Жар бобов на сковородке,

запотевшее стекло,

осень реет по задворку,

как армейское сукно,

Мой  сосед дырой на пятке,

прошлогоднего носка,

освещает спозаранки

кухню, как луна луга.

Варит кофе, бес проклятый,

проливает кипяток,

сонный, хмурый и помятый,

ногу, падла, мне обжог.

Храп стоит, трясутся двери,

содрогаюсь словно гном,

за стеной Василий дремлет,

как в пещере злой дракон.

А в прихожий  трется третий,

гребнем чешет старый плащ,

педантичный, как еврей прям,

скуп, угрюм и худощав.

Завтрак  мой недолго длится,

выхожу  в сырую серь,

с добрым утром, блять, столица,

слякоть вязка, как кисель.

Метут улицы туркмены,

спят таджики у лотков -

азиатской ойкумены

узкоглазых уголков.

Где-то «Кремль» и  музеи,

среди вывесок реклам.

С каждым шагом все грязнее,

обгоняю шум и гам.

Вот, тебе культуры светоч,

вот  тебе свершений даль,

ворочусь домой под вечер,

сквозняк дует, как мистраль.

Скажет мне, сосед Василий,

что приехал он не зря,

здесь культура, здесь красиво,

не провинции дыра.

Потрет  майку жирным пальцем

у засаленной плиты,

босы-ноги вставит в сланцы:

«ну а как в столице ты?»

Промолчу, уныло сщерюсь

все равно же перебьет,

«Быдло дома… - он осмелясь

час занудства свой начнет.

Закурю под  матерщину

завсегдателя Москвы,

он закончит, скорчит мину,

вытрет руки об трусы.

Взгляд уткну в носок дырявый,

по нему сползает клоп,

вот, развитие и в правду,

клоп доволен, клоп живет…..

Вспомню деда и крылечко,

«Беломорины» дымок,

сосны, клены,  поле, речку,

и в тарелочке творог.

Стынет чай в блюдцЕ фарфорным,

выдыхает мирно дед:

«Красота в деревне скромна,

В этом весь ее секрет…..»