Звонок вспорол тишину и погас в тепле ее руки. - Слушай, ну ты и даешь! Совсем уже ничего не соображаешь! – это снова подруга, но на этот раз та самая. Да, да, та самая, которая увела его. А вместе с
Звонок вспорол тишину и погас в тепле ее руки.
- Слушай, ну ты и даешь! Совсем уже ничего не соображаешь! – это снова подруга, но на этот раз та самая. Да, да, та самая, которая увела его. А вместе с ним все ее маленькое счастье, оставив только частную жизнь, которая без него никакого смысла не имела. – Нет, ну ты подумай. Ищет себе фиктивного мужа. Фиктивный, так сказать, для дефективной. Прямо стихи, а не проза.
- Тебе чего надо? – прошипела она в трубку, мысленно сжимая пальцами ее горло и слушая воображаемый хруст позвонков. – Ты зачем, змея, звонишь? Посмеяться хочешь?
- Зачем? Это я посмеяться хочу? Я? Да разве над такой дефективной, как ты, можно смеяться? Да, рядом с тобой можно только рыдать. Слушай, тебе чего вообще от нас нужно?
- Мне? От вас? Ты, что, совсем ку-ку? Я разве трогаю вас? За все время, что живу одна ни разу, заметь, ни разу вам не позвонила. А ведь могла! Имела моральное право высказать тебе все, что наболело. Имела, но не стала. И не потому, что тебя пожалела, или его. Просто плевать мне на вас таких. Если вы предали меня. Если вы крутили роман за моей спиной! Если ты, моя лучшая подруга, а он, самый любимый человек! Если все на самом деле так сложилось, то плевать мне на вас с самой высокой колокольни. Слышишь, ты, козявка! – и она с размаху зашвырнула трубку в дальний конец комнаты. Трубка печально тренькнула и обиженно затихла. Она не плакала. Зачем? Какой смысл? Кто пожалеет? Никто. Значит, и плакать незачем. Трубка снова ожила. Качество китайских товаров заметно прогрессирует. Даже довольно сильный удар о ковролин не смог убить в телефоне тягу к жизни. Трубка цеплялась за эфир, как умирающий - за кислородную маску.
- Кто еще там? – пробормотала она в трубку, предварительно обтерев ее подолом кофты. Пол у нее, в конце концов, не стерильный.
- Это я – честно признался он. - Ну и, гад! Позвонил, не постеснялся. Не побоялся услышать ее голос после всего, что ей сделал. Она на миг представила его лицо, и слезы потекли сами собой, словно малые дети за которыми догляд и догляд. А раз уж остались без догляда – жди беды. Слезы прибывали, и голос провалился сквозь мокрое горло в никуда. Она онемела. Спазм завязал гортань морским узлом, дышать было почти нечем.
- Чего молчишь? – осторожно поинтересовался он. В ответ только вязкая тишина. Она даже не всхлипывала. – Ну, виноват я, виноват, - голос его дрогнул и осип. – Если точнее, то не просто виноват, а очень сильно. Тварь я, одним словом, - он опять замолчал, вслушиваясь в тишину. – Ну, скажи хоть что-нибудь.
- Что тебе нужно? – выдавила она из себя неимоверным усилием воли.
- Ничего. Просто мы прочитали твое объявление и я… - Он запнулся и, наконец, замолчал. Пауза повисла над планетой. Над планетой повис метеорит огромной, жуткой паузы. Если сейчас он рухнет изо всей силы вниз – от этого мира не останется ничего. Ничего и никого. Во всяком случае, этим двоим - не уцелеть. Ей так казалось.
- Не звони мне больше! – говорил ее голос, а сердце выстукивало морзянкой «прошу, звони мне, звони»
- Извини, если что не так, но мне кажется, ты слишком погорячилась с этим фиктивным браком. Ну, зачем ты так? Хочешь, я подъеду к тебе, и мы обо всем поговорим?
- Ты подъедешь, и мы поговорим? Нет, вы послушайте, люди, он подъедет, и мы поговорим. А где ты был два месяца назад? Где ты был, когда я осталась совсем одна и рыдала, катаясь по ковролину? Где, я спрашиваю тебя? Почему не подъехал, и мы не поговорили? Тогда, ты слышишь меня, тогда? Тогда, когда ты был еще мне нужен, когда я могла тебя простить? Почему? А что сейчас? Сейчас все позади. Я свыклась с мыслью, что одна. Понимаешь, свыклась!
- Прости, ну прости меня, пожалуйста. Всякое в жизни может случиться.
- Правда? Всякое? Всякое - это предательство? Оно случилось с тобой помимо твоей воли? Просто взяло и случилось? Но ведь ты этому не удивился. Не прогнал саму возможность измены от себя прочь! Главное, с кем изменил. С моей лучшей подругой! С лучшей! Боже, как я была слепа. Я глупа.
Совершенно не разбираюсь в людях, и я не верю тебе! Больше не верю!
- Послушай, но еще не поздно…
- Что «не поздно»? Что, я спрашиваю тебя, не поздно? Что? Все вернуть? То есть, теперь ты бросишь ее? Бросишь ее и вернешься ко мне? А потом, когда я снова тебе наскучу, опять уйдешь к ней, или подыщешь другую? Как понимать твой звонок? – и она отправила трубку телефона на ковролин. Со всего маха, от полного отчаянья и какой-то почти запредельной жалости к себе самой. Трубка потерянно звякнула, встретившись с твердой поверхностью, и то ли простонала, то ли тихо выругалась матом.
Она лежала на ее надежном и верном диване в слезах и великой нескончаемой печали. Весь мир, весь этот мир, казался ей одной точкой боли, центр которой находился в ее сердце. Прошло полчаса. Целых нескончаемых полчаса. Огромных полчаса, за которые мир мог спокойно умереть, она бы этого не заметила. И тут из тенет коворолина раздался робкий всхлип, потом он, этот призрак, расправил плечи, возмужал на глазах и запел во весь голос. Старенький мобильник снова ожил. Звонок буравил ее сознание и не давал покоя. Она подняла трубку с пола.
- Дэвушка, это снова я. Я так и не понял, что вчэра случилось. Почему ты бросил трубку? Или нас разъединили? Спрашиваю еще раз, ты жэнишься на мнэ? А, дэвушка? Мнэ очень надо! Срочно, понимаэшь, срочно! – трубка незамедлительно отправилась на диванную подушку. Она зарылась лицом в мягкую плоть пледа и перестала дышать.
- Сейчас просто задохнусь. Задохнусь и все закончиться. Само собой. Ничего больше не будет. Ничего. Ни его, ни этой подлой подруги. Ничего. – Горько подумала она. Дышать становилось все труднее, но она упрямо не поднимала лица. Рассудок почти затуманился и тело, подчиняясь стремлению выжить любой ценой, приподняло ее лицо над пледом и расслабилось. Она заплакала. Горько и безнадежно. Новый звонок заставил ее вздрогнуть и направить полный ненависти взгляд на маленькую черную трубку. Но она ее взяла. Почему-то.
- Ну, как, довольна? – спросила разлучница, всхлипывая и глотая горькие слезы. – Довольна? Добилась своего?
- Что ты имеешь в виду? – бросила она в топку эфира, оставаясь ко всему равнодушной.
- Он поехал к тебе. Ему, видите ли, стало тебя жалко. Ну, признайся, ты же именно этого и добивалась. Изначально знала, что так все и будет. Знала? Можешь не отвечать. Я уверена, что знала.
- Ну, если ты уверена, зачем звонишь?
- Звоню, чтобы сказать насколько сильно я тебя ненавижу.
- Ты ненавидишь меня? Ты – меня? Ну, ты, подруга, и даешь. Это какую же наглость нужно иметь, чтобы сказать такое! И главное, кому? Человеку, у которого ты разрушила жизнь.
Снова позвонили, но теперь уже в дверь. Она понимала, кто стоит сейчас за ее дверью. Понимала, но не была уверенна, нужно ли ее открывать.
Ранние сумерки плыли над Москвой. В ноябре темнеет очень рано. Как первые звезды, зажглись за окном уличные фонари. Скоро станет совсем темно. Последний месяц осени - прелюдия зимы. Долгой, бесконечно нудной зимы. Что ждет ее впереди? Что? Кто даст ответ? Не было ответа…