Баба Клава

         Баба Клава тихая деревенская старушка. Живёт она в тихой русской деревне, а тихая она называется лишь от того, что иных жителей там не осталось. Не слышно мычания коров, детского смеха и крика. Бабы не шушукаются возле заваленных изгородей, и мужики не возвращаются с вечерним закатом  после трудового дня.

       Большинство домов заколочены поржавевшими от дождей и солнца гвоздями. Крыши провалились, и чинить их, надобности нет.

       В детстве мама звала её Клаванькой, а отец Ванькой. Родители были ласковые, и воспоминания о сияющих от любви и восхищения родительских глаз, вызывают у неё тёплые как молоко слёзы - и это её счастье. Счастье, что есть о чём вспомнить. Эти же воспоминания и согревают бабу Клаву в холодные зимние дни и ночи.

       В молодости она любила путешествовать. В сороковых годах прошлого столетия побывала почти во всей Европе. Гоняла фашиста, вытаскивала раненных с поля боя и во время продвижения красной армии к главному Европейскому дому – Рейхстагу, повидала множество достопримечательностей, которым после потребовалась серьёзная починка.

        Всю свою жизнь она умела любить, и пока было кого, щедро делилась своим богатством. Но как только последние из соседей покинули деревню, она перенесла всю свою любовь на воспоминания. Молча, сидит она на прохудившейся скамеечке, смотрит полуослепшими глазами на заброшенную часовенку и вспоминает всё былое.

       Лет бабе Клаве - очень много, а сколько, она как раз и не помнит, да и в этом разве дело. Старушка она дремучая, как и само её имя, которым уже в деревнях редко кого называют, а в городах и не знают вовсе о его существовании, впрочем, как и о самой бабе Клаве.

       Для неё самой это и к лучшему, так как не привыкла она людям лишних хлопот доставлять, у них сейчас и так, и без неё хлопот хватает.

       Потребности бабы Клавы самые что ни на есть скромные, да и много ли старухе надо. Крыша её в приличном состоянии, окна – двери целы. Зимой всегда горячая печь, молока с мукой на блины всегда в вдоволь. Летом яблок полно. Ягода растёт. Откуда это всё у неё никто не знает. Да и кому знать – то, все ведь разбежались, разъехались, а кто не успел, тот помер давно. Но всё же - это тайна, которую кажется на всём белом свете, одна только баба Клава и знает. Сидит себе тихонечко, смотрит на часовенку и что – то, там себе бормочет.

      Можно сказать, что ей повезло, или заслуги её выручают. Городским старухам, - приходится и песни на улицах орать, и продавать всякое барахло, лишь бы на жизнь да на докторов хватило. Выживать то надо, да они и привыкши. И от этого, что есть у них ещё хоть какое – то дело в этой жизни, скорей всего и живут ещё. Всякому очевидно, что в глубине своих старушечьих душ, они благодарны проходящим мимо людям и особенно чиновникам, без которых бы так и потеряли всякий смысл, и вскоре зачахли бы совсем. Вот и стоят они на аллейках и кланяются прохожим. Спасибо, мол, вам, милые за всё. А те, в свою очередь, их поклоны, не верно толкуют, и всё наровят монетку подать.

            Баба Клава о таком знать не ведает, так как уже много лет из деревни не выезжала, всё ноги болели, а потом и транспорт куда – то подевался.

        Напрасно люди говорят, что старость не радость. Баба Клава идёт себе тихонечко в хату, ложится отдохнуть и обращается к тому, Кто бережно и нежно сжимает и разжимает в своей «могучей руке» её доброе  и тёплое как молоко, старушечье сердце.