- Да вы философ! – подал реплику Аркадий. – Вас правильнее было бы назвать не Ан­тиной, а Антиномий, то есть, обоснованно противоречивый, парадоксальный. Извините, я не хотел сказать ничего обидного.

- Ах, бросьте, какие обиды, мне все равно, - безразлично отмахнулся турист. – Не в моем положении обращать внимание на всякие пустяки и глупости. Извините, я не хотел сказать ничего обидного.

- Браво, вы отлично пикируетесь, - Аркадий картинно поаплодировал, достойно оце­нивая ответный выпад на свою нечаянную колкость. – Но скажите, Антиной, почему вы гру­стите? Может быть, музыка на вас угнетающе действует? Давайте попросим хозяина этого уютного уголка поменять кассету.

- Нет, не надо. Мне нравится слушать звучание трубы и думать, что Ангел, возве­щающий о наступлении апокалипсического дня гнева, вострубил совсем не страшно, даже наоборот. Вот вам еще антиномия, парадокс: милостивый набат.

- Это не антиномия, а чепуха, чушь, нонсенс. Если вы способны видеть конец света в затянувшемся дожде, то чем вам должен представляться град? Армагеддоном? Выпейте еще рюмку, пусть она покажется вам чудодейственным нектаром, амброзией, приносящей олим­пийским богам долголетие и благоденствие.

- Да уж, - поддакнул бармен, - ведь не зря ваши родственники, древние греки гово­рили «Ин вино веритас»[1]! – из-под стойки вынырнула бутылка греческого напитка, но Анти­ной сделал отрицательный жест, отказываясь от спиртного.

- Знаете анекдот, как один мужчина решил утопить свои горести в вине? – спросил он. – Ему пришлось убедиться в том, что они умеют плавать. Ваша погода обещает проверку моим горестям, вынесут ли они меня из вашего наполняющегося водой котлована или им суждено утонуть вместе со мной. Не знаю, какой из вариантов лучше. Может быть, это сим­волизирует утопление в вине, в собственной вине – в грехах и проступках.

- У вас какая-то беда на сердце, - предположил Аркадий. – Вы, вероятно, перенесли какое-то несчастье и еще не оправились от потрясения.

- Несчастье? Пожалуй, что так. Но выясняется, что оно было вовсе не несчастьем, хотя я его так воспринимал, а невинной забавой в сравнении с грядущим потрясением. На­верное, я должен вам рассказать свою историю, чтобы не строить из себя в ваших глазах за­гадочного фаталиста или мрачного пророка, возвещающего всем беду с надеждой на то, что что-то из плохого обязательно сбудется. Не хочу, чтобы вы обо мне так думали… Не знаю почему, но я чувствую к вам симпатию или, скорее, доверие… - Антиной нервничал и вол­новался, мучимый сомнениями, он колебался и в то же время хотел, явно хотел поведать о чем-то тайном и сокровенном, давно назревшем к откровению и недопустимом к разглаше­нию. О таком, как правило, можно рассказывать только случайным собеседникам, с кем по­сле часа совместного времяпровождения не остаешься обязанным продолжать знакомство. – Вы первые, кому я рассказываю и, может быть, последние. Дело в том, что вас это тоже каса­ется, а потому вы должны знать…

Антиной вздрогнул как от выстрела, когда хлопнула входная дверь и в бар торопливо заскочил почти сухой, лишь слегка, пятнами и разводами подмоченный мужчина в куртке с эмблемой городского такси.

- Привет всем! – голос его, озабоченно громкий, слышался режуще чуждым диссонан­сом в устоявшемся комфорте внутренних звуков зала, он прибывшим извне, нарушающим сложившуюся обстановку настолько, что даже бармен досадливо поморщился. – А я уж ду­мал, что вы не работаете: окна зашторены, движения не заметно, никто не входит и не выхо­дит. Значит, везти никого никуда не надо? Нет? – спросил водитель на весь зал, хотя обра­щался только к Аркадию и Антиною, одновременно не обращаясь ни к кому конкретно. Не дождавшись ответа, он шумно пристроился к стойке, со скрежетом подвинул сиденье и заба­рабанил пальцами по доске, выбивая не ритм, а нервную хаотичную дробь. – Ну и хорошо! Тогда мне пива и соленых орешков. Умаялся я сегодня: не видно, блин, ни хрена, ни под ко­лесами, ни впереди, да еще зажигание барахлит. И пассажиров, блин, за весь день раз-два и обчелся, пальцев одной руки будет много. Если так и дальше пойдет, то надо, блин, с ма­шины на катер пересаживаться. Только где его взять, блин, если во всем городе даже резино­вой лодки не найдется?

Получив от бармена бутылку, таксист отставил в сторону стакан и разом осушил по­ловину из горлышка, звучно глотая. Переведя дух, он стал искоса пригляды­ваться к соседям. Молчал он меньше минуты. Грызя орешки, словно между прочим, шофер спросил вполголоса:

 - А вы, мужики, ничем таким не интересуетесь? Может, кому девочку надо или травку, то-се, пятое-десятое. Если надо, то я вмиг организую все, что угодно, без проблем.

- Организуйте нам, пожалуйста, ясную, солнечную погоду, - попросил Аркадий. – Других желаний нет.

Таксист зло зыркнул на Аркадия и, обидевшись, молча допил пиво, сгреб остатки орешков в карман. Что-то ворча себе недовольно под нос, он уже почти дошел до дверей, но у выхода остановился и, обернувшись, спросил у бармена:

- У тебя запас воды есть?

- Запас чего? – вопрос о воде казался странным в мокром царстве, где сам Водяной за­скучал бы по кусочку суши.

- Насосную станцию на реке затопило, - угрюмо пояснил таксист. – Скоро водопровод заглохнет, если уже не заглох. Проверь в своих кранах, - если чего-нибудь оттуда еще нады­баешь, так набери… Блин, - добавил шофер вместо прощания и, рывком распахнув двери, стремительно выскочил, торопясь быстрее добежать до своей машины.

Из отвернутого крана над мойкой донесся звук далекого бульканья и с шипением вы­рвался воздух, словно из спущенного баллона – у разных труб разное пение, своя музыка. Бармен обескуражено развел руками, но не расстроился, так как запас воды он всегда имел. Заговорил бармен о другом:

- Я знаю этого таксиста, он часто бывает у меня и вообще-то он неплохой парень. Но у него большая семья и он вынужден подрабатывать любыми средствами.

- Все мы находим оправдания своим неблаговидным поступкам. Вы молодец, что на­ходите оправдание чужим, - после этих слов Аркадий повернулся к Антиною. – А вы, судя по всему, не очень преуспели в попытках самооправдания. На такой вывод наводит вступле­ние к обещанному рассказу. Впрочем, буду рад, если ошибся.

- Трудно искать оправдание тому, в чем не виноват, - философски откликнулся Анти­ной.

- Ага, значит, все же нашли! – Аркадий злачно потер ладони, лукаво прищурился, как если бы уличил соперника в противоречии. – Считать себя полностью невиновным может только человек с очень гибкой совестью. Если ваши дела плохи, то кто может быть тому причиной, кроме вас же?

- Помилуйте, воздержитесь от выводов, не зная сути дела. Кстати, ваши манеры вы­дают в вас служащего системы юстиции. Полагаю, вы – помощник прокурора…

- Почему же не прокурор? – удивился Аркадий.

- Прокуроры не ходят по барам, им по положению не дозволяется пить коньяк при­людно. Итак, я угадал?

- С точностью до наоборот. Я адвокат.

- Почему же вы с готовностью обвиняете меня, а не пытаетесь понять, оправдать и защитить, как это следовало бы, исходя из вашего профессионального кредо?

- А разве вы заплатили мне, чтобы я вас понимал и защищал? Если б вы были моим клиентом, я б наизнанку вывернулся, чтобы представить вас с самой положительной сто­роны, будь вы хоть вор, убийца или маньяк-извращенец…

- Нет-нет, по счастью это не про меня. Я, видите ли, имею в прошлом такой при­скорбный криминал, как богохульство, идейное кощунство и махровое святотатство. Это, знаете ли, не атеизм какой-то, не безобидный материальный реализм…

- Законом не воспрещается. Я вас бесплатно оправдываю и своим решением прекра­щаю дело за отсутствием состава преступления. Можете снова радоваться жизни и порадо­вать бармена новым заказом. Предлагаю выпить за то, чтоб у нас были такие проблемы, как у вас, чтоб они так же легко решались! – Аркадий поднял рюмку, но, не выпив, опустил ее. – А почему вы сказали, что дело касается и нас? Я помню, вы это говорили перед приходом таксиста. Ведь говорили?

- Да, но вы не дали мне объяснить, - ответил Антиной.

- Может быть, лучше было бы послушать, - деликатно предположил бармен, глядя куда-то в сторону и с таким видом, будто он и не советовал, а так, разговаривал сам с собой.

- Хм, неплохая идея, - Аркадий указал на рюмку, прося наполнить еще раз. – Как это мне самому не пришло в голову?

- Начну с того, что мне не собирались давать такого имени. – Антиной прикрыл глаза, словно силясь вспомнить события того возраста, когда был актуален вопрос о его имени. – Отец, действительно, питал слабость к античности, к периоду славы наших предков, но не отрывался от действительности. Назвать он меня надумал Антоном, полное имя по паспорту – Антоний. В Антиноя меня перекрестила невнимательная бюрократка из ЗАГСа, выписы­вающая свидетельства о рождении, которая поменяла местами две буквы. Всего две буквы, а жизнь наперекосяк… Вы не замечали, что имя влияет на судьбу человека? Иногда так влияет, что хотелось бы жить без имени.

- Еще говорят, что на судьбу влияет дата рождения, - вставил реплику Аркадий. – По вашей логике, лучше не рождаться никогда?

- Может быть, может быть… - не ответил на иронию рассказчик, оставаясь задумчиво серьезным. – Как бы то ни было, повзрослев, я решил, что должен стать противоположно­стью праведнику Ною, библейскому персонажу. Я стал добросовестным контр-праведником, настоящим анти-Ноем… Впрочем, я не хотел бы вдаваться в подробности своих постыдных глупостей.

- Почему же? Нам очень интересно...

- Я не советую вам и кому бы то ни было проявлять интерес к подобным темам. Наи­более простой способ избежать искушений – не держать их в мыслях, не думать о них во­обще. Я бы сформулировал это так: нельзя думать плохие мысли. Поверьте, я знаю, что го­ворю.

- Ах, перестаньте туманить на мозги религиозным дурманом с налетом изжеванной мистики. Все мы взрослые люди и без вас понимаем, как к чему следует относиться, что де­лать и чего не делать. Вы закончили свой рассказ? Он получился весьма талантливым в смысле краткости. Благодарю вас за пробелы на месте подробностей и отсутствие утоми­тельных выводов. Мы поняли, что грешить нехорошо и не предполагаем браться за это заня­тие – можете записать в свой актив. Во всяком случае, обещаю, что мы теперь не будем гре­шить более, чем обычно, - торжественно заявил Аркадий, явно скучая и не желая слушать продолжение истории неудачника, видящего причины своих неудач в посторонних или ма­лозначащих вещах.

- А еще, из принципа вредного противоречия, я всегда любил дождь, - не унимался прерванный рассказчик. – Он казался мне предвестником великой стихии, и я жаждал его, я его вожделел, как мятежный Буревестник, как Белый парус, ищущий бури.

- В таком случае, - с вежливым полупоклоном сказал бармен, - наш курорт – это место исполнения ваших мечтов… мечтей… мечт… В общем, добро пожаловать, всегда рады ус­лужить! – заключил он с белозубой улыбкой, давая понять, что осадки на улице – его рук дело, за что не мешало бы увеличить сумму чаевых. Не исключено, впрочем, что бармен изощренно издевался над болтливым клиентом.

- Увы, бывает так, что мечта, исполнившись, может превратиться в пытку. - Антиной вяло усмехнулся в ответ на улыбку бармена. – Дождь преследует меня вот уже семь лет. Ирония судьбы: исполнение желания в виде наказания.

- То есть, как это? – обеспокоенно  общем, добро пожаловать, всегда рады услужить! л бармен, - наш курорт - это мятежный буревестникзаинтересовался Аркадий. – О каком таком семилет­нем преследовании вы говорите?

- Дождь идет везде, где бы я ни находился, он следует за мной в любую географиче­скую точку, в каждый уголок Земли и идет над моей головой, не переставая. Вот уже семь лет я вижу солнце только во сне и из иллюминатора самолета, когда перелетаю из одного дождя в другой. Я вижу его в своем воображении, а наяву – тучи, тучи, тучи без единого просвета чисто