Биография Аркадия Северного

Жизнь Аркадия Северного можно разделить на две части, в одной он был Аркадием Дмитриевичем Звездиным, в другой - Аркашей Северным. В одной были детство, школа, институт, работа, семья. В другой - водка, бродяжничество, болезни, бедность и... слава. Одна - большая и благополучная - вместила в себя три четверти жизни, почти тридцать лет. Другая оказалась совсем маленькой...

Родился Аркадий Дмитриевич Звездин 12 марта 1939 года в городе Иваново. Отец, Дмитрий Иванович, был большим начальником на Ивановской железной дороге. Мать, Галина Давыдовна, - медик-рентгенолог. Семья была большая, дружная - пять человек детей. Сестра Людмила и братья Валентин, Лев, Михаил и средний - Аркаша.

Учился Аркаша хорошо, поведения был примерного, всегда отличался опрятностью и честностью. Был музыкален, рано научился играть на семиструнной гитаре, вернее, овладел несложными приемами аккомпанемента. А так как имел феноменальную память, то знал и исполнял огромное количество разных песен. Естественно, отбора он никакого не делал, пел все, что душе хотелось: и песни советских композиторов, и популярные зарубежные шлягеры тех времен, и песни неизвестных сочинителей, ходившие в среде подростков. Однажды сестра Людмила подарила ему рукописный песенник - толстую общую тетрадь, испещренную аккуратным убористым почерком и иллюстрированную самодельными рисунками. В этом песеннике, рядом со стихами Есенина и Рубцова, было много блатных текстов. Аркадий их выучил, сестра напела мелодии и показала, как подобные песни нужно исполнять - с какой интонацией и в какой манере. Вероятно, ей, как старшей по возрасту, приходилось слышать эти песни в «профессиональном» варианте.

Аркадий часто бывал в молодежных компаниях со своей неразлучной гитарой. Друзья просили его спеть, и он никогда не отказывался, всегда пел с большим удовольствием. Высокое должностное положение отца выделило его в определенную социальную среду - он был, что называется, из «золотой молодежи». Трудно сказать, чем она отличалась от остальной ивановской молодежи, скорей всего, достатком, которого не имели ткачи, в большом количестве населявшие этот славный городок.

Окончив школу в 1957 году, Аркадий уехал в Ленинград и поступил в Лесотехническую академию имени С.М. Кирова на планово-экономический факультет. Здесь я позволю себе маленькое лирическое отступление. Время хрущевского правления (вторая половина 50-х и начало 60-х) мы привычно называем словом «оттепель». В природе оттепель - это когда вдруг зимой пригреет солнышко. Начнет таять снег, потечет с крыш, птички запоют. И кажется, зима подходит к концу, скоро наступит весна. На душе светло и радостно. В политике Советского государства слово «оттепель» означало ряд позитивных изменений в жизни общества. После суровых сталинских «морозов», когда чуть ли не треть страны сидела в лагерях, с высокой трибуны партийного съезда прозвучал голос разума: давайте жить по новому! Без лагерей, без доносов, без ночных «марусь».

Берия - ясно, враг! Сталин - увы, со всяким руководителем случается - ошибался, перегнул палку, поощрял культ своей личности. Одним словом, хватит! Повернемся лицом к человеку. Докажем всему миру, что мы - не империя зла. Мы тоже люди и не только в кино умеем «петь и смеяться, как дети». Где наша культурная интеллигенция? Задача ясна? Вперед! 1957 год. Всемирный фестиваль молодежи и студентов в Москве. Народу наприглашали - негров, китайцев-уругвайцев разных - море! Хотя въезд простых советских граждан в столицу Родины на время проведения фестивалей строго ограничен. И бомжующий элемент, равно как и разного рода «отщепенцы, тунеядцы, проститутки», выслан за 101-й километр. Общение, обмен сувенирами с участниками фестиваля категорически запрещен. Пригласить к себе в гости представителя какой-нибудь капиталистической страны - Боже упаси!

Последствия - исключение из комсомола или, того хуже, из партии, увольнение с работы или даже... И все же люди общались. Гости фестиваля шумными компаниями, принимая жест советского правительства за чистую монету, бродили по улицам Москвы и Ленинграда, пели песни на непонятных языках, носили экзотические наряды, а советские граждане глазели на них как на диковинных животных, которых выпустили из зоопарка погулять. Мальчишки обменивались с гостями значками, юноши постарше - пластинками, девушки улыбались смуглым кубинцам и черным, как уголь, конголезцам. Впрочем, не только улыбались - через год в роддомах стали появляться разноцветные детишки. Потом их назовут «фестивальными детьми».

Молодежь со свойственным ей легкомыслием стала собираться на квартирах, в кафе, в клубах. Заиграл джаз. Вышли на улицу молодые поэты - стали публично читать стихи. Скромно одетые парни с гитарами запели про туманы, про тайгу и про то, как хорошо сидеть у костра и спать в палатке, к тому же «добровольно» и их «не будет гнать конвой». Запустили в космос первый советский спутник, потом туда же полетели собачки - Белка и Стрелка. Поплыл по Северному пути, кроша носом полярные льды, первый атомный ледокол «Ленин». Физики расщепляют атом и пишут стихи о гипотенузах, лирики сочиняют песни про атлантов и параллельно защищают диссертации по квантовой механике. В Политехническом поет Булат Окуджава: «Возьмемся за руки, друзья...» «Новый мир» публикует Солженицына - «Один день Ивана Денисовича».

Хрущев в ООН стучит ботинком по трибуне. С детской наивностью и юношеским задором художественная интеллигенция бросается осваивать вечные темы. Человек с его проблемами и мыслями на первом месте. Все срочно ищут истину - в чем смысл жизни? Можно ли любить женщину сильнее, чем Родину?

12 апреля 1961 года. Наш парень в космосе! Юрий Гагарин! Ура! Такого всенародного ликования страна не знала со Дня Победы. Ведь можем же, можем! Партия сказала: обгоним Америку! И обогнали! Конечно, у них там в Арканзасе кукуруза растет, а у нас на Смоленщине не принимается. Зато мы их наукой бьем. Завтра на Марсе «будут яблони цвести». В Ленинграде энтузиасты клуб песни основали и в честь первого космического корабля назвали «Востоком». Окуджава поет, Кукин поет, даже Высоцкий и тот пел, ну и еще, конечно, многие. Все на магнитофоны записывается - не тайно, для Большого Дома, а свободно - для личного пользования. Появились в продаже первые магнитофоны. Наши. Отечественные. «Яуза». Записывай что хочешь. Никто не отнимает. И тут начался магнитофонный бум. Писали все: зарубежную эстраду, джаз, биг-бит, бардов, выступления поэтов, эстрадных певцов, театральные постановки, домашние чтения - все!

Вот в компании магнитофон. В «фонотеке» у хозяина три-четыре пленки (пленка - дефицит: записал бы больше, да нет возможности!). Послушали популярную музыку. Послушали, как дочка папу с днем рождения поздравляет, даже тещин голос услышали. Что дальше?

Давайте запишем Колю, - предлагает хозяин, - Коля на гитаре играет...

Коля, конечно, поиграл и спел, но... Это не то, что хотелось бы поставить еще раз и еще.

Деловые люди в Москве и Ленинграде быстренько смекнули, что на безграничной любви советского человека к песне можно делать хорошие деньги. В стране тотального дефицита и марксистско-ленинской идеологии, где даже сверхпопулярный и любимый всеми, но неразрешенный властями артист не может выпустить пластинку, этот пробел должны заполнить магнитофонные пленки. А значит, начинают работать законы рынка: вам нужны песни - платите деньги. Нужны качественные дефицитные записи - платите большие деньги. Запись концерта Владимира Высоцкого, сделанная на фирменной аппаратуре, стоила тогда на «толчке» 50-70 рублей.

Платить такие деньги могли далеко не все, а только состоятельные люди, ведь простой инженер или врач зарабатывали в среднем 100 - 110 рублей! В итоге инженеру и врачу доставались записи «не первой свежести» - писанные-переписанные помногу раз. Но любовь к бардам была огромна. Записывали всех и вся, иногда даже не зная, кто поет. На коробке написано: «В. Высоцкий», а там кто-то поет «По шпалам, брат, по шпалам, брат, по шпалам...», ну, значит, и есть Высоцкий. Аккомпанемент нехитрый - семиструнная гитара. И голос хриплый.

Тем временем идеологи, во главе с товарищем Сусловым, поняли, что дальше так продолжаться не может. Не построишь светлое будущее на земле, если рядом какие-то безголосые «барды» поют под гитару, абстракционисты - «пидарасы» (по меткому выражению Н.С. Хрущева) не колхозницу с серпом, а каракули на холсте малюют, писатели про лагеря пишут. И решили тогда коммунисты всерьез порядок навести, как говорится в народе - потуже затянуть гайки. Начали с того, что пригласили в Кремль творческую молодежь. Могли бы, конечно, и без церемоний обойтись - доверить воспитание органам. У тех большой опыт в педагогике! Но Никита Сергеевич полиберальничал: мировая общественность может неправильно понять. Решили просто публично выпороть.

Многим тогда досталось: Евгению Евтушенко за «Бабий яр», Эрнсту Неизвестному за «тошнотворную стряпню», Марлену Хуциеву за «Заставу Ильича», Андрея Вознесенского вообще агентом ЦРУ обозвали... И было это весной 1963 года. Тем временем Аркадий учился в академии, овладевая будущей профессией, которая, прямо скажем, не отвечала его творческой натуре. За окнами бурлил большой красивый город. Жизнь в студенческом общежитии с ее вольным бытом отвлекала от занятий. Концерты, выставки, поэтические вечера, новые знакомые, веселые студенческие застолья, где непременно звучали песни, - все это было гораздо интересней лекций по диалектическому материализму и политэкономии.

Появились «хвосты», «неуды», переэкзаменовки. Но зато ни одно творческое мероприятие, будь то К.В.Н. или концерт студенческой самодеятельности, Аркадий не пропускал. Везде он появлялся с неразлучной гитарой, везде пел песни, везде был «своим в доску». Увлекся джазом, пел в вузовском оркестре по-английски, подражая великому Армстронгу. Произношение у него было отменным, хотя английского он не знал, в школе изучал немецкий. Но блестящая память ухватывала с пленок непонятную английскую абракадабру и точно воспроизводила ее при исполнении. А природная хрипотца в голосе придавала особый шарм. Но дальше студенческого оркестра увлечение джазом так и не пошло.

К 1963 году относятся первые магнитофонные записи Аркадия Северного. В какой-то компании он напел под гитару десяток песен - 35-40 минут звучания: «Дочь рыбака», «Карнавал», «Девушка в синем», «История каховского раввина», «Тонечка», «Из зала суда» и другие. Записывал Аркадия человек, который впоследствии сыграет в его судьбе решающую роль. А пока...

А пока преподаватели академии, отчитывая Аркадия за плохую посещаемость и учебу, ехидно называли его «артистом» и советовали: «Коль уж вы, Звездин, так любите петь, то идите в эстрадное училищем, не занимайте чужое место!» На горизонте замаячило отчисление. Пришлось брать академотпуск. В общем, с горем пополам Аркадию удалось закончить академию. Но при распределении его почему-то не отправили на практику в бескрайнюю сибирскую тайгу, он остается в Ленинграде, и, как молодой специалист начинает свою трудовую деятельность в «Союзэкспортлесе» в 1965 году.

Определили его служить на таможню - встречать баржи с лесом. Рабочее место в конторе: телефоны, акты, справки, путевые листки, такой-то сухогруз прибыл, такой-то отбыл, того разгрузить, этого загрузить - нормальная чиновничья должность. Работай себе и жди повышения по службе, встань в очередь на квартиру, покупай наборы в буфете, получай премии и обмывай сделки, которые заключает начальство с партнерами. Но Аркадию хотелось петь. Хотелось иметь поклонников, хотелось успеха или даже, чем черт не шутит, славы! И однажды летом 1967 года судьба свела его с Рудольфом Фуксом.

С чего начинается известность артиста - первая, так сказать, тропинка к популярности и славе? У всех по-разному. Одному фортуна улыбается с самого начала его артистической деятельности. Другому нужно пройти длинный и трудный путь, пока он не докажет, что достоин внимания публики. Третьему достаточно родиться в семье знаменитостей, и этот факт биографии уже сам по себе приносит известность. Родители сделают все возможное для того, чтобы их чадо вышло на сцену. Но если в первом и во втором случае обязательным условием является наличие таланта или хотя бы одаренности, то в последнем эти качества могут и не иметь решающего значения.

На Западе всегда поиском талантливых артистов занимались импрессарио - люди, наделенные особым чутьем распознавать в никому не известном молодом даровании будущего кумира публики. В нашей же стране, за малым исключением, артист, как правило, вынужден сам устраивать свою судьбу. Иногда можно слышать: талант-де сам себе пробьет дорогу - на то он и талант. И это абсолютно неверно! Талантливый артист не стенобитная машина, и «товар» его - не сахарный песок и не автомобильные покрышки. Жизнь давно уже доказала - бездарность более агрессивна и практична в достижении своей цели, для нее не существует моральных преград, которые она не смогла бы преодолеть. До недавних пор блатная песня в нашей стране была как бы вне закона. Не то чтобы она шла вразрез с официальной идеологией, обличала социальную несправедливость, а просто резала слух идеологическим работникам тем, что напоминала о тюремной сущности нашей страны.

Вот почему блатная тема принесла первую известность и Высоцкому, и Алешковскому, и Шандрикову, и Розенбауму, хотя у каждого из них было много и других - «хороших» песен. Но хорошие песни не будоражили, не волновали. А вот запел певец "блатнячок" - и вокруг его имени возник ореол «протестанта», «революционера», просто «своего парня». Это уже потом обыватель оценит голос, стихи и музыку. Ну а чтобы обрести действительно всенародную славу, желательно умереть в расцвете сил и таланта. Очень важно для артиста в начале его творческой карьеры - везение. Аркадию Северному повезло. Он попал в поле зрения делового человека - Рудольфа Фукса. Фукс - бизнесмен, как говорится, «по призванию». Деловая энергия этого человека не давала ему покоя ни днем ни ночью. Работая в проектном институте, он большую часть своего времени посвящал финансовым комбинациям. Всегда что-то покупал, перепродавал, выменивал, доставал и снова продавал. Одной из доходных статей его бизнеса была музыка.

В 50-60-е годы в Ленинграде, в районе автобусной станции на Лиговке, была барахолка, где наряду с вещами можно было приобрести дефицитные грампластинки и магнитофонные пленки.

До появления магнитофонов широкое хождение имели самодельные грампластинки из рентгеновской пленки. Если посмотреть пластинку на свет, то можно было увидеть чей-нибудь скелет, тазобедренный сустав или череп. Такие пластинки называли «музыкой на костях». Это была целая индустрия подпольного бизнеса. На дому монтировался специальный агрегат на базе патефона - винт, гайка, магнитная головка (звукосниматель), алмазная игла... С магнитофона подавался электромагнитный сигнал - и через десять минут пластинка готова. Только успевай стружку выносить. Но были мастера, которые в домашних условиях умудрялись делать виниловые диски! В Ленинграде этим промыслом занимался Руслан Богословский.

Он брал фирменную пластинку, предположим Элвиса Пресли, и гальванизировал ее - наносил слой меди и поверх еще никелировал. Все это проделывалось в ванной комнате. Из того, что получалось, он готовил форму - обрезал заусенцы, насаживал заготовку на специальный диск. Возникает вопрос: где же он доставал нужного состава пластмассу? О, это было совсем не сложно! Богословский и его помощники закупали в магазинах «Мелодия» комплекты пластинок с речами Ленина, революционными песнями и маршами или еще какой-нибудь неходовой товар по 20 копеек за штуку и уже дома, разогревая их до определенной температуры, делали штамп с приготовленной матрицы. Вот и вся премудрость. Позднее эти пластинки фигурировали в уголовных делах, и эксперты подтвердили, что их качество ничуть не уступает государственному, а иногда и превосходит!

Фукс был тесно связан деловыми отношениями с Богословским и брал его товар на продажу. Параллельно с этим Фукс записывал у себя дома бардов. И вот однажды, летом 1967 года, к нему пришел Аркадий - то ли книжку какую-то купить, то ли пластинку. Услышал, как поют под гитару в одной из комнат, заглянул туда и сказал:

Ну разве ж так петь надо!

А ты что, знаешь, как надо?

Знаю. Дай покажу...

Взял гитару, спел две песни, и тут хозяин квартиры узнал его: это был тот парень, которого он записывал еще в 1963 году, а потом, казалось, навсегда потерял его из виду.

Зачем артист берет себе вторую фамилию - псевдоним? На это есть разные причины. До революции в артистической среде, особенно в цирке и кафешантанах, приняты были франко-итальянские фамилии - они звучали красиво и загадочно: Розетти, Феррони, Коранжо, Жанто. В цыганских коллективах большой популярностью пользовались звучные прилагательные: алмазный, жемчужный, серебряный, бриллиантовый и тому подобные. Такие псевдонимы нужны были для того, чтобы завлечь публику на представление или концерт.

Ведь купец или мещанин и глядеть не стал бы на каких - нибудь Ивана Вислоухова и Федора Косорылова, какими бы замечательными артистами те ни были. Фукс тоже решил дать псевдоним Аркадию - Северный. Но в этом случае - явно из конспиративных соображений. Ведь за распространение блатных песен в те времена можно было поплатиться свободой. Хотя вряд ли такая конспирация спасла бы Фукса - его имя хорошо было известно органам, а вот имя певца еще не очень. Но уж коли решили создать миф, то надо идти до конца. Так появился на свет легендарный блатной певец - Аркадий Северный.

Два года Фукс записывал Северного и распространял его записи. Но составить конкуренцию известным бардам так и не удалось, пленки с их концертами буквально заполонили рынок. Еще бы! У почитателей авторской песни был богатый выбор: Высоцкий, Окуджава, Галич, Кукин, Визбор и многие другие. Что ни певец, то личность! Со своим видением мира, биографией, манерой исполнения. Хотя и блатного барда - Аркашу Северного - тоже покупали, но больше как экзотику или «до кучи» в коллекцию. Больших денег на нем Фукс сделать не мог, но все равно держал Аркадия при себе, не отдавал его другим коллекционерам.

В 1968 году Аркадия призывают в армию - на сборы. Год в звании лейтенанта он служит в вертолетном полку под Ленинградом. Когда отслужил и вернулся домой, то в шутку рассказывал друзьям про свои боевые подвиги - дескать, воевал даже во Вьетнаме, бомбил американские базы и даже заслужил звание старшего лейтенанта и медаль! Никто всерьез не воспринимал его фантазии, зная Аркадия как большого выдумщика. 

Однако пока он служил, его популярность росла. У многих коллекционеров были пленки с фуксовскими концертами.

Вскоре Аркадий женился, в 1971 году у него родилась дочь Наташа. Хлопот, связанных с рождением ребенка, прибавилось, но он продолжал активно записываться у Маклакова. Многие записи того времени, к сожалению, не сохранились - что-то пришлось стереть из-за дефицита пленки и записать поверх того же Северного, но уже под аккомпанемент оркестра, что-то ушло к другим коллекционерам. Осталась запись 1971 года фривольной поэмы Ивана Баркова «Лука Мудищев» в исполнении Северного.

Фукс тоже не обделял вниманием своего «блатного барда» и в 1972 году сделал попытку записать Аркадия под аккомпанемент гитары и аккордеона. Но запись получилась некачественная, и Фукс ее уничтожил. Возможно, у кого-то сохранились пленки с гитарными концертами Северного тех времен, ведь Аркадий никогда не отказывался петь и записываться на магнитофон в любой компании, но мне такие записи неизвестны. А в голове у Маклакова уже зрел дерзкий план записи Северного с профессиональным оркестром.

Известно, что до появления первого магнитофонного альбома Аркадия Северного с «Братьями Жемчужными» в нашей стране блатные песни уже пелись под аккомпанемент оркестра. Еще Леонид Утесов записывал на пластинки и исполнял с эстрады «Лимончики», «Гоп со смыком», «С одесского кичмана» и другие песни, но это было давно - в ЗО-е годы. В послевоенное время «блатняк» попал под строгий запрет. Его не пели с эстрадных подмостков, не транслировали по радио и телевидению. В кино изредка мелькало что-то подобное. Замечательный композитор Никита Богословский, написавший музыку к кинофильму «Два бойца», вспоминает, как появилась песенка Кости-одессита «Шаланды, полные кефали...».

По сценарию, один из героев фильма - Степа - одессит. Он уже спел под гитару прекрасную песню «Темная ночь», но создателям фильма необходимо было подчеркнуть, что Степа родом именно из Одессы, а не из Тамбова или Иркутска. Ведь у одесситов своя манера поведения, своеобразный говор и, конечно же, песни. Взять популярную блатную одесскую песню авторы не рискнули - цензура, понятное дело, сразу бы зарубила не только эту песню, но, пожалуй, и сам фильм. Тогда они сочиняют стилизацию «под Одессу»: Шаланды, полные кефали, В Одессу Костя приводил, И все биндюжники вставали, Когда в пивную он входил... В итоге песня вошла в кинофильм, авторы не пострадали (скорее, наоборот - премию получили), а народ в ресторанах запел еще одну блатную песню, к тому же разрешенную цензурой. Во времена хрущевской оттепели дышать стало легче, и Кирилл Лавров в фильме «Верьте мне, люди» даже спел «Таганку», правда, без аккомпанемента, и что - то вроде колыбельной.

А в это время в ресторанах, на свадьбах, на юбилеях и прочих весельях люди заказывали музыкантам сыграть что-нибудь «за Одессу-маму». Конечно, что-то записывали на магнитофоны, но делалось это весьма непрофессионально, абы как, и уж, естественно, никто не собирался распространять эти любительские ленты.
Вообще-то у всякого ресторанного оркестра есть большая амбарная книга, как ее называют, «талмуд», или «гроссбух». В этом «гроссбухе» записаны слова и гармонии множества различных песен - от старинного романса до модного шля тера. Все ведь в голове не удержишь, а клиент протягивает деньги и просит неотлагательно исполнить какие-нибудь «Бирюзовые колечки». В этом случае музыкант открывает потрепанный и разбухший от времени «гроссбух»- песенник и «шпарит» по написанному.

В «Парусе», как и во многих других ресторанах, в те годы играли очень хорошие музыканты, прошедшие большую школу выступлений на эстраде. Причиной тому послужило пресловутое «Постановление Министерства культуры об ограничении концертной и гастрольной деятельности». Тарифицированный музыкант со ставкой 7-8 рублей за выступление уезжал в составе филармонического коллектива в длительную гастрольную поездку - на месяц, полтора, а то и на два. За это время коллектив в какой-нибудь далекой области «делал» сто и более концертов. Соответственно, артисты привозили из таких «чесав» приличные деньги, а это, в свою очередь, очень не нравилось начальству из министерства, которое, сидя в своих кабинетах, шуршало бумажками и получало в два раза меньше.

Куда это годится, если подчиненный зарабатывает больше начальника? Это неважно, что в кабинете тепло и чай с лимоном, а в гастролях - автобус «фурцевский холодильник» и консервы «гастрит в томате», важнее соблюсти святой закон субординации! Вот и постановили - артист имеет право на 20 концертов в месяц, и не более. Это нововведение больно ударило по карману музыкантов, и они стали искать себе места в ресторанах. Шуфутинский устроился в Магадане, Токарев - в Мурманске, а Резанов и его товарищи из «Джаз - оркестра Иосифа Вайнштейна» - в Ленинграде, в «Парусе». В состав музыкального коллектива ресторана «Парус» тогда вошли: ударные - Анатолий Архангельский; рояль - Евгений Драпкин; бас-гитара - Вячеслав Маслов; скрипка - Евгений Федоров; гитара - Николай Резанов, он же художественный руководитель. Им и суждено было впоследствии стать «Братьями Жемчужными».

Жизнь профессионального музыканта у Николая Резанова началась в 1968 году, когда руководитель ленконцертовского «Традиционал-джазбэнда» Роман Моргулям помог Резанову пройти худсовет и взял его в свой коллектив. В следующем году Резанов переходит в другой - более солидный коллектив: «Джаз-оркестр Иосифа Вайнштейна». Осваивает экзотический инструмент - банджо. Здесь ему и дали музыкальную кличку Мишель Жемчужный, поскольку в шутку музыканты называли друг друга на цыганский манер - Алмазный, Бриллиантовый. Хрустальный и т. д.

Но и Фукс не сидел сложа руки. В этом же году он предпринимает попытку записать Аркадия Северного с оркестром. Певцу аккомпанировал скромный состав музыкантов - аккордеон, фортепьяно и бас-гитара. Репертуар был прежним, что и в гитарных концертах: «Гоп - со смыком», «Шарабан», «Цыпленок жареный». Но было много и «свежих» песен: «Увяли розы», «По тундре», «В осенний день», «Жора, подержи мой макинтош...» и другие. Всего записали 18 песен. Качество было сносное, и запись дошла до наших дней под условным названием «Первый одесский концерт».

Это был первый концерт Аркадия Северного в сопровождении музыкального коллектива. А в январе 1975 года коллекционер Владимир Ефимов, в то время выступавший на эстраде как артист оригинального жанра, устраивает на квартире Владимира Васильева (музыканта из «Поющих гитар») репетицию записи Северного с профессиональными музыкантами.

В состав ансамбля под названием «Бандиты», которым взялся руководить опытный музыкант-пианист Александр Резник (кстати, брат поэта Ильи Резника), вошли известные музыканты: Семен Лахман - скрипка, Владимир Васильев - бас-гитара и Василий Иванов - ударные. Это была пробная запись, как бы разминка перед серьезным делом, которое Фукс наметил провести в НИИ «Ленпроект», где он работал инженером. В воскресный день 23 февраля 1975 года Фукс и Ефимов в актовом зале «Ленпроекта» записывают концерт Аркадия Северного с ансамблем «Бандиты» в прежнем составе.

Песни тоже были прежние, но записывали концерт на стереофонический магнитофон, и поэтому запись получилась удачной. Оригинального названия к этому альбому не стали подыскивать, а окрестили просто - «Второй одесский концерт». Но, к сожалению, оба концерта дошли до широкого слушателя значительно позже. Маклаков же со своими записями оказался оперативнее Фукса. Первые «студийные» записи давались нелегко. В магнитоальбомах «Братьев Жемчужных» было еще много брака.

В 1976 году Николай Резанов уехал в Сочи на заработки - играть в ресторане «Кавказский аул». «Братья Жемчужные» остались на время без руководителя. А Маклаков пригласил оставшихся в Ленинграде «братьев» аккомпанировать Северному в новых домашних концертах. Поэтому музыканты из этических соображений назвали свой малый состав «Четыре брата и лопата». В итоге под этим названием вышли три магнитоальбома. Аркадию петь и записываться на магнитофон очень нравилось. Он чувствовал: все, что делается этими замечательными ребятами в квартире Маклакова, делается для него, во имя его таланта.

Это кому-то нужно, кто-то ждет его песен. И он старался вовсю. Владимир Александрович Мазурин вспоминает: «Как он пел! Как он выкладывался! Иногда даже слезы на глазах появлялись. В такие моменты думалось: ну почему мы так живем? Почему должны прятаться? Ведь вот она - русская душа, во всей ее полноте, открытая и больная, светлая и радостная. Сегодня редко можно увидеть или услышать, чтобы кто-то так до самозабвения выкладывался. Все, что нам подсовывают, - продажно и неискренне.

Я - поклонник джаза, истовый поклонник. Но Северный - это тоже джаз. Как живет труба в руках, в губах, в легких, в сердце Луи Армстронга, так и эта поруганная и осмеянная снобами блатная песня жила в Аркадии Северном». При всей спорности этого высказывания можно согласиться с Владимиром Мазуриным - исполнение Северного действительно напоминает джаз, «джем». Я бы даже рискнул назвать это «советским джемом», как бы ни звучало парадоксально. Вот вступает скрипка, определяя тональность песни, к ней присоединяются постепенно другие инструменты.

Аркадий Северный начинает петь. Все идет спокойно и плавно, но вдруг, после музыкального проигрыша, когда должен следовать очередной куплет, голос певца пропадает. Ничего страшного, просто Северный отошел к столу, где во время записи всегда стояла водка и закуска. Музыканты повторяют мелодию, Аркадий, приняв рюмочку, возвращается к микрофону. Все в порядке вещей. Как в «джеме». Часто текст песни ему писали на листе бумаги. И не всегда каллиграфическим почерком. Мельком бросая взгляд на листок, Северный пел подчас незнакомые тексты. В таких случаях встречаются расхождения с авторским текстом. Так произошло, к примеру, с песней Александра Лобановского «Баллада о свечах». У Лобановского:

...И свечи плачут для людей,
То тише плачут, то сильней...
Северный спел так:
...И свечи плачут для людей,
Кто тише плачет, тот сильней!

В народе говорят, что Северный никогда трезвым не пел, естьде такие записи, где он «лыка не вяжет». Не буду спорить, такие записи есть. Ну и что? Хуже мы стали относиться к Северному? Меньше его любить? Конечно, Северный имел дело со словом, а с ним нужно обращаться осторожно. Но, вероятно, он и его товарищи хорошо понимали, что их творчество никогда не будет признано официально, предназначались записи исключительно для «интимного» прослушивания, и что слушать их будут люди тоже не всегда трезвые. Поэтому главная задача и цель этих записей - довести до слушателя настроение веселого пьяного застолья, а соблюдение поэтических, музыкальных и прочих эстетических норм пусть останется приверженцам высокого стиля.

Бывало так, что Северный, дабы «не ломать кайф от песни», соединял воедино два текста. Так произошло с песнями «У кичмане пришлося мне...» и «Кончен срок - вернулся я домой...». По стихотворному размеру они похожи, музыканты сыгрались - попадают в аккорды, так почему бы и не соединить? Все тот же «джем», когда одно произведение плавно переходит в другое. А вот пример песни, когда Северный, не зная истинного текста, «сочинял», что называется, «на ходу». Музыканты играли, а текст или плохо читался с листа или его вовсе не было перед глазами, и певец вспоминал по ходу:

Не знаю, как мне быть,
Как ей все объяснить?
Что вешняя любовь ушла навеки.
Ушла, оставив грусть, Ушла любовь, и пусть.
Я крикнул ей вдогонку равнодушно.
Я помню дни любви и встречи до зари
И те слова, что нас тогда скрепили.
Теперь любовь ушла. Из сердца навсегда,
Как вешняя вода в реке уходит.
Не для любви игра - обычно говорят.
Любовь легко приходит и уходит.
И вот ушла от нас, Убив все чувство в нас,
Ушла любовь - ее уж не воротишь.
Пройдут любви года, забудешь ты меня,
И в памяти слова любви скопятся.
Любовь же никогда! Любовь всегда жива,
Любовь жива и будет жить вечно...

...ну и как там у нас, Алик, дальше... говорится?..

Так заканчивается этот «возвышенный» романс. Ясно, что Северный не знал текста, ясно, что в рифмовке он не спец, но был вариант спеть старую блатную песню, и он спел. Кого-то она «огорчит до невозможности», кого-то рассмешит своей наивностью и примитивностью, а кто-то, наверное, всплакнет, слушая ее. Как знать? Очень часто у Северного песни заканчиваются повторением первого куплета. Это часто бывает, когда исполнитель не знает, как эффектней закончить песню. Первый куплет, повторенный в конце, нужен для эмоционального разрешения песни, но чаще композиторы вставляют его по привычке или когда маловато текста для полноценной песни. Северному не было необходимости в этой практике - тексты блатных песен и так длинны. Но в данном случае им руководило другое чувство. Он получал удовольствие от пения, от атмосферы, царящей при записи, когда можно забыть житейские невзгоды.

Как пел Аркадий Северный? Это словами не передать - это нужно слушать. Слушать беспристрастно, не пытаясь искать аналогий и, уж конечно, не сравнивая его с мастерами вокала. Но тот, кто внимательно вслушается в его хриплый баритон, наверняка услышит что-то в своей душе. То ли боль по ушедшим годам, то ли радость от общения с друзьями, то ли грусть прошедшей любви. Или почувствует безудержную русскую натуру, несущуюся неведомо куда в пьяном угаре...

Маклаковские пленки «Аркадий Северный и Братья Жемчужные» стали ходить по стране, обретая все новых и новых поклонников. Люди разных профессий и возрастов полюбили песни Северного и его голос. Иосиф Щеглов - коллекционер и любитель Северного - вспоминает, что в середине 70-х работал электриком и однажды чинил проводку в квартире одного большого милицейского начальника, а хозяин квартиры крутил тогда на магнитофоне пленку Северного и явно получал удовольствие от песен.

За «одесскую» манеру исполнения и репертуар многие решили, что и сам певец из Одессы. Но в Одессе такого не знали, и по стране поползли слухи. Одни утверждали, что Северный эмигрировал еще в гражданскую войну, живет в Америке, жутко разбогател и иногда - раз в месяц - ради своего удовольствия выступает в знаменитом ресторане «Одесса» на Брайтоне. Другие клялись, что слушали его, когда сидели с ним на Колыме. Третьи и вовсе озадачивали своих собеседников: говорили, что Северный никакой не Северный, а Микоян - побочный сын известного политического деятеля Анастаса Ивановича Микояна. Откуда такие чистые и качественные записи? Не иначе как высокопоставленный папаша аппаратуру подарил! К тому же, будь он простым человеком, его бы давно уже посадили за такие песенки...

Слухи ширились, а Маклаков решил купить новый магнитофон. Он узнал, что в Москве, если позвонить по нужным телефонам, можно достать фирменный магнитофон «Сони» - полустудийный! Таких в стране были считанные единицы, и стоили они баснословно дорого - 6 тысяч рублей! К примеру, автомобиль «Волга» стоил 5 тысяч. Маклаков продал что-то из имеющийся аппаратуры, залез в долги и отправился в Москву. Там он вышел на подполковника авиации Георгия Сергеевича Ивановского - человека, широко известного в узких кругах, в годы молодости дружившего с Василием Сталиным и умевшего достать любой дефицит. При встрече, оговорив условия покупки, Маклаков на всякий случай дал ему прослушать пленку Северного. Ивановский пообещал раздобыть «Сони» за неделю. Маклаков приготовился ждать. Но каково было его удивление, когда вечером раздался телефонный звонок и взволнованный Ивановский со словами благодарности предложил Маклакову немедленно взять такси и приехать к нему поужинать.

В этот вечер под аккомпанемент Аркадия Северного и «Братьев Жемчужных» Маклаков и Ивановский стали друзьями, а на следующее утро упакованный в фирменную коробку «Сони» уже грузили в поезд. Впоследствии Ивановский поможет устроить Аркадия Северного в престижную наркологическую клинику для лечения от алкоголизма. После чего Северный год не брал в рот спиртного. Аркадий Северный купался в славе. Его часто приглашали в гости, угощали, поили и непременно требовали песен. За душевное гостеприимство, подогретый водкой и коньяком. Аркадий мог петь хоть до утра, что и бывало неоднократно. Веселье часто затягивалось на неделю и дольше. К тому времени Северный уже ушел из семьи и жил где придется, обрастая новыми, порой случайными знакомыми.

Девки сзади бегут, варежки разинув...

После таких похождений Северный не сразу появлялся у Маклакова. Он побаивался старшего товарища: все- таки из-за его пьянок останавливалась работа, и он подводил своих коллег. Но больше, чем Маклакова, он боялся его жены, Валентины Павловны, - та не одобряла их музыкально-пьяную богему.

В такие дни Северный находил убежище у своих друзей - Колетина, Кононова, Мазурина и других. Там его обстирают, отпоят чаем, покормят, иногда и денег дадут, ведь он нигде не работал. Однажды в гостях у Мазурина был Николай Рыжков - Великий косарь, так его называли за его умение делать, то есть «косить», деньги. Вдруг приходит Аркадий. Где он ночевал, спрашивать не стали, достаточно было взглянуть на его костюм. Рыжков с Мазуриным взяли Северного под руки и силком повели в универмаг «Юбилей», что на Охте. - Девочки, - обратился Рыжков к продавщицам, выкладывая на прилавок деньги, - вы видите этого молодого человека? Его нужно одеть! Начиная с ботинок и заканчивая шляпой. А мы пока пойдем покурим к Неве. Через полчаса из универмага вышел Аркадий, одетый во все новенькое: костюмчик, туфли, сорочка, галстук и на голове - черная шляпа! В руках он держал сверток - там была старая одежда.

Надо бы ее в химчистку отнести, - улыбаясь, сказал Северный.

Сама доплывет! - отвечал Рыжков и, выхватив сверток, выбросил его в Неву.

Но сколько бы Северный ни уходил в загулы, а песни он продолжал петь и записывать. Недаром же после него осталось более семидесяти магнитофонных альбомов! Петь он мог в любом состоянии, был легок на подъем и безотказен. К тому времени относятся его записи с ансамблем «Светофор», организованные Дмитрием Колетиным и Иосифом Щегловым в 1976 году и таинственно названные «Из серии - А», с коллективом «Крестные отцы» из ресторана «Витязь» (г. Пушкин). В июне того же года Фукс и Ефимов записывают Северного с ансамблем «Четыре брата и лопата», в состав которого удачно вписались два «брата Жемчужных» - Николай Резанов (гитара) и Евгений Федоров (скрипка). За фортепьяно сидел А. Резник, на басу - В. Васильев, за ударными - Г. Яновский.

Не обращая внимания на сложные отношения Маклакова и Фукса, музыканты двух конкурирующих «фирм» сошлись вместе, чтобы помочь своему товарищу Аркадию Северному записать новый альбом. В первую очередь это говорит об их человеческих качествах. Знаменателен этот концерт еще и тем, что Рудольф Фукс выступил в нем как поэт - автор большинства текстов песен. Песен, впоследствии считавшихся народными: «Скокарь», «Вернулся я в Одессу», «В Одессе раз в кино...» и др. Не обладая композиторским даром, Фукс, долго не думая, просто брал известную мелодию и писал на нее новый текст. Так произошло с песнями «В Одессе раз в кино...» и «Хиляем как-то с Левою». Первая написана на популярную мелодию А. Зацепина из кинофильма «Джентльмены удачи», а вторая - на не менее известную песенку Л. Утесова «Поцелуев мост». Но такое «творчество» никогда не критиковалось почитателями блатного жанра, ведь оно имеет давние традиции...

За Северным стали охотиться одесситы, когда слава его уже докатилась и до берегов Одессы. Одесситы умоляли Маклакова продать им адрес Северного. Но Маклаков поступил с ними так же, как не так давно с ним поступил Фукс: пленки - пожалуйста, покупайте, а Северного, ребята, я вам не отдам! Увезете, заманите, и концы в воду! Потом его у вас никаким рублем не отшибешь. И Маклаков был недалек от истины.

Через некоторое время в его квартире раздался телефонный звонок - это подал голос Аркадий, он звонил из Одессы. Ах, Одесса, жемчужина у моря!.. Сколько песен Аркадий Северный спел о тебе, об обитателях твоих пивных и ресторанов - о Соньках, Маньках, Арончиках! О тете Бесе и Косте-Шмаровозе, о Мишке-Япончике и Соломоне Кляре. Мысленно гуляя по Дерибасовской с героями своих песен, пропуская стаканчик у Фанкони и ночуя в малине на Молдаванке, ни разу не побывав в этих замечательных местах! Как для мальчишки, охваченного страстью к приключениям, звучало далекое и романтическое слово «Клондайк», так и для Северного отзывалось музыкой слово «Одесса».

Как пройти на Дерибасовскую?
- Идите прямо - она сама вас пересечет... Аркадий гулял по летнему городу, наслаждаясь его дурманящим воздухом.
Вот знаменитая Потемкинская лестница, увенчанная скульптурой Дюка Ришелье. Даже у большевиков не поднялась рука заменить его на вождя в кепке. Вот легендарный Привоз - островок истинных рыночных отношений в море советского планового хозяйства. - Боже мой, это просто какое-то чудо! Вот это рынок! Вот это Привоз!
- Разве ж это Привоз... Вот летом будет Привоз!
- Но ведь сейчас лето - июль...
- Разве ж это лето... Вот в сентябре будет лето! А вокруг шум, гам! Идет торговля. Персики, яблоки, величиной с арбуз, груши, вишни, поросята визжат, петухи кукарекают, торговки кричат:
- Я вам не продам эти сливы!
- Но почему?
- Не продам, и все! Уходите отсюда в своей панамке!
- Но почему же? Почему? Вы мало торгуетесь... Вы торгуйтесь по настоящему! А это уже улица Дерибасовская. Направо - фонтан, налево - кабачок «Гамбринус», где и сейчас наливают пиво и поет по вечерам скрипка. Мостовая вымощена булыжником, как и многие улицы в Одессе. По этим камням ступала нога Бабеля и Катаева, Багрицкого и Утесова. В киоске «Союзпечать» сидит старый еврей, он еще, наверное, помнит Осипа Михайловича Дерибаса - адмирала, основателя Одесского порта, в честь кого и названа эта знаменитая улица...

Одесситы - народ южный, темпераментный и хлебосольный. Они приняли Аркадия Северного по высшему разряду. Сначала он останавливался у Стаса Ерусланова, на Молдаванке. Все в Одессе знали, что у Стаса можно достать любые, самые дефицитные записи. На этом он однажды и погорел - посадили за распространение пленок Александра Галича. Но ведь все знают, что тогда за политику не сажали, а сажали исключительно за спекуляцию или хулиганство. Поэтому статья была соответствующая. Отсидел четыре года на Белом озере, где Шукшин снимал «Калину красную»; когда освободился, принялся за старое.

Летом 1976 года он привез в Одессу Аркадия Северного. Решил записать его гитарный концерт. Но Аркадий поставил условие: без бутылки - никаких записей! Пришлось выполнить каприз маэстро. Начали запись: Аркадий выпьет рюмочку и песенку споет, выпьет вторую - еще песенку. Пока не осушит всю бутылку. Ставь следующую! А сам уже готов - аккорды путает, текст забывает и уже не поет, а хрипит. Получалось много брака. В итоге за неделю едва-едва бобину записали. Когда Ерусланов пригласил на запись музыкантов, то вообще начался период беспрерывного пьянства.

Сам Стас к алкоголю равнодушен, но у музыкантов Аркадий нашел поддержку. Пришлось снять ему квартиру на Сахалинчике - в отдаленном районе Одессы. Теперь Ерусланов каждый день приезжал за ним на мотоцикле, записывал песни и отвозил обратно. Так за три летних месяца были записаны концерты Аркадия Северного с ансамблем «Черноморская чайка». Осенью того же года киевлянин Алексей Ильинский, приятель Ерусланова, вывез ненадолго Аркадия в Киев, где он с коллективом Григория Бальбера (автора песни «А без Подола Киев невозможен...») записал магнитеальбом «Бессарабка», больше известный как «Привет Киеву!».

Вернувшись в Одессу, Аркадий поселился у Вадима Коцишевского и прожил у него до зимы, записав еще несколько концертов с ансамблем «Черноморская чайка», или просто «Чайка». Обстоятельства вынудили его съездить на родину в Иваново, к сестре, которая тяжело болела. Аркадий привез ей дефицитные лекарства, немного погостил и отправился в обратный путь - ему позвонил из Ленинграда Маклаков и сообщил, что в Одессе Аркадия ждут, чтобы записать совместный альбом с Владимиром Шандриковым, автором и исполнителем своих блатных песен.

Осенью 1977 года Ерусланов и Коцишевский записали три альбома Аркадия Северного, Владимира Шандрикова с ансамблями «Бачула», «Виниту» и уже известной «Черноморской чайкой». Одесситы платили Северному хорошие гонорары, и когда в декабре он снова объявился в Ленинграде, на нем был хороший костюм, лакированные туфли и зонтик-тросточка как символ успеха и роскоши. Аркадий направо и налево угощал своих друзей и приятелей. Но это была лишь видимость благополучия, а в действительности - жить было негде (после развода, выписавшись из квартиры своей бывшей жены, он так нигде и не прописался), нигде не работал, и везде долги, долги, долги... Так что одесских гонораров хватило ненадолго.

Появление на свет знаменитых тихорецких концертов тоже характеризует Северного как человека, легкого на подъем, принимавшего любые приглашения, связанные с записью песен. Знакомый Маклакова Леонид Павлов - любитель качественных записей и хорошей аппаратуры - жил и работал в семидесятые годы в Магадане, где сдружился с первоклассным музыкантом и аранжировщиком, руководителем оркестра ресторана «Магадан» Анатолием Мезенцевым. Мезенцев в те годы занимался тем, что набирал на Большой земле музыкантов и певцов в магаданские рестораны. В разные годы у него работали Шуфутинский, Гулько, Могилевский и другие. Магнитофонный альбом блатных песен в исполнении Михаила Шуфутинского в сопровождении ансамбля «Встреча» и Анатолия Мезенцева (клавишные) уже тогда ходил по стране, подарив вторую молодость песне «Поспели вишни в саду у дяди Вани...».

Вскоре судьба разбросала всех по беду свету: Павлов уехал в Ленинград, Мезенцев, заработав на Крайнем Севере кругленькую сумму, вернулся в свой родной город Тихорецк, Шуфутинский эмигрировал в Америку. Так вот, Леонид Павлов и предложил однажды Мезенцеву пригласить Северного в Тихорецк для записи альбома. Через Маклакова разыскали Аркадия, и тот с радостью принял предложение. Вот почему концерт, записанный в Тихорецке в 1978 году, называют «А. Северный, магаданцы и анс. "Встреча". По сути, «магаданцем» мог называться только Анатолий Мезенцев, остальные же музыканты были местные. Из записанных песен скомпоновали несколько альбомов, и теперь они ходят по стране под разными названиями и разными датами. Популярность Северного была действительно всенародной. Пленки ходили по рукам, в ресторанах часто просили исполнить что-нибудь из Аркаши Северного. Но люди не знали его в лицо, ведь ни телевидение, ни кинематограф, ни пресса, естественно, не тиражировали его портретов.

Бывало так: подошли как-то Маклаков, Роменский и Северный к пивному ларьку выпить по кружке пива. Очередь огромная, стоять минимум полчаса, а пить очень хочется. Тогда Северный говорит: «Ребята, пустите без очереди, а я вам песни спою - не пожалеете!» Компания молодых здоровых парней разрешила, но пообещала: если не понравится получишь по голове! Аркадий расчехлил гитару и начал петь: Выпьем за мировую, Выпьем за жизнь блатную - Рестораны, карты и вино... Компания была явно тронута - понравилось. А когда уходили, один из парней спросил Маклакова:

-А кто это пел?

-Северный.

- Северный?! Что ж ты молчал? - и парень, догнав Аркадия, попросил у него автограф и пригласил к себе в гости.

В ленинградском троллейбусе, битком набитом, Северный своим хриплым голосом произнес: «Граждане, разрешите пройти! Мы таки сейчас выходим!» Кто-то из пассажиров выкрикнул: «Это же Аркаша Северный!» - и весь троллейбус приник к окнам: «Где? Какой? Это тот, который блатные песни поет?»

При всей свалившейся на его плечи популярности Северный оставался человеком скромным и даже застенчивым. В новых компаниях бывал неразговорчив, замкнут, молчалив, но всегда дружелюбен. Наверное, алкоголь, давал ему чувство раскрепощения, был средством, которым можно на время заглушить боль обид и несправедливости. Многие ждали от него поступков и жестов, присущих героям его песен, и часто разочаровывались, не найдя этого в Северном. Иные могут подумать: как же так, при такой популярности и не «сделать» себе квартиру, машину, дачу! Быть бродягой, бомжом!

Да я бы на его месте... И я отвечу таким: попробуйте. У многих получается - и песни петь, и на «Мерседесе» ездить, сейчас этим никого не удивишь. Но вспомните, какое тогда было время. Сейчас его называют застоем, а я бы назвал временем идеологической реакции, когда любое творчество, кроме партийного, подвергалось гонениям. Во-вторых, к моменту, когда к Северному пришла слава, алкоголь уже парализовал его волю и истощил организм. Ну а в-третьих, и это важнее всего, вряд ли Аркадий Северный думал о даче и машине, когда пел свои песни. Вероятно, в такие минуты его посещали другие мысли и чувства...

Репертуар Аркадия Северного насчитывал примерно тысячу песен - это очень много! Большую половину из них он знал наизусть. Как я уже говорил выше, у Северного была отличная память. К примеру, он не пользовался записной книжкой, а помнил все нужные телефонные номера наизусть. Кононов вспоминает, как однажды звонил своему приятелю из телефонной будки, а рядом стоял Аркадий. Кононов вслух произнес номер абонента, и этого было достаточно, чтобы Аркадий его запомнил навсегда и впоследствии сам им воспользовался, не наводя справки у товарища.

Но всех песен не упомнишь, какая бы феноменальная память у тебя ни была. Некоторые песни Северный пел всего лишь раз с листа и больше к ним не возвращался. Пел практически все, что ему приносили: Высоцкого и Дольского, Вертинского и Галича, Алешковского и Лобановского, песни из репертуара Утесова, Лещенко, Козина, стихи Есенина и Саши Черного, а также сочинения невысокого уровня неизвестных авторов - жанр блатной песни очень демократичен и вмещает в себя и высокохудожественные произведения и графоманскую стряпню. Единственно, что он отвергает и с чем не хочет иметь никаких дел, - это политика. Однажды Северному подсунули низкопробные стишки антисоветского содержания:

Долой Советы, долой всю власть Советскую,
Долой правительство ЦК КПСС!
А мы надеемся на силу молодецкую,
В тиски железные зажмем большевиков...

Северный не стал петь эти стихи. Нельзя сказать, что его не устроил невысокий уровень предложенной ему «поэзии», грубая прямолинейность и плакатность содержания, - в блатной песне встречаются выкрутасы и пооригинальнее. Похоже, его просто не прельщала роль трибуна и бунтаря, а скорей всего, он почувствовал, что этот крамольный текст не имеет ничего общего с блатной песней, нарушает, так сказать, законы жанра. Но как бы ни был обширен репертуар, набранный и в Одессе, и в Питере, и в других городах, но он постепенно иссякал. Северный стал повторяться, петь «без листа» одни и те же песни, и Маклакова это обстоятельство не устраивало. Нужно было что-то придумать. Где-то отыскать свежие песни. Рыться в архивах в поисках дореволюционного и нэповского репертуара не представлялось возможным - кто тебе позволит копаться в советских архивах, если ты не из органов, не состоишь в каком-нибудь творческом союзе и у тебя даже нет ученой степени, а ты простой советский гражданин? Ездить по лагерям и собирать блатной фольклор - тоже бред. Чего доброго, за такие поиски тебя там и оставят. Значит, надо писать свои песни. Но поэтическим даром никто из всей компании не обладал. Никто, кроме... Владимира Роменского.

С Владимиром Роменским Маклаков был знаком еще с 1971 года - их познакомили общие друзья. А так как жили они неподалеку друг от друга - Маклаков на Большом проспекте, а Роменский на улице Олега Кошевого, то часто встречались на улице, в магазине или в других местах. Иногда Маклаков приглашал своего товарища поприсутствовать на записях - так, из чистого любопытства. Роменский приносил свои стихи, но до поры острой нужды в них не было.

Это была в основном лирика, очень личные стихи - размышления о жизни и превратностях судьбы сорокалетнего мужчины, кое-что уже повидавшего и познавшею в этом мире. Роменский не предпринимал никогда попыток опубликовать их - просто записывал в тетрадку и изредка читал своим друзьям. Родился Владимир Роменский 20 мая 1935 года в Ленинграде в «медицинской» семье - отец и мать были врачами. Отец ушел из семьи еще до войны, и Владимир в полной мере на себе испытал, что такое безотцовщина. В блокаду остались с матерью в Ленинграде - не смогли эвакуироваться. Когда закончилась война, пошел в школу, окончил десять классов. С 1955 по 1958-й служил в армии рядовым. Демобилизовался и пошел работать на завод электриком. В институт так и не поступил, не то чтобы не смог, просто не захотел - по характеру гордый и независимый, не любил, когда его экзаменуют. В компании всегда отличался угрюмостью и бунтарским нравом, но с друзьями был до сентиментальности открыт и привязчив. Очень ценил дружбу.

Что-то часто мне снятся друзья; Ни жены, ни любовниц не снится. Видно, в этом повинен сам я - Мне за сорок, и это не снится. И когда, просыпаясь, лежу С неоткрытыми с пьянки глазами, Я вот этими снами живу И опять я как будто с друзьями... Однажды он присутствовал на записи, где записывался Аркадий Северный. Атмосфера была веселая и непринужденная, но что-то не клеилось. Маклаков досадовал на то, что Аркадий уже по третьему кругу поет одни и те же песни. - Нужно бы что-нибудь новенькое, ребята! - сетовал Маклаков. - А эти песни уже мы записывали, и их все знают. Что толку, если мы в который раз запишем их? Творчества нету, новизны! - А давай попробуем на Володины стихи что-нибудь сочинить, - подал идею Резанов. - Мы ведь уже когда- то что-то его пели. Может, и сейчас получится... Роменский был не против, достал свою тетрадку - пожалуйста, берите. Правда, не знаю, что у вас из этого выйдет... Взяли первое же попавшееся на глаза стихотворение, подобрали нехитрую мелодию. Аркадий вооружился текстом, и запись пошла:

Петербурга зеркальные стекла
Моет мелкий, порывистый дождь.
Вся Россия слезами промокла,
И отсюда бежит кто-то прочь.
Променял кто-то русскую землю
На каштаны парижских полей,
Петербург под дождем будто дремлет,
Ну а дождь все сильней и сильней...

За «Петербургом» записали еще одну и еще. Правда, в стихах Роменского не было откровенного уголовно- воровского налета, но в них была искренность и простота, которая прекрасно гармонировала с тремя блатными аккордами. И работа опять закипела. Известно, что творческий процесс сближает людей - с этого момента Владимир Роменский стал полноценным членом группы. Он быстро сошелся с Северным, Резановым и остальными музыкантами. Теперь на записи он приходил не как посторонний слушатель, а как участник, непременно принося с собой новые стихи. В эти дни он сблизился с Аркадием, и они стали друзьями. Неоднократно Аркадий гостил у Роменского, оставался у него ночевать, а уж сколько было выпито и переговорено всего!

В отличие от Аркадия быт Роменского был более-менее устроен: он жил в семье, работал (состоял в артели, которая промышляла выгодным в те годы неофициальным бизнесом - обивкой дверей дерматином), имел лишний рубль на обустройство жилья и на выпивку. Заразившись от друзей «магнитофонной» болезнью, он даже купил себе дорогой импортный магнитофон и записал на него своего друга. Но «делать деньги» на дружбе не стал, а слушал записи из чистого удовольствия. Любил песни грустные, старые тюремно-лагерные, которые Северный пел удивительно проникновенно и «с чувством». Под влиянием таких песен Роменский написал несколько стихотворений, которые впоследствии спел Аркадий. Самая яркая из них «Березы»:

Березы, березы, березы,
Вам плакать уж больше невмочь,
Горьки и скупы ваши слезы,
Как жизнь, уходящая прочь...
...Я видел березы с этапа;
Вы плакали кровью тогда,
А я, стиснув зубы, не плакал,
Но нас унесли поезда...
...Вся жизнь, словно сказка, с березами,
Мне снятся с березами сны,
Но с этими жуткими грезами
Я не доживу до весны...

Смерть. Емкое и неприятное слово. Тем более когда смерть приходит внезапно, когда ее меньше всего ждут. Автомобильная или авиакатастрофа, от пули или ножа бандита, в конце концов, от весенней сосульки, сорвавшейся с крыши и унесшей жизнь любимого нами человека,- такая смерть всегда несправедлива. Такая смерть подстерегает всех врасплох, неожиданно, из-за угла нанося ударсвоей жертве. Война, длительная болезнь, старость - это еще понять и принять можно, это неизбежно. И все равно мы надеемся, что смерть пройдет стороной, минует того, кто нам близок и дорог... Но когда в расцвете сил внезапно от сердечного приступа умирает мужчина - нам это непонятно, больно и обидно. Где же Высшая справедливость?! Но может быть, мы не правы? Может быть, тот, кого мы считали сильным и здоровым, уже был давно и неизлечимо болен? Смеялся и пел, шутил и ругался, и на наш вопрос: «Как здоровье, старина?» - отвечал: нормально! Ну и слава Богу! - радовались мы и продолжали вместе с ним смеяться и петь.

Иной живет долго, до глубокой старости, и смерть никак не может прибрать его к своим рукам. И все вокруг даже начинают подшучивать: зажилсяде старый, и с невеселой улыбкой намекают, как запозднившемуся гостю, что, мол, пора и честь знать... А другой проживет жизнь короткую и яркую, как вспышка. Оставит после себя стихи и песни, сыгранные роли, хорошие и дурные поступки, многочисленных детей и вдов, армии друзей и врагов, легенды и слухи - все то, что вмещает в себя короткое слово Судьба. Такой живет в другом темпоритме, с другим ощущением времени и пространства, ему не хватает двадцати четырех часов в сутках. Он изматывает свой организм недосыпаниями и недоеданиями и часто компенсирует недостаток калорий алкоголем, приближая тем самым неизбежный роковой финал.

В России для этого во все века были созданы паи благоприятнейшие условия. Радость или печаль на душе, родился кто или умер - все сопровождается алкоголем, безграничным пьянством. Россиянину всегда ставилось в заслугу умение много пить. В России пьяного жалеют, ему уступают место в общественном транспорте, его вытащат из лужи и из сугроба, ему простят хамство и грубость. Многочисленные поэты воспели в своих произведениях пьяное русское застолье и ее величество Водку. Советские правители еще со времен Сталина поняли, что одурманенным сивухой обществом управлять легче, и возвели спаивание народа в ранг государственной политики.

Вспомните, дешевая водка продавалась на каждом углу - в буфетах музеев и театров, в столовых и домах культуры, в широкой сети рюмочных и закусочных (старика до сих пор с теплотой вспоминают то время). Пролетарий, спеша на родной завод, пропускал недалеко от проходной пивка - «большую плюс маленькую вдогонку», в обед выпивал двести грамм родимой и уже после работы расслаблялся портвейном. Колхозники - те традиционно гнали самогон, а их власти наказывали и заставляли пить государственную водку. Военные и ученые баловались спиртиком, предназначенным для протирки разных узлов и деталей, а последние протирали ацетоном или вовсе игнорировали. Культурная - пишуще-ваятельно-рисующая - интеллигенция вообще пила все подряд, отдавая предпочтение дешевым напиткам, а дорогие марочные вина и коньяки глушила только с больших гонораров.

И вот при всей этой доступности спиртного - жесточайшая идеологическая реакция: запрещаются литература, поэзия, музыка, театр, живопись, история, философия. Их подменяют суррогатами партийного творчества - социалистическим реализмом придворных писателей, поэтов и художников. Миллионными тиражами выходят брошюрки впавшего в старческий маразм генсека «Малая земля», «Целина», «Возрождение» - их конспектируют школьники на уроках литературы. Лучшие выставочные залы отдаются «верным помощникам партии», преданно ваяющим и рисующим сталеваров, колхозниц и Вождя в кепке и без нее. В театрах идет бесконечная «Оптимистическая трагедия», в то время как в Театре на Таганке каждая премьера берется с бою. По радио и телевидению - революция, война, целина, ВАМ... ВАМ, целина, война, революция. Брежнев награждает космонавтов, писателей, ученых, рабочих и себя. Самая народная артистка поет: «Малая земля - великая земля!..» - и гладкий юноша с сияющими от счастья глазами готов выпрыгнуть из штанов - «Птица счастья завтрашнего дня прилетела, крыльями звеня».

Скорее, нервные конвульсии человека и целого общества, доведенного до полного апофигизма жестокой идеологизированной системой, лицемерием властей, поголовной бедностью и пьянством. Когда спивается и умирает от водки простой бродяга или бездомный алкаш, людей это обстоятельство мало трогает. Допился, голубчик, так тебе и надо! А когда уходит из жизни известная личность - артист или поэт,- этот факт вызывает в наших людях неподдельное, хищное любопытство. Все начинают охотиться за его пластинками, пленками, книжками, передают изустно небывалые факты его биографии. Все интересуются: отчего умер человек? И когда узнают, что от водки, как-то даже успокаиваются: ну, ясное дело - артист, все они алкаши... И немногих заботят причины этой истинно русской болезни.

Владимир Высоцкий, Олег Даль, Геннадий Шпаликов, Валерий Агафонов, Венедикт Ерофеев, Сергей Довлатов... Как много их в этом страшном списке! Остановилось сердце. Устало, пропустив через себя горечь несправедливого и жестокого времени. Сгорел организм, сожженный алкоголем. Улетела в небо душа, вырвавшись из телесного плена, где ей было так тесно. Неплохо умереть в бою со знаменем в руках или закрыть грудью вражескую амбразуру. Красиво умереть на сцене в последнем акте! Хорошо также погибнуть за правое дело и спеть на прощание «Интернационал»...

Но такая удача выпадает не всем. Смерть подбирает весьма негероические моменты для своего появления. Ничто не предвещало плохого конца, когда Аркадий Северный решил принять ванну. Наоборот, все было нормально, очередной вечер сулил развлечения. Аркадий жил тогда у своих знакомых и собирался выйти «в свет» - его пригласили в одну интересную компанию. Приехал приятель - весь в костюме, галстук, веселый, как всегда. Вот хозяйка готовит что-нибудь закусить «на дорожку» - режет колбаску, сырок. Вот хозяин вызывает такси: как всегда - ждите через час. Можно расслабиться, принять ванну... Рассказывает М.: «Все было хорошо... Мы приняли немного - по рюмашке. Аркадию захотелось принять ванну.

Пожалуйста, принимай! Кто же против? Спрашиваю: тебе налить? А как же! - отвечает. Налили, конечно... Ну, выходи скорей, а то все выпьем - пошутили. Принесите сюда! - кричит из ванной. Вот, думаем, барин какой! Я ему принес рюмку. Вот... Водка холодная, даже рюмка запотела. На, говорю, поправься... Он берет ее, выпивает... Тут у него рука падает, рюмка - на пол, вдребезги!..» Это легенда. Ее выдумали друзья, чтобы не рассказывать настоящей правды, которая грубее и некрасивее. Их понять можно. Они руководствовались пословицей: о покойнике или хорошо или ничего. Но мы должны рассказать и эту неприятную правду.

За год до смерти Аркадию Северному вшили ампулу, и он некоторое время не пил. В Москве, где он за ночные концерты заработал небольшую сумму, его обокрали. И похоже, обокрал кто-то из тех, кому он доверял. Это настолько потрясло Аркадия, что он решил покончить жизнь самоубийством - просто напиться, чтобы сработала вшитая ампула. Но ампула, по счастью, не сработала - Аркадий остался жив. Видно, это была советская ампула или над ним просто пошутили врачи. Это обстоятельство усугубило и без того тяжелое депрессивное состояние, в котором он находился. Аркадий ушел в запой - длительный и последний. Он почти ничего не ел, исхудал и осунулся. В последнее время он нашел приют на квартире обойщиков-шабашников, куда привел его Роменский. Эта компания зарабатывала тем, что обивала двери квартир дермантином, имела, как правило, много заказов и, соответственно, денег. Водка и вино на столе не переводились. И без того нетрезвая жизнь Аркадия превратилась в бесконечную пьянку. На работу его не брали, а только угощали водкой.

После очередного пьяного застолья Аркадий лег на продавленную тахту и уснул. Во сне, вероятно, ему стало плохо - он хрипел и кашлял. Собутыльники не обратили на это внимания, утром собрались и ушли на очередную халтуру. А когда вернулись, застали Аркадия в очень плохом состоянии - он лежал, разметавшись на грязном матрасе, хрипло стонал, один глаз вылез из глазницы... Кинулись звонить в «Скорую помощь». Пока она приехала, пока врачи брезгливо осматривали пьяное бесчувственное тело, пока довезли до больницы, время уже было потеряно. Видимо, и в больнице не спешили при- ступить к операции, глядя на затрапезный вид поступившего пациента - очередного бомжа и пьяницу. В ночь с 11 на 12 апреля 1980 года от кровоизлияния в мозг умер Аркадий Дмитриевич Звездин, больше известный как Аркадий Северный - король блатной песни. Диагноз: гипертоническая болезнь с атеросклерозом и тяжелая форма дистрофии.

12 апреля страна отмечала День советской космонавтики. По телевизору показывали Гагарина, Титова, Терешкову, Королева, космические спутники и корабли, мастера советской эстрады радовали публику в концертных залах. А на загородной даче девятилетняя Наташа Звездина и ее мама вздрогнули от неожиданного и громкого удара - это обшарпанная семиструнная гитара сорвалась с гвоздя, упала на пол и раскололась...