Я снова дома. Открываю дверь.

Через порог – и ты идёшь навстречу.

Наговоримся мы с тобой теперь.

Как хорошо, что долог зимний вечер.

Холодный пар, клубясь, ворвался в дом,

Всплеснув руками, ты ко мне припала.

Слова пропали все, и в горле ком…

Какою же ты маленькою стала!

Снимаю шарф, перчатки, сапоги…

Ты их поближе к печи, на скамейку,

Суёшь мне тапки, тёплые, с ноги,

И с плеч своих снимаешь телогрейку.

И больше нет гнетущей тишины,

И лет на десять ты помолодела.

А на столе горячие блины,

Вкусней которых я вовек не ела.

В печи огонь, и мы сидим вдвоём,

 А за окном свистит шальная вьюга.

Да пусть шумит. Она нам нипочём:

Мы так давно не видели друг друга.

Держу ладонь твою в своих руках.

Как хорошо мне здесь, с тобою рядом.

А у тебя морщинки на щеках,

И в волосах блестят седые пряди.

И на душе светло, спокойно мне,

От благодати сердце словно тает…

Ряд старых фотографий на стене…

Так лишь в раю, наверное, бывает.

Я никуда отсюда не хочу,

Останусь дома. Точка. Всё. Решаюсь.

Вдруг ты уходишь… «Мама! – я кричу,

- Куда ты?»  Тишина… Я просыпаюсь.

Ещё ответа жду в глухой ночи,

Ещё в реальность встречи этой верю,

А сердце больно так и бешено стучит,

Осознавая горькую потерю.

Ах, мама, мамочка, мне сердца не унять,

От слёз ночных опять опухли веки.

Перед глазами вновь седая прядь

И холмик, что укрыл тебя навеки.