Было это во второй половине восьмидесятых. Зайдя в редакцию газеты «Советская Кубань», я, как обычно, принялся развлекать двух женщин, разбиравших почту. Полялякали о том, о сём, посмеялись. А потом одна из них говорит мне.

– Зайди к Валерию Ивановичу, он хочет тебя видеть.

И я пошёл в кабинет заведующего отделом писем. Поздоровались, перекинулись ничего не значащими словами, а потом он спросил.

– Николай Иванович, ведь водоснабжение города – Ваша рубрика?

– Моя, – отвечаю, Вы это не хуже моего знаете: с неё и начинал.

– А раз Ваша, то и займитесь эти письмом, и протягивает мне лист бумаги.

Я интуитивно чувствую, что дело вовсе и не в самом письме. И потому спрашиваю.

– А в чём, собственно, проблема?

– Да утомил он нас своими письмами. Очень уж хочется человеку, чтобы газета опубликовала его материал, но… Но Вы только прочтите, что он пишет!!!

Я добросовестно прочитал. И потом спросил.

– Валерий Иванович, а чего же Вы от меня-то хотите?

– Я хочу, чтобы он перестал писать в газету!!!

– Мои действия?

– Поезжайте к нему домой и проведите беседу. Делайте всё, что сможете, но я не хочу видеть его писем!

И я отправился.

В двух словах: наш самостийный корреспондент работал слесарем в горводоканале. И писал он именно о воде. Как в той шутке о канадских лесорубах: на работе говорят о женщинах, а с женщинами – о работе.

Автор письма (уж и не припомню, как его звали-то?) жил даже и не совсем в Краснодаре, а на окраине, в маленьком пригородном посёлочке.

Встретил он меня несколько настороженно. Сразу было видно, что не ожидал этого визита. Вначале беседа никак не клеилась: замкнулся человек в себе, что твоя улитка в раковине, и никак не желал налаживать контакт. Вот и пришлось мне изворачиваться. Но ведь не впервой же! Короче говоря, «мостик», хоть и «подвесной», хоть и очень шаткий, в конце концов, наладился. И потекла беседа…

– Вот Вы, – говорю, – написали нам в редакцию письмо. Так?

– Так.

– Чего Вы от нас хотите?

– Ну, это, чтобы напечатали, значит.

– Как есть?

– Что значит: как есть?

– Слово  в слово, именно так, как Вы и изложили?

– Конечно! А как иначе-то?!!

– Не можем мы так.

– Почему?

– Потому что неграмотно пишете. Если мы такое опубликуем, газету завтра же и закроют.

– Ну, это вы уже сами там у себя решайте, что нужно делать, а только печатать надо!

Вижу, требуется заходить с другой стороны: не понимает товарищ!

– Скажите, а Вы «Советскую Кубань» читаете»?

– Читаю. Всё читаю. От корки до корки читаю.

– И мои публикации тоже?

– Да! Последняя как раз три дня тому назад была. О воде.

– И что же, что-то не так мною написано?

– Да нет, всё так.

– Может быть, у Вас есть какие-то факты, о которых я не осведомлён?

– Какие там факты!

– Я имею в виду, что по роду своей работы Вы можете обладать какой-то информацией, для меня недоступной.

– Да нет у меня никакой информации!!!

– В таком случае, чего же Вы ещё хотите?

– Чтобы напечатали, значит.

– Я же Вам уже сказал: Ваш материал публиковать невозможно: написано безграмотно.

– Так, а вы там для чего?

– То есть, это как, для чего?

– Вот вы и исправьте мои ошибки!

– Думаете, нам больше нечем заняться?

– А чего ж вы там делаете? На то и учились!

– Положим, я «на то» не учился.

– Как это?

– А вот так. Я такой же, как и Вы. Только работаю не слесарем, а инженером. И в штате газеты не состою. Мой статус – общественный корреспондент.

– Так ведь и я хочу быть общественным…

– Приветствую Ваши намерения. Но прежде русский язык надобно выучить.

– А как Вы записались в корреспонденты?

– Это было очень даже и несложно. Приехал я как-то из очередной командировки, а воды нет (тогда вода отпускалась по графику). Ни умыться, ни чай попить, ни… Сел я за пишущую машинку и написал статью. На следующий день отнёс в редакцию и лично вручил своему будущему шефу. Опубликовали. А через месяц я встретился с ним случайно на улице.

– Ну, как дела?

– Спасибо, всё хорошо. Теперь, благодаря газете, воду подают без перебоев.

– Это хорошо. А Вы заходите.

– Да нет у меня проблем-то!

– Зато у нас есть.

В общем, приглашали меня в штат, но я отказался: не люблю петь под чужую дудку…

– Так что, вот так просто Вас и взяли в газету?

– Вот так просто и взяли.

– Счастливчик…

Я подумал, что вести эту беседу – не такое уж большое счастье. Скорее, наоборот. А он продолжил.

– Так, может, и меня вот таким-то макаром, а?

– Да можно, но ведь грамота…

– Что ж, вам там так сложно одно письмо подправить?

И тут я уже не выдержал.

– Скажите, пожалуйста, кем Вы работаете?

– Ну, слесарем.

– А понравилось бы Вам, если бы я пошёл к Вам в напарники, ничего не умея и не разумея. Я что-то сделаю, а Вы потом обязаны будете переделать. Я опять что-то сделаю, а Вы снова переделаете!

– Ну, нет! Нашёл дурака!!!

– Вот так и с правкой Вашего текста: поищите дураков в другом месте!

Странно, но этот довод оказался той самой последней каплей. Несостоявшийся корреспондент каким-то чудом осознал ситуацию. В общем, расстались мы вполне дружелюбно. Он заверил меня, что никогда больше не станет писать. Не знаю относительно других изданий, а «Советскую Кубань» он больше не беспокоил.

Мне довелось выполнить множество поручений газеты: и с женщиной, угрожавшей самоубийством, разбирался, и государственную службу знакомств курировал, и на свалке побывал. А мой материал о злоупотреблениях с макулатурой имел такой резонанс, что меня даже и в крайком партии вызывали. Да были сложности, да, были трудности. Но мне было интересно расследовать все эти проблемы.

А вот беседа с графоманом, изнурительная, тупая и нескончаемая – не менее двух часов!!! – запомнилась почему-то всего более.