...Осторожно он приподымает травинку водоросли, чтобы не разбудить дремлющих рыбок; вот-вот опуститься рассвет на эти воды...

Бурлящая вода шумит, играя белыми камешками дна, колесо мельницы все крутится в ней, как будто нанизывая на невидимую нить ночи и дни, незаметно ускользающие, шепчущие впечатлениями, как те камешки...

Но незаметно, потихонечку, настало это время - по-особенному заблестела, прощаясь, луна на пузырьках, что пушистым снежком украшали скромное ее сооружение, слушая мелодию мельницы, задумчиво мерцали звездочки, последние перед рассветом, как будто зная эту мысль: "Пора"...

И крошечный, белый с чуть розовым оттенком, юноша, напоминающий немного тритона приподнятыми водой полупрозрачными оборочками на локтях и ниже колен, расправил решительно розовые узорчатые пушинки  складочек ушек и решительно поплыл вперед, медленно, огибая в последний раз уголок подводного мирка старой мельницы: здесь он родился и рос, исправно охраняя ее нехитрый круг шелеста воды и переливов в солнечном свете пузырьков; порою находя скучными простые камушки, цокотом спускающиеся по оси ее колеса, тоскливо жуя жемчужинку.

Он по ночам нырял в самый центр механизма и сгонял оттуда ленивых раков-домоседов, чистил, перед этим любуясь застывшими в дуновении воды водорослями; привычно слушал дальние голоса приходившего за мукой мельника и прохожих, тогда думая, еще малышом: "Этот мир такой большой, несомненно, он живее мельницы... Придет  Полнолуние Водяных и я отправлюсь исследовать его, как хорошо! Буду совсем взрослый!..". И с тех пор, засыпая под одеяльцем ракушки, он часто видел во сне деревья поближе, новые любопытные глазки, носик их хозяина с интересом не раз нюхал воду, очевидно желая познакомиться с ним, представлял, как трогает рукой с перепонками ближайший листик и косматую головку владельца тех глазок; это будет, конечно, только сначала, но здорово все же так здорово...

И столько мест откроется, со своими жителями, и, кто знает, может, ждут на пути другие, но похожие стражи мельниц, причудливее, чем его; они поведают много сказочного, с ними можно делиться жемчужинками, что в одиночестве кушать было неловко, играть с ними водорослями и вместе гонять раков, это будет так весело, хорошо... Он проплывал без цели и днем с этими мыслями, огибая знакомые сооружения из камешков, оглядывая подводный мирок, совсем привычный, день за днем...

Теперь, вспоминая это, юноша... Как точно уловив мгновение с колким, ослепляющим оттенком: "Вспомни..."; остановился - какие ветра, снега и холодные дожди, очевидно ждали его в новых краях, а тут, точно солнышко та лось под каждой ступенькой колеса, умиротворяющий аромат древесины тепло скрипел, всегда ему радуясь, камешки дружной стайкой словно поднимались обнять и забрать себе все его горести, отдавая взамен лишь радость, покой... В этом, таком неновом, стареньком мирке забытой почти всеми мельницы, скоро она совсем останется одна, все также верно поскрипывая и вздыхая шелестом круга колеса...

Старая мельница, его верный молчаливый друг... "Прости меня!" - он тихонько погладил, казалось, понимающе дающуюся на прощание, ближайшую ступеньку колеса, и долго не мог отпустить, краем глаза впервые, без радости верно поджидая тающей луны, по-волшебному торопившейся подарить по-родному ласковое сияние; он смотрел, как привычно убегают со ступенькой камешки... Еще миг - и скроются... Не жалея руки, поспешил взять один, невзрачный, крошечный, один из многих...

Кажется, когда-то он был таким же крошечкой, спасшимся за ним от людей, с опасением относившимся к водняным и равнодушно - к старой мельнице, все продолжавшей свой круг, он будет все таким же, конечно, будет, и так же весело по утрам вода будет плясать в солнечных зайчиках, а ночью туман будет хитроумным паучком плести необычные узоры над ее гладью, и век, и много столетий; когда все поменяется, а...

Он будет далеко-далеко, и темными ночными волнами сквозь сон придет к нему вспоминание - эхо скрипа старой лестницы, блеск камешка, журчание алмазной чистоты воды, травинки водорослей, но он не сможет обнять их, не сможет...

Настал рассвет, время настойчиво хмурилось легкими тучками: "Надо плыть дальше!". И страж старой мельницы, крепко привязав к одному из выступов на колесе любимый кусочек водоросли, закрыв глаза, чтобы не чувствовать слез, сжал в руке камешек и бросился вперед, так, точно его затягивало туда само течение, с усилием, торопясь забрать в сердце ее, удаляющийся скрип в сердце...