ТРИНАДЦАТЫЙ ГОЛ Разбуженный, я не сразу вернулся в реальность, решив, что это очередной выпад тренера, и только вопрос жены, словно пинок в зад, придал затормо
ТРИНАДЦАТЫЙ ГОЛ
Разбуженный, я не сразу вернулся в реальность, решив, что это очередной выпад тренера, и только вопрос жены, словно пинок в зад, придал заторможенному сознанию необходимое ускорение.
– Тебе не спится,– удивился я,– с чего бы это?
– Ты помнишь нашу первую брачную ночь, единственную и неповторимую?
– Я не компьютер, дорогая, чтобы запоминать малейшие подробности семейной жизни. К тому же у нас, кроме той, было немало других, ничем не хуже.
– Ночей много, а брачная — одна,– с сонным упрямством повторила жена, не скрывая обиду.
В зловещей густой тишине я отчётливо расслышал её мысли, не предвещавшие мне столь необходимого ночного спокойствия. Оценив безнадёжность ситуации, прибегаю к единственной, хотя и запрещённой тренером, возможности компромисса. Как бы в порыве раскаяния, обнимаю и целую жену, обволакивая привычным словоблудием, прикрываясь которым, проникаю под ночную сорочку к набухшему, словно почка, телу, по-хозяйски располагаюсь в нём, а на предостережение: «Ты делаешь мне больно», не тороплюсь применять обезболивающее средство.
– Больно не телу, а душе,– уточняет жена, косвенно подтверждая правильность моих действий.
Сколько хлопот с женскими душами, но я предпочитаю не зацикливаться на философских аспектах секса, тем более, что нежный её поцелуй красноречиво свидетельствует о полном, в данный конкретный момент, со мной единомыслии.
– Ты мной доволен, дорогой,– прижимается ко мне жена.
– Вполне.
– Ах, если бы так было всегда.
– Всегда?– удивленно приподымаюсь на локте, пытаясь разглядеть в размытых темнотой чертах нечто, не замеченное прежде.– Ты хочешь, чтобы так было всегда? Но кому, как не тебе, должно быть известно, что ВСЕГДА у нас не получится. Потому, что нельзя. Не тебе. Тебе как раз можно. Ограничитель указывает на меня. Я спортсмен. Футболист. У меня ответственейшие соревнования, которые, при удаче, принесут мне славу, а тебе столь желаемый достаток. Ублажать тебя всякий раз, когда ты пожелаешь, означало бы для меня утрату спортивной формы и, как следствие, перевод в запасные, а то и вовсе изгнание из команды. Тогда, конечно, то, чего хочешь ты, будет ВСЕГДА, зато никогда не будет столько ВСЕГО, чтобы хватило НАВСЕГДА. Выбор за тобой. Я подчинюсь твоей воле.
Не сомневаясь, что зов плоти уступит разумной достаточности не в ущерб нашему благополучию, в то же время недооценил умение женщины извлекать максимум возможного даже из поражения, а потому не отреагировал своевременно на каверзность её вопроса, легкомысленно восприняв его как попытку потянуть время или вообще уйти от ответа.
– А ты помнишь свой первый гол?
– Ещё бы!– воскликнул я, утратив элементарную осторожность.– Так, как если бы это произошло вчера, а не десять лет назад… Что с тобой, дорогая, опомнись!
– Го-о-л по-о-мнишь,– захлёбывалась в истерике жена,– а брачную ночь забы-ы-л!
Осознав свой промах, лихорадочно ищу оправдание, хотя бы отчасти выглядевшее убедительно: «Будь умницей,– бормочу я,– и согласись, что в моих словах нет ничего обидного. За свою футбольную жизнь я забил всего тринадцать мячей… Неужели ты предпочла бы такой счёт»?
Борис Иоселевич