Давненько не брала я в руки скрипку…Правда, скрипку в руки я не брала никогда. Вам повезло. Слуха-то у меня нет. А чувство ритма есть. Говорят, раз есть чувство ритма, значит, и слух должен быть. У меня он где-то глубоко внутри… По-видимому, слишком глубоко… Попробую отыскать, потому как ритм и мелодика прозы творят порой фантастические вещи. Если, конечно, пишет мастер. Интересно, насколько сохранились во мне чувство слова, стиля, с тех пор, как однажды я потеряла веру в себя…
– Ксюш, ты так и начнешь свой рассказ? Серьезно? - спросила Ася.
– Так и начну, - мрачно ответила Ксения, не поднимая глаз…- Ты дальше-то слушать будешь?
– Не буду. Я ж знаю обо всем. Забыла, кто тебя утешал, чаем поил, разговоры ночами разговаривал, когда у тебя крышу сносило от переживаний? Эту историю я знаю не по наслышке.
– Асенька, ну это ж рассказ. Понятно, что многое в нем обо мне самой, но ведь не все...И не для себя же я писала его. И потом, разве тебе как филологу не интересно, как написано?
– Меня больше интересует, во что еще ты вляпаешься с этим своим рассказом? Тебе мало? Почему ты не можешь забыть? Просто забыть. Что мешает?
– У тебя сын, а у меня дочь.
– Ну и что?
– Мне страшно за нее, за других девчонок, которых вот так же могут…, и гоняют, и будут гонять. А мы, тетки, с кем такое уже было, молчим. Разговоры разговариваем, на сопли исходим. Но молчим. Каменный век…. Если молчим, значит, соглашаемся, что с нами так можно, что вообще так можно жить. И еще: я хочу продолжать. Если я замолчу, значит потеряла безвозвратно то, что было важно. Напрочь… Да я просто осознать хочу, могу я еще, способна написать так, чтобы было легко, и метко, и интересно… Когда-то же умела. Понимаешь, умела, мне нравилось это. Это мое!
– Но ты же писала эти годы.
– Да, методички, хендауты, литературоведческие статьи… Это другое. Это работа, в ней невозможно полностью реализоваться, только частично.
– А почему сейчас, спустя столько лет?
– Не знаю, наверное, дозрела, осознала… Не из страха, не из желания отомстить, как-то иначе…Словно встреча с собой 10 лет спустя

… Ой, мне уже пора, через полчаса занятия.
– Дюма- мать…твою… Оставь на столе свои листы, вечером посмотрю.
            Вечер был морозный и звездный, снежок вкусно похрустывал. Ксения возвращалась домой поздно: сначала школа, потом курсы. Иностранные языки  набирают популярности, хотя лучше было бы выучить немецкий… Неплохие ребята на курсах, с ними интересно… Мысли бродили в голове устало, в конце дня ни о чем не хочется думать. Сегодня уроки заканчивались чуть раньше, поэтому получилось забежать к Асе на чаек. …Ужинать уже не буду, обойдусь кефиром. Не надо было оставлять Асе рассказ, у нее своих забот хватает… Что путного учителка может написать? На скользкой дорожке торопливый прохожий, обгоняя ее, толкнул… Пытаясь удержать равновесие, Ксюша и сама толкнула идущую мимо женщину.

– Извините.
– Ничего. Бывает. Держитесь.
Правильно. Надо держаться. И не складывать цепочку из случайных толчков, пинков и оплеух. И не упиваться жалостью к себе, любимой. Раз любишь себя, иди, расти, пытайся!

            Хотим мы этого или нет, но жизнь развивается по своим законам. И каждый определяет самостоятельно, считаться с этим или нет. Незнание законов жизни не освобождает от ответственности за то, что с нами происходит. Когда мы спрашиваем с себя, а не с других за обидные промахи и неудачи, мы делаем маленький шажок к тому, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. Потому что тогда мы начинаем действовать, а не переживать. Когда переживаем, держимся за негативные моменты и впечатления. Бездействие и жалость к себе как к жертве концентрирует сознание на негативном опыте, чем привлекает новые ситуации, позволяющие переживать и жалеть себя. Чтобы разорвать порочный круг, нужно научиться жить вопреки обстоятельствам и благодаря судьбу за возможность перемен. Но это только сказать легко, труднее осознать и принять, а еще труднее избавиться от мышления и состояния жертвы.

Ксения остановилась, чтобы перевести дух, и решила зайти в церковь. Подошла к Иконе Троеручицы справа от входа, возле сводчатого окошка. Ровные язычки свечей, с желтоватым нимбом горят ровно, внушают надежду и спокойствие: Держись! Надо держаться! В небольшой Никитской церкви немноголюдно, спокойно. Когда-то Ксения зашла сюда и остановилась удивленно возле иконы Богоматери с тремя руками, потом начала искать информацию об этой иконе, узнала, что она древняя, прославилась и получила свое название в восьмом веке. Преподобный Иоанн Дамаскин написал тогда три трактата. Мудрые и вдохновенные его писания привели в ярость императора, но их автор не был византийским подданным, потому сам император не мог ему ничего сделать, он передал Дамасскому халифу подложное письмо, по которому преподобный Иоанн, бывший министром и градоправителем, был осужден за измену. Ему отрубили кисть правой руки и повесили ее на городской площади. К вечеру того же дня Иоанн, испросив у халифа отрубленную кисть, приложил ее к суставу и пал ниц перед иконой Божией Матери. Он просил Владычицу исцелить руку, писавшую в защиту Православия. После долгой молитвы Иоанн задремал. Во сне он увидел икону Божией Матери и услышал, что он исцелен, но должен теперь без устали трудиться исцеленной рукой. Когда святой проснулся, рука его была невредима. …Древняя легенда придавала силы. В мерцающем круге церковных свечей Ксюша молилась за детей, за маму и за все, что потеряла. Просила прощения, благодарила за уроки жизни, за свет в душе, просила наставить, дать мудрости и стойкости душевной, протянуть руку, помочь найти потерянное…

2

– Как ты могла написать такую статью? Как ты посмела дать ее в номер? Мы делаем солидный экономический еженедельник, что ты себе позволяешь?

– Все,  что написано, – правда, вы же сами знаете.

– Кому нужна твоя правда? Ты оскорбила уважаемых людей! Лившиц – это месторождения глины, рабочие места, инвесторы, ежегодный симпозиум по керамике…

– Это глина, которую по дешевке продают иностранцам. Почему в Гжели производят произведения искусства, а у нас, в городе, где так же, как когда-то в Гжели, работали цеха промышленника Кузнецова, кривобокие вазоны? Стыдно лепить руками аляповатые розочки, пряча кривизну формы, если из этой же глины еще в середине ХIX века творили чудеса. Стыдно лепить горшки после тончайшего кузнецовского фарфора, стыдно терять мастерство, которое уже до нас наработали. Стыдно экономить на формовании, сажать в полутемных подвалах лепщиц, платить им копейки. Стыдно скрывать за лепными розочками дефекты формовки и обжига. Мы же не в каменном веке живем. У нас же традиции Кузнецовского фарфора были, развивались. До нас еще! А мы что делаем, что сделали?! Кому выгодно не развивать керамику, а продавать глину?...Об этом говорить надо. Давайте организуем круглый стол, пригласим специалистов!

Редактор побагровел:

– Меня от твоей инициативности уже тошнит! Пиши заявление!

– Я имею право хотя бы…

– Заявление на стол! И удостоверение! ТЫ уже ничего не имеешь!

            Этим все не закончилось… Городок маленький, приличную работу найти сложно. С журналистикой было покончено: места не нашлось ни в городских газетах, ни на местном телевидении… Ярлык скандалистки приклеился наглухо. Новая должность называлась менеджер по продажам… Взяли с условием, что Ксения будет одновременно заниматься рекламой и информацией. Это было выгодно: две должности – один человек на мизерную зарплату. И еще выгоднее оказалось сделать из подавленной, ошеломленной неприятностями Ксении девочку для битья. По любому поводу, потому что доказать непричастность этого повода к рекламе и информации, было практически невозможно. Четыре года работы на Машкерамике были полны неожиданностей и сюрпризов. К примеру, после научно-практической конференции в Киеве, которую Ксения организовала в рамках солидной выставки, директор вызвал ее на ковер и сказал, что в ее услугах больше не нуждается. Выставку Ксения по договору готовила вместе с менеджером Торгово-Промышленной палаты, но практически самостоятельно. И выставку, и конференцию…Да что там, баба молодая и здоровая, пусть побегает. Ксения расстроилась, уверенная, что причина в ней, плохо подготовила. А причиной была банальная экономия. Уже подготовила, организовала и провела, так тебе что, еще и платить за это нужно? Она готова была уйти, но куда идти? Подготовка выставки и конференции отняла столько сил и времени, что собственный уход она просто не успела продумать и подготовить.  После работы спешила домой, ее ждали детвора с уроками и книжками, играми и ссорами, обычные хозяйственные дела и занятой муж, у которого практически не было времени, чтобы общаться с домашними…Сейчас она уже понимала, что не было не столько времени, сколько желания…Слишком поздно поняла…А на Машкерамике ее тогда все же оставили, но забрали информацию, отдали вновь созданному отделу, состоящему из трех жен и дочерей сотрудников компании.

Девочки, девоньки, дамочки, тетеньки, если ваши амбиции не позволяют вам топтаться на месте, а зарплата мужа не позволяет сидеть дома, то есть  приходится вам, как большинству женщин, не только работать, но и карьерным ростом заниматься, отращивайте зубы-зубки-зубищи, искореняйте в себе идеализм. Сразу и бесповоротно. Учитесь видеть цель, идти к ней, действуя жестко, метко и себе во благо. Ксюша постигла эту истину слишком поздно. И стервенеть ей не хотелось, наивной. Поэтому закончилось все банально, больницей, невралгией, опухолью, операцией… Не прямо так, конечно, с конференции в больницу. Все было немного дольше, потому что Ксения, все еще пыталась проявить свои деловые качества на работе, но получала за это только оплеухи, нагоняи или же, в крайнем случае, замечания. Ее зарплата, вопреки инфляционным процессам, становилась все меньше. Вместе с ней иссякал и запас прочности. А полное понимание ситуации пришло однажды вечером, когда засидевшаяся на работе Ксюша шла в приемную повторно передавать неудачный факс. В приемной были слышны голоса, а поскольку нарываться на начальство и получать очередное задание не хотелось, она замедлила шаг. И услышала свою фамилию:
– Не волнуйся, Викторович, Крылова отсюда никогда не вырвется.
– Смотри, она девка шустрая, вон какие статейки накропала…В области шуму было много.
– Вспомнил! Когда это было! Она сейчас тише воды и ниже травы. Мы воспитывать умеем. Я ж тебе обещал.

Из приемной вышли директор и Лившиц, тот самый, из отцов города. Ксению, стоявшую за массивным стендом, заметить в полумраке было трудно. И стояла она тихонечко, как мышка. Дышать было нечем. Только билось в голове: «Опять… Замкнутый круг!». Второй звоночек она получила примерно месяц спустя, когда соседки принесли на хвостах новость о том, где живет подруга мужа. О том, что последнее время эта подруга живет именно с ее мужем, Ксюша догадалась сама. Ну, хоть о чем-то она догадалась сама. Чтобы не задохнуться от истерик и переживаний, Ксения начала писать письма. Самой себе. Возвращалась в прошлое, описывая, анализируя, вглядываясь, словно выплевывая-отталкивая от себя боль. Чтобы вышла, не терзала душу, чтобы осталась пятнами на бумаге. Бумага быстро становилась пятнистой. От слез.

3

Снежок падал часто, порошил землю легко и плавно, обволакивал густеющий вечер, добавляя ностальгическую ноту во вспыхивающую огоньками машин, витрин и зажигающихся окон фиолетовую синеву. Мы с тобой бесцельно бродили по улицам, с трудом различая идущих мимо людей. Снег нас прятал, делал незаметными, запорошил мелкими осторожными снежинками, легонечко так и весело падающими на спешащий город. Точнее, мы умудрились спрятаться даже в центре города, где мы, держась за руки, говорили о чем-то, смеялись. Два взрослых. немножко бездомных человека, крадущих по капельке возможность общения, украдкой выпивая то, что казалось тогда счастьем.

В этом чувстве для меня с самого начала была какая-то магия. Впервые я поняла, что не просто увлечена, когда почувствовала угрожающую тебе опасность. Ты был в дороге, в командировке, я готовилась к новому году, возилась на кухне, что-то напевала… И вдруг защемило сердце от тоски, пришло настолько сильное ощущение тяжести и беды, что я начала молиться за детей, за мужа, за себя. Но легче не становилось. Почему-то стала молиться за тебя, тогда еще постороннего человека, который был симпатичен целеустремленностью, серьезностью и спокойствием, неторопливой и непробиваемой мужской настырностью и надежностью. Этакий «шкафчик», как я втихаря тебя называла. …. Как я потом случайно узнала, именно в этот день и в это время у тебя в дороге приключилась авария. И никаких иных происшествий ни с детьми, ни с кем другим из моих близких и знакомых. А ты совершенно случайно, буквально чудом избежал опасности. Слушая рассказ коллеги о дорожном происшествии, я вдруг осознала, что чувствую к тебе не просто симпатию, что готова скакать на одной ножке от радости, что чувство глубже и сильнее, но верить этому еще не решалась. Позже поняла, что по сравнению с тобой наивна, неопытна до беспредела, что, вляпавшись туда, куда меня тянет, пропаду в полном смысле этого слова, и всеми силами стала сопротивляться, уходя в работу, в детей. Меня, новенькую в компании, засыпали заданиями, бумагами, поручениями, а я и не сопротивлялась, не показывала зубы, не утверждалась в непростом коллективе, допуская большую ошибку, вызывая насмешки и недоумение. Я трусливо, словно страус, пыталась спрятать голову и всю себя  в работу. Устраивала конференции, детские праздники, готовила рекламные проспекты, писала статьи для спецжурналов, одновременно занималась десятком каких-то дел, не отказывалась практически ни от чего, вполне согласно погружалась в работу головой и прочими частями тела, но только для того, чтобы, вынырнув спустя время, осознать: ничего не изменилось. Когда ты идешь по коридору, я уже знаю это и открою дверь именно тогда, когда ты будешь на пороге.…Я перешла тебе дорогу дважды, еще до всего и уже после всего. Я перешла тебе дорогу случайно, но я этого хотела, хотя и забыла о том ко времени последней нашей встречи. И в исполнении этого желания тоже магия жизни, магия моей судьбы. Потому что пока мы были вместе, дорогу мне переходил ты.

Я долго жила по инерции, потому что просто не умела жить иначе, а может быть тоже трусливо бежала от реальной жизни, искренних чувств, трудностей и испытаний?  Нас с мужем связывали трудности быта и дети. Конечно, так было не всегда, но настолько давнего прошлого, в котором мы с ним существовали и развивались, как мужчина и женщина, в котором мы гуляли, держась за руки,  а я морщила нос от запаха подснежников и ландышей, подаренных мне не по поводу праздников, а просто так, уже не существовало. Именно потому и укрыла нас с тобой золотой листвой осень, что я не справилась со своей жизнью, не сумела быть женщиной, а не устройством для уборки и готовки в своей семье. И чувствовала себя девчонкой, когда ты был рядом. Я просто не могла справиться с собой и все отчетливее понимала, что энергетическое напряжение между нами взаимное и сильное. Чем больше я стараюсь освободиться от него, тем сильнее затягивает меня эта  воронка-омут, что чувства сильнее я никогда ранее не испытывала, потому оно вполне может захлестнуть с головой. Это знание не было результатом долгих раздумий, его подсказывала интуиция, внутреннее чутье. В нашем с мамой роду сильные и красивые женщины, с непростыми судьбами,  с чувством собственного достоинства и тонкой интуицией. Благодаря тебе я узнала это, всмотревшись в свой род. Благодаря тебе я узнала себя, поняла, на что способна, на какую глубину чувств, на какие поступки. Ты помог мне всмотреться в себя, увидеть свои плюсы и минусы, а потом изменить судьбу и изменить то в себе, что стоило поменять.

Благодаря тебе я поняла, что значит быть рядом с мужчиной, что значит чувствовать себя женщиной, поняла то, что больше не могу жить по инерции и ради внешнего благополучия. Я еще пыталась вернуть мужа, но он или равнодушно молчал, или упрекал резко и пренебрежительно. И не скрывал своей состоявшейся вне дома личной жизни. Его я только раздражала. И мои проблемы тоже. Моя судьба словно разделилась надвое: до тебя и после тебя. То, что твою судьбу я изменить не в силах, я тоже знала. Лукавить не буду, мечтала о возможности быть рядом, как мечтает каждая влюбленная женщина. Представляла тебя рядом с собой и жила в этом мире иллюзорного счастья. Эта иллюзия помогала выжить. И еще помогала мне моя девочка, моя веточка и шпилечка, не по годам ироничная и вдумчивая. Наверное я все же не самая плохая мать, наверное у нас с мужем все же когда-то была хорошая семья, потому что у нас способные и успешные дети. А первая наша девочка получилась такая красивая, чуткая, внимательная, способная помочь-поддержать толковым советом, участием, улыбкой. Когда-то после ее рождения и до появления на свет младшего сына в нашей семье произошел раскол, преодолеть который не смогли и не захотели ни я, ни муж.

Замыкаясь в своих переживаниях, зацикленная на своем чувстве к тебе, я не смогла выжить в коллективе, живущем по принципу «палец в рот не клади», у меня отбирали интересные задания, подсмеивались над моей сдержанностью, замкнутостью, обидчивостью, неспособностью дать отпор хамству и сплетням. Зарплата была мизерной, а объем обязанностей за время моих побегов от собственных чувств значительно вырос. И никто не собирался его сокращать. К тому же слухи и разговоры о нас с тобой  начались еще до того, как мы осознали, что некоторый повод для них действительно есть.

Я уже искала другую работу, когда знакомая предложила место в школе. Преподавание английского языка в школе не прельщало. Ты был в отпуске в это время, я ревела от отчаяния, потому что прежняя работа мне нравилась больше, потому что я много сделала для того, чтобы информационная служба стала не формальной, а реальной, были контакты, наработки и навык. Но вместе с тем было и четкое понимание, что все это впустую, потому что отношения с людьми никак не складывались. И не могли сложиться. Я испугалась подслушанного в приемной разговора, запаниковала, задергалась. Помочь, поддержать было некому, я закрылась-зациклилась на личных неудачах, не смогла решить семейный конфликт, не в силах была справиться со своими чувствами к тебе и совершенно ничего не делала, никаких поступков не совершала, чтобы решить одну или вторую ситуацию с пользой для себя. Откуда такая безвольность? От жалости к себе любимой, точнее, к той мантии Пьеро, которую надевают на себя жертвы всех времен и народов, в желании, чтобы их пожалели…А кому сейчас легко? И кто будет жалеть, если самой себя не жалко настолько, чтобы начать действовать, а не скользить по наклонной плоскости. То есть роль жертвы прилипла ко мне напрочь и отодрать ее от себя я тоже не могла. И хуже всего то, что тогда я этого даже не понимала.

Тогда ты позвал меня в старинный город, где был сам в командировке, и я, вдохновленная успешным выступлением на конференции, поехала не домой, а к тебе. Мы тогда дотемна бродили по городу, шли никуда и говорили ни о чем, я все порывалась пойти слушать орган, а ты не отговаривал, но очень не хотел туда идти, наслаждался пространством большого города, свободой от привычных забот, и был похож на мальчишку, который сбежал с уроков. А потом время для меня остановилось… Я помню только, что спала на твоей руке, а ты терпеливо ждал, когда я повернусь, но, и повернувшись, я не могла отпустить твою руку, которую чувствовала даже сквозь сон и не отпускала. И была безмерно счастлива потому что ты не убирал руку, не лишал меня опоры и защиты…Хотя бы во сне. Утром пришло понимание, что я тебе уже мешаю. Мне нет места в твоей жизни, она отлажена, размеренна, и большего ты не ждешь. Только фрагментов-приключений для здоровья и бодрости духа. Принять это было тяжко, но необходимо. И слащаво пела Катя Лель про свои уси-пуси…

Полное прозрение ко мне пришло только тогда, когда я встретила тебя с другой женщиной, конечно, своей бывшей коллегой, муж которой, тоже работал в этом же славном коллективе. Знаешь, отлично вы там все устроились. По-семейному. Эта встреча произошла в том же городе, по которому мы с тобой тоже бродили когда-то. Произошла она значительно позже того, как мы расстались, но каким же сильным было  притяжение между нами, если мы опять столкнулись нос к носу, и только после этого я окончательно прозрела. Твои высокие цели развития отечественной керамики и проектирования термопечей для ее производства безусловно требовали больших энергетических затрат. Ради этого погулять-освежиться налево время от времени просто необходимо. Ты и встрече со мной был рад…А за окном была золотая осень, совсем как та, в прошлом, когда ты не дал мне уйти с работы, не попрощавшись с тобой, а меня, давно решившую, что ничего не будет и быть не может,  вдруг понесло тебе навстречу так, что, глядя на себя со стороны, только диву давалась: «Да я ли это? ». Теперь я была на 5 лет старше, у меня был опыт общения с женатым мужчиной и понимание, что глупее этого ничего быть не может. И все же что-то внутри отозвалось, словно позвала к себе наша первая осень. Отвечать тебе согласием я не собиралась, но и слез сдержать не могла. …Пришло четкое понимание, что нужно защититься – закрыть за собой дверь, что я и сделала, благо рядом был какой-то аптечный киоск. Мне потребовалось несколько минут, чтобы завязать в узел рванувшуюся тебе навстречу себя. А когда вышла из киоска, вас уже не было. Ты тогда вновь перешел мне дорогу, я сжалась-закрылась еще сильнее. И это был третий звоночек-сигнал, что жизнь нужно менять, срочно и бесповоротно. И надеяться можно только на себя.

Еще пару лет я терпеливо училась тебя забыть, вычеркнуть тебя из памяти, преодолеть женскую слабость и податливость, эмоциональность и ранимость, училась быть сильной и не выть от боли, вспоминая небрежно брошенное тобой: «Это был только секс». Я училась медитировать, советовалась с эзотериками, настраивала себя на позитив всеми возможными способами. Извини, я превратила тебя-шкафчика в банальный воздушный шарик, чтобы увидеть, как ты поднимаешься в воздух и лопаешься там, а вместе с тобой лопаются, превращаясь в пустоту, в воздух, все мои обиды и переживания. Я упорно училась жить по-другому, активно действуя себе во благо, принимая решения и  самостоятельно их реализуя. Встреч с тобой не искала, но однажды шла по улице и увидела, как ты выходишь из магазина шагах в двадцати впереди меня. Худощавый, даже помолодевший, с улыбкой беседуешь с сопровождающей тебя женщиной. Если бы не телефонный звонок, мы бы опять встретились. Но случилось то, что случилось. Ты задержался, отвечая на звонок, повернулся ко мне спиной, и я прошла мимо, заметила твою машину на обочине, и только спустя несколько мгновений поняла, что опять перешла тебе дорогу, как тогда, когда мы просто работали вместе. Словно колесо судьбы опять повернулось…Конечно, я больше не стала его раскачивать, испытывая судьбу.

4

– Ася-а-а-а! Я живу-у-у-у! Я живая-я-я-я-я!

– Да что ж ты орешь? Сумасшедшая ты, Ксюня. После операции месяца прошел, еще таблетки глотаешь…Сначала любовник пошел по бабам, потом мужа увела любовница. На работе – полная хрень…И при этом чувствуешь себя счастливой? …А может ты влюбилась?!

– Прекрати. У меня прививка от мужиков. Вакцина – зверь. Спасибо моему мужу. И не моему тоже. Привили любовь к жизни. Чистую и светлую, как в кино. Знаешь, я лежала в больнице, смотрела в окно и думала о том, что видеть синее небо над головой – уже счастье. Видеть – в смысле замечать, чувствовать его глубину, бескрайний  простор, синеву. Как же можно не чувствовать себя счастливой под этим ослепительно синим небом? Смотри, смотри в него, растворяйся-а-а-а!

В дупле дерева, под которым расположились Ася и Ксения, высиживала яйца самочка дятла. Дупло высоко, птичку и не видно, слышен только частый крик-писк, на который вскоре прилетел довольно симпатичный папаша в красном «берете» и начал верещать-поддакивать даме сердца, прогоняя незваных гостей. Пока мамаша была спокойна, он не напрягался, но как только самочка начинала истерично повизгивать, высовывая голову из дупла, он тоже впадал в истерику, перелетая с ветки на ветку, кружа над головами у Марины с Ксенией и требуя освободить их территорию. Наблюдая за птицами, Ксюша вдруг поняла, что насильно мила не будешь. Вот и кричит она, непонятно из-за чего, истерит, но видно мила его сердцу и в истерике, и не в истерике… Если прожитые годы, отсутствие близких рядом, многолетние общаги, недосыпания и безденежье не сблизили, если я не мила, а мила другая, значит сражаться-биться-бороться не за что. В разбитом горшке кашу не сваришь. Мы оба упустили, не сберегли, растеряли чувства, которые связывали в молодости, ту тонкую ниточку, что связывала нас когда-то. Испокон веков хранительницей очага называют женщину. Это мой грех, где-то недосмотрела, не смогла быть мудрой и чуткой, гибкой и сильной в умении привлекать внимание мужчины, не загружать себя ежедневной рутиной, а перераспределить, вывернуться, пошутить и поблестеть нарядами да посверкать глазками, заинтересовать…Дочь часто простывала, приходилось почти каждый месяц брать больничные. Сын в раннем детстве часто просыпался и плакал, сплошь бессонные ночи, комнатка-скворечник в общаге, без воды и без лифта на девятом этаже. Далеко от родителей и родственников. А со временем отдалились и друг от друга. Когда и где мы потеряли друг друга? Наверняка со стороны выглядели вполне приличной семьей.. Растили детей, старались, работали. Да что там, просто бегали по замкнутому кругу привычных обязанностей, жили по инерции,  потому и отвернулись, разошлись-разбежались…

– Ася, сколько обычно у дятлов птенцов?
– Понятия не имею, а что?
– Размышляю, скольких птенцов усыновлять придется. Пойдем, пока у нее инфаркт не приключился.

– Ксюш, а на Машкерамике ты сможешь теперь работать?
– Нет. Но теперь я знаю компьютер, умею вести переговоры, владею разговорным английским, поскольку занималась и переводами, и проверкой рекламных буклетов на английском языке, переписывалась с иностранцами в период подготовки конференции…Многостаночница… Только зарплата все меньше…
– Без диплома тебе никто платить не станет. Поступай-ка ты на иняз, меняй профессию.
–Ася, мне уже 37.

 – И что? Жизнь закончилась? Перемена не кардинальная. Это тоже филология. Ты хваткая, закончишь. Это спокойнее, журналистика нынче опасное дело. Правильно, что ушла… Или хочешь вернуться?
– Не хочу… Не могу…не могу написать ни строчки.

            Сидя в приемной, Ксюша очень нервничала. Первый раз ее не стали слушать и отправили восвояси. Директор в отпуске, замы не хотят без него отпускать исполнительную сотрудницу, тем более что грядет международная выставка. Она пошла еще раз.

– Вы подумали о том, кто материалы готовить будет?
– У вас информационная служба есть.
– Это не информационная работа, а рекламная… Кто обеспечит нашу делегацию необходимыми материалами? Вы нашли себе замену?
– У меня неиспользованный отпуск. Я никого не буду искать, я ухожу в отпуск, а сразу после отпуска увольняюсь. Вот заявление.
– Только после подготовки рекламных материалов на Керамитек.
– Я не выйду на работу. Возьмите заявление.
– Никаких заявлений. Мы поставим вам прогулы и уволим по статье, если вы завтра не появитесь на работе.

– Я не выйду. Поступайте, как знаете.

Завтра Ксению забрала скорая. В больнице она узнала много нового о себе. В диагнозе упоминались нервное истощение, высокое давление, узел на щитовидке, фибромиома значительных размеров. Предстояла операция, и Ксения мысленно попрощалась со всеми. Но операция прошла успешно. Пока отлеживалась в послеоперационной палате, обдумала происходящее. Потом медленно поправлялась, словно оживала-просыпалась от сна…Потом собирала вещи, оформляла багаж, увольнялась и паковала пожитки. Решила вернуться в свой родной город, откуда уехала когда-то сначала учиться, а потом за мужем по распределению. С мужем простились спокойно, без скандалов, ее знаний английского хватило, чтобы поступить на иняз, через год начала давать частные уроки, ездила на тренинги, перетянула со временем подругу с мужем, которым тоже оказался не по душе провинциальный городок. Дочь закончила иняз, вышла замуж, сын учился и работал…Жизнь налаживалась, тревожили две вещи: писать она по-прежнему не могла, и от мужчин ее отвернуло напрочь… Были какие-то знакомства и даже свидания, но веры в то, что искренние отношения возможны, просто не было. Обжегшись на молоке на воду дуют. Она и дула. Точнее только то и делала, что искала повод дунуть, плюнуть и уйти.

5

Маленькую икону Троеручицы Ксюша поставила на книжную полку возле письменного стола. Писала, преодолевая страх, сдерживая себя, чтобы не поддаваться эмоциям и воспоминаниям. Писала чаще всего ночами, чтобы ничего не отвлекало, чтобы легче было сконцентрироваться. Сначала пошли стихи, как-то легко, от души. Писала, правила, отрабатывая стиль, точность фразы. Стихи помогли, за ними пошли небольшие зарисовки, обдумывала сюжетные ходы, выправляла…

– Ксюш, прочла я наконец-то твой рассказ. Ты уверена, что это рассказ? Слишком исповедальный, сейчас так не пишут…Тебе над стилем нужно еще поработать.

– Письмо? Письмо в прошлое…Ты думаешь, из этого может что-то получиться?.. Знаешь, я совсем забыла об этом рассказе. Пожалуй, возвращение в прошлое у же не для меня. Оторвалась от прошлого. Лучше жить в настоящем. И думать о будущем. Но и уроки прошлого не забывать при этом, конечно. Как-то так.

Ксения писала статью о традициях кузнецовского фарфора, о маленькой чашечке из старинного кофейного сервиза, которую в роду художника по керамике Бородина передают по наследству. Стенки чашечки тонюсенькие, светятся голубоватой молочной белизной, форма простая, без рисунка, но изящная. На ладонь поставишь – светится фарфор, дышит…И нет у современных мастеров аналогов по красоте и качеству фарфора старинной этой чашечке с трещинкой на стенке, потому и хранят они ее, как реликвию…А дешевизна труда наших лепщиц сравнима только с китайской, самой дешевой в мире. А условия труда женщин, которые за смену по 100-200 розочек-цветочков лепят на кривоватые бока вазонов и вазочек, даже не заслуживают, а требуют отдельного разговора… Трудятся лепщицы в полутемных бараках-цехах, зарабатывают копейки и теряют здоровье, зрение. Потому у нас ручной труд намного дешевле. Выгоднее так, по-старинке, чем импортный станок закупать, который надо еще довезти и растаможить, наладить, да еще отладить сервисное обслуживание,  производство продукции и сбыт. А своих формовочных станков нет почему-то. Не выпускаем ничего стоящего. Не умеем? Но ездим по выставкам, проводим симпозиумы, создаем видимость активной деятельности, при этом глину продаем, чтобы покупать потом отформованные на импортном оборудовании керамические изделия из собственной глины. Традиции гончарного искусства и керамики развиваются в основном только самородками-энтузиастами художниками…Их дети идут по стопам родителей, хранят изделия старых мастеров и учатся на их опыте. И по крупицам собирают – передают навыки. И тонок этот ручеек жизни, творчества и любви. Но нет его сильнее. «Об этом и буду писать», – решила Ксения. О людях, о талантливых художниках по керамике, о даре, который наследуется в семьях мастеров, не смотря ни на что. О людях, руки которых творят чудеса, о тех, кто умеет чувствовать красоту, жить и любить не только благодаря, но и вопреки.

Людмила Казакова, 2013