Часть вторая: по следам прошлого.

Щелчок затвора заставил Тимоху поднять голову. Неизвестно почему он вдруг оказался в живописном месте, где всё вокруг было цвета американского доллара после лазерного принтера. Такую краску можно было сделать разве что в фотошопе. Но не это удивляло больше всего. В его родном городе уже второй месяц пестрели оранжевые и жёлтые краски – “модный приговор” осени. А тут всё расцвелопышным цветом, словно двенадцать месяцев сошли с экрана. И самое главное в этой картине неизвестного художника – довольная ухмылка солдата с автоматом. Не то чтобы Тима ему обрадовался, но внешний вид вызвал невольную улыбку. Со стороны – двое улыбались друг другу.

“Приятель, сейчас лето, ты б переоделся что ли. Жарко же так ходить. Хотя костюмчик ничего, очень похож на военный. Наверно, в сэконд хэнде отоварился, да? У нас в институте постановка была, как раз тебя не хватало”, - парень попытался встать, но его остановили:

“Halt. Hinlegen und keine Bewegung wenn du leben willst”¹.

“Погоди, не так быстро, я ведь только второй год учу этот язык. Не мог бы ты повторить помедленнее? Постой, а может, ты учишься в моём институте, скажем, на четвёртом курсе? Может, знаешь… это… Гитлер капут?”

“Halt den Mund, Russe. ZuvielPlauder”².

“Может, хватит? Я и так понял, что надо лучше учиться. Начну прямо сейчас, вот только переводчик достану”, - Тимка полез в карман.

“Was suchst du denn da? Nee, sinnlos. DubistdummwieBohnenstroh”³, - немец решил, что Тимоха полез за пистолетом.

Удивлению студента не было предела, когда он обнаружил пропущенный вызов. Но ещё больше удивился немец: даже “Siemens” и “Bosch” вместе взятые не придумали бы такую компактную коробочку.

“Welch ein Ding, sehen Sie! Solch eine Erfindung wird der echte Raub des Krieges, gutes Geschenk zu meinem Geburtstag. Ichhabe’sverdient, gibmirmal’s”⁴.

“Это беспредел, ты что творишь? Знаешь, сколько он стоит?”

“Na schnell, schnell. Spar meine Zeit: in halbe Stunde muss ich unbedingt zurueck sonst wird eine Bestrafung folgen”⁵.

В этот момент автомат выпал из его рук, а он сам рухнул, словно уставший турист после изнурительного марш-броска по знойной пустыне. В следующий миг ветки деревьев захрустели дровами в камине и на поляну вышли несколько человек, одетые не менее странно, чем немец.

“Эти тоже военные, только у них красные звёзды вместо орла”, - мелькнуло в голове второкурсника.

“Чего разлёгся как на пляже. Пошли, не время загорать. Нас могут обнаружить”, - мужчина лет сорока протянул руку.

“А по телеку покажете?”, - невзначай спросил молодой человек.

“Чего?” – не понял капитан. – Телек – это новый пароль?”

“Да ладно, я же знаю, что вы из программы… ну где людей разыгрывают?”

“Ты что, разыгрываешь нас?”, - капитан даже остановился.

“Так вы не в одном клубе с ним?”, - парень показал на лежащего немца.

“Товарищ капитан, разрешите обратиться: по-моему, он бредит. Надо бы его в наш полевой госпиталь”, - предложил кто-то из группы.

___________________________________________

1. Стоять. Лечь и не двигаться, если хочешь жить (нем.)
2. Заткнись, русский. Слишком много болтовни (нем.)
3. Что ты там ищешь? Нее, бесполезно. Ты глуп как пробка (нем.)
4. Посмотрите, какая вещица. Такая находка станет настоящим трофеем войны, хорошим подарком на мой день рождения. Я это заслужил, дай ка мне (нем.)
5. Ну, быстро, быстро. Экономь мой время: через полчаса я непременно должен вернуться иначе последует наказание (нем.)

“Не удивительно, небось, не каждый день в тебя целятся фрицы, а?”, - главный вопросительно посмотрел на Тимку.

Тот не успел ответить, потому что раздалась очередь, потом другая, третья. Убегая, парень заметил в воздухе листья, срезанные пулями и танцующие беспорядочный вальс. “Лихо стригут деревья. Я, конечно, слышал про аккуратные газоны и кусты в Германии, но это – перебор, слишком креативно”.

От мыслей отвлекла стрельба. Пули летели со скоростью шмеля на азотном ускорителе. Только укус такого шмеля мог стать смертельным. Впереди замаячила речка и ход событий стал вполне предсказуем. Включив “вторую передачу”, юный спринтер с разбега сиганул в воду. Теперь уже некогда думать о сотовом, ведь с того света не позвонишь.

Наконец выбравшись на берег и отойдя от воды на добрую сотню метров, беглецы перевели дух. Вот тут-то судьба-злодейка и раскрыла карты.

“Ты из какой части к нам попал?”. -  “Наверное, сразу с учебки перебросили”, - наперебой стали спрашивать солдаты.

“Ну да, с института я. Правда, не окончил ещё. Три года осталось”.

“Значит, считай – на практику пришёл. В институте вряд ли научишься пистолет держать. “На вот, возьми мой пистолет, сейчас без него нельзя”, - командир достал из кобуры оружие. -Свой-то, должно быть, потерял? - спросил командир.

“Да нет, у меня и не было. На него лицензия нужна, а детям её не дают”. Заметив удивление, Тимоха собрался пояснить, но в кармане запищал телефон. Вода лишила единственной связи с домом, так что хранить его дальше было бесполезно. Подозрительные взгляды призывали к ответу, но нельзя же вывалить, что ты оказался не в то время, не в том месте.

“Я выполнял задание штаба по разведке территории. Чтобы ориентироваться на местности, мы нарисовали карту, которая, увы, промокла. Так что задание провалено, а возвращаться опасно. Выходит, я теперь один из вас. Примите?”

“Примем, только надо тебя переодеть, а то выглядишь не как партизан”.

“Так вы партизаны???”

“А ты думал – артисты сельского клуба?”, - усмехнулся один из бойцов.

“Честно говоря… В общем, согласен сменить имидж”.

“Чему вас только учат в институте? Какие-то странные слова”.

“Учат всему: математике, русскому, истории. Я выбрал немецкий, но как видно, некстати”.

“Кстати о немцах: надо спешить, пока они наводят понтоны. Если успеем к рассвету, сохраним много жизней”, - главный поднялся с земли.

“Понтоны? Что это?”, - проявил интерес горе-разведчик.

“Это плоское судно как опора временного моста или сам мост, только плавучий. Понтоны бывают разные, в зависимости от техники, которая по ним едет. Например, для своих танков весом сорок четыре тонны немцы строят мосты типа “K”, так называемые BrǘckengerӓteK. Они девять с половиной метров в длину и три с половиной в ширину. Обычно его делают из алюминия и кроют сверху деревянным щитом – получаются большие сани. Один понтон может весить тысячу восемьсот килограмм. Было бы опасно для нас, но мы опередили немцев, создав такие мосты ещё в 1932”, - просветил предводитель.

“А сейчас какой?”, - второкурсник прикинулся дурачком. А что ему оставалось?

“Слушай, ты из какого измерения? Сейчас 43 год, Июнь, как видишь, стоит лето. Спросил бы ещё, где мы?”

“….”

“Это Левобережная Украина, слыхал?”, - усмехнулся капитан.

“А то, Киевскую Русь проходили”, - гордо похвастался Тимка.

“Не понимаю, как ты учился?”

“Как видите”.

“Да уж вижу. В общем, дело было так: правый берег появился, потому что за сто двадцать шесть лет мы с поляками дважды делили Украину. Общую границу обозначил Днепр – река такая, видишь?”.

“Да уж вижу”, - усмехнулся Тима.

“Рядовой не знаю как тебя там, не перебивать офицера, а слушать внимательно, - командир сделал серьёзное лицо. – Так вот, повторюсь: за сто двадцать шесть лет мы с поляками дважды делили Украину – в семнадцатом веке (1667) они забрали правый берег и дрались за него с Турками, которым было мало своей доли. А в восемнадцатом веке поляки правый берег потеряли, потому что украинцы подняли бунт против них, да и саму Польшу драли на части изнутри, понял? Учиться надо лучше”, - закончил речь главный.

“То есть, первый раз мы взяли левый берег, а потом и правый?”, - сообразил новоиспечённый партизан.

“Тебя не зря в разведку отправили”, - капитан потрепал “разведчика” по плечу. – В 1793 правый берег перешёл к нам, а теперь его опять заняли, только не поляки, а немцы. С двадцать четвёртого Декабря мы пытаемся выбить их с Днепра, потому что, взяв его, можно наступать по всей Украине. Как тебе план Верховного?

“Ну, Петя, блин, ты мне за это ответишь: я из твоей комнаты сделаю один большой окоп, и кое-кто узнает войну не только по рассказам ветеранов”, - бурчал Тимка. Ему ужасно хотелось домой и погулять с друзьями под чистым ясным небом, а не под пулями фрицев.

“Вообще-то меня зовут не Петя, а Пётр Григорьевич. А это мои бойцы, знакомься: младший лейтенант Сергей Смекалов, майор Алексей Быстров и старший сержант Николай…”

“Знаю, Сильнов”, - уверенно заявил юноша. Заметив недоумение, пояснил: - Фамилии говорящие”.

   Но куда больше рассказали не фамилии, а истории солдат. Война застала их в разных местах и заботах. Например, Сергей работал в колхозе, где и научился труду. Будучи любознательным по природе, он старался всё успеть: и поработать, и отдохнуть. А уж для отдыха чего только не было в деревне: танцы, кружок самодеятельности, в котором парень сыграл солдата. Теперь вот стал им в реальности. Иногда, в свободное от службы время вспоминал родные места – всего деревня насчитывала двадцать дворов плюс колхоз со своим председателем и счетоводом. Жили обычно: сеяли, сажали, скотину растили, лошадей пасли. Летом уходили с утра в поле и работали на жаре. А вечером возвращались домой – в избу с русской печкой, углом с образами, вышитыми полотенцами, земляным полом, деревянными лавками у окон. Поужинав, Серёжа бежал на улицу играть с ребятами, смотреть да слушать хороводы взрослых. Поездка в город была для детей событием. На ярмарке продавали столько всего, что глаза разбегались как школьники после уроков: сладости, игрушки, одежда, обувь и зверьё. Слушая рассказ, Тимоха думал: “Он ещё в мегаполисе не был. Там такого добра на каждом шагу хватает. Наши города обросли павильонами и супермаркетами как хиппи, который давно не стригся”. Да и вообще современники не очень-то жалуют деревню, ведь там надо всё делать самому – копать, сажать, поливать, собирать. А в городе всё это можно легко найти в магазине. Деревня хороша, когда туда едешь на шашлыки. Но откуда Сергей мог это знать. В двадцать два он пошёл на фронт добровольно и все три года плечо к плечу прослужил с Алексеем и Николаем.

   Ребята, в свою очередь, росли в городе, потому детство их заметно отличалось от деревенского. Тут не разводили гусей, коров, свиней, не выращивали овощи – всё это поставляла деревня. Учась в одной школе, мальчишки мечтали стать военными, ведь их уважали, да и девчонки заглядывались (в наши дни востребованы бизнесмены, политики, актёры, а военные годами ждут квартиру, повышения зарплаты, новую технику. Постоянным осталось только уважение). Поэтому после девятого класса оба поступили в военное училище, но война нарушила их планы. Да и не только их. Уезжая на фронт, наши герои обещали родным вернуться, им хотелось, чтобы война не затягивала воронкой. Они и представить не могли, что этот “сериал” не кончится ещё долгих четыре года.

   Передвигаясь вдоль берега, Тимка заметил смену ландшафтов и не преминул сказать об этом: “Такое чувство, что смотришь фильмоскоп, типа отдыхал на курорте…”, - он вдруг осёкся, вспомнив обстановку. Но мечтать не вредно, например, про пятизвёздочный отель SunTrust, состоящий из трёх небоскрёбов – 35, 45 и 60 этажей. Ну, чем не курорт? К главному зданию ведёт автомобильная дорога, огромная площадь, выложенная декоративной плиткой, усажена пальмами и другими экзотическими деревьями. Во внутреннем дворе четыре больших бассейна, бары и танцпол. Под самими зданиями парковка на 1.5 тысячи машин, также есть гольф-поле и стрельбище в полумиле от отеля, а на крыше зданий-по вертолётной площадке. Внутри поражает дизайн из дорогих качественных материалов, номера 300-150 000$.

   От мечты отвлёк голос командира: “Ну что за молодёжь пошла? Не могут по-простому сказать, мол, красиво тут”. И действительно, природа радовала глаз – всё цвело пышным цветом. Деревья стояли так плотно друг к другу, словно сплотились перед лицом врага, а их кроны напоминали женскую причёску после сушки феном в парикмахерской. Кто бы мог подумать, что эта красота скрывала жестокость и ненависть? А где-то в современности кипела совсем другая жизнь: люди каждый день ходили в офисы, на заводы, и немцы в том числе. Шофёры часами стояли в пробках и матерились, пассажиры день и ночь ждали вылета на курорт, в поликлиниках скопились пациенты, потому что комиссию проходили по 2-3 предприятия разом, призывники пытались откосить от армии, причём никогда ещё не было наоборот, женщины утром вели в садик детей, а дома прорвало трубу, пенсионеры который год ждали повышения пенсии, и она неуклонна росла, вниз, наконец, студенты дружно тряслись в автобусе и от мысли о предстоящем экзамене. А вечером мир жил своей второй жизнью: дискотеки и концерты превращали его в огромную музыкальную шкатулку, а неоновая реклама-в новогоднюю ёлку. Да, музыкальная ёлка-это оригинально. Но оригинальнее было то, что всё это происходило одновременно в разных часовых поясах, словно кто-то написал “сценарий фильма”. Голливуд по сравнению с ним отдыхает: жизнь-режиссёр куда круче, потому что прописывает события по ходу.

“Как тебя зовут”, - голос командира вернул Тимку из будущего в прошлое, которое стало настоящим, хотя он и сам не понимал, где настоящее, а где-прошлое.

“Тимофей… а… Крутов”.

“Ну что же, рядовой Крутов, отныне ты с нами”.

“С такой фамилией стыдно быть рядовым”,-подмигнул майор Быстров.

“Ничего, ещё придёт время подвигом. Вспомните, как начинал наш Васька-передовик”. При этих словах Тимоху передёрнуло. От бабушки он знал, что дед служил под Харьковом, как раз когда пришёл приказ наступать. Именно с Харькова и началось освобождение правого берега, и хотя Верховный знал о трудностях своей армии, но считал, что отступать нельзя. Неужели внук и дед теперь встретятся? С другой стороны, когда же ещё, если не сейчас, в штабе?

   Как и ожидалось, штаб партизан не был похож на пятизвёздочный отель SunTrust. То, что увидел наш герой, напомнило ему турпоход в детском лагере “Солнечный”: однажды вожатый повёл отряд к поляне в восьми километрах. Необходимо было адаптироваться к условиям вдали от цивилизации, практически первобытным условиям: разжечь костёр, поставить палатку, приготовить пищу на открытом огне как наши предки (не в смысле родители). Будучи пухленьким и замкнутым, Тимоха не раз открыл для себя Америку. И вот спустя восемь лет, он словно вернулся в детство девятнадцатилетним. Первым делом примерил хит сезона лето-осень: шапку-ушанку, крестьянскую одежду, демисезонное пальто и сапоги. Но к удивлению новобранца ателье работало ширше, потому как партизаны одевались в лесном бутике по-разному: носили военную форму красной армии, а также немецкую, мадьярскую и итальянскую одежду, лапти обували самых разных фасонов-лыковые, верёвочные, кожаные, сапоги-обычные и хромированные, стёганки в резинах, ботинки и бахилы. Теперь, одетый с иголочки, Тимоха записался у четвёртого помощника, ведущего учёт личного состава. А вообще помощников было ещё пять: первый писал распоряжения штаба, боевые задачи, снабжал топографическими картами; второй отвечал за разведку, захват пленных и их допрос; третий-за радио и телефонную связь батальонов и артиллерии; пятый был оперативным дежурным и на посылках в подразделения; наконец, последний кодировал текст для передачи по радио или телефону. Став официально партизаном, и получив удостоверение, Тимка мысленно прикололся: “Ваш аккаунт зарегистрирован, учётная запись создана”. Почему бы теперь не въехать в свою квартиру?

   Жильё досталось, прямо скажем, не пентхаус: партизаны жили в шалашах или землянках, защищавших от дождя и человеколюбивой фауны-слепней, комаров, гусениц. Конечно, юноша заселился в готовую палатку, которая обычно делалась из еловой коры или крестьянского полотна, а с виду иногда напоминала юрту-домик коренных народов Крайнего Севера. Представив ободранные ёлки, Тимохе вдруг стало жаль их, и он решил пойти к крестьянам в деревню. Каково же было его удивление, когда он узнал, что вся деревня переехала к партизанам и потому полотно не у кого просить. Но лето  можно пережить, а к зиме решили построить курени. “Вам не хватает сигарет?”,- искренне удивился Тимка. Не знал бедолага, что донские казаки подарили эту технологию. Стены делали из нетолстых брёвен, образующих вместе треугольник. Снаружи и внутри их обмазывали глиной, а крыли камышом или чаканом (донское болотное растение с пахучими шпагообразными листьями, подходящее для поплавков невода и циновки). Пол был земляной: насыпался и утрамбовывался слой глины толщиной в 2-3 сантиметра. Поскольку обогревателей тогда не придумали, использовалась каменка-печь из грубо отёсанных камней. Да, вот тебе и “школа ремонта” по-партизански, жаль-на мобильник не снимешь. А ещё интереснее выглядела “пепельная кровать”: на пепелище набрасывали веток и ложились, иногда по 3-4 человека разом. Тепло снизу не давало замёрзнуть.

   Устроившись, второкурсник встретил старых знакомых-младшего лейтенанта Сергея Смекалова, майора Алексея Быстрова и старшего сержанта Николая Сильнова. Видимо, бойцы решили взять его на поруки. Был здесь ещё один человек, которого так ждал наш герой. Васька-передовик, он же Василий Драпко, только что вернувшийся из разведки. С его слов примерно в двухстах километрах к югу немцы стягивали крупные силы для поддержки своих укреплений. Значит, скорее всего, партизаны примкнут к рядам Красной Армии, не сидеть же в кустах. Заметив новичка, мужчина смолк и вопросительно глянул на него. Так они молча и глядели друг на друга-дед и внук. Как водится, внуки часто гостят на материке, где их ждут не только бабушка с дедом: на столе уже стоит зелёный борщ со сметаной, сваренный из собственных овощей, масло, белый хлеб, кружка смородинового компота только что из холодильника, пиала клубники с сахаром. Поистине королевский ужин. К сожалению, Тима не застал деда в живых, так что теперь навёрстывал упущенное.

   Навёрстывать пришлось не только отношения. Молодой человек оказался совершенно не готов к боевым реалиям: не владея оружием и техникой рукопашного боя, он легко мог стать мишенью немецкого снайпера или какого-нибудь ефрейтора. Поэтому дни проносились друг за другом, наполненные учениями-стрельбой из автомата, метанием гранат. Фанеры для мишени в то время, конечно, не было, так что искали ржавые жестянки и дощечки на свалках и делали что-то похожее на мишени. Патронов, снарядов и мин не жалели, главное-чтобы солдаты не боялись взрывов. Такая муштра, по словам старшего лейтенанта Драпко позволит выжить во время налётов, как пару недель назад. Стояло раннее утро, часов пять. В это время сон наиболее сладок и пилоты Люфтваффе словно специально хотели разбудить лесных воинов. Хаос и паника, посеянные фрицами, дали свои всходы: люди вскакивали, не понимая, что происходит. Каждый хватался за что успевал и пытался укрыться за ближайшим пнём. Результат-более ста убитых. Этот пример вдохновлял многих.

   Но всё же занятия забирали много энергии, которую надо было восполнять. В рацион лесного братства обычно входили картошка, ягоды и грибы. Глядя на скудный стол партизанский, Тима ясно вспоминал родные магазины, где есть всё что угодно-тортики, пирожные, мороженое, печенье, м-м-м. Ему казалось, кончится картошка-не беда, щас бы мигом до магазина и обратно. А ещё лучше-заказать доставку к столу, если уж совсем лень распёрла. И однажды, Тимка, забывшись, ляпнул: “Доставка обедов? Мне пиццу с кока-колой”. Конечно, он не виноват, что соскучился по дому, но пришлось долго объяснять, что такой пароль у них придумали в деревне, когда привозили сладости из города. Но не только юноша дорожил прошлым. Например, тимохин “дед” рассказал, как пировали “в лесу”, пока немцы не прикрыли лавочку: “До осени 43-го, когда сместился фронт, в меню встречалось мясо, молоко, яйца, пшено. Всё это партизаны перехватывали у крестьян, идущих на маслозаводы, на яйцесборочных пунктах, складах зерна. Однажды осенью 42-го партизанский отряд разгромил немецкий пункт в деревне и забрал три тонны пшеницы, раздав хлеб крестьянам. А зимой 43-го добытчикам достались сорок лошадей, одиннадцать свиней, сто пятьдесят овец, несколько сот гусей и уток, шестнадцать пудов мёду и шерсть. Сожгли шестьдесят коров, шестьдесят жеребят, более трёхсот тонн хлеба. Немцы в ответ ликвидировали колхозные фермы. Мы играли с ними в “отнимашки”-кто у кого отнимет продовольствие”.

Ох уж этого продовольствия было на посвящении: шашлыки не сходили с мангала как индийский экшн с экранов. Стол ломился от еды-овощи, фрукты, хлеб, сыр, икорка, торт, вино или покрепче.

   Кстати, спиртное в отряде пили вполне легально, потому что Сталин разрешил. Трудно сказать, была ли Тимкина трезвость плюсом или минусом: с одной стороны, другим больше доставалось, но эти же “другие” косились на парня, видимо не понимая его нежелания пить. Но не это волновало героя больше всего. Ему явно не нравилась походная жизнь, что мешало адаптироваться. Даже посиделки у костра не помогали. А ведь в этот час лес оживал и наполнялся музыкой. В круг у огня собирался весь честной народ. Такую картинку юноша видел в американских фильмах, где негры собирались вокруг горящей бочки. Только в ходу были не военные песни и анекдоты, например, такие:

 “Товарищ старшина, у нас еды ровно на полроты”. –“Ладно, будем кушать после атаки”.

 Захiдна украiна, тихи нiченька. Стук в дверi:

-Хто там?

-пагрртизанi!

-Кiлько вас?

-Цванцiх!

-Кiлько-кiлько?

 Одна армия выходила из окружения. Осталось там хозяйство военторга. Надо врыучать, но никто не идёт. “Довольно мы с ним настрадались, пусть теперь немцы помучаются”.

 В нашей армии по моде

Одевают всех солдат.

Пишет мне жених Володя:

“Каждый день дают наряд”.

 

От Москвы и до Берлина

Дороженька узкая.

Сколько, Гитлер, не воюй,

А победа русская.

 

Что вы, фрицы, приуныли?

Что носы повесили?

Видно, жарких оплеух

Наши вам отвесили.

 

 Ты не думай, враг коварный,

Солнца свет не погасить.

И могучей силы русской

Никогда не победить.

 

 Не печальтесь, мои сёстры,

И не плачь, родная мать.

Ухожу я добровольцем-

Край родимый защищать.

 

   Если же частушки не помогали, выручали национальные песни – украинские, белорусские, русские, наконец, тыловые, например, “Землянка”. Позже появилась “Любимая партизанская”, раскрывающая подвиг в тылу врага. Глубокой зимней ночью отряд партизан зашёл с тыла и ударил по врагу пулемётными очередями: “Залился песней неустанной наш друг “Максимка” - пулемёт”. И хотя боевой товарищ погибает, он достоин высоких почестей – “Высоких почестей достоин наш славный красный партизан”.

За песнями и играть было веселей, в шашки – карты – домино. Находились и книгочеи. Вообще книги читали чаще всего вслух – по отдельности и все вместе. Но к этому времени, к двенадцати, юный красноармеец клевал носом и выпадал в астрал. Перед сном он часто вспоминал родные края, мысленно возвращался в свой родной город Южный. Летом дома утопали в зелени, люди шли по проспекту счастливые, в воздухе витало что – то необъяснимое, и хотелось летать. Ну, конечно кто-то летал на аттракционах, кто-то-через стол в закусочной, подогретый градусом. И всё же главным было ощущение того, что всё прекрасно. Так вот и удавалось отвлечься от реальности и заснуть. Но однажды…    Тимке приспичило и он вышел на улицу. Стояла глубокая ночь и небо было ясное. Вокруг – густой лес стеной и только танк мог проложить ровную тропинку. Словно кто-то услышал эту мысль, потому что раздался выстрел. Стрелял явно не пулемёт. Конечно, наш герой не был оружейным мастером, но отличить танк от пулемёта мог невооружённым ухом. Кроме того, шалаш, похожий теперь на поленницу убедил парня, что это… “Танки! Танки! Тревога!”, - заорал он в исступлении. Если бы можно было нажать на “стоп” и осмотреться. Но раздумывать некогда. Тимка схватил подвернувшуюся палку от шалаша и, подбежав, затолкал её в дуло танку, вертевшему “башкой” направо и налево. В этот самый миг в глазах поплыли круги, а голова затрещала, будто дятел долбил.

   Очнувшись от щелчка затвора (как в тот раз), Тима огляделся: все его товарищи попали в плен и потому сидели в так называемых “блоках” – секциях, разделённых колючей проволокой и рассчитанных на тридцать человек. По периметру стояли небольшие сторожевые башни, оборудованные пулемётами и прожекторами. Был также ревир – лагерный госпиталь да канцелярский домик – вот и все постройки. Бежать отсюда бесполезно – везде достанут цепкие пули. А для устрашения на глазах у заключённых расстреливали их земляков. Как раз такую процедуру и застал очнувшийся студент. Затылок ещё ныл от удара прикладом, но не мешал оценивать происходящее. Десять человек стояли в шеренге и смотрели куда – то вдаль. Лица не выражали страх, скорее ненависть. Даже под дулами автоматов они не дрогнули, не молили о пощаде, вызывая чувство гордости у остальных. Прозвучала команда “Feuer”¹и все десять человек упали в отвальную яму. “Ausgezeichnet”², - довольно улыбнулся офицер в форме эсэсовца. Эту форму (прим. автора) ввели в 1938 году. Сначала она была бледно – серой и имела два погона, а в месте нарукавной повязки – орла. Но во время войны на оккупированных территориях члены СД и офицеры СС носили серую полевую форму. Параллельно с ней появилась и серая шинель: двубортный запах надёжно защищал от ветра. Часовых одевали в те же шинели, но из более толстого сукна. Оберфюреры и званием повыше могли не застёгивать верхние пуговицы, чтобы были видны цветные клапаны. Да, немцы хорошо подготовились к погоде, не то, что пленные.

   В зной и дождь юный солдат работал наравне с другими: одни руками рыли норы в земле и оставались там погребёнными заживо. Другие, как Тимка, обслуживали технику – мыли, подкручивали. Трудно приходилось парню, который даже велик ни разу не чинил. Зато теперь в его лексиконе появились слова “движок, стартер, коленвал, рессора”. До чего ж не хотелось работать, но таких били прикладом, ломая челюсть, дробя кости, иногда расстреливали. За месяц тяжёлой работы они превращались в ходячих зомби: оборванные, немытые, донимаемые тучами зелёных мух, с грязными повязками на зачервивевших ранах. Люди гибли от истощения и голода. Раз в день давали 150 грамм эрзацхлеба и баланду, от которой свиней бы тошнило. Её готовили из грязной картофельной шелухи или гнилой немытой брюквы, чтобы вызвать желудочные заболевания. От дизентерии умирали прямо в поле, а тифозных увозили в неизвестном направлении.

   Немцы старались уничтожить не только физически. Всеми силами сеяли в душах подлость, предательство, национализм. Например, украинцам и белорусам создавали более комфортные условия и вербовали из них полицаев или провокаторов. Эти “хальбдойче” (полунемцы) раскручивали пленных на разговор, пытаясь по словам выявить коммуниста или еврея, а потом выдать его гестапо за лишний хлеб или черпак баланды. И посевы, наконец, дали всходы: люди замыкались, скрывали своё прошлое, мысли и чувства.

   Не выдержав такого накала, Тимоха однажды крикнул по-немецки: “Schweine. Siesterben, wirsiegen”³. Реакция последовала незамедлительно-студент почувствовал мощный удар приклада в затылок и свалился мешком. Ему скрутили руки, а охранник спросил: “SprichstduDeutsch? Kommmal, machmitmeinemKommanderbekannt”⁴. По дороге парень потерял сознание.

   Прохладный душ освежает, холодный-бодрит. Стакан холодной воды привёл студента в чувство. Оглядевшись, бедолага понял, что его приволокли в штаб, которым командовал теперь генерал Генрих фон Штауб (HeinrichvonStaub). Это был человек лет пятидесяти, подтянутый (не в смысле пластикой), с хищными глазами. Такие глаза Тимка видел в американских страшилках про оборотней. Всем своим видом хищник давал понять, что ломать людей для него - давно призвание. Клетка, в которой находился зверь, полностью соответствовала своему назначению: портрет усатого дрессировщика на стене, окна завешенные нацистскими флагами, не пропускали света извне, тусклое освещение внутри-всё это должно было наводить ужас на пленного.

____________________________________

1. Огонь (нем.)
2. Отлично (нем.)
3. Свиньи. Вы умрёте, мы победим (нем.)
4. Говоришь по-немецки? Пойдём ка, познакомишься с моим командиром (нем.)

“Mir wurde gemeldet, daβ du deutsch kannst. Wo hast du gelernt?”, - начал допрос главный.

“Мне доложили, что ты владеешь немецким. Где научился?”, - перевёл с акцентом помощник.

Студент стал лихорадочно вспоминать фразы, которым его учили на первом курсе. Последовал короткий рассказ о себе:

“Ich heiβeTima Krutow. Ich bin einundzwanzig Jahre alt. Ich lebe in der Stadt Jugschni mit Familie: Mutter und Vater. Ich studiere die Deutsche Sprache in der Uni. Es ware alles”¹.

Подумав немного, процитировал “Лесного царя”: “Wer reitet so spat durch Nacht und Wind? Es ist der Vater mit seinem Kind”².

“Wessen Gedicht ist das? Dein?”, - генерал приблизился к юноше вплотную.

“Чьё это стихотворение? Твоё?”, - последовал перевод.

“Nein, Goethe’s Erlkonig”³, - затаив дыхание произнёс Тима.

“Halt den Mund. Scheise. Goethe is tMǘll”, - процедил сквозь зубы Штауб.

“Заткнись. Дерьмо. Гёте это мусор”.

   “Гёте-мусор?”,-недоумевал пленный. В институте он проходил историю немецкой литературы и знал, что Гёте стоял у истоков возрождения изящной словесности Германии. Он присоединился к Шиллеру, Лессингу и Гердеру под знаменем “Бури и натиска” (нем. Sturm und Drang). Все вместе молодые люди произвели переворот в умах многих немцев. Тимохины современники тоже проявляли себя как могли: кто в рекламе, кто в бизнесе, кто партию основал, кто винил крутил, ну, а кто-то менеджером работал. И Гёте работал, над Фаустом, 60 с лишним лет. Сколько всего в его жизни произошло за эти годы? А он каждый день садился за письменный стол и писал, писал, писал. Вспоминая немецкого просветителя 19-го века никак не верилось, что Германия так низко пала: гуманизм и вера в человека растоптаны в пыли дорог грязными сапогами. “Нет, фриц, врёшь. Мусор-это ты. И место тебе на мусорной свалке истории. Иоганн Вольфганг согласился бы”.

“Woran denkst du, Knabe?”,-Штауб впился глазами, словно пытался прочитать мысли.

“О чём думаешь, мальчик?”,-переводчик знал своё дело.

“Horst du mich nicht? Ich wende mich an dich. Was bedeutet dieses Schweigen? Willst du nicht antworten? Aha, du bist Verschworer wie der, in der Zelle. Morgen wirst du erschossen werden. Wegfǘhren”.

“Ты не слышишь меня? Я к тебе обращаюсь. Что значит твоё молчание? Не хочешь отвечать? Ага, да ты заговорщик как тот, в камере. Завтра тебя расстреляют. Увести”.

Уходя, Тимоха снова крикнул: “Deutschland wird nie siegen”⁴.

“Halt”,-генерал подошёл к заговорщику. –Woher weiβt du? Wer hat dir gesagt?

“Стой. Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал”.

“Davon zeugt die Geschichte. Vertrauen Sie mir”⁵.

Штауб в ответ со всей силы дал Тимке под дых, так что у того искры из глаз посыпались и добавил: “Kein Vertrauen dem Verschworer”.

“Нет веры заговорщику”.

   По дороге в камеру парень думал: “Ну вот, завтра всё и кончится”. На самом деле завтра всё только начнётся. К концу 43-го численность партизан, имевших связь с советским тылом, достигнет 58.5 тысяч человек. Такой армии трудно будет справиться самой, поэтому спецшколы Саратова и Москвы подготовят 1200 радистов, подрывников, медиков. Пополнение позволит партизанам расширить владения в тылу врага и повысит их боевую мощь: в отвоёванные районы поступит продовольствие, раненых будут лечить прямо в освобождённых сёлах.

_______________________________

1. Меня зовут Тима Крутов. Мне двадцать один год. Я живу в городе Южный с семьёй: мамой и папой. Изучаю немецкий язык в университете. Вроде бы всё (нем.)
2. Кто скачет так поздно сквозь ночь и ветер? Это отец со своим ребёнком (нем.)
3. Нет, “Лесной царь” Гёте (нем.)
4. Германия никогда не победит (нем.)
5. Об этом свидетельствует история. Поверьте мне (нем.)

   Особенно в партизанском движении выделятся отряды С.А. Ковпака, Я.И. Мельника, М.И. Наумова. Ковпак освободит Полесье, Ровенскую, Львовскую и Станиславскую области, совершит знаменитый карпатский рейд; благодаря Мельнику свободно вздохнут Каменец-Подольская и Винницкая области, а Наумов очистит от врага киевскую область. На последнем рубеже освобождения Украины наладится внутренняя связь между штабами и отрядами, которая позволит оперативнее направлять их действия.

   Однако, пока никто из пленных об этом не догадывался, большинство могли только мечтать. А Тимка вдруг вспомнил слова из песни “Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте”. “Ладно, пусть не в голубом и даже не вертолёте, но прилетит”. С этой мыслью он и подошёл к землянке, предназначенной для заговорщиков. Места в ней хватало только двоим. И кто был вторым счастливчиком? Догадались? Василий Драпко, его родной дед. “Наверное, это судьба. Что ж, покорюсь ей”,-мелькнуло в голове студента.

“Разрешите впрыгнуть, товарищ сержант?”,-солдат поднял ладонь к виску.

“Вольно, рядовой, входи. Вдвоём оно, конечно, веселей”.

“Разрешите обратиться: почему немцы нас накрыли спустя три месяца?”

“Скорее всего, навели понтоны. Мне майор Быстров, царство небесное, рассказал, как вы вчетвером от немцев драпали-дед махнул рукой на север. – А там у них знатная база. Видимо, думали, что нас здесь много, вот и ждали подкрепления”.

“Так почему мы не ушли?”,-удивился боец.

“В штабе сказали, будто наши сюда идут, на выручку. Стало быть, понадеялись, да зря. Вишь, где наша надежда? Отсюда некуда бежать: до родимого дома сотни километров. А там, в Харькове, у меня любимая осталась. Мы венчаться хотели, планы на жизнь строили. Она у меня знаешь какая? Щёчки пухленькие, румяные, словно наливные яблочки”.

“Да, от яблочек я бы щас не отказался”.

“Потрудитесь объяснить, рядовой Крутов”,-сержант серьёзно на него посмотрел.

“Кушать хочется. После баланды о яблоках думать больно. А что Вы хотели делать после свадьбы, товарищ сержант?”

“Так вот. До войны я мечтал пойти на завод, потом стать начальником участка и отучиться на инженера. Это уважаемая профессия и платят хорошо. Так что прокормить семью вполне можно. А вот Варварушка, красавица моя, за ткацкий станок сесть мечтала. Очень ей нравились ткани разные, ну прям модница. Она рисовала в моём воображении такие пёстрые платья и сарафаны, что мне сразу хотелось купить ей их все. Если бы не эта проклятая война. Знаешь, лёжа в шалаше под дождём, невольно вспоминаешь вечера на кухне под гитару и голоса друзей, смеющихся и поющих песни”.

“Вот тебе раз?! Оказывается, люди на войне могут оставаться людьми. Удивительными, всё-таки, были наши предки”,-размышлял второкурсник. “В наше время американские фильмы насаждают жестокость как фашисты, а политики-расизм. И многие поддаются: чего стоят хотя бы конфликты между русскими и кавказцами. Почему надо думать о них плохо? Ведь они, по сути, живут теми же мечтами, что и остальные-кем-то стать в этой жизни. Просто телевидение раздувает негативный образ, вызывающий протест, и, как следствие, агрессию”.

“А как, интересно, сложится наше будущее?”,-прервал мысли наставник. “ Будут ли народы дружить друг с другом? Будет ли достаток в семьях? Мы ведь сейчас стараемся для будущих поколений. Они наверняка будут жить лучше нас: думаю, ездить будут быстрее, летать выше, физически будут сильнее. А самое главное-хранить память о прошлом”. Тимоху так и подмывало рассказать, что в будущем народы будут жить далеко не столь радужно, сколь разведчик хотел. Например, Россия и Украина поспорят из-за газа, в обеих странах прорастут новые семена фашизма: в России-скинхеды, в Украине-бандеровцы. А в Прибалтике выпустят открытки со свастикой. Ветераны Великой Отечественной спрячут свои ордена и медали от тех, кого сами же защищали. Некоторые отдадут единственные накопления на новую квартиру и останутся на улице. Вот так не раз война напомнит о себе. Она напомнила о себе и утром, когда началась бомбёжка. Было примерно около трёх утра, и наши герои спали, словно убитые. Внезапный грохот подбросил их, ободрив покруче кофе и стакана холодной воды.

   “Ничего не видно, встань мне на плечи”,-майор опустил ладони вниз. Выглянув из “камеры”, Тима увидел следующую картину: земля вокруг была изрыта, словно кто-то искал клад. Повсюду разбросаны тела людей-немцев и пленных, большая могила. В небе летали самолёты, но с земли звёзды и кресты слабо различимы. “Осторожно, бомба”,-боец соскочил и оба упали на землю. Снаряд разорвался очень близко к землянке, едва не похоронив настоящее и будущее. “Надо выбираться, товарищ сержант. Давайте как в первый раз”. Оглядевшись, дед и внук бросились бежать из леса. Вместе с ними бежали ещё около десяти оставшихся в живых. Итого, 12 из 120 человек. Теперь беглецам предстояло только одно: соединиться с Красной Армией и форсировать Днепр.

   За спиной ещё слышались стихающие звуки самолётных движков, а впереди стелился туман-неизвестное будущее. Что ждало по ту сторону: очередной плен с моральным и физическим унижением? А может там наши-с пушками, автоматами, гранатами, продовольствием, лекарствами. Парню казалось, что это всего лишь жестокие игры, в которых достаточно сказать “Не могу больше” и тебя тут же отправят домой. А там ждала уже баня, камин с накрытым рядом столом, перина, словом-царский отдых.

   Между тем, до дома ещё было очень далеко. Наши герои устало брели по дороге, по обеим сторонам которой стояли деревья. И в тумане они походили на фрицев, притаившихся как тигры. В такой обстановке любой шорох становился зловещим. Чтобы побороть страх, бывшие узники завели разговор. “О чём тебя спрашивал Штауб?”,-глаза Драпко горели любопытством. “Где я изучал немецкий. Может, увидел во мне единомышленника. Знаете, товарищ сержант, мне никогда не приходилось говорить с настоящим немцем. У нас в институте педагоги говорили с немецким акцентом, но здесь… Этот генерал думал и жил по-немецки. Он-настоящий потомок Шиллера и Гёте. Только назвал писателя мусором”. “Да, Гитлер не признал их труд, противоречащий идеологии. Я слышал, например, что Анна Зегерс уехала из Германии, потому что в своём романе Седьмой крест показала беспомощность нацистов, ведь седьмого беглеца так и не поймали”. “Надеюсь, и нас не поймают. Три дня уже идём”,-раздалось сзади.

   Наконец, на исходе третьего дня партизаны подошли к деревушке, встретившей их несколько напряжённо: на танке да с автоматами. А чего ждать от незнакомцев? Может-шпионы, а может-свои. Оказалось, здесь ждали не их, двенадцать истощённых бродяг, а хорошо вооружённую дивизию, командовал которой помощник Ватутина. Бойцы спешили соединиться с командиром и атаковать немцев на Днепре. Внутри деревня напоминала военный городок: была радиосвязь со штабом, склад боеприпасов, две зенитки и танк. Всё это досталось по наследству от немцев, так и не ушедших “из гостей”. За ужином лесные воины рассказали о злоключениях в плену и желании отплатить своим обидчикам. Утром состоялось долгожданное знакомство: двести пятьдесят красноармейцев вкатили несколько зениток и внесли снаряды к ним. Вот так вот они шли много километров, постоянно ожидая засады. Глядя на них, Тимоха вспомнил парад Победы: стройными рядами молодые бойцы шагали в ногу, а одеты были в такие же каски, гимнастёрки, шинели и сапоги. Стоя там, в толпе, студент слабо представлял себе войну, а её значение сводилось для него к победе над Германией. “Победители заслужили почёт и уважение, но главным подарком стали не цветы и награды, а память молодого поколения об их подвиге”,-думал второкурсник. Теперь, пройдя ускоренный “курс молодого бойца”, юноша знал, насколько война изменила быт и мысли людей. Она рентгеном высветила характер каждого, научила всегда быть начеку и быстро принимать решения, заставила понять-кто ты и для чего? Только взрослеть надо всё-таки постепенно, а не так экстремально, с адреналином.

   На следующий день вся рота числом в 162 человека двинулась к фронту, где велись боевые действия. К сожалению, Тимке не с чем было сравнить, ведь до сих пор он находился за линией фронта. В его памяти всплыл только роман Ремарка “На западном фронте без перемен”. Герои книги-школьные товарищи, попавшие в казарму сразу после школы. Жизнь в казарме куда вольготнее фронтовой, поскольку нет угрозы жизни. Ребят жучили, натаскивая как профессиональных киллеров, поэтому они стали солдатами не сразу. Нашему герою вряд ли светило подобное счастье-учиться было некогда. Он прекрасно знал такие ситуации и всегда с трудом их преодолевал. Так уж он был устроен. Ведь одни схватывают на лету, а другим приходится долго мучиться.

   По дороге отряд соединился с другим отрядом в сто пятьдесят человек. Итак, две роты двигались навстречу будущему. Переброска войск была тогда обычным делом. Тима узнал, что это такое. В холод и зной люди тащили за собой тяжёлую технику на сотни километров. В наше время мало кто путешествует пешком, да ещё на такие расстояния: давно придуман транспорт. Именно он вызывал гиподинамию и её последствия-ожирение, атрофию мышц, геморрой. Но хотя бы дороги были асфальтированными. Военные же дороги вряд ли можно было назвать произведением искусства. Поэтому, после дождя под ногами хлюпало грязное месиво, обеспечивая надёжное сцепление сапог с грязью. В ней же вязли и пушки, вынуждая солдат тратить массу энергии. Конечно, внедорожник не помешал бы, скажем, танк. Но его оставили в деревне, дабы прикрыть тыл, если немцы выйдут на сельчан. Так немного времени в запасе останется. Когда ночь окутывала всё вокруг, красноармейцы разбивали лагерь и разводили костры. Дежуря по очереди, они засыпали под шинелью у огня.

   Через несколько дней измождённые путники, наконец, достигли заветной цели. Штаб, готовивший форсирование Днепра, принял их с надлежащими почестями. Ведь каждый солдат, несомненно, был герой. Многое теперь казалось Тимке знакомым: регистрация, человеческие отношения, быт. Только быт военный отличался от партизанского, ведь армия состояла из профессиональных бойцов. Тимоха увидел, что на фронте был не только бой. В часы затишья солдаты занимались вещами, от которых зависела победа и жизнь: стояли на стрёме, обслуживали технику, обеспечивали войска боеприпасами, средствами связи и передвижения, продуктами, военной формой, деньгами, приносили посылки и письма от родных. Ведь внимание и забота лучше всего укрепляли боевой дух воина. Это была благодарность за спасение. Но не только родным было что рассказать. Солдатское письмо раскрывало всё, чем жил боец далеко от дома. Писали, в основном, чем кормят, во что одевают, как организуют досуг.

   Питание было трёхразовым: на завтрак суп с мясом, крупой, картошкой или макаронами, иногда галушками. Наливали почти полный котелок. К супу полагались 800-900 граммов  хлеба в день. На десерт-махорка или табак. В обед снова кормили супом, иногда добавляли кашу. Ужин включал в себя хлеб, поджаренный на печке и посыпанный сахаром. По праздникам перепадала селёдка, колбаса и пряники. Особое место в рационе занимала водка, спасавшая от психологических перегрузок и лютых морозов. Положенные сто грамм на деле перевыполнялись, ведь батальоны ежедневно теряли по несколько сот человек. Фронтовой от кутюр обычно состоял из гимнастёрки и штанов с брезентовыми накладками на локтях и коленях. Обувь, конечно, не отличалась изяществом, но на войне как на войне-тяжёлые ботинки поверх портянок. Ночевать на открытом пространстве рискованно, потому солдаты уходили в окопы, застилали дно ветками и растягивали сверху плащ-палатки. Ночлег давали и блиндажи: снаружи трубы, ступеньки земляные, вместо двери-всё та же плащ-палатка. Интерьер вполне соответствовал фронтовой обстановке-нары, покрытые соломой и льдом, а поверх, вы не поверите, плащ-палатка. Вместо подушки под голову клали вещмешок, над головой повисли котелок, каска и противогаз. Крышу настилали из трёх рядов брёвен, уложенных друг на друга и пересыпанных землёй. Свет давали бутылочные лампы, а тепло-печурки.    

   Солдатам, штурмовавшим немецкие укрепления на Днепре, печурки не требовались: бои были настолько жаркие, что солярий по сравнению с ними-детская забава. Шёл Сентябрь 43-го, и освобождение Правобережной Украины вступало в первую стадию – форсирование правого берега.

   Что такое форсирование? По сути – это переправа через реку и захват укреплений противника. Однако, сказать легче, чем сделать. Успех в таком деле зависел от многих факторов: обстановки, подготовки врага и собственных возможностей.Днепр — третья по величине река в Европе, после Волги и Дуная. Правый берег гораздо выше и круче левого, что усложняло переправу. Вдобавок, немцы превратили его в крепость по приказу вермахта. Гитлер тогда уверенно заявил: “Скорее Днепр потечёт обратно, нежели русские преодолеют его”.

   Уверенность фюрера не была беспочвенной. Действительно, как  в короткий срок переправить на тот берег 2650000 человек, 51000 орудий, 2 400 танков, не считая 2 850 самолетов? Всё вместе это -  4 украинских фронта и 1 белорусский. Вариантов было два: форсировать с ходу или постепенно. Взятие с ходу экономило время, но требовало отточенной слаженности артиллерии и авиации. Самолёты предварительно палили по немцам, далее включались стрелки на плавсредствах и вместе с самолётами гасили вражеский огонь. Последними в дело вступали стрелки береговые. Так, втроём, они и работали. К счастью, в советской армии был накоплен большой опыт по этому вопросу. 65-я армия покорила восемьдесят водных преград от Волги до Балтики. Сталин тридцать раз отмечал её боевые заслуги. Для постепенного взятия передвижение войск замедлялось, давая нам возможность подтянуть силы и разведать дефекты в обороне немцев. Далее, противника окружали и выдавливали на позиции, сковывающие его атаки. Оценив обстановку, свои возможности и возможности врага, 65-й армии поручили форсировать Днепр с ходу, остальным-постепенно. Победа давала нам мощную базу для наступления по всей Украине. Немцы же могли сдержать натиск советской армии и вернуть контроль на востоке.

   Тимоха попал в самую гущу событий. Он понимал, что предстояла работа на пределе человеческих возможностей и даже больше. Возможно, судьба поставит ему деревянный крест. Оглядываясь по сторонам, парень всюду видел солдатские шинели, а на лицах читал неумолимое желание покончить с фашизмом. И так все триста километров левого берега. Это расстояние от Москвы до Иваново. Автобус пройдёт такой путь за сутки, поезд-за шесть часов, легковушка-за четыре-пять часов и самолёт-за час. Кстати о самолётах: вот и они. Оба берега насторожились… и понеслось.

   Взрывы, крики, выстрелы-всё смешалось, земля дрогнула. Зато Тимка не дрогнул: он залез в лодку и приготовил автомат. На поясе висели гранаты. Далеко впереди немцы стреляли из укреплений, грозя потопить переправы. Когда это случилось, студент глубоко вдохнул и нырнул под воду. За ним следом нырнули немецкие пули. Приходилось проталкиваться через дебри людских тел, рискуя захлебнуться. От увиденного мороз по коже пошёл: вода насквозь пропиталась кровью и побагровела. А по ней плыли мёртвые солдаты. Со стороны картина напоминала конвейер смерти. В результате переправы, на берег вышло человек пятьдесят. Только чудо помогло выжить. На суше надо было в темпе рассредоточиться и окружить противника. Первый плацдарм покорился лишь 22 Сентября, спасибо самолётам и зениткам. Каждый раз, захватив новое укрепление, наши герои окапывались, дабы не стать лёгкой мишенью немецких снайперов. Тимка вовсю помогал товарищам, и не только копать. Нужно было перевязать раненых, прикрыть с тыла, собрать урожай, оставленный немцами. Немцы, в свою очередь, старались уничтожить противника до подхода тяжёлой техники. Периодически им это удавалось: по мнению Конева нашим лётчикам не хватало синхронности с наземными войсками. Потому воздушная поддержка переправы ослабла. Он предложил атаковать немецкие танки на передовой вместе с артиллерией, тогда ситуация выровнялась. Таким образом, в конце сентября в наших руках были двадцать три плацдарма. Но количество солдат и оружия не превышало 25-30 процентов.

   В середине октября начались массированные атаки на юге фронта-от Кременчуга до Днепропетровска. Чтобы отвлечь фрицев от южных манёвров, войска стали двигаться по всему фронту. Таким образом, форсировав Днепр, Красная Армия заняла триста километров правого берега с плацдармами глубиной восемьдесят километров. Во время наступления на Киев Тимоха бежал за танком, прикрывал, наверное. В воздухе что-то засвистело и танк разлетелся в щепки. Ударной волной отряд разметало в радиусе ста пятидесяти метров. Находись наш герой ближе двухсот шагов, не смогли бы даже опознать. А так, подбросило батутом, только падать было больно.

   Очнувшись, летун поднял голову и обнаружил себя в прочных объятиях Игоря и Пети. Дышать было трудно, поскольку кислород в лёгких не задерживался. “Ребят, хорош, я живой”,-Тимка пытался выпрямить руки. Приятели с опаской посмотрели на него: “Больше не будешь в атаку ходить?”,-тревожно поинтересовался Игорь. “В атаку?”,-удивился второкурсник. “Да, Киев хотел взять, кричал Вперёд! За Родину! За Сталина”,-обрисовал картинку Петро. “Всё, хватит с меня сеансов. Иду в увольнение”,-твёрдо заявил без пяти минут солдат. “Я не понял, так чё, скорую не вызывать?”,-не допетрил Петруня.

  Выйдя на улицу, юноша полной грудью вдохнул и выдохнул воздух. “М-м-м, свобода. Вверху-чистое небо, вокруг-деревья, дома, птицы. Ни намёка на…”. Внезапный хлопок сзади насторожил. “Нет, колесо лопнуло. Да хватит об этом думать ”,-уговаривал себя студент. Но вдруг глаза уцепились за нацистский крест на стене дома. “Что вы в этом понимаете, бестолковые”,-с досадой произнёс парень. Отвернувшись, он зашагал прочь. По дороге домой Тимка всё время думал, словно оправдывая молодое поколение: “А если не война, какими могли стать тогда сегодняшние ветераны? Их бы воспитала повседневность. Я вижу их мечтающими и беззаботными как мы. Знающими, что повзрослеть ещё успеется. Кто же виноват, что целое поколение перескочило юность, как Моцарт перескочил детство, и как школьники перескакивают из третьего класса в пятый. Таких людей счастливыми не назовёшь, ведь они против воли повзрослели раньше положенного, а жизнь переписать, увы, нельзя. Но пусть хотя бы остаток жизни они проживут в своё удовольствие”. В кармане запищал сотовый, требуя подзарядки. Тимка посмотрел время - 19:45. “Значит, наши победят”,-улыбнулся он.