщена таким взрослым к ней обращением. Указательным пальчиком она осторожно поправляет завиток своих светло-русых волос, аккуратно одёргивает своё платьице и с достоинством, присущим только истинным королевам, отвечает, строго глядя на носки своих любимых ботиночек:

      -     Моня зовут Зенецка.

      -     А меня Николаем Сергеевичем.

      -  …Никоваем Севгевовицем? – с явно вынужденной гримаской выговаривает девчушка, стараясь правильно произнести имя-отчество.

      -     Да. Но вам, сударыня, я благосклонно разрешаю называть меня дедушкой Колей… Договорились? – серьёзно произносит мужчина, протягивая свою широкую морщинистую ладонь.

      Малышка с радостью протягивает свою крохотную потненькую ладошку и от удовольствия начинает быстро-быстро болтать своими ножками.

      -     Дедуска Коля, а сколько вам лет?

      -     Ну что ж, это вполне резонный вопрос, тем более что женщина имеет полное право задавать его мужчине.

      -     А музцина лазве не мозет? – с удивлением и явным любопытством спрашивает Женька, от нетерпения вновь приоткрыв свой маленький ротик и высунув кончик розового язычка.

      -     Понимаешь, Женечка, если мужчина хорошо воспитан, то он не должен задавать женщине такого вопроса.

      -     А поцему? – настойчиво спрашивает баловничка, продолжая болтать ножками.

      -     Потому… что у женщины не принято спрашивать о её возрасте, так как это может её оскорбить… Женщине всегда должно быть не более семнадцати лет… хотя бы в душе. А вы, сударыня, как я погляжу, уже умеете считать?

      -     Да, до цевых ста… А вот моей бабуске узе цевых пейсят лет.

      -     Неправда… Это только по её документам, а так ей не больше семнадцати.

      Женечка заливисто смеётся, видимо, представив свою бабушку такой молоденькой.

      -     Тогда моя бабушка будет мовозе моей мамоцки. Ведь моей мамоцьке узе цевых двадцать пять лет. Как она говолит: «Мне узе стукнуло цетвельть века».

      Теперь также весело смеётся дедушка. Спустя секунду к нему с явным удовольствием присоединяется Женька. В течение последующих двух-трёх минут они с истинным наслаждением продолжают хохотать, временами похлопывая себя по коленям. Наконец дедушка смахивает со щеки набежавшую слезу и продолжает уже серьёзным голосом:

      -     Всё-таки молодец наш Бог, что создал женщину. Только вот жаль, что он её очень быстро старит.

      -     Дедуска Коля, а вы лазве велите в Бога?

      -     Конечно… Каждый мудрый русский человек обязательно верит в своего Бога… хотя в Бога доброты, любви и справедливости.

      -     А в длугих богов?

      -     Другие боги, Женечка, особенно злые, всегда напоминают о себе сами. Вот если, к примеру, человек злится, значит, в него вселился бог зла.

      -     А зацем зе нам такие звые боги? – разведя ручки в стороны и скорчив презрительную гримаску, лепечет Женька и в очередной раз удивлённо смотрит на дедушку.

      -     Ты абсолютно права, моя рыбонька. Они нам совершенно не к чему… Но на этом свете они почему-то существуют и навещают нас довольно часто… даже не спрашивая на то нашего согласия.

      -     А лазве есть есё длугой свет?

      -   А как же. Их очень много, этих светов и миров. И все они разные-разные. Очень хотелось бы посмотреть на них хотя бы одним глазком.

      -     А вы их лазве не видели? Вы зе такой… - неожиданно малышка умолкает, явно сконфузившись и побоявшись оскорбить дедушку.

      -     Нет, не видел, моя милая Женечка. Жизнь человека очень коротка для того чтобы увидеть всё, что создал для нас Бог.

      -     Сто вы, дедуска, зизнь такая длинная-пледлинная. Я вот ласту-ласту, а выласти всё никак не могу.

      -     Это тебе так только кажется, крошка. На самом деле жизнь пролетает быстро-быстро… как молния. Позднее ты сама в этом убедишься. Так что не спеши быть взрослой.

      -     И я тозе буду такой зе сталенькой, как вы?

      -     Будешь… но этому вовсе не следует огорчаться.

      -     Поцему?

      -     Потому что у тебя, Женечка, обязательно будут прекрасные маленькие внуки – вот как ты сейчас. Ты будешь их очень любить и нежно за ними ухаживать… Ведь правда?

      -     Конесно. Они зе будут совсем малюсенькие, вот как… мой мизинчик.

      Они вновь заразительно смеются, явно довольные таким прекрасным взаимопониманием.

      Пожилой человек начинает напряжённо оглядываться по сторонам, словно кого-то высматривая.

      -     Женечка, а где же твои мама и папа?

      -   Мой папа сидит во-о-н на той скамеецке и цитает свою интелесную газету с класивыми тётями на облозке, - малышка машет рукой в сторону скамеечки, на которой сидит высокий красивый мужчина лет тридцати, действительно с интересом углубившийся в чтение какой-то газеты. – А мама дома пецёт блинцики и здёт нас на обед.

      -     Наверное, твоя мама печёт очень вкусные блинчики?

      -    Даааа… Но бабуска пецёт вкуснее. Она у нас настоясяя мастелица – так говорит моя мамоцька.

      -     Ничего, твоя мама обязательно научится печь вкусные блинчики.

      -    Будем надеяца, как говолит мой папа. Он с нетелпением здёт этого момента всю свою зизнь.

      Они снова заразительно смеются, весело поглядывая друг на друга.

      Мужчина, сидящий на самой дальней скамеечке, на какое-то мгновенье отрывается от чтения газеты и с удивлением смотрит на эту весёлую пару. Затем он усмехается и вновь полностью погружается в своё увлекательное чтение.

      -     А вы знаете, дедуска Коля, мой папа оцень-оцень умный. Он знает столько-плестолько интелесных сказок, сто плосто узас! – продолжает тараторить Женька, болтая ножками и непрерывно вертя головой.

      -     Это прекрасно… Каждый русский человек должен знать очень много хороших сказок. Нам без них… ну, просто никак нельзя.

      -     А поцему?

      -   Потому что без них мы не сможем жить, не сможем верить в своё прекрасное будущее, в свою счастливую судьбу, в своё счастье.

      -     А сто такое сястье?

      -   Ну… это когда тебе и твоим родным очень-очень хорошо, и все твои желания непременно исполняются; это когда все люди тебя понимают и желают тебе только добра; это… это когда рядом нет злых богов.

      -     А лазве так бывает?

     -   Бывает, Женечка, бывает… конечно, бывает. В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда злых духов мы попросту не замечаем. И они ничем не могут нам помешать.

     -     А поцему?

     -     Потому что в этот момент нам очень хорошо. Значит, в эту минуту с нами Бог добра, который защищает нас от всего зла на свете.

     -     Как сейцас?

     -     Как сейчас, - улыбнувшись, тихо ответил пожилой человек. Он помолчал несколько секунд и затем добавил:

     -     Тебе же сейчас хорошо?

     -     Да. Сейцас мне оцень-оцень холосо с тобой, дедуска… и с моим папой.

     -     Умница. Мне очень приятно, Женечка, что в эту минуту ты вспомнила о папе.

      Польщённая девчушка ещё сильнее заболтала ножками и с удовлетворением шмыгнула своим курносым носиком.

      -     Дедуска, а ты есё плидёс сюда поговолить со мной?

      -     Обязательно приду, моя крошка. Мы с тобой ещё о многом должны поговорить…. Вот только позволило бы моё драгоценное здоровье не помешать нашим планам.

      -     А хоцес, я поплосу у твоего здоловья, стобы оно позволило тебе встлетиться со мной? Оно далеко зивёт?

      -     Ооо, Женечка… оно живёт очень далеко. Нам с тобой туда уже не добраться.

      -     Поцему?

      -     В таком случае мы должны вернуться хотя бы лет на тридцать назад.

      -     Так далеко!?

      -     …Так далеко.

      -     Узасно… Сто зе мы тепель будем делать, десуска Коля?

      -     Я думаю, что эту милость нам придётся выпросить у нашего доброго Бога. И если мы будем просить о нашей встрече вдвоём, то, как я думаю, он обязательно разрешит нам встретиться вновь.

      -     Дедуска, я обязательно буду плосить об этом своего доблого бозеньку. Он ведь холосий и обязательно нам разлесыт? – спросила малышка, внимательно посмотрев на пожилого человека.

      -     Я думаю, Женечка, разрешит.

      -     До свидания, дедуска Коля. Вон узе меня папа зовёт.

      -     Беги-беги, крошка. Пусть Бог даст тебе счастья и надежду на всю твою долгую и счастливую жизнь.

      Радостная Женька бойко соскочила со скамейки и со всех ног бросилась к отцу. Пожилой человек ещё долго смотрел им вослед, пока папа и дочка не скрылись за поворотом аллеи. Благодаря этому маленькому доброму существу, сегодня старик вновь почувствовал себя нормальным, полноценным и нужным кому-то человеком. Да, это был разговор равных людей, полностью понимающих и искренне доверяющих друг другу.

 

*   *   *

 

      А бронзовый, вечно молодой Александр Сергеевич, погружённый в свои невесёлые думы, продолжает всё также сидеть на своей любимой чёрной скамеечке, расположенной возле родного лицея и красивейшей Знаменской церкви. И от этих дум его не может отвлечь даже мелодичный малиновый звон колоколов, выстукивающих грустную старинную мелодию «Боже, царя храни».

      Как многолик и велик наш Мир. Но нигде россиянину не дышится так легко и привольно… как здесь. И невольно снова и снова подходишь к памятнику нашего любимейшего поэта и вновь вчитываешься в знакомые бессмертные строки, постоянно дающие свежий приток сил всему нашему народу:

 

« Куда бы нас не бросила судьбина,

И счастие куда б ни повело,

Всё те же мы: нам целый мир чужбина;

Отечество нам Царское Село». 

          (19 октября 1825 года).

 

      Этот прекрасный город не сломили ни годы, ни невзгоды, ни ГУЛАГ, ни фашизм. Он постоянно реставрируется и хорошеет изо дня в день. Это город нашего любимейшего российского поэта, это город нашей великой императрицы, это город нашего последнего российского императора, это город первой железной дороги Российского Государства, это первый электрифицированный город Мира. И я верю, что он будет светить нам вечно – пока будет жить на Земном Шаре последний россиянин.

      Царское Село, тебе уже триста. Как это мало… и как много. Удачи тебе, ПУШКИН!