___keepration_220x220.jpg "page8-1024-full (1)")
Tatiana
У его стихов удивительный уровень актуальности, злободневности.
Читаешь стихотворение вековой давности, а кажется, будто сегодня написано.
Такой особый талант.
Стихи, написанные во время дождя
"Пыль Москвы на ленте старой шляпы
Я, как символ, свято берегу. ..
Буду плакать... Жгучими слезами
С полинявшей ленты смою пыль".
(Lolo)
Поэты писали о тяжких этапах,
О пыли на лентах, о лентах на шляпах,
О том, что на свете не все справедливо...
И было мне грустно, и было тоскливо.
Я думал о том, что душа позабыла,
Что все это верно, что все это было,
Что были дни гнева, и скорби, намести -
И падали шляпы... и головы вместе.
И головы с шумом катились по плахам,
И все это стало бессмысленным прахом:
Король и виконты, поместья и ренты,
Пророки, поэты, и шляпы, и ленты!..
Мы пишем в газетах, толпимся в подъездах,
Томимся в приемных, взываем на съездах -
То к сербам, то к чехам, то к чехословакам,
То даже к румынам, то даже к полякам.
Нам ставят условья. И чертят границы.
Но мы не согласны!..
Мы... важные птицы!..
Конечно, нас били на разных этапах.
Но все же не выбили
пыли
на шляпах!
Вспоминает Давид Шерман
Дон Аминадо.«Вы совершенно замечательный поэт»
М. Цветаева
Недавно прочитал стихи неизвестного мне до сих пор поэта. Стихи были одновременно лёгкие и серьезные, лирические и героические, смешные и грустные, ироничные и сатирические. Оказалось, этот поэт был достаточно хорошо известен в свое время.
Максим Горький, называя его «развеселый негодяй», считал его «одним из наиболее даровитых, уцелевших в эмиграции поэтов», отмечал, что это «человек неглупый, зоркий и даже способный чувствовать свое и окружающих негодяйство».
Марина Цветаева писала «Вы … куда больше – поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем их серьезе … Вы – своим даром – роскошничаете»
Поэтесса З.П. Гиппиус (по мужу Мережковская), идеолог «русского символизма», считала, что этот поэт «был когда-то "задуман" (если можно так выразиться) - как поэт некрасовского типа», и в силу обстоятельств « "задуманного"… не исполнил», но иногда в его стихах «слышится особая, вечно-человеческая грусть».
И.А. Бунин считал его одним «из самых выдающихся русских юмористов, строки которого дают художественное наслаждение».
Евгений Евтушенко называл его «ясновидящий пророк», который предсказал, «где именно произойдет распад уже не романовской, а новой, красной империи», гордился тем, что имя этого поэта ему «удалось вернуть тогда (в середине 80-х) домой», восхищался тем, что поэт «однажды царственно обронил афоризм, который знают, пожалуй, все жители нашей сегодняшней РФ – от олигархов до бомжей: «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным», и посвятил ему стихи:
Поговорить немножечко бы надо
хотя бы с тенью Дона Аминадо,
гадавшего не на кофейной гуще,
а поточней – на Беловежской пуще. …
В безликий строй всех снова не построишь.
Сатира знает, как ей поступать.
Ну что, Шполянский Аминад Петрович?
С приездом. Вы на родине опять.
Итак, поэт Дон Аминадо, он же Шполянский Аминад Петрович. Что мы о нем знаем?
В Одесском биографическом справочнике «Они оставили след в истории Одессы» читаем, что Аминадав Пейсахович Шполянский (в быту Аминад Петрович), он же Дон-Аминадо родился 7 мая 1888 года в городке Елизаветграде (ныне Кропивницкий, до 2016 года Кировоград) Херсонской области.
И добавлено: «Самые задушевные строки о потерянной России, самые чистые, без примеси злобы и ненависти, написали в эмиграции Саша Черный и Аминад Петрович – русские евреи одесского происхождения.»
В 1954 году, за три года до смерти, Дон-Аминадо, под псевдонимом Д. Аминадо, опубликовал в США свой последний сборник стихов и воспоминаний
«Поезд на третьем пути»
Детство и школьные годы поэта прошли в забытом городке, «где-то в степях Новороссии, на берегу Ингула …
Есть блаженное слово — провинция,
есть чудесное слово — уезд. …
Умиляет душу только провинция … когда под окном играла шарманка, в лиловом бреду изнемогала сирень …и преисполняет сердце волнующей нежностью, сладкой болью.
— Потерянный, невозвращенный рай!»
Уездная весна
Пасха. Платьице в горошину,
Легкость. Дымность. Кисея.
Допотопная провинция.
Клены. Тополи. Скамья. …
Ах, пускай уж были сказаны
Эти старые слова.
Каждый год наружу новая
Пробивается трава. …
Для чего земля чудесная
Расцветает каждый год,
Наполняя сердце нежностью,
Наливая соком плод?
Для того, чтоб в милом городе,
На классической скамье,
Целый мир предстал в пленительной,
В этой белой кисее …
Милые школьные годы: «учебная страда …
Пролог истории одного поколения …
«Поэзия должна быть глуповата» …
из Треповки … на освобождение буров … к охотникам за черепами …
На подвиг доблестный, друзья!
… тринадцать лет, … книга … Анна Каренина!
От Квазимодо к Вронскому, и от Эсмеральды к Кити дистанция была огромного размера....
И перескочить её так, здорово живёшь, … и думать было нечего. …
Всё в этом мире оказалось сложнее и огромнее. …
газеты с известием о кончине Чехова, …
мы что-то внезапно поняли и сразу повзрослели. …
в душах пятнадцатилетних школьников, —
первое недовольство царским режимом, …
любимого нашего Чехова из чужого Баденвейлера на родину, в Россию, привезли в вагоне от устриц…».
«Одним из страстных увлечений ранних гимназических лет был театр». Театр любили «до настоящего, восторженного одурения.»
Гимназию Аминадов окончил в 1906 году.
«Каким чудом получили мы аттестат зрелости, мы и сами понять не могли.».
Поступить в Московский университет не удалось.
«Правила, циркуляры, инструкции …
Помечтать помечтали, а в действительности оказались не в Москве, …, а в императорском Новороссийском университете… на юридическом факультете» в городе Одесса.
Годы учебы шли, «а вокруг на берегу самого синего моря, … жил своей жизнью великолепный южный город», со своим увенчанным «осьмиугольной зелёно-бронзовой главой» оперным театром, «гордость Одессы».
Одесса, чью «ослепительную южную красоту, в пышном цвету акации», будущий адвокат запомнил на всю жизнь.
Довольно описывать северный снег
И петь петербургскую вьюгу...
Пора возвратиться к источнику нег,
К навеки блаженному югу. …
Там первая молодость буйно прошла,
Звеня, как цыганка запястьем.
И первые слезы любовь пролила. …
А город лиловой сиренью цветет,
Как в первые дни мирозданья.
Именно в Одессе, в пивной Брунса, где подавали «единственные в мире сосиски и настоящее мюнхенское пиво», студент Аминадов познакомился с И.А. Буниным:
«Сухой, стройный, порывистый, … изящный, еще в усах и мягкой, шатеновой … шелковистой бородке, быстро …шел молодой Иван Алексеевич Бунин;» который был известен завсегдатаем пивной, как «обладавший …совершенно исключительным даром пародии».
Иван Бунин
В канун выпускных экзаменов по университету распространилась весть о циркуляре: «половину всех экзаменующихся резать …сократить … непомерное количество будущих правоведов с неизбежной революционной прослойкой...».
Дон Аминадо перевелся в Киевский университет св. Владимира, где успешно выдержал выпускные экзамены и получил диплом II степени.
Ты помнишь старых, настоящих,
Твоих седых профессоров,
Которых слушали вначале,
Ты помнишь, как мы их качали,
Как ватный вырвали рукав
Из шубы доктора всех прав!..
Как хохотал старик Ключевский,
Как влез на конный монумент
Максим Максимыч Ковалевский,
Уже толстяк, еще доцент... «…»
Привет вам, годы вольнодумства,
Пора пленительных затей,
Венецианские безумства
Прошедшей юности моей, «…»
Мы были молоды. И жадны. И в гордыне
Нам тесен был и мир, и тротуар.
Мы шли по улице, по самой середине,
Испытывая радость и угар -
От звуков музыки, от солнца, от сиянья,
От жаворонков, певших в облаках,
От пьяной нежности, от сладкого сознанья,
Что нам дано бессмертие в веках...
Мы были смелыми. Решительными были.
На приступ шли и брали города.
Мы были молоды. И девушек любили.
И девушки нам верили тогда...
И вот Аминадов Шполянский с «вожделенным дипломом» юриста в Москве.
Одев «фрак с атласными отворотами», он стал работать «помощником присяжного поверенного». «Ведь настоящая жизнь только начиналась».
Однако, «одним Уложением о наказаниях жив не будешь!»
Блажен, кто вовремя постиг,
В круговорот вещей вникая,
А не из прописей и книг,
Что жизнь не храм, а мастерская.
Блажен, кто в этой мастерской,
Без суеты и без заботы.
Себя не спрашивал с тоской
О смысле жизни и работы..
Ноябрь 1910 год, «такого количества снега, … никто …не запомнит; … 7-го ноября Толстого не стало»
Похороны Льва Толстого
Л. Н. Толстого похоронили «В глубине яснополянского парка, меж четырех дубов», где «была зарыта зелёная палочка».
Впоследствии, уже в Париже, Дон Аминадо и Алексей Толстой, «еще именовавший себя графом», начали издавать детский журнал «Зеленая палочка», и Аминадо придумал мальчика Колю Сыроежкина:
Этот Коля Сыроежкин,
Это дьявол, а не мальчик!
Вот, пристал намедни к маме, —
Так что маме стало жарко:
Объясни ему, хоть тресни,
Чем прославился Петрарка?!...
«Да!.. Петрарка!.. Это, Коля,
Был такой мужчина в мире, …
А любил он так, как любят
Только редкие натуры.
И писал стихи при этом…
Коля хмыкнул. И промолвил…
Значит, папа не Петрарка!..» …
Но это было потом. А сейчас дипломированный юрист одновременно был сотрудником газеты «Раннее утро», активно сотрудничал с журналом «Сатирикон», его фельетоны, обозрения, ироничные, пародийные стихи под псевдонимом «Идальго» печатались в «Одесских новостях», «Утре России» и др.
Но в 1914 году «Сатирикон» закрылся.
28 июня 2014 года «серб, гимназист 19 лет убил эрцгерцога Франца-Фердинанда»;
28 июля началась Первая мировая война.
«Кончились происшествия. Начались события.»
А.П. Шполянский мобилизован и отправлен солдатом на фронт;
«проносятся … ночные поезда. …бесконечная вереница тёмных товарных вагонов; …
Горе мудрецам... Не угадали, … что новый мир пойдёт … От вагона для перевозки скота?»
Груда мертвых и раненых тел.
Зоркий ястреб, кружась, пролетел
И на труп опустился. …
И изогнутый клюв свой как раз
Он вонзает в закрытые веки
Этих скорбных, уснувших навеки -
Бесконечно целованных глаз!..«…»
Луч последнего румянца
Пронизал немую твердь.
В вихре бешеного танца
По полям несется смерть!..
В стихотворении «КТО ПРАВ» в споре между мудрецом и поэтом, Дон Аминадо находит логически вытекающий из суровой, жестокой, трагической действительности военного времени ответ:
Мудрец смиренно изрекал: …
Один закон: живи! трудись! …
Ему ответствовал поэт, -
Не сможет труд твой безобразный
Пленить прекрасный этот свет!..
...Но в этот миг пришедший воин
Отсек им головы мечом!..
Эти и другие стихотворения вошли в первый сборник стихов поэта «Песни войны», опубликованный в 1914 году под именем Аминадав Шполянский.
Дон Аминадо был ранен и его комиссовали.
Вернувшись в Москву, он занялся только литературной деятельностью. Начал посещать Литературно-художественный кружок, где познакомился с Маяковским, куда был вхож, «начинавший пользоваться известностью Владислав Фелицианович Ходасевич».
«Муравьиный спирт, — говорил про него Бунин, — к чему ни прикоснётся, всё выедает», а «Маяковский, увидя Ходасевича, слегка прищуривал свои озорные и в то же время грустные глаза.»
«Пятнадцатый год на исходе, будущее полно неизвестности, но встречу Нового Года надо отпраздновать».
Актриса в «роли сестры милосердия» декламирует стихи Дона Аминадо:
Далеко, за пургой и метелью,
Сколько милых в бою полегло...
Расступитесь пред серой шинелью
Вы, которым светло и тепло!
«Время было беспощадное, суровое, военное.» «Крик с гибнущего корабля - Спасите наши души!
Шестнадцатый год его не услышит.
В семнадцатом — будет поздно.
Тучи на горизонте сгущались. Ходили по рукам стишки…» Увлекались «виршами» Д. Аминадо «посвященными "сибирскому колдуну» "
(Распутин,конечно))
Была война, была Россия.
И был салон графини И.
Где новоявленный Мессия
Хлебал французское Аи. …
А чародей, змея, мокрица,
Святой прохвост и склизкий хам,
Всё извивается, стремится,
К державе, к скипетру, к верхам.
2 марта 2017 года «на станции Дно… Николай Второй, … подпишет акт отречения…
Легенда кончилась, началась заварушка», которая «длилась восемь месяцев».
Председатель Временного правительства А.И.Керенский провозгласил: «при мне крови не будет!» …
«Кровь была потом.»
Я та Весна и та Свобода,
Которой радуется Бог!..
Весна семнадцатого года
И весен будущих залог!..
«Война до победного конца.» «Теперь война наша», - кричал Маяковский и давал клятву «шёлковым бельем венских кокоток вытереть кровь на наших саблях».
В каждом номере нового журнала «Сатирикон» печатались «стихи, пародии, ядовитые фельетоны, нравоучительные басни, жёлчные откровения» Д. Аминадо.
Это творчество он называл «юмором висельников, … век» которых «…длился день или месяц. От былого огня остался дым»:
Зажглась наша молодость
Свечой яркого воска,
А пропала наша молодость,
Погибла, как папироска...
А события происходили своим чередом.
Вот как описывает их Дон Аминадо:
«Где-то там, в окопах, … идут бои, … Скоро приедет Ленин в запломбированном вагоне. … появятся новые плакаты:
— Долой десять министров-капиталистов!
— Долой войну!
— Мир без аннексий и контрибуций.
…Куприн скажет, что большевизм надо вырвать с корнем, пока еще не поздно... последние декреты Временного Правительства.
Большой приёмный зал …дремлют, сидят, стоят юнкера … они … преступно-молоды и безусы.
Стрельба учащается. … несут на носилках первую жертву. …
Фамилия его — Бессмертный. …
Наутро 25 Октября заговорили пушки. …
В Феврале был пролог.
В Октябре — эпилог.
Представление кончилось.
Представление начинается. …
Несогласных — к стенке: Прапорщиков — из пулемёта, штатских — в затылок
Патронов не жалеть, холостых залпов не давать. …
В Петербурге — Гороховая, в Москве — Лубянка.
Мельницы богов мелют поздно. …перемол будет … на десятилетия.
На Западе ужаснутся. …
Потом махнут рукой, и станут разговаривать. … Икра направо, икра налево, рябиновая посередине. …
«Лебединое озеро» для всех!.
Из Англии явится мисс Шеридан и увековечит в мраморе Надежду Крупскую.»
«Жизнь, однако, продолжалась. … Свобода печати официально еще не была отменена.
За исключением «Русского слова», … почти все московские газеты … продолжали выходить, …
Жизнь прекрасна! Всё еще впереди».
«17-ый год на исходе …еще 31 декабря не отменено….
Перекличка не
расстрелянных в ночь под Новый год. …
Дамоклов меч, давно уже был занесен над всей «пишущей братией».
«… весна 18-го года. …
газетчиков … покуда не трогали».
Д.Аминадо работает в газете «Жизнь», в разделе судебной хроники, освещает «большой процесс, дело левых эсеров».
После выхода третьего номера «Жизнь» закрыли.
«Июль на исходе. Жизнь бьет ключом, … Приходили, спрашивали, интересовались. … Путь один … к комиссару по иностранным делам Фриче.
У Фриче бородка под Ленина, ориентация крайняя, чувствительность средняя.»
И вот получен паспорт: «Гражданин такой-то отправляется за границу...»
«Через много лет пронзительные строки Осипа Мандельштама озарятся новым и безнадежным смыслом:
«Кто может знать при слове — расставанье,
Какая нам разлука предстоит...»
«Поезд уходил с Брестского вокзала.» После «станции Орши… начинается Европа: —
Немецкая вотчина.
Украинское гетманство».
«Киев …
На улицах толпы народу.
На площади … немецкий духовой оркестр играет …
элегии Мендельсона.»
«Скоро придёт Петлюра.
Архангелы Петлюры … будут… убивая, орать —
хай живе!..»
— Пусть будет чуден без меня
И Днепр, и многое другое...»
И, наконец, милая Одесса.
«Музыка играет, … всё как было, …
Фонтаны, Лиманы, тенора, грузчики, ночные грабежи, «Свободные мысли» …
В «Современном слове» … Алексей Толстой… Эдуард Багрицкий, Я.Б.Полонский, … Дон Аминадо, … почетный академик, Иван Алексеевич Бунин.»
«Театры переполнены, … а во главе «Летучая мышь».
Сытно, весело, благополучно».
«Смена власти произошла … просто.
Одни смылись, другие ворвались.
Впереди, … ехал Мишка-Япончик, … картину эту усердно воспел Эдуард Багрицкий:
Он долину озирает
Командирским взглядом.
Жеребец под ним играет
Белым рафинадом.»
«Жизнь сразу вошла в колею.
Колея была шириной в братскую могилу.
Глубиной тоже»
«История повторялась.»
Добровольческая армия вошла в город.
«Недорезанные и нерасстрелянные стали вылезать из нор и щелей» и «отправились к французскому консулу Готье.
В конце концов, на заграничных паспортах … появилась волшебная печать»
«20-го января 20-го года… корабль «Дюмон д'Юрвиль» снялся с якоря.»
«Каждый думал про свое, а горький смысл был один для всех:
«Здесь обрывается Россия.
Над морем Черным и глухим.»
Впереди Париж.
Свободным жить. Свободным умереть.
Ценой изгнания всё оплатить сполна.
И в поздний час понять, уразуметь:
Цена изгнания есть страшная цена
Короткая остановка в Константинополе.
О, бред проезжих беллетристов,
Которым сам Токатлиан,
Хозяин баров, друг артистов,
Носил и кофий и кальян! ...
И заглушив гортанный гул,
Толпою жадной и нестройной
Европа ринулась в Стамбул. …
И сорок две контрразведки
Венчали новый Вавилон. …
Но, сын растерзанной России,
Не верю я, Аллах, прости,
Ни Магомету, ни Мессии,
Ни Клод Фареру, ни Лоти...
<1920>
Константинополь
И вот долгожданный Париж.
Стекло и медь. В мерцании витрин
Поют шелка, которым нет названья. …
И я, приехавший из северной страны,
Зачеркнутой на европейской карте,
Я созерцаю вас в убийственном азарте,
Но знаю, что и вы обречены!..
Париж. «Вышли с дохлыми нашими чемоданами …. Одурели от шума, … от прозрачной голубизны воздуха, от всей этой … парижской весны, украшавшей наш путь фиалками.
Эмигранта «жизнь не сахар», одними фиалками сыт не будешь:
Но вот, гарсон в изысканном кафе,
Во фраке, между тесными столами,
Скольжу, хрустальными бокалами звеня.
Гарсон, сюда! Гарсон, шартрезу даме!
«Мой верный фрак, не покидай меня».
Постоянная работа нашлась в газете «Последние новости», первый номер которой вышел в апреле 1920 года.
В этой газете, на протяжении 20 лет, ежедневно печатались стихи, эпиграммы, афоризмы, фельетоны Дон Аминадо.
Понятно, что это был огромный труд, который требовал неимоверных усилий и полной отдачи:
«Вы, небось, думаете, что смешить читателей … – дело ерундовое: насобачился, мол, и все ..., хоть посылай сразу в набор» - говорил Аминадо.
«Эмигрантский народ» с нетерпением ждал появления новых сатирических стихов и острых, как «укол рапиры», фельетонов Дон Аминадо.
Газета шла нарасхват. Дон Аминадо читали не только Париже и в окрестностях, но и в Прибалтике, Америке.
Аминадо стал знаменит, он был своим среди художников и артистов, его стихи и афоризмы знали наизусть, в ресторанах он был «желанный гость», его юмористические вечера, которые он устраивал вместе Н.А. Тэффи, пользовались большой популярностью.
Дон Аминадо с женой Надеждой Михайловной и дочкой Леночкой жил в городке Иер под Парижем, и называл он себя «иеро-монах», «семья была для него святая святых».
А это стихотворение «Родная сторона» явно навеяно рассказами М.М. Зощенко, которого Д. Аминадо высоко ценил:
В советской кухне примусы,
Вот именно, горят. …
...В углу профессор учится,
В другой сапожник влез.
А в третьем гордость нации,
Матрос-головорез….
А кухня коллективная
И вечером, и днем. …
И все на расстоянии
Вот именно вершков. …
Четвертая, гражданская,
Сапожника жена
Заехала профессорше
Бутылкой от вина.
Бутылка, значит, в целости,
Профессорша - навряд. …
Впервые шесть стихотворений Дон Аминадо в Советском Союзе были напечатаны в 1933 году в еженедельнике «За рубежом», который редактировал М. Горький, под заголовком «Поэзия белой эмиграции» с предисловием Горького:
«Д.Аминадо является одним из наиболее даровитых, уцелевших в эмиграции поэтов. В стихотворениях этого белого барда отражаются настроения безысходного отчаяния эмиграции.
Дон Аминадо умудрялся находить время и писал стихи не только на злободневные темы. В Париже регулярно выходили сборники его стихов, названия которых говорят сами за себя:
«Дым без отечества» (1921), «Накинув плащ» (1928), «Всем сестрам по серьгам» (1931), «Нескучный сад» (1935), «В те баснословные года» (1951) и др.
Картинка о Серебряном веке: «Что ни человек, то толстый журнал, или Альманах „Шиповника“, или сборник „Знания“ в зеленой обложке.
Арцыбашев, Телешов, Иван Рукавишников. Алексей Толстой об руку с Наталией Крандиевской.
Сергей Кречетов с женой, актрисой Рындиной.
Иван Алексеевич и Вера Николаевна Бунины.
Осип Андреич Правдин, обязательный кружковский заседатель.
Рыжебородый Ив. Ив. Попов. Морозовы, Мамонтовы, Бахрушины, Рябушинские, Тарасовы, Грибовы — все это московское, просвещенное купечество, на все откликающееся, щедро дающее когда угодно и на что угодно — на Художественный театр, на Румянцевский музей, на „Освобождение“ Струве, на „Искру“ Плеханова, на памятник Гоголю, на землетрясение в Мессине…»
Так вспоминал об ушедшем времени Дон-Аминадо.
Едкий сатирик и задушевный лирик одновременно. Веселый и печальный. Грустный и насмешливый, он вздыхал:
Если б можно было счастье
Удержать на полустанке
И сказать ему: останься!
И останься навсегда…
С Дон-Аминадо дружил Бунин, он считал его «одним из самых выдающихся русских юмористов, строки которого дают художественное наслаждение».
Незадолго до отъезда в СССР Марина Цветаева писала в письме к Дон-Аминадо: «Мне совершенно необходимо Вам сказать, что Вы совершенно замечательный поэт… и куда больший поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах.
В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем их серьезе».
И далее признавалась Цветаева:
«Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам рукоплещу — как акробату, который в тысячу первый раз удачно протанцевал на проволоке.
Сравнение не обидное.
Акробат, ведь это из тех редких ремесел, где все не на жизнь, а на смерть, и я сама такой акробат…»
Сатира на Руси — это всегда смертельный номер.
Любая власть не приемлет ни шуток, ни тем более насмешек.
Дон-Аминадо все прекрасно понимал:
Знаю, кесарево кесарю,
Но позвольте доложить,
Что сейчас любому слесарю
Легче кесаря прожить.
Поэт-акробат, родившийся в еврейской мещанской семье, принял звучный псевдоним на испанский манер: Дон-Аминадо.
Яркий псевдоним как вызов затхлой действительности.
Дон-Аминадо учился на юридическом факультете Одесского университета, но увлекся журналистикой, укатил в Москву и стал жить исключительно на литературные заработки.
Писал стихи, юморески, пародии.
О том периоде уже в эмиграции Дон-Аминадо язвительно вспоминал:
Расточали каждый час.
Жили скверно и убого.
И никто, никто из нас
Никогда не верил в Бога.
Ах, как было все равно
Сердцу — в царствии потемок!
Пили красное вино
И искали Незнакомок.
Возносились в облака.
Пережевывали стили.
Да про душу мужика
Сколько слов наворотили…
Не жаловал Дон-Аминадо интеллигенцию, без умолку говорящую о народе, о его спасении, а на самом деле весьма далекую от народных нужд:
Был мужик, а мы — о грации.
Был навоз, а мы — в тимпан!
Так от мелодекламации
Погибает даже нация,
Как лопух и как бурьян.
Февральскую революцию Дон-Аминадо встретил, как и многие другие, восторженно (думал, что это очистительная гроза).
Но грянул Октябрь — и все было расставлено по местам.
Сам он стал душой литературной парижской эмиграции.
«…Хорошо очерченный лоб, бледное лицо и необыкновенная в движениях и словах свобода, словно вызывающая на поединок — так описывал Дон-Аминадо его знакомый по эмиграции Леонид Зуров.
— Умный, находчивый, при всей легкости настороженный.
Меткость слов, сильный и веселовластный голос, а главное, — темные, сумрачные глаза, красивые глаза мага или колдуна».
Дон-Аминадо знал цену жизни и понимал всю ее сложность и трагичность, но всегда всем советовал: «Старайтесь улыбаться…»
Сам он улыбался в стихах, хотя улыбка порой выходила печальной.
Прочитайте его «Утешительный романс» — и вы поймете все сами:
Что жалеть? О чем жалеть?
Огонек горит, мигая…
Надо все преодолеть,
Даже возраст, дорогая!
Что есть годы? Что число?
Как связать нас может сроком?
Лишь бы только нас несло
Нескончаемым потоком.
Сколько раз свои сердца
Не спасая от контузий,
Мы шатались без конца
По республикам иллюзий.
Сколько тягостных колец
Все затягивалось туже!
Так уж худо, что конец.
А глядишь… назавтра — хуже.
Эмигрантская жизнь — тяжкая жизнь.
Люди, лишенные родины, никак не могли примириться с участью изгнанников и ожесточенно спорили о «способах спасения Руси» и о своем возвращении.
Дон-Аминадо не разделял ни этих надежд, ни этих планов.
Он строго судил своих соотечественников за политическую возню и грызню между собою.
«Вся ваша поэзия, — писала поэту Цветаева, — самосуд эмиграции над самой собой…»
Когда-то до революции 1917 года вся литературная богема упивалась «Ананасами в шампанском» Игоря Северянина.
В эмиграции Дон-Аминадо пишет желчный ответ тем, кто никак не может забыть прежнюю роскошь жизни:
Не старайся постигнуть.
Не отгадывай мысли.
Мысль витает в пространствах,
но не может осесть.
Ананасы в шампанском
окончательно скисли,
И в таком состоянии
их немыслимо есть.
Надо взять и откинуть,
и отбросить желанья,
И понять неизбежность
и событий и лет.
Ибо именно горьки
ананасы изгнанья,
Когда есть ананасы,
а шампанского нет.
Что ж из этой поэмы,
господа, вытекает?
Ананас уже выжат,
а идея проста:
Из шампанского в лужу —
это в жизни бывает,
А из лужи обратно —
парадокс и мечта!..
В 1935 году в Париже вышла книга Дон-Аминадо «Нескучный сад», которая содержала наряду со стихами и циклы афоризмов под названием «Новый Козьма Прутков».
В 1951 году была издана книга «В те баснословные годы».
И вновь стихи и афоризмы.
Вот несколько на выбор: —
Счастливые поколения занимаются шведской гимнастикой, несчастливые — переоценкой ценностей.
— Ложась животом на алтарь отечества, продолжай все-таки думать головой.
— Вставайте с петухами, ложитесь с курами, но остальной промежуток времени проводите с людьми.
В 30 — 40-е годы Дон-Аминадо много сделал для сближения русских с французами и отстаивал демократические ценности, за что был награжден орденом Почетного легиона.
Внимательно следил он за событиями в советской России.
Ужасался тоталитарным порядкам.
И мир рукоплещет правителю смелому.
И город заклеен большими афишами,
В которых написано черным по белому,
Что рукоплескавшие будут утешены,
Как лучший и подлинный цвет человечества…
А все несогласные будут повешены
Для полного счастья и пользы отечества…
Это строки из стихотворения «Верховный Совет», напечатанного в «Русском голосе» в Нью-Йорке в сентябре 1940 года (Дон-Аминадо активно печатался в Америке).
В 1954 году в Нью-Йорке вышла книга мемуаров Дон-Аминадо «Поезд на третьем пути» (в России она была издана впервые в 1991 году).
Искрометная книга, одна из лучших в жанре воспоминаний.
Бури. Дерзанья. Тревоги. Смысла искать — не найти.
Чувство железной дороги… Поезд на третьем пути.
«Поезд на третьем пути» — это и своеобразная энциклопедия Серебряного века.
Наблюдения. Размышления. Пряные характеристики современников.
Вначале я привел картину описания некоторых именитых лиц, а теперь продолжим цитату:
«…И за ними целая ватага молодых, начинающих, ревнующих, соревнующихся поэтов, литераторов, художников, актеров, а главным образом, присяжных поверенных и бесчисленных, надеющихся, неунывающих „помприсповов“.
Декольтированные дамы, в мехах, в кружевах, в накидках, усердные посетительницы первых представлений балета, оперы, драмы, комедии, не пропускающие ни одного вернисажа, ни одного благотворительного базара, ни одного литературного события, от юбилея до похорон включительно…»
Не знаю, как вам, современный читатель, но мне нравится этот широкий мазок Дон-Аминадо.
В последние годы он жил уединенно и скончался в возрасте 69 лет.
Была весна, которой не вернуть…
Так писал Дон-Аминадо в стихотворении «Уездная сирень» (1929)
. Грустно все это.
Навевает печаль и другое заключение поэта-сатирика:
О смысле дали мировой
Власть идей необорима:
— От Дахау до Нарыма
Пересадки никакой.
И все же будем верить. В пересадку. В оазис. В исключение.
А иначе жить трудно.
СЕТЬ.....
Дон Аминадо-ЛЕТОМ
Хороший рассказ о том, что летом все люди делятся на уезжающих и остающихся...
Зимой люди делятся:
На умных и глупых, бедных и богатых, веселых и скучных, добрых и злых, серьезных и легкомысленных, холостых и женатых, партийных и беспартийных, худых и толстых, нормальных и сумасшедших.
Летом все эти детали исчезают, и остается только одно:
Уезжающие и остающиеся.
Человек, который уезжает,— это человек.
Человек, который остается,— это не человек, а так себе.
Никакие социальные перегородки не разъединяют людей так резко, как так называемый летний сезон.
Неизвестно почему и кем, но с незапамятных времен установлено, что порядочный человек хоть раз в году должен: отдохнуть, загореть или, в крайнем случае, покрыться веснушками.
Недаром сказано, что женщина без веснушек все равно что дача без мебели.
И в самом деле.
Для чего существует это самое лоно природы, как не для того, чтобы в него погрузиться?!
— Я погружаюсь, ты погружаешься, он, она, оно — погружается...
Конечно, и здесь существует множество ухищрений, и бывают такие двуличные натуры, которые ставят перед собой горшок с геранью и стакан водопроводной воды и на вопрос, куда вы едете этим летом — с неподражаемой наглостью отвечают:
— Да Бог с вами... зачем нам ехать, когда у нас и так настоящая дача!..
Но о них и говорить не стоит:
— Парии и лицемеры.
Тот, у кого еще сохранились остатки самолюбия, заявляет честно и открыто:
— Мог бы поехать, но не хочу.
— Почему же, собственно говоря?
— Собственно говоря, потому, что жизнь мне еще не надоела.
— Я вас решительно не понимаю.
— Не понимаете... Хорошо. Так вот, когда у вас будет, собственно говоря, сотрясение мозга, тогда вы все и поймете.
— Почему же от морских купаний, и вдруг такая... вещь?
— И он еще спрашивает почему?!
Несчастный! Да разве вы не понимаете, что ни до каких морских купаний вы просто не доедете! Что, отъехав двадцать километров от Парижа, вы погибнете на двадцать первом, со всеми вашими саквояжами, нессерами и полосатыми брюками, что на следующий день ваше имя будет с ошибками напечатано в хронике железнодорожных происшествий?!
Конечно, если вы настолько честолюбивы, что ради газетной рекламы готовы даже рисковать жизнью, тогда, разумеется, поезжайте, и сча-стли-во-го вам пути...
После такого диалога, остающемуся все-таки как-то легче на Душе.
В качестве напутствий можно еще упомянуть: кражу в пути, ограбление, нападение на поезд, эпидемию, сквозняки, лихорадку от перемены климата, смерть от перемены пищи, мало ли чем можно подбодрить человека, который уезжает!
Если же ничего на него не действует, то надо махнуть рукой и сказать себе самому:
— В сущности говоря, загореть можно и в городе.
Из всех народов самый непоседливый — это, конечно, русский.
У французов есть декларация прав человека и гражданина, у англичан — великая хартия вольностей, у немцев — Веймарская конституция, и только у русских — расписание поездов.
Кроме общеизвестных пяти чувств, мы обладаем еще и шестым: чувством железной дороги.
За восемь лет мы столько наездились и столько проделали сезонов, зимних и летних, под столь разными градусами долготы и широты, что география стала нашей историей, а история превратилась в географию.
Поэтому, как только наступает лето, у нас начинает сосать под ложечкой, и нет такого последнего эмигранта, которым не овладевали бы беспокойство, охота к перемене мест.
— Все разъехались, позвольте и мне разъехаться!.. Режим экономии для нас не существует.
Мы уже столько режимов пережили, что и экономить не стоит.
И, наконец, нашли на чем! Потеряв собственное отечество, будем мы теперь на чужой климат скупиться, еще чего захотели!!!
В результате начинается: визы, фотографии, консьержкины удостоверения, нансеновские паспорта, путеводители, телеграммы, почки, печенки, семейные анализы, детские костюмы, брюки в полоску, брюки просто, одним словом — вертиж.
А по совести говоря, все это, если хорошо вглядеться, сплошной оптический обман и из ста уезжающих русских уезжает только один, а девяносто девять отделываются тем, что пососет-пососет у них под ложечкой и перестанет.
Зато разговоров об отъезде не оберешься.
Послушать, так в первую минуту кажется, что все сорок тысяч эмигрантов пятнадцатого июля утром отправятся прямо в Биарриц; только и ждут, чтобы четырнадцатого Бастилию взять и сейчас же на рассвете уехать.
А на самом деле никто никуда не едет, ибо ни у кого ничего нет; разве только почки.
Так у бедных людей почки и в городе загорают.
1926
Париж
Иллюстрация: картина Анжелы Джерих (фрагмент)
А теперь немного песен на стихи Дона Аминадо(и самих стихов тоже)-буду рада добавкам.
Альбина!
Спасибо тебе за это стихотворение в одной из твоих заявок!
Убого жили.
Сказать не смели.
Не тех любили,
Кого хотели.
Не те глаголы
Не так спрягали.
И сном тяжёлым
Свой век проспали…
А мир был полон
Чудес-загадок!
Слезою солон,
Любовью сладок,
В словах и звуках
Высок и ясен,
И в самых муках
Своих прекрасен.
А мы за призрак
Хватались каждый,
Справлялись тризны,
Томились жаждой.
Боялись прозы,
В стихах мечтали…
А сами – розы
Ногой топтали.
И вот расплата
За жизни наши… –
В огне заката,
Из смертной чаши,
В смятенье, в розни,
С вином причастья,
Мы пьём
свой поздний
Напиток
счастья.....
- Николай Якимчук(Дон Аминадо) - Города и годы(декл)
- Егор Четырестачетыре(Дон Аминадо) - Города и годы(декл.)
НОЧНОЙ ЛИВЕНЬ(На даче)
Напои меня малиной,
Крепким ромом, цветом липы…
И пускай в трубе каминной
Раздаются вопли, всхлипы…
Пусть, как в лучших сочиненьях,
С плачем, с хохотом, с раскатом
Завывает все, что надо,
Что положено по штатам!
Пусть скрипят и гнутся сосны,
Вязы, тополи и буки.
И пускай из клавикордов
Чьи-то медленные руки
Извлекают старых вальсов
Мелодические вздохи,
Обреченные забвенью,
Несозвучные эпохе!..
Напои меня кипучей
Лавой пунша или грога
И достань, откуда хочешь,
Поразительного дога,
И чтоб он сверкал глазами,
Точно парой аметистов,
И чтоб он сопел, мерзавец,
Как у лучших беллетристов…
А сама в старинной шали
С бахромою и с кистями,
Перелистывая книгу
С пожелтевшими листами,
Выбирай мне из «Айвенго»
Только лучшие страницы
И читай их очень тихо,
Опустивши вниз ресницы…
Потому что человеку
Надо, в сущности ведь, мало…
Чтоб у ног его собака
Выразительно дремала,
Чтоб его поили грогом
До семнадцатого пота
И играли на роялях,
И читали Вальтер-Скотта,
И под шум ночного ливня
Чтоб ему приснилось снова
Из какой-то прежней жизни
Хоть одно
живое
слово......
…………….
- М.Платонов - Ночной ливень(на даче)-декл.
- Борис Амамбаев - Ночной ливень(на даче)
- Хрипко Вячеслав - Напои меня малиной
Стихов Дона Аминадо в Сети-огромное количество разнообразной тематики и лет:от лирики до...не совсем лирики-такая уж наша жизнь-не всегда лирическая))
Есть что почитать и о чем поразмыслить)))
Еще немного стихов и песен
ЖИЛИ-БЫЛИ
Если б вдруг назад отбросить
Этих лет смятенный ряд,
Зачесать умело проседь,
Оживить унылый взгляд,
Горе - горечь, горечь - бремя,
Все - веревочкой завить,
Если б можно было время
На скаку остановить,
Чтоб до боли закусило
Злое время удила,
Чтоб воскликнуть с прежней силой -
Эх была, да не была!
Да раскрыть поутру ставни,
Да увидеть под окном
То, что стало стародавней
Былью, сказочкою, сном...
Этот снег, что так синеет,
Как нигде и никогда,
От которого пьянеет
Сердце раз и навсегда.
Синий снег, который режет,
Колет, жжет и холодит,
Этот снег, который нежит,
Нежит, душу молодит,
Эту легкость, эту тонкость,
Несказанность этих нег,
рупкость эту, эту звонкость,
Эту ломкость, этот снег!
Если б нам, да в переулки,
В переулки, в тупички,
Где когда-то жили-были,
Жили-были дурачки,
Только жили, только были,
Что хотели, не смогли,
Говорили, что любили,
А сберечь-
Не сберегли.....
1927
..............
Про белого бычка
Мы будем каяться пятнадцать лет подряд
С остервенением. С упорным сладострастьем.
Мы разведем такой чернильный яд
И будем льстить с таким подобострастьем
Державному Хозяину Земли,
Как говорит крылатое реченье,
Что нас самих, распластанных в пыли,
Стошнит и даже вырвет в заключенье.
Мы станем чистить, строить и тесать.
И сыпать рожь в прохладный зев амбаров.
Славянской вязью вывески писать
И вожделеть кипящих самоваров.
Мы будем ненавидеть Кременчуг
За то, что в нем не собиралось вече.
Нам станет чужд и неприятен юг
За южные неправильности речи.
Зато какой-нибудь Валдай или Торжок
Внушат немалые восторги драматургам.
И умилит нас каждый пирожок
В Клину, между Москвой и Петербургом.
Так протекут и так пройдут года:
Корявый зуб поддерживает пломба.
Наступит мир. И только иногда
Взорвется освежающая бомба.
Потом опять увязнет ноготок.
И станет скучен самовар московский.
И лихача, ватрушку и Восток
Нежданно выбранит Димитрий Мережковский.
Потом… О, Господи, Ты только вездесущ
И волен надо всем преображеньем!
Но, чую, вновь от беловежских пущ
Пойдет начало с прежним продолженьем.
И вкруг оси опишет новый круг
История, бездарная, как бублик.
И вновь по линии Вапнярка – Кременчуг
Возникнет до семнадцати республик.
И чье-то право обрести в борьбе
Конгресс Труда попробует в Одессе.
Тогда, о, Господи, возьми меня к Себе,
Чтоб мне не быть на трудовом конгрессе!
1920
ПРЕДЧУВСТВИЕ
Мягкими хлопьями падает
Первый летающий снег.
Сердце больное не радует
Санок отчетливый бег.
Легкие, нежные венчики
Белых мистических роз...
Смехом встречают бубенчики,
Смехом встречают мороз.
Ты, как седая пророчица,
Снова приходишь, зима!
Сердцу болезненно хочется
Выведать тайну ума.
Ты не поможешь, суровая,
Только следы заметешь!
Сердце опутает новая,
Новая сладкая ложь.
С призраком веры таинственным
Нищих душой обручи!
Разве не мы об единственном
Плачем неслышно в ночи?..
Медленно небо бесстрастное
Розы роняет земле.
Вижу чело я прекрасное:
Алый венок на челе!..
Вижу родное, любимое
В пламенных розах лицо.
Туже и туже незримое
Темных предчувствий кольцо.
Нет! Не солжешь, не опутаешь
Сказкою зимнего дня.
Тщетно, пророчица, кутаешь
В светлые ризы меня!
Слышите,- стонут бубенчики
Имя родимое вслух!..
Легкие, нежные венчики -
Легкий, летающий пух.
Белые розы склоняются
Там, где могильная тьма...
Веснами зимы сменяются-
Вечная в сердце зима!..
1914-1915
Без названия…
Как весело, ярко пылает камин,
А чайник поет и клокочет,
Клокочет, как будто он в доме один
И делает все, что захочет.
А черный пушистый и ласковый кот,
С пленительным именем Томми,
Считает, что именно он – это тот,
Кто главным является в доме.
За окнами стужи, туманы, снега.
А здесь как на старой гравюре,
Хрусталь и цветы, и оленьи рога,
И лампы
огонь
в абажуре....
...
Люблю декабрь за призраки былого,
За все, что было в жизни дорогого
И милого, бессмысленного вновь.
За этот снег, что падал и кружился,
За вещий сон, который сладко снился,
Как снится нам последняя любовь.
Не все ль равно? Под всеми небесами
Какой-то мир мы выдумали сами
И жили в нем, в видениях, в мечтах,
Играя чувствами, которых не бывает,
Взыскуя нежности, которой мир не знает,
Стремясь к бессмертию и падая во прах.
Придет декабрь... Озябшие, чужие,
Поймем ли мы, почувствуем впервые,
Что нас к себе никто не позовет?
Что будет елка, ангел со звездою
И Дед Мороз с седою бородою,
Волшебный принц и коврик-самолет.
И только нас на празднике не будет.
Холодный ветр безрадостно остудит
Усталую и медленную кровь,
И будет снег над городом кружиться,
И, может быть, нам... наша жизнь приснится,
Как снится нам
последняя
любовь....
...
Я знаю, и это, и это пройдет,
Развеется в мире безбрежном
И чайник кипящий, и медленный кот,
И женщина с профилем нежным.
Но все же, покуда мы в мире пройдем,
Свой плащ беззаботно накинув,
Пускай у нас будет наш маленький дом
И доброе пламя каминов.
Пусть глупую песенку чайник поет
И паром клубится: встречай-ка!
И встретит нас Томми, пленительный кот,
И наша и Томми хозяйка.
***
Живём. Скрипим. И медленно седеем.
Плетёмся переулками Passy
И скоро совершенно обалдеем
От способов спасения Руси.
***
Месяц у моря
Притворялись веселыми, бодрыми...
Приезжали из душных столиц —
Любоваться роскошными бедрами
Неизвестных матрон и блудниц.
Одевались в халаты купальные
И у моря, в полуденный час,
Все глазели на груды овальные
Пожилых человеческих мяс.
Пантеистами были! Эстетами!
Отрицали костюм. Пардессю.
И, от солнца закрывшись газетами,
Восхищались природой вовсю...
Лоботрясы в подстриженных усиках,
Словно новый открыв Марафон,
Танцевали с девицами в трусиках
Под охрипший с утра граммофон.
А кругом, как моллюска бесполая,
Не вкусивши ни зла, ни добра,
Желторото-коричнево-голая
Полоскалась в воде детвора.
...И однажды, откуда-то... с севера,
Точно жалобы горестных струн,
Пронеслися дыхания севера
В притаившейся зелени дюн.
Заблистали короткие молнии.
Прошумели в ночи поезда.
И, несказанной мысли безмолвнее,
Прямо в море упала звезда.
Кто-то плакал над долей проклятою.
Возвращался на каторгу раб...
И о жизни с креветкой усатою
Разговаривал шепотом краб
- Александр Суханов(Дон Аминадо) - Август на исходе.....
- Н.Крупин-Дон Аминадо - Люблю декабрь
- Пашкевич П - Есть какая-то у сердца Ранняя Весна
- Виктор Попов - Наш маленький дом
- В.Дзансолов -Дон Аминадо - Вечеринка
ПРИВЕТ ДОНУ АМИНАДО
«…люблю осенний дождь уж за то, что он осенний»
Дон Аминадо
Через дорогу не пройдёшь:
В башмак потоки льют.
Народ клянёт осенний дождь,
А я его люблю.
Когда в грозу погаснет свет
В бетонных теремах,
Прекрасен в двадцать первый век
Наш ужин при свечах!
Болот пугающая топь,
Как символ тупика,
Морошкой пушкинской цветёт
И манит в глубь стиха.
Внезапный мокрый майский снег
И под ногами слизь
Люблю, как яблоневый цвет,
Как праздничный сюрприз!
Превратностей судьбы каскад
Без ропота терплю.
Мой друг немолод и женат,
Но я его люблю.
НИКА
- Борис Атамбаев-Дон Аминадо - Уездная сирень
Нельзя не упомянуть его знаменитые изречения-в этом он был Мастер!
Дон Аминадо был не только поэтом-сатириком, но и признанным мастером афоризма.
Его меткие фразы мы ежедневно произносим, даже не задумываясь над тем, кому принадлежит их авторство: например,
«Жизнь бьет ключом. По голове»,
«Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным»,
«Всё нехорошо, что нехорошо кончается».
Вот еще 15 замечательных афоризмов Дон-Аминадо.
В политической экономии есть два метода: европейский — отложить и русский — одолжить.
***
Возраст женщины, которая всех критикует, называется критическим возрастом.
***
Если очень долго поступать по-свински, то в конце концов можно устроиться по-человечески.
***
Если у вас действительно есть план спасения России, то оставьте его в черновике и никому не показывайте.
***
Из пессимизма ещё есть выход, из оптимизма — никакого.
***
Люби человечество сколько тебе угодно, но не требуй взаимности.
***
Верх неудобства – это когда в душе еще романтизм, а в ноге уже ревматизм.
***
Когда люди не сходятся в главном, они расходятся из-за пустяков.
***
Чем у хозяйки больше самообладания, тем она гостеприимнее.
***
Не так опасна преждевременная старость, как запоздалая молодость.
***
На свете очень много хороших людей, но все они страшно заняты.
***
Никогда не говорите, что дела идут хуже некуда. Подождите до завтра: вы увидите, что они стали ещё хуже.
***
Ничто так не мешает видеть, как точка зрения.
***
После трех рюмок коньяку француз переходит на минеральную воду, а русский на «ты».
***
Цитаты не только выражают чужую мысль, но и прикрывают наготу собственной)))
Бросить в женщину камень можно только в одном случае: когда этот камень драгоценный.
Во всякой лжи можно сознаться, только в святой необходимо упорствовать.
Объявить себя гением легче всего по радио.
Высланной овце — волчий паспорт на утешение.
Невозможно хлопнуть дверью, если тебя выбросили в окно.
Долги надо делать в государственном масштабе — иначе их приходится платить.
Смысл долголетия заключается в том, чтобы пережить своих кредиторов.
Никто никому так не обязан, как обезьяны Чарльзу Дарвину.
Оскорбить действием может всякий, оскорбить в трёх действиях — только драматург.
Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому — над словарём.
Сначала народ безмолвствует, потом становится под знамена, потом в очередь, потом – опять под знамена, и потом снова безмолвствует
В конце концов, вся переоценка ценностей только к тому и сводится, что к переименованию улиц
Как бы твое положение ни было худо, утешайся тем, что международное положение еще хуже))
- М.Платонов-Дон Аминадо - Как сочинять сценарий
Дон Аминадо
Кто прав?
У них был спор о тайне мира.
Один - мудрец. Другой - поэт.
Судьбой дана поэту лира.
Другому - опыт долгих лет.
И, убеленный сединами,
Мудрец смиренно изрекал:
- Не создан мир великий нами,
Но я в нем истину искал!
Я в книгу тайную природы
Свой погружал пытливый ум.
Бежали дни, тянулись годы
В плену величественных дум.
Весенней бабочки строенье,
Волны рокочущий прилив
Рождали новое сомненье,
Исканьем душу окрылив!
И понял я, что тайна мира,
Во всем сокрытая,- одна,
Она в безгранности эфира
И в малой капельке видна.
К земле ли взор опустишь тленной,
Измеришь мысленно ли высь,-
Один указан путь вселенной,
Один закон: живи! трудись!
О, нет! восторженный и праздный,
Ему ответствовал поэт,
Не сможет труд твой безобразный
Пленить прекрасный этот свет!
Послушай мерные напевы
В прибрежном шуме тростника,
Взгляни в глаза прекрасной девы,
На краску крыльев мотылька!
Послушай море в час прибоя,
Как шепчут пенные струи!
Внимай, как небо голубое
Безумно славят соловьи!
И кто сильнее и чудесней
Певца пред смолкшею толпой?!
Весь мир живет одною песней!
Живи, поэт! Живи и пой!
Поэт! не нами мир устроен!..
- Старик! Но тайна, тайна в чем?..
...Но в этот миг пришедший воин
Отсек им
головы
мечом!..
1915
Дон Аминадо
Аmo - amare
Довольно описывать северный снег
И петь петербургскую вьюгу...
Пора возвратиться к источнику нег,
К навеки блаженному югу.
Там первая молодость буйно прошла,
Звеня, как цыганка запястьем.
И первые слезы любовь пролила
Над быстро изведанным счастьем.
Кипит, не смолкая, работа в порту.
Скрипят корабельные цепи.
Безумные ласточки, взяв высоту,
Летят в молдаванские степи.
Играет шарманка. Цыганка поет,
Очей расточая сиянье.
А город лиловой сиренью цветет,
Как в первые дни мирозданья.
Забыть ли весну голубую твою,
Бегущие к морю ступени,
И Дюка, который
поставил скамью
Под куст этой самой сирени?..
Забыть ли счастливейших дней ореол,
Когда мы спрягали в угаре
Единственный в мире латинский глагол -
Amare, amare, amare?!
И боги нам сами сплетали венец,
И звезды светили нам ярко,
И пел о любви итальянский певец,
Которого звали Самарко.
...Приходит волна, и уходит волна.
А сердце все медленней бьется.
И чует, и знает, что эта весна
Уже никогда не вернется.
Что ветер, который пришел из пустынь,
Сердца приучая к смиренью,
Не только развеял сирень и латынь,
Но молодость
вместе
с сиренью......
Аmo - amare - Люблю - любить (лат.)
- Баркатунов Алексей (Дон Аминадо) - Amo-amare
Спасибо, Саша
Да я и сама целый вечер сегодня с Доном- и стихи хорошие))
Да еще и старая Одесса!
С удовольствием делала этот пост Имя-то я слышала, конечно,а вот стихи ой-е-ей какие есть замечательные!В старой заявке Альбины нашла это имя со стихотворением-спасибо ей!
Ну и пошло-поехало)))
Уже пару дней "еду"вместе с Доном Аминадо по страничкам его трудной судьбы))
Albina Татьяна, большое спасибо за интересный и такой содержательный рассказ!!!
Замечательные стихи! Вот это судьба... Ну и времечко было...
Одолела пост?)))
Или не до конца?))
Ну, во -первых,спасибо тебе за найденное великолепное стихотворение в твоей заявке!
(Это и сподвигло меня на этот пост)))))
А во-вторых,время действительно было окаянное(да и сейчас не лучше))
Спасибо, Альбина!
До конца... Получилось не быстро, но интересно... Ещё перечитаю его стихи... Замечательные!
Спасибо большое ещё раз за пост!!!
Да ладно В нынешнем составе сайта, за исключением лишь немногих, все это вряд ли интересно.
Для себя,любимых,стараемся)))))
Знаешь, очень понравился ответ Дона Северянину-Ананасы в шампанском(акцентирую тут еще раз)-КЛАСС!
Говорят, что возникновению знаменитого стихотворения Игоря- Северянина "Увертюра"- ( Ананасы в шампанском)-причастен Владимир Владимиович.
Конечно, Маяковский.
Это он окунул ананас в шампанское и предложил повторить Игорю- Северянину.
Именно тогда, благодаря ярким гастрономическим впечатлениям, и родились первые строки.
Ох уж этот новатор и футурист Маяковский! )))
Игорь -Северянин-УВЕРТЮРА(Ананасы в шампанском)-чит. Жорж Октавио
В эмиграции Дон-Аминадо пишет желчный ответ тем, кто никак не может забыть прежнюю роскошь жизни:
Не старайся постигнуть.
Не отгадывай мысли.
Мысль витает в пространствах,
но не может осесть.
Ананасы в шампанском
окончательно скисли,
И в таком состоянии
их немыслимо есть.
Надо взять и откинуть,
и отбросить желанья,
И понять неизбежность
и событий и лет.
Ибо именно горьки
ананасы изгнанья,
Когда есть ананасы,
а шампанского- нет.
Что ж из этой поэмы,
господа, вытекает?
Ананас уже выжат,
а идея проста:
Из шампанского в лужу —
это в жизни бывает,
А из лужи обратно —
парадокс
и мечта!..)))))
Ну еще чуток о Доне Аминадо
Если чемпион мира по шахматам Алехин бывал в Париже, он всегда приходил на вечера Дон-Аминадо. Хотя Алехин неоднократно играл в нацистской Германии, он не мог, конечно, не знать об отношении поэта к фашистскому режиму.
Еще до прихода Гитлера к власти Дон-Аминадо пророчески заметил: «Большевизм и фашизм – это, конечно, борьба двух концов, а не борьба двух начал».
А эти частушки написаны им в первый период существования Третьего Рейха, когда одурманенное население Германии внимало речам фюрера и его министра пропаганды.
«Одержимая их банда свирепеет день от дня.
По-немецки – пропаганда, а по-нашему брехня».
«Как хотите, воля ваша, - молвит щука осетру.
– Не завидую, мамаша, я Адольфу Гитлеру».
«Фюрер. Канцлер. Брат-разбойник.
Одержим и бесноват.
В близком будущем – покойник,
В настоящем – кандидат».
«Заберут ли его черти,
сам ли кончит на крюке,
хорошо б об ихней смерти
прочитать коммюнике».
Афоризмами Дон-Аминадо зачитывалась вся русская эмиграция. Написанные вот уже почти как сто лет тому назад, многие из них не потеряли своей актуальности и в современной России.
«Народные аплодисменты – это тоже народное бедствие и притом немалое».
«Когда прошлое становится легендой, настоящее становится чепухой».
«Счастливые поколения занимаются шведской гимнастикой, несчастливые – переоценкой ценностей».
«Ложась животом на алтарь отечества, продолжай все-таки думать головой».
«Чем ночь темней, тем доллар ниже...»
«Если у вас действительно есть план спасения России, оставьте его в черновике и никому не показывайте».
«Когда говорят — договор дороже денег, то имеют в виду инфляцию».
«Для памятников нужны герои, для отвинчивания памятников нужна толпа».
«Со дня октябрьского переворота прошло шестнадцать лет. Это значит, что до нового переворота осталось на шестнадцать лет меньше».
«Империи падают, а быт остается».
«Всё возможно. Возможно и то, что грядущим поколениям даже и наша судьба покажется заманчивой».
Марина Цветаева поддерживала близкие отношения в эмиграции с крайне ограниченным числом людей. Одним из них был Дон-Аминадо.
Высоко отмечала его дар:
«У Вас просто - поэтическая сущность, сущность поэта, которой Вы пренебрегли. Вы - своим даром - роскошничаете.
Вы каждой своей строкой взрываете эмиграцию!
Вы ее самый жестокий (ибо бескорыстный и добродушный) судия.
Вся Ваша поэзия - самосуд: эмиграции над самой собой».
Нет даже слова такого
В толстых чужих словарях.
Август. Ущерб. Увяданье.
Милый, единственный прах.
Русское лето в России.
Запахи пыльной травы.
Небо какой-то старинной
Темной, густой синевы.
Утро. Пастушья жалейка.
Поздний и горький волчец.
Эх, если б узкоколейка
Шла из Парижа в Елец...
Эмиграция узнавала себя в строках Дон-Аминадо:
Жили. Были. Ели. Пили.
Воду в ступе толокли.
Вкруг да около ходили,
Мимо главного прошли.
И все же русской эмиграции Дон-Аминадо больше запомнился своими короткими куплетами на злобу дня, парадоксами, перевертышами, эквилибристикой озорного ума.
Венец – делу конец.
Терпение и труд хоть кого перетрут.
Нехороша Маша, да наша.
Дальше едешь, тише будешь!
Не губите ближнего своего, как самого себя.
А прочно вошедшее в современный русский язык – «Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным» придумал тоже Дон-Аминадо.
Такого рода антипословицы крайне популярны сегодня.
В немецком языке их называют Antisprichwoerter, в английском – anti-proverbs, или twisted wisdom - «перекрученные мудрости». В России начала XXI века этот малый жанр фольклора расцвел буйным цветом.
Вот несколько примеров. Некоторые из них – ернические, другие – шутливые, третьи – философские.
Одна голова хорошо, а с мозгами лучше.
Век живи – век лечись.
Мой дядя самых честных грабил.
Почём вы, девушки, красивых любите?
Лучшие места под солнцем обычно у тех, кто держится в тени.
Такая нам досталась доля – нам не прожить без алкоголя!
Не мотай на ус то, что тебе вешают на уши.
Нет повести печальнее на свете, чем загорать в бронежилете.
Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся!
Не в деньгах счастье, а в бабках.
Сумел бы понять эти изречения Дон-Аминадо? Впрочем, почему бы и нет.
Говорил же: «Не имей сто рублей, а имей двести».
Или – «Скажи, сколько получаешь, скажу тебе, кто ты».
Марина Цветаева тоже любила этот жанр. Не очень доверяя народным пословицам, она рассматривала их скорее как выражение ограниченности и перекраивала на собственный лад, часто до полной противоположности
Говорила, например:
«Тише едешь – никуда не приедешь».
IrinaТатьяна! Очень обрадовалась, когда увидела эту заявку... Для этого поэта у меня есть отдельная папочка на компе.
---------------------
Иван Бунин писал в 1927 году: "Дон-Аминадо гораздо больше своей популярности (особенно в стихах), и уже давно пора дать подобающее место его большому таланту, - художественному, а не только газетному, злободневному"....
"Милый Дон-Аминадо,
Мне совершенно необходимо Вам сказать, что Вы совершенно замечательный поэт. [...] и куда больше – поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем "на серьезе".
Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам непрерывно рукоплещу – как акробату, который в тысячу первый раз удачно протанцовал по проволоке. Сравнение не обидное. Акробат, ведь это из тех редких ремесел, где всё не на жизнь, а на смерть, и я сама такой акробат.
Но помимо акробатизма, т. е. непрерывной и неизменной удачи, у Вас просто – поэтическая сущность, сущность поэта, которой Вы пренебрегли, но и пренебрежа которой Вы – больший поэт, чем те, которые на нее (в себе) молятся [...] – А дяди! А дамы! Любящие Вас, потому что невинно убеждены, что это вы "Марию Ивановну" и "Ивана Петровича" описываете. А редактора! Не понимающие, что Вы каждой своей строкой взрываете эмиграцию! Что Вы ее самый жестокий (ибо бескорыстный – и добродушный) судия. Вся Ваша поэзия – самосуд: эмиграции над самой собой.
Уверяю Вас, что (статьи Милюкова пройдут, а...) это останется..."
(Новый мир. 1969. No 4. С. 211 – 212).
Письмо было вложено в конверт, на котором сохранилась надпись рукой Дон-Аминадо:
"Марина Ивановна Цветаева. Письмо (31 мая 1938), которым я очень дорожу".
Всё течёт
Трижды прав Гераклит древнегреческий:
Всё течёт. Даже вздор человеческий,
Даже золото скипетров царственных,
Даже мудрость мужей государственных,
Даже желчь, что толкает повеситься —
При сиянии бледного месяца...
1920
***
Городскому человеку
Страстно хочется на волю.
У него тоска по небу,
Колосящемуся полю,
По похожим на барашков
Облакам и легким тучкам
И еще по всяким разным
В книжках вычитанным штучкам.
Городскому человеку,
Даже очень пожилому,
Страшно хочется зарыться
Прямо в сено иль в солому
И вдыхать сосновый запах,
От соломы, но сосновый!!!
И глядеть, как в час вечерний
Возвращаются коровы...
Городскому человеку
Так и кажется, что вымя
Сразу вздуто простоквашей
И продуктами другими,
И что надо только слиться
С лоном матери-природы,
Чтобы выровнять мгновенно
Все — и душу и расходы.
Городскому человеку,
Утомленному столицей,
Снится домик очень белый
С очень красной черепицей.
В этом домике счастливом
На окне цветут герани,
А живут там полной жизнью
Краснощекие пейзане.
Городские ощущенья
Одинаковы и стерты...
Вот и тянет человека
На натюры да на морты.
И мечтает он однажды
Убежать от шума света
И купить клочок землицы,
Где, неведомо... Но где-то!
Развести цыплят, коровок,
Жить легко и без печали,
Получая ежегодно
Три серебряных медали:
За цыплят и за коровок,
И за то, что образцово
Деревенское хозяйство
Человека городского.
Но пока о куроводстве,
Улыбаясь, он мечтает,
Грузовик его бездушный
Пополам переезжает.
Потому что не цыплята
По навозной бродят жиже,
Не цыплята, и не бродят,
И не в жиже, а в Париже!..
И теперь на Пер-Лашезе
Он лежит, дитя столицы.
Городскому человеку
Много надо ли землицы?!
1926
Пролог
Привет вам, годы вольнодумства,
Пора пленительных затей,
Венецианские безумства
Прошедшей юности моей,
Где каждый миг был, как подарок,
И весел, шумен, бестолков,
И ослепителен, и ярок
Был полдень майских пикников.
И только вздох цезур лукавый
Был тем законом красоты,
Которым нам давалось право
Быть с мирозданием на ты!
1927
Короткая повесть
Уже обрызганная кровью,
Упала роза на гранит.
Уже последнею любовью
Пылают астры. Сад молчит.
Он отшумел. Он умирает.
Дом заколочен. В доме тьма.
И у балкона ветр играет
Обрывком женского письма.
И, чуя гибели предтечу,
Сентябрьский тлен и смертный прах,
Тревожно ласточки щебечут
На телеграфных проводах.
А сад в бреду. Он умирает.
Дом заколочен. В доме тьма.
И ветер злится и играет
Обрывком женского письма.
1928
Друг-читатель
Читатель желает - ни много, ни мало
Такого призыва в манящую ширь,
Чтоб все веселило и все утешало
И мысли, и сердце, и желчный пузырь.
Допустим, какой-нибудь деятель умер.
Ну, просто, ну взял и скончался, подлец...
Ему, разумеется, что ему юмор,
Когда он покойник, когда он мертвец?
А другу-читателю хочется жизни
И веры в бодрящий, в живой идеал.
И ты в него так это юмором брызни,
Чтоб он хоронил, но чтоб он хохотал.
1930-е годы
ДЫМ
Помнишь дом на зеленой горке,
В четырех верстах от станции?
Помнишь запах рябины горький,
Которого нет во Франции...
Помнишь, как взлетали качели
Над садом, над полем скошенным,
И песню, которую пели
Девушки в платьях в горошину.
Помнишь, как мы дразнили эхо,
И в строгом лесу березовом
Сколько, Господи, было смеха,
Сколько девушек в белом, в розовом!
А когда темно-синий вечер
Над земными вставал покоями,
Помнишь, как зажигали свечи
В гостиной с голубыми обоями,
Где стояли важные кресла
И турецкий диван с узорами,
И где было так чудесно
Упиваться "Тремя мушкетерами"...
1928, 1935
***
Как рассказать им чувство это,
Как объяснить в простых словах
Тревогу зимнего рассвета
На петербургских островах,
Когда, замучившись, несётся
Шальная тройка поутру,
Когда, отстёгнутая, бьётся
Медвежья полость на ветру,
И пахнет влагой, хвоей, зверем...
И за верстой верста бежит,
А мы, глупцы, орём и верим,
Что мир лишь нам принадлежит.
1929—1935
Лирический антракт
Воскресают слова,
Точно отзвук былого.
Зеленеет трава,
Как в романе Толстого.
Раздвигается круг,
Где была безнадежность.
Появляется вдруг
Сумасшедшая нежность.
Этак взять и нажать
На педаль или клавиш,
И кого-то прижать,
Если даже раздавишь!
Что с того, что стрелой
Краткий век наш промчался...
Даже Фет пожилой,
Как мальчишка, влюблялся.
Даже Виктор Гюго,
С сединами рапсода,
Не щадил никого,
В смысле женского рода.
Этак вспомнишь и зря,
Повздыхаешь, понятно.
Вообще ж говоря,
Просто вспомнить приятно.
1939
Заключение
В смысле дали мировой
Власть идей непобедима:
От Дахау до Нарыма
Пересадки никакой.
1951
Немного песен...
Аркадий Лебедев — Ранняя весна (Дон Аминадо - А. Лебедев) (гитара)
Аркадий Лебедев — Ранняя весна (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
Аркадий Лебедев — Фугетта о земле (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
Аркадий Лебедев — Шли поезда (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
Аркадий Лебедев, Марина Благовещенская — Hочной ливень (Hа даче) (стихи А.Шаполянского)
Аркадий Лебедев, Марина Благовещенская — Городскому человеку страстно хочется на волю (Дон Аминадо - А. Лебедев)
Ирина Христианова, Д. Григорьев — Роман пишущих машинок (Дон Аминадо - А. Лебедев)
Мария Булат — Сторожка (муз. А Мокрицева, сл. А. Шполянского)
- Аркадий Лебедев - Ранняя весна (Дон Аминадо - А. Лебедев) (гитара)
- Аркадий Лебедев - Ранняя весна (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
- Аркадий Лебедев - Фугетта о земле (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
- Аркадий Лебедев - Шли поезда (муз. А.Лебедев, ст. А. Шполянский)
- Аркадий Лебедев, Марина Благовещенская - Hочной ливень (Hа даче) (стихи А.Шаполянского)
- Аркадий Лебедев, Марина Благовещенская - Городскому человеку страстно хочется на волю (Дон Аминадо - А. Лебедев)
- Ирина Христианова, Д. Григорьев (гитара) - Роман пишущих машинок (Дон Аминадо - А. Лебедев)
- Мария Булат - Сторожка (муз. А Мокрицева, сл. А. Шполянского)
Его первый вышедший за рубежом сборник лирико-сатирических стихотворений "Дым без отечества" был отмечен рядом положительных отзывов, в том числе такого взыскательного критика, как И. А. Бунин, который в 1921 году писал: "Вышли две книжки: "Авантюристы гражданской войны" А. Ветлугина и "Дым без отечества" Дон-Аминадо. Прочитал, и радуясь, и томясь. Радуясь потому, что оба истинно талантливые люди, не просто способные, т. е. умеющие приспособляться, а именно талантливые. А томясь в силу того, что обе книжки истинно эмигрантские, послереволюционные и вызывающие при чтении много побочных чувств, дум, воспоминаний".
К сожалению, имя Аминадава Пейсаховича Шполянского, писавшего под псевдонимом Дон-Аминадо, пока еще очень мало известно у нас.
Сатира знает, как ей поступать
Поговорить немножечко бы надо
хотя бы с тенью Дона Аминадо,
гадавшего не на кофейной гуще,
а поточней – на Беловежской пуще.
Россию завоюет генерал?
Но тут у вас произошла накладка.
Ошиблись чином. Не прошло всё гладко.
Иначе Воланд карты разыграл.
Игра большая на земле и в небе шла,
и не смог помочь Ален Делон,
когда разбился о Россию Лебедь,
и не отжался, и не выжил он.
Но есть Гриневы в братстве офицеров.
Я армией спасен – я сын войны.
Поменьше бы воров и лицемеров,
и нам с Россией не было б цены.
Всё так же нищеваты деревеньки
и так же спесь чиновная мерзка.
Но деньги здесь уже не «дребеденьги» –
вот чему верит бывшая «Марксква».
Но, несмотря на жанров этих разность,
навек сплелись в России в «наше всё» –
сатириков лирическая страстность
и гнев гражданский лириков ее.
В безликий строй всех снова не построишь.
Сатира знает, как ей поступать.
Ну что, Шполянский Аминад Петрович?
С приездом. Вы на родине опять.
Евгений ЕВТУШЕНКО
Трудно сходу ответить... Мне кажется, очень грустно, словно ностальгию по прошлому, представил Дон-Аминадо
Подражание Игорю Северянину
Не старайся постигнуть. Не отгадывай мысли.
Мысль витает в пространствах, но не может осесть.
Ананасы в шампанском окончательно скисли,
А в таком состоянии их немыслимо есть.
Надо взять и откинуть, и отбросить желанья,
И понять неизбежность и событий, и лет,
Ибо именно горьки ананасы изгнанья,
Когда есть ананасы, а шампанского нет.
Что ж из этой поэзы, господа, вытекает?
Ананас уже выжат, а идея проста:
Из шампанского в лужу – это в жизни бывает,
А из лужи обратно – парадокс и мечта!..
Ой Ирочка!
Эмиграция-это совсем не "ананасы в шампанском"...веселого Дону в ней все же было мало, мне кажется.
Да и Северянину тоже.
Спасибо тебе, Иринка
Ты оправдала мои ожидания)))
И Альбине спасибо за ее стихи в заявке от Дона Аминадо:
Как рассказать минувшую весну.
Забытую, далёкую, иную,
Твоё лицо, прильнувшее к окну,
И жизнь свою, и молодость былую?
Была весна, которой не вернуть…
Коричневые, голые деревья.
И полых вод особенная муть,
И радость птиц, меняющих кочевья.
Апрельский холод.
Серость. Облака.
И ком земли, из-под копыт летящий.
И этот тёмный глаз коренника,
Испуганный, и влажный, и косящий.
О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
Запахло мятой, копотью и дымом.
Тем запахом, волнующим до слёз,
Единственным, родным, неповторимым…
Той свежестью набухшего зерна
И пыльною, уездною сиренью,
Которой пахнет русская весна,
Приученная
к позднему
цветенью.
Дон Аминадо
Nas79
Имя этого поэта периодически появляется на Завалинке.
Знала я о нем мало-хочу восполнить пробел
Родился: 7 мая 1888 г., Елисаветград, Украина
Умер: 14 октября 1957 г., Париж, Франция
Настоящие имя и фамилия:
Аминад Петрович Шполянский, русский поэт.
В лирико-сатирических стихах, фельетонах, пародиях (сборники «Песни войны», — атмосфера предреволюционной России, горький опыт русской эмиграции.
Афоризмы.
Рассказы.
Книга воспоминаний.
Родился и вырос в Елисаветграде, учился юриспруденции в Одессе и Киеве, по завершении высшего образования (1910) поселился в Москве и занялся адвокатской и писательской деятельностью (постоянно сотрудничал в газете «Раннее утро» и журнале «Сатирикон»).
Будучи солдатом во время Первой мировой войны, Дон-Аминадо опубликовал свою первую книгу «Песни войны» (1914).
Он эмигрировал в начале 1920 года через Константинополь в Париж, где регулярно печатал фельетоны в газете П. Милюкова «Последние новости».
В 1920 году, в Париже, стал масоном.
Дона-Аминадо читали много и с увлечением, он стал известен и французским читателям благодаря книге «Le rire dans la steppe» (1927, «Смех в степи»).
Свой сборник «Накинув плащ» (1928) Дон-Аминадо определял как «собрание лирической сатиры»; в типичной для него манере игры известными названиями озаглавлены разделы сборника «Нескучный сад» (1935).
В период нацистской оккупации - на нелегальном положении.
После Второй мировой войны (уже под изменённым псевдонимом — Д. Аминадо) напечатал еще один сборник стихов и воспоминания «Поезд на третьем пути» (1954).
Библиография
Песни войны 1914
Весна семнадцатого года 1917
Дым без отечества 1912
Наша маленькая жизнь 1927
Le rire dans la steppe (совместно с Морисом Декобра)1927
Накинув плащ 1928
Нескучный сад 1935
Pointes de Feu 1939
В те баснословные года 1951
Поезд на третьем пути 1954
КНИГИ