Биография Александра Ильича Ульянова

К 1887 году в крупных городах России существовали отдельные кружки, небольшие организации, состоявшие главным образом из студенчества. Их члены не имели основательной теоретической подготовки, революционного опыта и достаточной выдержки. Политические кружки были изолированы друг от друга, действовали по собственному плану. Заметный след в революционном движении второй половины 1880-х годов оставил кружок Ульянова, Шевырева, Лукашевича и других. Их программа - попытка примирить теорию и практику народовольства с социал-демократией и дать «научное объяснение» террору. Мысль о составлении программы зародилась в кружке, по словам А. Ульянова, приблизительно во второй половине декабря 1886 года. 

Тогда, собрав на квартире своих друзей и сестру Анну, юный Саша Ульянов изложил им свои мысли, сводившиеся к тому, что: «В борьбе с революционерами правительство пользуется крайними мерами устрашения, поэтому и интеллигенция вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть террору. Террор есть, таким образом, столкновение правительства и интеллигенции, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь. Террор должен действовать систематически и, дезорганизуя правительство, окажет огромное психологическое воздействие: он поднимет революционный дух народа... Фракция стоит за децентрализацию террористической борьбы: пусть волна красного террора разольется широко и по всей провинции, где система устрашения еще более нужна как протест против административного гнета». 

Таким образом, предложения Саши Ульянова были более лихими, чем потуги нынешних итальянских «Красных бригад» и немецких «Рот Армее фракцион». Фактически это был призыв к массовым убийствам всех, кто не нравился брату и сестре Ульяновым. Мальчишки с восторгом восприняли призывы своего двадцатилетнего лидера и принялись за подготовку первого теракта. До какой-то степени можно понять этих провинциальных романтиков, живших в обстановке мещанства и уныния. Но вот так пойти на улицы и начать убивать людей... 

Первым делом решено было убить царя (именно он был лакомым кусочком в глазах молодых людей). Первоначальный план стрелять в царя был отвергнут, решили кинуть бомбы. Для их приготовления требовалось особое помещение, динамит, ртуть и азотная кислота, которые на первых порах готовили «домашним» способом. 

Герасимов и Андреюшкин изъявили желание метать бомбы. 

Однако власти со дня первых терактов ишутинцев стали обращать пристальное внимание на «юношей бледных со взором горящим», особенно тех, которые отличались на демонстрациях. И, в частности, не стеснялись заниматься перлюстрацией их писем. Так, однажды, вскрыв письмо, поступившее на имя некоего Никитина, харьковский полицейский пристав чуть со стула не упал, прочитав такой пассаж: «У нас возможен самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже в непродолжительном времени». 

Из Никитина вытрясли имя корреспондента - петербургского друга Андреюшкина, активного члена фракции. Полиция начала скрупулезнейшую операцию по выявлению всех действующих лиц готовящегося теракта. Установили круглосуточное наблюдение за квартирой кровожадного Андреюшкина и всеми ее посетителями. 

Между тем и жандармы получили тревожные сведения о готовящемся покушении, только 28 февраля, если доверять всеподданнейшему докладу их шефа. 1 марта министр внутренних дел граф Д. Толстой сообщил царю: «Вчера начальником Санкт-Петербургского секретного отделения получены агентурным путем сведения, что кружок злоумышленников намерен произвести в ближайшем будущем террористический акт и что для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды, привезенные в Петербург готовыми «приезжим» из Харькова». 

Между тем террористы решили выйти на охоту за царем именно 1 марта, и если не удастся покушение в этот день, и царь поедет на юг, то следовать за ним и убить его по пути. Однако и в полиции помнили про эту дату - 1 марта, - слишком памятную и для правительства, и для революционеров, поэтому начальник секретного отделения, не дожидаясь царской резолюции, приказал немедленно арестовать выслеженных агентами лиц, едва ли предполагая, что это те террористы, о которых его уже предупредили. 

Комната Александра Ульянова. Ныне Дом-музей семьи Ульяновых

1 марта 1887 года трое студентов, Осипанов, Андреюшкин и Генералов, были схвачены со взрывчатыми снарядами на Невском проспекте. «Откровенное показание» одновременно с ними арестованных сигнальщиков (Канчера и Горкуна) позволило жандармам быстро выявить участников террористической организации и руководящую роль в ней студентов Александра Ульянова и Шевырева. Всего было арестовано в первые же дни марта 25 человек, а позднее еще 49 человек. Суду были преданы 15 человек, а в отношении остальных дела были разрешены в административном порядке. 

Об аресте террористов в департаменте полиции немедленно составили доклад и за подписью Толстого отправили царю, с кратким извещением о заговоре и небольшими биографическими справками об арестованных. «На этот раз Бог нас спас, - написал царь на докладе, - но надолго ли? Спасибо всем чинам полиции, что не дремлют и действуют успешно, - все, что узнаете более, присылайте». 

Поначалу царь не придал особенного значения выходке студентов. Когда «во избежание преувеличенных толков» граф Толстой 1 же марта попросил у государя разрешения напечатать особое извещение, царь на докладе написал резолюцию: «Совершенно одобряю и вообще желательно не придавать слишком большого значения этим арестам. По-моему, лучше было бы, узнавши от них все, что только возможно, не придавать их суду, а просто без всякого шума отправить в Шлиссельбургскую крепость - это самое сильное и неприятное наказание. Александр». 

Однако, подробнее ознакомившись с деятельностью фракции, царь изменил свое мнение. Так, ему преподнесли «Программу террористической фракции партии Народной Воли», написанную лично Александром Ульяновым. И первая резолюция, которую поставил на ней царь, была: «Это записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота». 

Мемориальная доска на месте казни А. Ульянова

«Окончательные требования», необходимые «для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития», сводились Ульяновым к 8 пунктам: 

1. Постоянное народное правительство, выбранное свободно прямой и всеобщей подачей голосов. 

2. Широкое местное самоуправление. 

3. Самостоятельность общины как экономической и административной единицы. 

4. Полная свобода совести, слова, печати, сходок и передвижений. 

5. Национализация земли. 

6. Национализация фабрик, заводов и орудий производства. 

7. Замена постоянной армии земским ополчением. 

8. Бесплатное начальное обучение. 

Главной задачей фракции было устранение Александра III. 

(«Чистейшая коммуна», - приписал Александр III. Он, видно, все никак не мог взять в толк, почему ради всех этих благоглупостей нужно было убивать именно его.) 

На другой день шеф жандармов представил «проект правительственного сообщения». «1 сего марта на Невском проспекте около 11 часов утра задержаны три студента Санкт-Петербургского университета, при коих по обыску найдены разрывные снаряды. Задержанные заявили, что они принадлежат к тайному преступному сообществу, а отобранные снаряды по осмотру их экспертом оказались заряженными динамитом и свинцовыми пулями, начиненными стрихнином». Такое сообщение Александр III признал «совершенно достаточным». 

При собирании материалов жандармы не останавливались ни перед какими трудностями и не стеснялись никаких средств. 

В результате этого ими были получены подробные показания сигнальщиков Канчера и Горкуна. Эта услуга их была оценена судом и самим царем, который на представленном ему приговоре к смертной казни 15 человек с ходатайством о смягчении наказания для некоторых осужденных сделал надпись: «Совершенно правильно, я полагаю, что Канчеру и Горкуну можно было бы еще уменьшить наказание за их откровенные показания и раскаяние». 

Секретное архивное дело частично раскрывает нам, как жандармы получали показания. Так, например, директор департамента полиции цинично сообщал о допросе малолетнего Коли, брата Ананьиной, привлеченной по этому делу. Этот «свидетель» дал свое показание после того, как директор департамента «постращал» его. В этом донесении не указано, чем и как «стращали» ребенка. Во всяком случае, цель была достигнута. 

Огромная «работа» шла в самом департаменте полиции в Петербурге. Сыщикам необходимо было раскрыть фамилию участника террористической организации, о котором было известно, что он имеет отчество «Сергеевич». Для облегчения такого розыска департамент полиции выписал из своих делопроизводств фамилии и имена всех лиц, которые имели это отчество. В результате получился огромный список на 16 страницах с указанием, по какому делу каждый из внесенных в этот список привлекался. Другой список, более краткий, содержал сведения о «Сергеевичах», привлекавшихся к ответственности по разным политическим делам. 

История жизни Александра Ильича Ульянова

Процесс 1 марта 1887 года проходил при закрытых дверях. 

В зал суда было разрешено допустить лишь министров, их товарищей, членов Государственного Совета, сенаторов и особо перечисленных лиц из высшей бюрократии. В этом отношении судебный процесс по делу 1 марта 1887 года далеко оставил за собой судебный процесс по делу 1 марта 1881 года, на котором во время судебного разбирательства присутствовали представители печати и велись стенографические записи. 

Самые близкие родные подсудимых не были допущены не только в судебный зал, но и на свидание с ними. Так, например, на прошение матери Ульянова позволить ей свидание с сыном была наложена такая резолюция: «Если госпожа Ульянова будет справляться, объявить, что свидания не разрешены». 

Характерно, что вместо ответа на прошение Ульяновой директор департамента полиции распорядился отвечать лишь в случае нового ее обращения. 

Следует также отметить судьбу прошения Ульяновой о смягчении участи ее сына Александра Ильича Ульянова и дочери Анны Ильиничны Ульяновой. Мать просила товарища министра внутренних дел направить ее просьбу царю. Однако Оржевский переправил эту просьбу вместо царя в особое присутствие Сената, куда поступило дело. 

Министр внутренних дел получал о каждом заседании суда доклад от департамента полиции. Министр юстиции представлял письменные доклады царю о каждом заседании. Доклады департамента полиции подтверждают, что сенатор Дрейер вполне оправдал возложенные на него надежды. Он, например, не давал Ульянову возможности говорить о его отношении к террору. 

В докладе отмечены попытки Ульянова защищать подсудимого Новорусского. Он пытался доказать, что Новорусский не мог догадываться об изготовлении в его квартире взрывчатого вещества. С видимым удовольствием сообщалось министру внутренних дел, «что речи защитников были кратки и весьма приличны». Эта жандармская похвала не делает чести защитникам, но вместе с тем характеризует условия, в которые была поставлена защита. 

Из нескольких десятков привлеченных к ответственности по делу 1 марта 1887 года были преданы суду 15 человек: Ульянов Александр, Осипанов, Андреюшкин, Генералов, Шевырев, Лукашевич, Новорусский, Ананьина, Пилсудский Бронислав, Пашковский, Шмидова, Канчер, Горкун, Волохов и Сердюкова. 

Из этих обвиняемых 12 человек были студентами. Все подсудимые были приговорены к смертной казни, но особое присутствие Сената ходатайствовало для восьми подсудимых о замене смертной казни другими наказаниями. Александр III утвердил смертный приговор для пятерых осужденных, а именно: для Ульянова, Шевырева, Генералова, Осипанова и Андреюшкина. Лукашевич и Новорусский были пожизненно заточены в Шлиссельбургскую крепость и пробыли в ней по 18 лет каждый, пока революция 1905 года не освободила их. Ананьина была сослана на Кару на 20 лет, Пилсудский по конфирмации был отправлен на 15 лет на Сахалин. Четверых осужденных вместо смертной казни приговорили к 10 годам каторжных работ. Шмидову сослали в Сибирь на поселение, а Сердюкову, признанную виновной в недоносительстве, заключили на 2 года в тюрьму. 

Интересная деталь: вследствие отсутствия палача в Петербурге варшавскому обер-полицмейстеру была послана шифрованная телеграмма с просьбой прислать палача по первому требованию, и 30 апреля последовало требование: «Вышлите немедленно палача». Через четыре дня из Трубецкого бастиона были вывезены в Шлиссельбург пятеро приговоренных к казни и двое к пожизненному заключению. Казнь была совершена 8 мая. 

В тот же день граф Толстой письменно докладывал императору: «Сегодня в Шлиссельбургской тюрьме, согласно приговору особого присутствия Правительствующего Сената, 15-19 минувшего апреля состоявшемуся, подвергнуты смертной казни государственные преступники: Шевырев, Ульянов, Осипанов, Андреюшкин и Генералов. 

По сведениям, сообщенным приводившим приговор Сената в исполнение, товарищем прокурора санкт-петербургского окружного суда Щегловитовым, осужденные ввиду перевода их в Шлиссельбургскую тюрьму предполагали, что им даровано помилование. Тем не менее, при объявлении им за полчаса до совершения казни, а именно в 3 1/2 часа утра, о предстоящем приведении приговора в исполнение все они сохранили полное спокойствие и отказались от исповеди и принятия святых тайн. 

Ввиду того, что местность Шлиссельбургской тюрьмы не представляла возможности казнить всех пятерых одновременно, эшафот был устроен на три человека. Первыми вывели на казнь Генералова, Андреюшкина и Осипанова. Выслушав приговор, они простились друг с другом, приложились к кресту и бодро вошли на эшафот, после чего Генералов и Андреюшкин громким голосом произнесли: «Да здравствует Народная Воля!» То же самое намеревался сделать и Осипанов, но не успел, так как на него был накинут мешок. По снятии трупов казненных преступников были выведены Шевырев и Ульянов, которые также бодро и спокойно вошли на эшафот, причем Ульянов приложился к кресту, а Шевырев оттолкнул руку священника». 

На докладе, кроме обычного знака о прочтении его царем, никакой другой пометки не имеется. 

Исполнение смертного приговора и заключение в каторжные тюрьмы осужденных не было завершением обширного делопроизводства по процессу 1 марта 1887 года, административная расправа со многими арестованными продолжалась, а началась она даже ранее судебной расправы. Уже 8 апреля вышло «высочайшее» повеление сослать в Восточную Сибирь на 5 лет Анну Ульянову.