IrinaБарду и геофизику Александру Городницкому - 85!!!
«Главное — то, что болит»
Александр Городницкий, отмечающий 85-летие, рассказал о своей жизни и песнях Наталье Касперович
Всегда молодому, не потерявшему уменье удивлять и удивляться Александру Городницкому — 85. Накануне юбилея "Огонек" встретился с поэтом, бардом и ученым в одном лице.
— Александр Моисеевич, одна из ваших первых песен "Снег" написана в 1958 году. Много десятилетий вы начинаете с нее концерты. Новая песня "Перезагрузка", которой вы последнее время заканчиваете свои выступления, написана год назад.
— Да, и мой новый диск называется так же: "Перезагрузка". Это стихи и песни, написанные за последние два года. Честно говоря, я никогда не думал, что доживу до такого возраста — 85 лет. Детство мое было связано с ленинградской блокадой, а полувековая работа в экспедициях — с большим количеством нештатных ситуаций, как на Крайнем Севере, так и в океане. Поэтому для меня большой подарок судьбы, что я вообще доскрипел до этого юбилея... Как человек старого поколения, я в не очень больших ладах с компьютером. Однако и тут модель мне показалась достаточно удачной, когда компьютер, особенно старый, барахлит, то рекомендуется его выключить и перезагрузить, чтобы избавиться от возникших ошибок и продолжить работу. Такая идея "перезагрузки" по отношению к самому себе мне показалась соблазнительной, и я написал песню.
— Просто поразительно, как молодая аудитория эмоционально реагирует на нее. Как вы думаете, почему?
— Язык, на котором мы разговариваем сегодня, это вовсе не тот язык, на котором я мог писать и петь более полувека назад. И поэтому, может быть, именно эта песня выстроила небольшой мостик между нашими поколениями. Хотя я совершенно уверен, что те духовные ценности, которые были для меня главными в юности и остались главными теперь, важны другим поколениям, и особенно молодежи. И на это я очень надеюсь. Например: "Не страшно потерять уменье удивлять, страшнее потерять уменье удивляться", "Разве сказки нужны только детям, сказки взрослым гораздо нужней", "Родство по слову порождает слово, родство по крови порождает кровь" и многое другое...
— В 85 люди обычно жалуются на болезни. Вы все время заняты делом, если судить по вашим публикациям, концертам и активной творческой жизни. Это что: крепкий организм или есть еще какая-то другая причина?
— Знаете, есть старый анекдот: если тебе больше восьмидесяти, ты просыпаешься ночью и у тебя ничего не болит, значит, ты уже умер... Конечно, болезни и у меня есть, но просто я уверен в том, что возможность работать — главное противоядие против всех болезней, это лучше, чем вся охапка лекарств, которую я вынужден принимать каждое утро. Я все-таки физик, хотя и прикладной, много лет плавал в океане и точно знаю: когда судно движется, когда оно стоит носом на волну, его не перевернешь. А когда оно отключит двигатели и ляжет лагом к волне, то тут держи шляпу: начнутся неприятности... Мне довелось несколько раз погружаться на подводных обитаемых аппаратах в океане. Когда ты живешь повседневной жизнью, то не думаешь о том, как дышишь. Но когда воздуха остается мало, а там, под водой, кислорода хватает только на 36 часов, ты понимаешь, что надо делать, а чего не надо и как надо беречь этот кислород. Я не имею права тратить время зря, пока Бог дает мне возможность что-то делать.
Отец будущего барда был по специальности гидрографом (на фото — с родителями) 1930-е годы
— Вы верите в Бога?
— Отвечу строкой из своего стихотворения: "Я так сожалею, что я атеист,— Уже ничего не исправишь".
— У вас прекрасная память: три часа стоите на сцене, читаете наизусть стихи и свои, и чужие. Вот, например, недавно была замечательная телепередача о Давиде Самойлове...
— Что касается любимых мною поэтов — Бориса Пастернака, Давида Самойлова, Бориса Слуцкого и многих других, не говоря уже о Пушкине, Лермонтове, Некрасове, Блоке и Маяковском,— то я их помню с юности, потому что файл был чистый, и на него все когда-то раз и навсегда записалось. Вообще, память с возрастом становится у меня, как и зрение, дальнозоркой: "Чем хуже слышен шум из-за окна, Тем прошлое доступнее для слуха".
— Вы человек очень органичный и гармоничный. Это в вас заложили родители?
— Я не могу похвастаться тем, что живу в гармонии с самим собой. Я человек слабый, увлекающийся, иногда попадающий в сложные ситуации. В постоянной гармонии с собой человек работать и мыслить не может! Ну, если человек святой и все ему нравится или сидит, как старик Форсайт, спокойно умирая, в лучах вечернего солнца... Мне всегда нравилась "Сага о Форсайтах" и вот эта сцена величественного ухода из жизни Джолиона Форсайта. Нет, мне до гармонии далеко, так что похвастаться этим я не могу. Что касается моих родителей, да, они были в этом отношении счастливыми людьми. Они принимали все, что им давала судьба, но ни разу не покривили душой, никогда не сделали ничего против собственной совести. И я им завидую, потому что не уверен, что могу обладать такими качествами.
— Вот вы говорите, что не в гармонии с самим собой, но гармонию с жизнью вы ощущаете?
— Не знаю... Все это как-то сложнее. Я не являюсь человеком, уверенным в себе. Я пошел, например, в технари не только потому, что понимал, будучи гуманитарием, окончив школу в 1951 году и мечтая стать историком или поэтом, что не смогу зарабатывать на жизнь стихами. Или голодать, или продаваться. Техническая специальность в этом случае более безопасна. Была, однако, и другая причина: я не был уверен, что имею достаточный талант, чтобы посвятить свою жизнь литературе. Эта неуверенность меня преследовала много лет. И не могу сказать, что сейчас она исчезла. А гармонию с окружающим миром я испытываю только в том плане, что стараюсь соблюдать те ветхозаветные заповеди, которые перешли без особых изменений в моральный кодекс строителей коммунизма. Здесь, я надеюсь, у меня пока все в порядке. У меня есть стихотворение "Время потерь", в котором есть такие слова: "Начинается время потерь старых истин и старых понятий. Опасайся нечаянных пятен, не успеешь свести их теперь". Важно, чтобы совесть была чиста, чтобы я ничего не сделал такого, чего не смог или не успел бы потом исправить.
— А вы спортом занимаетесь?
— Занимаюсь физкультурой. Люблю плавать, регулярно хожу в бассейн, раньше любил ходить на лыжах. Но потом у меня были две операции на позвоночнике, врачи запретили падать, и лыжи отпали. Хожу теперь по часу в день с палками, где бы ни находился, и вот сегодня тоже. Чувствую себя поэтому достаточно бодро. Этот вид спорта называется "скандинавская ходьба". Во-первых, я профессиональный геолог, и ходьба мое обычное состояние. Во-вторых, это просто: взял палки и пошел. Можно думать о чем-то, даже стишки сочинять.
— Вам удается что-то сочинять на ходу? А как же письменный стол?
— Никак. Стихи обычно появляются на ходу. А вот мелодии, например, если появляются, то только утром под душем, не знаю почему. Одна проблема — большой расход воды.
— Александр Моисеевич, а приятно быть известным, знаменитым? Когда подходят на улицах люди, узнают, берут автографы?
— Это происходит в основном в моем родном Питере. Приятно, честно скажу. Я счастлив, когда незнакомые люди в метро, в автобусе подходят, говорят "спасибо". Приятно, когда пишут письма. К старости человеку нужно, чтобы он осознавал свою необходимость для других. Мне с этим, честно говоря, повезло.
Я счастлив, когда стою на сцене, особенно в моем главном зале, в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии, куда я ходил студентом на хоры слушать симфонические концерты. Для меня это храм. Я люблю симфоническую музыку до сих пор. И когда я стою на сцене, освещенный ярким светом, и сидит зал — более тысячи человек, я остро ощущаю свою ответственность перед этими людьми. Стихи можно прочитать в книге, песню послушать с диска или в интернете. А вот прийти общаться с автором, слушать его стихи и песни живьем, задавать ему вопросы, а вопросы задают самые разные, в том числе и очень трудные,— это совершенно другая история. Как правильно писал недавно ушедший Евгений Евтушенко, "Поэт в России больше, чем поэт". Иногда страшновато отвечать правду, а ведь нельзя солгать. И в этом трудность. Потому что, если поставил тебя народ на сцену, чтобы ты с ним разговаривал, ты должен ему говорить правду, и только правду. Поскольку я никакой не супермен, а обычный человек со своими страхами и проблемами, то для меня это каждый раз экзамен.
— У вас много друзей?
— К сожалению, все мои главные друзья ушли в мир иной, их почти не осталось. Наверное, есть у меня много друзей, которых я не знаю. Те люди, которые поют мои песни, они мне друзья, потому что мы думаем об одном и том же, любим одно и то же, одно и то же ненавидим. Как писал мой многолетний друг Юрий Визбор: "Слава Богу, мой дружище, есть у нас враги. Значит, есть, наверно, и друзья". Я надеюсь, что последних больше, чем я думаю.
— А Родина что для вас?
— Моя Родина — Васильевский остров, Питер. Говорят, "малая Родина". Не бывает малой Родины, она всегда большая. И конечно, для меня Родина — мой родной русский язык.
Горный институт им. Г.В. Плеханова дал Городницкому путевку в мир литературы 1950-е годы
— Вы выросли при Сталине, стали известны при Хрущеве, вас запрещали при Брежневе, снова разрешили при Горбачеве, то есть вы пережили разные эпохи. Скажите, пожалуйста, ваши взгляды на жизнь менялись как-то с годами?
— Я шестидесятник. Мои основные взгляды на жизнь не менялись, но я верил, как и многие мои уже ушедшие, к сожалению, ровесники, в социализм с человеческим лицом. Я до сих пор в него верю. Но в нашей стране с ее постоянным авторитарным режимом никакого социализма-то на самом деле не было. А вот, скажем, в бывшей "коричневой стране" — Германии, которая у нас отождествлялась с фашизмом, и многие недоумки до сих пор думают, что они, дескать, и сейчас такие, я действительно увидел страну победившего социализма, которому нас учили в наших школьных и институтских учебниках. Так что социализм существует на Земле, но нашей стране до него еще далековато. Надо пробиться через привычку к авторитарным режимам, которая просто генетически в нас сидит. И пока этого не будет, ни о каком социализме с человеческим лицом, к сожалению, разговор не пойдет.
— Вы плакали, когда умер Сталин?
— Да, плакал. Мы в Ленинградском горном институте со своих нехитрых студенческих стипендий собрали деньги на венок и поехали в конец проспекта Сталина (сейчас Московский проспект), где стоял памятник великому вождю, не такой большой, как другие, и положили к нему этот венок. Там, на выезде из Ленинграда, стояли два памятника: с правой стороны — Сталин, с левой — Ленин. Потом, после Двадцатого съезда партии, Сталина убрали, а через несколько лет убрали осиротевшего Ленина. Я помню эти слезы, хорошо помню. Их я не могу Сталину простить.
— Сегодня модное понятие в России — "патриотизм". Как научить детей любить Родину?
— Чтобы воспитать патриотов, прежде всего надо от этого дела отстранить чиновников наших и привлечь к нему писателей, поэтов, деятелей культуры.
Потому что врать детям нельзя, потому что патриотизм — это первым делом любовь к родителям, к дому, в котором ты живешь, к городу, который виден за твоим окном. Это интимное чувство, которое нельзя опошлять. И не следует на трибуне, ударяя себя в грудь, кричать о нем и тем более спекулировать этим понятием для своих политических махинаций.
— Идеалы, которые были у вас в юности и которые вы, может быть, сохранили на всю жизнь, какие они?
— У меня в детстве было много любимых героев, начиная с Чапаева. С годами число их сильно поубавилось. Одним из них до сих пор остался Руаль Амундсен, человек, открывший Южный полюс и погибший при попытке спасти экспедицию Нобиле близ Северного полюса. Он сказал как-то: "Человек не может привыкнуть к холоду". Речь идет не только о физическом холоде, но и о многих других вещах, среди которых мы живем. Вторая прекрасная фраза, которую я вычитал у когда-то любимого мною Ромена Роллана: "Лучше жалеть о том, что пошел, чем о том, что не пошел". Всю жизнь стараюсь ее придерживаться. И, наконец, последняя фраза, которую приписывают Платону, не знаю, насколько это достоверно: "Верь тому, кто ищет истину, и не доверяй тому, кто говорит, что ее нашел".
— Вы свою истину в жизни нашли?
— Ищу. Поэтому люди мне и верят. Я ее пока не нашел. Если бы сказал, что нашел — все, тут мне и конец. (Смеется.)
— А стихи вы сами пишете или вам их "диктуют сверху"?
— Однажды великую поэтессу Анну Андреевну Ахматову спросили, тяжело ли писать стихи. "А чего ж тяжелого,— ответила она,— когда диктуют". Я не могу ответить на этот вопрос, я не понимаю, откуда и как приходят строчки. Но я знаю, что было два или три случая, когда у меня было точное ощущение, что диктуют. Например, когда писал песню "От злой тоски не матерись", то с трудом успел ее записать. И без всяких помарок, никогда не правил ни строчки. Я не очень понимаю, как это происходит, честно говоря. Надо сказать, что и современная наука, мне кажется, секретов вдохновения не раскрыла. Может быть, это действительно диктуется сверху. Будучи всю жизнь геофизиком, занимающимся исследованием истории нашей планеты, я агностик по своим убеждениям и воспитан под барабан диалектического материализма. Тем не менее есть много вещей, которые я сегодня хуже понимаю, чем раньше.
С Булатом Окуджавой. 1980-е годы
— Вы один из основоположников жанра авторской песни, который возник в нашей стране в 60-е годы и продолжает жить сегодня не только в России, но и во всем мире. Почему этот жанр так увлек людей? Почему люди, меняя профессии и страны, продолжают так упорно держаться за эти песни, держаться за свое прошлое?
— Ну, потому что, во-первых, авторская песня — самый доступный демократический вид искусства, звучащей литературы, для которого нужен самый простой инструмент — гитара. А во-вторых, еще и потому, что авторская песня является чисто национальным видом искусства в России, где к песням сакральное отношение. Она унаследовала русские народные песни, с одной стороны, и городской романс — с другой. Ее характерная особенность, труднодоступная для эстрады,— доверительность интонации. Для меня авторская песня началась именно с этой щемящей душу интонации еще задолго до Окуджавы. В городе Омске, куда я попал еще мальчишкой, эвакуированный с дистрофией из осажденного Ленинграда по ладожской трассе, я увидел в 1944 году фильм "Два бойца". И услышал, как Бернес поет "Темную ночь". С той поры "Темная ночь" была и остается моей самой любимой песней. Все дело в интонации. В те годы я любил и улавливал неповторимую эту интонацию у любимой мной Клавдии Шульженко. Больше никого назвать, пожалуй, не могу. Ну, немножко Утесов. Их тогда жестоко критиковали, обзывали безголосыми шептунами. Однако именно они, с их задушевной интонацией, явились своего рода предтечами авторской песни 60-х годов.
Эта доверительность, интимность интонации в авторской песне, разговор о самом главном, разговор о каких-то задушевных делах сохраняется, и он необходим людям на фоне нашего бездушного века с его попсой, крикливой эстрадной пошлятиной и громким шумом инструментов и голосов. Я считаю это важным.
— О чем пишутся стихи?
— "Писать неизменно о главном, А главное — то, что болит".
Беседовала Наталья Касперович
----------------------------------------------------
И снова живётся нам плохо,
И тонкая рвётся струна.
Идёт за эпохой эпоха.
Идёт за войною война.
И снова зимою и летом
на раны нам сыплется соль.
А значит, призванье поэта -
принять на себя эту боль.
Препятствовать войнам бесславным.
Над павшими плакать навзрыд.
Писать неизменно о главном.
А главное - то, что болит…
TatianaВот и мне хочется сказать А.М.Городницкому:
Храни ВАС Господь от всех земных напастей!!
Живите,живите,живите до 120!!!
Angelina
Хороша фотография с родителями,спасибо,Ирина!
Мою внучку зовут Рахиль,моей внучке 13 лет
Родители,внучка Рахиль в детстве,в белой маечке-Саша Городницкий в нежном возрасте
Вальс 39 года
ВСПОМИНАЯ ФЕЙХТВАНГЕРА
По-весеннему солнышко греет
На вокзалах больших городов.
Из Германии едут евреи
Накануне тридцатых годов.
Поезд звонко и весело мчится
По стране безмятежной и чистой,
В воды доброго старого Рейна
Смотрят путники благоговейно.
Соплеменники, кто помудрее,
Удивляются шумно: "Куда вы?
Процветали извечно евреи
Под защитой разумной державы.
Ах, старинная Кёльнская площадь!
Ах, саксонские светлые рощи!
Без земли мы не можем немецкой,-
Нам в иных государствах - не место!"
Жизнь людская - билет в лотерее,
Предсказанья - не стоят трудов.
Из Германии едут евреи
Накануне тридцатых годов.
От Германии, родины милой,
Покидая родные могилы,
Уезжают евреи в печали.
Их друзья -
пожимают
плечами.
30 августа 1973, Коктебель
И еще немного-к юбилею А.Городницкого
«Выбрал не специальность, а образ жизни»
— Многое в моей жизни происходило случайно, — говорит Александр Городницкий.
— В далеком 1947 году, за компанию с одноклассником, Володей Михайловским по кличке Бича, я отправился в ленинградский Дом пионеров записываться в студию рисования.
Друг рисовал прекрасно, а вот я — чудовищно. В тот день занятий в студии рисования не было. Но в соседнем кабинете читали стихи. Я приоткрыл дверь, стал прислушиваться. Володя тянул меня к выходу, я сказал другу: «Ты иди, я тебя догоню».
Услышанное настолько меня заворожило, что, осмелев, я тихо просочился в класс и сел за крайний стол.
Это оказалась студия литературного творчества. Мне очень хотелось там заниматься. Но чтобы меня приняли, нужно было написать два стихотворения или один рассказ. Через несколько дней я принес два стихотворения. Одно называлось «Умирающий гладиатор» и подозрительно смахивало на стихотворение Лермонтова, а второе было про геологов.
Меня приняли в студию.
Если бы не тот поход во Дворец пионеров, не знаю, стал бы я вообще писать стихи?
Школу Александр Городницкий окончил с золотой медалью. Мечтал об историческом факультете Ленинградского университета. Но понимал, что из-за антисемитской пропаганды и пресловутого «пятого пункта» путь туда ему закрыт.
— Помимо того что я увлекался историей и литературой, не в меньшей степени мечтал о приключениях и экспедициях. Решив пойти в Горный институт, на геологоразведочный факультет, я выбрал не специальность, а образ жизни.
С золотой медалью Александру не нужно было сдавать экзамены. Но, как того требовали нормы ГТО, будущим студентам требовалось прыгнуть с вышки в воду.
Август выдался холодным, плавать Городницкий не умел, забравшись на вышку, он встал на полусогнутых ногах на шаткую доску… Увидев внизу серую воду, абитуриент понял, что никакая сила не заставит его шагнуть вперед. Когда стал разворачиваться, чтобы с позором спуститься, доска спружинила, нога Александр предательски соскользнула, и он полетел в воду.
— Мне засчитали прыжок. Опять же все получилось случайно. Упав с вышки, я стал геологом, — говорит, смеясь, Александр Моисеевич.
— Хотя, согласно корреляционной теории случайных функций, все случайные вещи можно уложить в определенную закономерность.
На занятия в институт Александр Городницкий ходил в перекроенном отцовском кожаном полупальто, которое тот получил, работая в гидрографии.
На третьем курсе, в 1954 году, он отправился на практику в Таджикистан, на Гиссарский хребет.
— Более красивого места, чем отроги Памира, я не встречал. Я провел там три полевых сезона. Мы искали месторождения урана.
На титульном листе моего диплома стоял гриф «совершенно секретно». Маршруты были тяжелыми.
Александру Моисеевичу запомнилась фраза, выбитая на скальной стене:
«Кто ходит в горах медленно, тот ходит хорошо, а кто ходит хорошо, тот ходит быстро».
Нередко приходилось буквально выживать. Однажды землетрясением разрушило мост через реку. Машина с продуктами к группе геологов и геофизиков пройти не могла. Есть было нечего. Пришлось распарывать бикфордовы шнуры для взрывных работ, откуда вытряхивали порох. Потом им набивали ружейные гильзы и стреляли горных куропаток.
Немало было и курьезного. Геофизикам приходилось откачивать воздух из шурфов специальным насосом в резиновые мешочки. Потом их отправляли в лабораторию, где определяли, есть ли в образцах радиоактивный газ — радон или торон. Любопытно, что в качестве резиновых мешочков геофизики чаще всего использовали… презервативы.
Когда они закончились, в аптеку в Сталинабад (название столицы Таджикистана Душанбе в 1929–1961 годах. — Авт.) были отправлены на лошадях студенты-практиканты Александр Городницкий и Геннадий Слонимский.
Надо было видеть глаза девушки-провизора, когда молодые люди попросили отпустить им… 2 тысячи презервативов....)))
За 17 лет работы на Севере инженер-геофизик Городницкий исколесил, прошел, пропахал на брюхе все Арктическое побережье — от Мурманска до Певека.
Работал и на многих островах Ледовитого океана.
Полеты обеспечивала полярная авиация. — Мне довелось летать в Арктике на всех видах самолетов. Запомнилось, как проводили съемку по арктическим полям, когда работали на СП-17. (Дрейфующая на паковом льду станция «Северный полюс»)
На биплане Ан-2, который летчики называли «Аннушкой», делали три круга, чтобы определить, нет ли разводьев. Как только самолет садился, мы выскакивали с прибором-гравиметром, проводили необходимые измерения и тут же снова поднимались в воздух.
Дома у меня хранится впечатляющий снимок: лед — и из него торчит хвост Ан-2. Лыжи самолета провалились в полынью, «Аннушка» вот-вот уйдет под воду. На широких плоскостях самолет еще продержался некоторое время. Мы успели вытащить аппаратуру, снаряжение и рацию…
Потом я спросил у коллеги: «Трудно было открыть дверь самолета?» И услышал: «Труднее было оторвать от двери руки, которые за нее схватились».
Не менее драматическим выдался полет, когда геофизики с учеными возвращались с СП-17 на Диксон.
Накануне 1 Мая всем были вручены подарки: бутылка спирта и бутылка шампанского. Большинство решило отложить выпивку до бани на берегу. Только один пожилой техник употребил все сразу. И в самолет его пришлось заносить…
Сразу после взлета самолет вошел в плотные снеговые облака. Началось обледенение. Самолет то поднимался на форсаже вверх, то снова опускался. Внизу была чистая вода. Летчики заперлись и не выходили из кабины. Самолет терял высоту…
Уже над самой водой, чудом дотянув до берега, не разворачиваясь, летчики-асы смогли посадить самолет поперек взлетно-посадочной полосы… У машины оказалось разбитым правое шасси.
Из салона пассажиры выходили на негнущихся ногах…
Счастливым выглядел только пожилой техник, который мирно проспал весь полет.
— Тогда я понял, никогда не нужно ничего откладывать на потом, в том числе и выпивку, — говорит, улыбаясь, Александр Моисеевич.
Отдавая дань мастерству полярных летчиков, в 1959 году Александр Городницкий написал песню «Кожаные куртки, брошенные в угол...».
Презентация песни, впрочем, прошла весьма своеобразно.
Возвращаясь после полевых работ в Ленинград, геологи из-за нелетной погоды на три дня застряли в Туруханске. Заглянув в гости к начальнику аэропорта, Александр Городницкий решил показать ему новую песню. Туруханский аэропорт тогда возглавлял майор военной авиации, которого «сослали» на Север за то, что он на спор посадил тяжелый бомбардировщик на Можайское шоссе в Подмосковье.
Услышав песню про полярных летчиков, он объявил по селектору боевую тревогу и приказал подчиненным:
«Отставить сон, начать немедленно разучивать песню…»
Эта песня осталась на Крайнем Севере и долго считалась народной. Но потом все-таки стало известно, что ее автор — Городницкий.
— А вот рассказы о том, что меня полярные летчики и по сей день возят везде бесплатно, — это всего лишь легенда, — говорит Александр Моисеевич.
На Севере, по рассказам ученого и барда, было немало экстремальных ситуаций. — Норвежский полярный путешественник-исследователь Руаль Амундсен, первым достигший Южного полюса, когда-то сказал:
«Каждое приключение — это результат плохо организованной работы».
На Крайнем Севере, к сожалению, приключений хватало. В 1960 году на реке Северной пропал без вести мой друг Стас Погребицкий.
Когда сошел снег, надо было идти вниз по реке, чтобы просмотреть выходы коренных пород вдоль берега. Вертолет из Туруханска группа ждала три дня. Когда он так и не прилетел, Стас, будучи начальником партии, сам ринулся сплавляться на резиновой лодке по реке.
И пропал.
Я руководил группой по его поискам. В мощных порогах мы пропороли свои надувные лодки, утопили рацию. С базой удалось связаться только на шестые сутки, когда мы встретили катер новосибирской экспедиции.
Первое, что я услышал в эфире, — как ругаются между собой начальник экспедиции, который находился в Курейке, и его заместитель, сидящий в Туруханске, каждый из них снимали с себя ответственность за гибель группы Городницкого…
А Стаса Погребицкого так и не нашли.
В память о друге я написал песню
«Перекаты»........
1960 год стал для Александра Городницкого самым драматичным в жизни.
— Осенью, когда уже выпал снег, мы привезли в центральный лагерь на оленьих упряжках ящики с образцами.
Думали, что нашли месторождение, медно-никелевую руду.
Но на глаз содержание в ней никеля не определишь. Нужен специальный метод. Лаборатория находилась в Игарке.
Самолет Ан-2 с трудом сел, пилот сказал: «У меня приказ — брать только людей.
Регион закрывается, идет циклон.
Бросайте все до следующего года».
Я был начальником партии. Понимая, что образцы уйдут под снег, я сказал: «Вместо себя я отправляю с самолетом ящик с образцами. Он как раз весит 70 килограммов. Кто еще?..»
Из 11 человек со мной осталось шестеро.
Теперь я понимаю, что совершил преступление, а тогда мне казалось это подвигом.
Я думал, что вертолет вернется за нами часа через три, а он прилетел только через несколько недель. У нас вышла из строя рация, закончились продукты, курево, соль…
Когда самолет сел, из палаток нас тащили на борт уже волоком. И потом еще долго откачивали в Туруханске.
Это стало для меня уроком на всю жизнь.
Самое интересное, что в образцах промышленного содержания никеля не оказалось. Мы рисковали напрасно.
О том голодном месяце в тайге я написал песню «Черный хлеб».
Самое главное в плавании — отпихнуть ногой берег»
Сухопутная жизнь Александра Городницкого резко изменилась с приходом в 1961 году в НИИ геологии Арктики черноусого морского офицера Николая Трубятчинского.
С его подачи было решено применить институтскую магнитную и геофизическую аппаратуру на военных океанографических судах.
В 28 лет я попал в эту первую экспериментальную геофизическую группу из девяти человек. А ведь мы относились к Первому главку, у нас был допуск, мы были секретоносителями, казалось, никакой зарубеж мне не светит…
И тут вдруг — полугодичное плавание в Северной Атлантике, да еще и на крупнейшем в мире военном паруснике «Крузенштерн».
И, как говорил наш флагманский механик Юрий Маклаков, «главное в плавании — отпихнуть ногой берег».
Вот я и отпихнул ногой берег на всю оставшуюся жизнь.
Первый поход, как и первая любовь, не забывается.
Пароходы и теплоходы, толкаемые винтом, идут, вспарывая воду. А парусник движется вместе с ветром, буквально летит. Слышен только скрип каната и шелест волны о борт.
По мнению Александра Городницкого, во время океанских экспедиций все чувства обостряются.
— С особой теплотой и ностальгией я вспоминал в океане о родном Петербурге, любимых местах. Во время третьего, длительного похода на «Крузенштерне» в 1963 году, сидя на палубе, я вспомнил Эрмитаж, куда ходил с отцом.
И написал стихи:
«Когда на сердце тяжесть, и холодно в груди, к ступеням Эрмитажа ты в сумерки приди…»
Они мне не нравились. И я даже хотел выбросить черновик. Через месяц, разбирая бумаги, я еще раз прочел стихи, на них вдруг «намотался» нехитрый мотив, и получилась песня «Атланты».
Эта песня стала неофициальным гимном Санкт-Петербурга, вошла в школьную программу.
Когда в белую ночь я подхожу к Эрмитажу и вижу, как выпускники школ, взявшись за руки, поют мою песню, я понимаю: жизнь прожита не зря!
В том же походе, в 1963 году, на борту «Крузенштерна» была написана и другая популярная песня Александра Городницкого
«Над Канадой небо сине».
— После длительного плавания в тропических широтах Атлантики мы пришли в канадский порт Галифакс в Новой Шотландии. После жары и стопроцентной влажности мы мечтали о прохладе.
И тут, в Галифаксе, увидели на берегу березовую рощу, как в Подмосковье.
Я по своей наивности думал, что березы растут только в России.
У меня защемило сердце, и я написал:
Над Канадой небо сине,
Меж берез дожди косые…
Хоть похоже на Россию,
Только все же — не Россия
— Эта песня переведена на многие языки. На нее есть масса пародий.
Самую остроумную пародию в 1969 году, когда у СССР были разногласия с Китаем, написал, на мой взгляд, Александр Раскин:
Над Пекином небо сине,
Меж трибун вожди косые.
Хоть похоже на Россию,
Слава Богу — не Россия.....))
За сорок лет плаваний в океане Александру Городницкому довелось участвовать в более чем в двадцати рейсах научно-исследовательских судов. Он неоднократно погружался на подводных обитаемых аппаратах на недоступное для человека океанское дно.
— «Учитесь вы друзьям не доверять.
Мучительно…
Мучительнее после их терять...»
Песня «Предательство» — автобиографичная?
— Это самая тяжелая и сложная из моих песен.
Не дай бог никому писать такие песни.
К сожалению, рано или поздно почти каждый человек сталкивается с этим, что очень болезненно.
Когда меня спрашивают:
«А чего нельзя простить человеку?»
Я говорю:
«Предательства»
Сами понимаете, что эта песня без больших личных причин написана быть не могла.
Большего я сказать не могу.
— Насколько сложно после Ленинграда было привыкнуть к Москве?
— Это два города с разной психологией.
Петербург остается моей родиной, главной любовью.
В Москве я живу с 1972 года.
Я люблю этот город. После Москвы все города кажутся провинциальными.
Все города — это города, а Москва — это страна.
Здесь все приживается, она все переваривает.
А ленинградец — как национальность.
Это уже не поменяешь.
— Если бы вам предложили вернуться на один день в прошлое, какой из дней вы бы выбрали?
— 25 июня 1951 года.
Выпускной вечер на Мойке. Когда все были еще живы — и папа с мамой, и друзья.
И все было еще впереди.
В тот день я был абсолютно счастлив.
— Вы стали как заслуженным деятелем науки РФ, так и заслуженным деятелем искусств РФ.
А какая из наград вам особенно дорога?
— В науке, как и в литературе, никакие звания не работают, остается или не остается только одно — имя.
А самая дорогая для меня награда — это знак
«Жителю блокадного Ленинграда».
— О чем мечтаете?
— Очень хочется пожить хотя бы еще несколько лет и что-то написать.
Мне кажется, что самого главного я сделать пока так и не успел.
Это если говорить о себе.
Светлана Самоделова
Бахайский Храм -Хайфа(Израиль)
Ирина,извини за слишком пространное дополнение,но ведь-Городницкий же...
Не хотела начинать новый пост о нем.
Извини.
Nas79
Да...Перезагрузка.
Я о новом альбоме Городницкого,упомянутого тобой в начале поста-очень нравится!
Спасибо тебе, Ирина,за него!
https://tunnel.ru/post-aleksandr-gorodnickijj-perezagruzka-2017
С возрастом очень у многих случается эта Перезагрузка..... в бОльшей или меньшей степени.
К стихотворению-ЛЮБИМЫЕ ПОЭТЫ......
Лежат поэты на холмах пустынных,
И непонятно, в чем же корень зла,
Что в поединке уцелел Мартынов
И что судьба Дантеса сберегла?
Что, сколько раз ни приходилось биться,
Как ни была рука его тверда,
Не смог поэт ни разу стать убийцей
И оставался жертвою всегда?
Неясно почему? Не потому ли,
Что был им непривычен пистолет?
Но бил со смехом Пушкин пулю в пулю,
Туза навскидку пробивал корнет.
Причина здесь не в шансах перевеса, -
Была вперед предрешена беда:
Когда бы Пушкин застрелил Дантеса,
Как жить ему
и как писать тогда?
...........
Маяковскому....
Этот браунинг дамский в огромной руке!
Этот выстрел, что связан с секретом,
От которого эхо гудит вдалеке,
В назидание прочим поэтам!
Отчего, агитатор, трибун и герой,
В самого себя выстрелил вдруг ты,
Так брезгливо воды избегавший сырой
И не евший немытые фрукты?
Может, женщины этому были виной,
Что сожгли твою душу и тело,
Оплатившие самой высокой ценой
Неудачи своих адьюльтеров?
Суть не в этом, а в том, что врагами друзья
С каждым новым становятся часом,
Что всю звонкую силу поэта нельзя
Отдавать атакующим классам.
Потому что стихи воспевают террор
В оголтелой и воющей прессе,
Потому что к штыку приравняли перо
И включили в систему репрессий.
Свой последний гражданский ты выполнил долг,
Злодеяний иных не содеяв.
Ты привёл приговор в исполнение - до,
А не задним числом, как Фадеев.
Продолжается век, обрывается день
На высокой пронзительной ноте,
И ложится на дом Маяковского тень
От огромного
дома
напротив.
1986
Маяковский Владимир Владимирович (1893-1930) — русский поэт. Покончил жизнь самоубийством в Москве в доме на Малой Лубянке, напротив здания НКВД — КГБ.
Фадеев Александр Александрович (1901-1956) — русский писатель, генеральный секретарь Союза писателей в 1946-1954 гг., покончил с собой после 20 съезда КПСС и разоблачительного доклада Н.С.Хрущёва о культе личности И.В.Сталина.
13 марта 1987
А.Городницкий
Кафедральный собор Лиссабона
В старинном соборе играет орган
Среди суеты Лиссабона.
Тяжёлое солнце, садясь в океан,
Горит за оградой собора.
Романского стиля скупые черты,
Тепло уходящего лета.
О чём, чужеземец, задумался ты
В потоке вечернего света?
О чём загрустила недолгая плоть
Под каменной этой стеною, -
О сыне, которого не дал Господь?
О жизни, что вся за спиною?
Скопление чаек кружит, как пурга,
Над берега пёстрою лентой.
В пустынном соборе играет орган
На самом краю континента,
Где нищий, в лиловой таящийся мгле,
Согнулся у входа убого.
Не вечно присутствие нас на Земле,
Но вечно присутствие Бога.
Звенит под ногами коричневый лист,
Зелёный и юный вчера лишь.
Я так сожалею, что я атеист, -
Уже
ничего
не исправишь...........
Albina Ирина и все присутствующие! Большое спасибо всем за тёплый пост!!! Интересно, познавательно, красиво!
)) 
___keepration_220x220.jpg "foto-1-(convert.io)")
Ирина,спасибо!
Поэт, один из основоположников авторской песни в стране, геофизик Александр Городницкий 20 марта отмечает 85-летний юбилей.
Юбилей Александр Моисеевич встречает в приподнятом настроении.
Несмотря на почтенный возраст, он полон энергии и сил.
— Первое чувство — удивление, что я дожил до этой даты, — признается маэстро.
— Учитывая, что в детстве я жил в блокадном Ленинграде, она мне кажется нереальной.
Да и по роду моей научной деятельности за полвека экспедиций со мной случались ситуации, сопряженные с риском.
Я очень счастлив, что встречаю свой очередной юбилей.
Есть подарок, который виновник торжества запомнил на всю жизнь.
Один из коллег регулярно опаздывал на службу, которую проходил на корабле. В день рождения он пришел на работу вовремя. «Это мой вам подарок», — заявил он.
Александр Городницкий вспоминает об этом со смехом.
— А однажды я праздновал день рождения в южной части Тихого океана, — вспоминает поэт.
— Штормы в девять баллов для тех мест не редкость. На сильных волнах мы провели сутки. Посуда разбита, кок не мог ничего приготовить.
Яркие впечатления.
В Александре Городницком сочетаются наука и творчество. И они не просто не мешают, они дополняют друг друга.
— Та интуиция, которую дает литературное творчество, почти никогда не обманывает в науке, — отметил юбиляр.
— И если бы не выбрал геологию — не начал бы писать песни.
Поэт-фронтовик Давид Самойлов после защиты «докторской» написал мне письмо со словами:
Ты будешь одним из немногих поэтов, которые хотя бы что-нибудь в чем-нибудь понимают.
АЛЕКСАНДРУ МОИСЕЕВИЧУ ГОРОДНИЦКОМУ -ПОСВЯЩЕНИЕ
Михаил Мазель
Дорогой Александр Моисеевич - с юбилеем.
Здоровья и только здоровья - всё остальное у Вас, надеюсь есть!
ТРАВА, ПРОРОСШАЯ ИЗ ПЛАЦА
Мой старший друг - немного капитан. А за глаза я говорю, что и учитель.
Он невзначай открыл немало тайн мне, говоря при этом: - Вы учтите…
Их разгадать пытались мудрецы, и по дорогам к ним ломали шеи
и те, кто в шторм умел рубить концы, и те, кто быстро принимал решенья.
Так говорил он, гладя пятерней седеющих волос упрямый ежик,
а за окошком мартовский парной накрапывал, поддакивая, дождик.
Я им внимал, чуть приоткрывши рот, как сотню лет тому… юнцом безусым,
но слышал из разверзшихся широт: Малыш, умелей… умеряй искусы.
Его истории “Истории” под стать чуть слышно шелестят, как шестеренки.
И осознание приходит неспроста, а знания мираж дрожит в сторонке.
Печаль снимает тайную печать, как и трава, проросшая из плаца…
Мой старший друг…
Уменьем замечать
во мне открыл
уменье
удивляться.
ХРАНИТЕЛИ
А. Городницкому
Храни тебя Господь от всех земных напастей.
За дальний горизонт опять дорога мчит.
Храни тебя любовь, пусть ветер рвёт на части
полотна парусов и рушит шторм гранит.
Храни тебя мечта, пределов нет которой.
С тобой она моря готова пересечь
. Храни тебя в пути. Пусть ветер мыслям вторит
и пусть тебе его понятна будет речь.
Храни тебя звезда, что светит всем, кто верит:
пусть в разных мы мирах, она - на всех одна.
Храни тебя везде надежда полной мерой.
На сказочных пирах пью за тебя до дна.
Хранители любви, вершители историй -
ваш флагманский фрегат опять вперед летит
Спешите сочинять баллады о просторах...
Далекий горизонт твою судьбу хранит.
ОСТРОВ ГВАДЕЛУПА-А.Городницкий
Пусть годы с головы дерут за прядью прядь
Пусть грустно оттого, что без толку влюбляться
Не страшно потерять умение удивлять
Страшнее потерять умение удивляться"!!!!!