РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТА

Высокочтимые Капулетти,
глубокоуважаемые Монтекки,
мальчик и девочка - это дети,
В мире прославили вас навеки!
Не родовитость и не заслуги,
Не звонкое злато, не острые шпаги,
не славные предки, не верные слуги,
а любовь, исполненная отваги.
Вас прославила вовсе другая победа,
другая мера, цена другая...
Или все-таки тот, кто об этом поведал,
безвестный поэт из туманного края?
Хотя говорят, что того поэта
вообще на земле никогда не бывало...
Но ведь был же Ромео, была Джульетта,
страсть, полная трепета и накала.
И так Ромео пылок и нежен,
так растворилась в любви Джульетта,
что жил на свете Шекспир или не жил,
честное слово, неважно и это!
Мир добрый, жестокий, нежный, кровавый,
залитый слезами и лунным светом,
поэт не ждет ни богатства, ни славы,
он просто не может молчать об этом.
Ни о чем с человечеством не условясь,
ничего не спросив у грядущих столетий,
он просто живет и живет, как повесть,
которой печальнее нет на свете.

Маргарита Алигер, 1939 г.

Я не хочу встречать тебя зимой.
В моей душе ты будешь жить отныне
весенний, с непокрытой головой,
как лучший день мой, как мечта о сыне.

Я не хочу встречать тебя зимой.
Боюсь понять что ты старей и суше,
услышать, как ты ссоришься с женой,
увидеть, как ты к другу равнодушен.

Боюсь узнать, что хоть короткий миг
случается тебе прожить скучая,
увидеть, как, поднявши воротник,
спешишь ты, облаков не замечая.

Хочу тебя запомнить навсегда
моим знакомцем, путником,влюбленным
в дороги, реки, горы, города,
беспечным, ненасытным, изумленным.

Живи таким, как в памяти моей,
подверженный порывам и тревогам,
всегда люби деревья и зверей,
И много знай, и спрашивай о многом.

Заглядывайся так же далеко
прозрачными бродячими глазами.
Мне иногда бывает так легко -
я вспоминаю: ты живешь меж нами.

Покуда день, покуда будут течь
стремительные, вспененные реки,
таким тебя мечтаю я сберечь,
тебя такого я люблю навеки.

И если даже ты придуман мной,
такой, какого встретить мне хотелось,
я не хочу тебя встречать зимой,
чтоб выдумка моя не разлетелась.

Я мало стихов знаю напамять, это одно из таких, но не помнила автора, хотя подозревала, что - Маргарита Алигер, и вот сегодня проверила...

К ПОРТРЕТУ ЛЕРМОНТОВА  

Маргарита Алигер

Поручик двадцати шести

годов,

   прости меня,

           прости

за то, что дважды двадцать шесть

на свете я была и есть.

Прости меня, прости меня

за каждый светлый праздник дня,

что этих праздников вдвойне

отпраздновать случилось мне.

Но если вдвое больше дней,

то, значит, и вдвойне трудней,

и стало быть, бывало мне

обидней и страшней вдвойне.

И вот выходит, что опять

никак немыслимо понять,

который век,

      который раз,

кому же повезло из нас?

Что тяжче:

      груз живых обид

или могильная трава?

Ты не ответишь - ты убит.

Я не отвечу - я жива.

1968   

Таня, вот оказалось у Dilletant. Источник не официальный, найти бы еще в печати. Мне было не знакомо. Сразу несколько раз перечитала. Спасибо!!!

Рассветает.
Наверно, ты спишь еще,
завернувшись в тепло до плеча.
Как рука по машинке пишущей,
по карнизу капли стучат.
Ты проснешься.
Тепло и рано.
Разрываются, слышишь ты,
почки звонкие, как стаканы,
теплой зеленью залиты.
Почтальон постоит на месте
и просунет в дверную щель
и сегодняшние "Известия",
и полоску весенних лучей.
Ты проснешься.
Тепло и рано.
Голубая погода ясна:
из лучей, из дымков, из тумана
осторожно выходит весна.
Начинается, в теплом угаре,
в тишине сероватой, лесной.
Ты проснулся, любимый парень.
Ты проснулся сегодня весной.

Не длинны между нами дороги,
между нами - трубы дымят,
между нами идет многоногий,
многоглазый глядит Арбат.
За надстроенными домами
будет крышам недолог счет.
Между нами - дворы, и камень,
и деревья. Еще между нами...
Что еще?
В переулке летят мальчишки
через лужи ветру навстречу.
Почему мне в ответ молчишь ты?
Ну, так я за тебя отвечу.

Потому это все приключилось
да не вышло в конце концов,
что Москва нас с тобой обручила
ненадежным Бульварным кольцом.
Мне теперь эти легкие числа
вспоминаются даже ясней,
потому что ты мне случился
на такой же просторной весне.
А потом?
Загорелое лето
по бульварам бежало назад,
и почти электрическим светом
оставался на окнах закат.
А потом?
Начиналась осень,
рядом с нами по лужам шла...
Я не помню: ты меня бросил
или я от тебя ушла?

Только я досказать забыла
то, что самым решающим было.
Фонари загорались ярче,
мы стояли с тобой у крыльца.
Я сказала:
"А если мальчик...
Я его назову, как отца".
Я хотела, чтоб ты улыбнулся,
чтобы ты посмотрел хорошо.
Почему ты тогда отвернулся?
От кого ты тогда ушел?
Разве это вспомнишь без дрожи?
Разве старая боль не остра?

Мальчуган на тебя похожий
у меня бы теперь подрастал.
Он бы рос и в какую-то осень
был бы в первые брюки одет,
и ему бы исполнилось восемь,
и двенадцать, и больше лет.
Он бы так же, как ты, улыбался
и на лыжах летел по ветрам,
он со мною бы соревновался
на вставанье по утрам.

И теперь, когда ты приходишь,
осторожно глядишь в глаза,
долго ищешь, пока находишь,
что бы лучше, теплее сказать.
Остаюсь я сама собою,
даже рада, что ты пришел,
мне часами теперь с тобою
говорить и молчать хорошо.
Но не думай, что я позабыла,
что за глаз твоих светлых прищур
и за то, что тогда полюбила,
я забуду и я прощу.
Был обиден, тягуч и труден
этот срок бесконечно большой,
понимали другие люди,
помогали другие люди
и другие были со мной.
Только нет.
Ни упреков, ни жалоб
не услышал бы ты никогда.
Слишком я хорошо осознала:
ты меня не любил тогда.
И нельзя это скинуть со счета,
и нельзя затаить и забыть,
потому что любовь - забота,
потому что любят за что-то
и нельзя ни за что любить.

Как досадно!
Мы в ногу ходим.
И дорога у нас ясна.
И теперь, как тогда, в природе
широко началась весна.
Нам с тобою ничто не мешает
создавать, сознавать и жить.
Как досадно, что я, чудная,
продолжаю тебя любить.

М. Алигер