Забытая богом деревушка под Брянском. Русская глубинка. Жарко натопленная печь наполняет дом уютом. Только что освежевали заколотого кабанчика.

     Женщины торопливо суетятся, заканчивая приборку. Надо пораньше лечь. Завтра много забот по приготовлению деликатесов на зиму тина домашней колбасы и «кровянки».

     Мужики с полным осознанием завершённого дела сидят за столом, уже изрядно ополовинив зеленоватую четверть самогона. Шипит на сковородке свежее мясо. От чугунка с картошкой валит пар.

   -Откуда это у тебя?-

беру со стола уже отмытый от крови старый винтовочный штык, которым хозяин сегодня резал кабана.

   -Это австрийский. Батя с войны притащил. Он его в рукопашной у какого-то ихнего унтера отобрал.

   -Интересная вещь,-

кладу я штык на место.

   -Еще, какая интересная!-

улыбается хозяин:

   -Батя-то мой с войны в сорок четвёртом вернулся. По ранению. Не успел в дом войти, соседка прибегает, Наташка. Вон её бабка,-

показывает он пальцем на копошащуюся у печки невестку:

   -Васенька! Зарежь поросёночка. Будет чем возвращение твоё отпраздновать. Что тут поделаешь? Батя, как был в орденах, только рукава закатал. Достал из вещмешка этот самый штык:

   -Показывай, где твой поросёнок.

   -Наташка и повела его в сарай. Не успели дверь открыть, из угла выбегает подсвинок. А время-то было. Война. Самим жрать нечего. Скотину кормили, как попало. Короче, как увидел этот доходяга батю со штыком, так и с копыт. Резать не пришлось. Сразу разделывать стали.

   -Как это?-

не понял я.

   -Чего тут непонятного? Разрыв сердца. Копыта в стороны и всё,-

даже не улыбнувшись, опять стал наливать в стаканы мой собеседник.

   -Это ещё что? Помнишь, когда в девяносто втором колхоз развалился,-

повернулся он к сидящему рядом сыну:

   -Денег совсем не платили. Кормились только с хозяйства. Кто, как мог. У нас на околице Мироновна жила. Божий одуванчик. Ей уже тогда сто лет в обед было. Ну и прикупила она на базаре поросёночка. По всей деревне отбросы собирала, кормила его. Кабан – это тебе не свинья. Ему в младенчестве клыки вырвать нужно. Чтобы рос нормально, кастрировать. А это всё денег стоит. Откуда у старухи? Вот и рос хряк, как хотел. Хоть и отбросами, но кормила она его хорошо. Здоровый вымахал. Пришло время резать.

     Вот и позвала Мироновна двух местных хмырей за литр самогонки да кусок мяса.

   -Ребятушки! Кабанчик небольшенький. Вы быстро управитесь,-

прогнусавил мой собеседник, видимо, подражая голосу Мироновны.

   -Я-то перед этим делом только чуть-чуть. Не больше стакана, чтобы рука не дрожала. А эти ещё до того ужрались, взяли нож и в сарай. Разве можно нож показывать? Эти копытные всё же понимают. Небольшенький кабанчик оказался огромным разъярённым зверем, который поднял их на клыки и выкинул обоих из сарая.

     А, что делать? Водка выпита. Слово дадено. Отступать некуда. Сталинград получается. Стали держать военный совет. А тут под ноги попалась валяющаяся во дворе кувалда. Вот один и предложил:

   -Ты давай в сарай. Вымани его или вытолкни, как-нибудь. А я его здесь в пятак и встречу. После контузии мы его легко заколем.

     Сказано, сделано. Один у дверей с кувалдой встал, а другой опять в сарай. Только хряку на их тактику было наплевать. Опять выкинул он этого дурика наружу клювом вперёд. Где по этому клюву кореш и встретил его кувалдой.

     Рассказчик замолчал, наблюдая за моей реакцией, разливая остатки по стаканам:

    -Ты сегодня у магазина нашего деревенского узбека видел?

     Действительно. Утром подходил к нам странный человек с изуродованным лицом. Носа совсем не нет. Только дырки вместо ноздрей.

   -Это Ванька Рябов. Узбеком его, когда он из больницы вернулся, прозвали. Пока он пять лет по богадельням маялся, кореш его столько же срок тянул,-

поставил он пустую бутыль на стол.

   -Поздно уже!-

подошла невестка. И то верно. Бутыль опустела. Картошка остыла. И, хотя у моего собеседника подобных рассказов могло хватить до утра, пора было и честь знать.

                                                                                        Сергей Маслобоев