Гордон, находясь в своих больничных застенках, не отметил особыми эмоциями ни новую, акустическую версию "Лэйлы", ни номинацию песни и его самого на Грэмми. "Я был очень удивлен"- это и весь комментарий, который сделал, запинаясь, человек, напичканный лекарствами. Во время суда пять психиатров дали показания, что Гордон, по их мнению, страдает параноидальной шизофренией в острой форме, диагноз, который суд принял во внимание, но это совершенно Гордону не помогло.   

Гордон рассказывал о своем Грэмми так, как будто его получил какой-то в давние времена ему знакомый человек. Хотя формально он был официально приглашен на церемонию награждения, представители тюремных властей дали понять, что его временное освобождение мало вероятно, даже если бы он сделал запрос. Но он запроса не делал. От рутинной жизни в тюрьме у него периодически появляется депрессия. Он получает лекарства и от нее. Вменяемость его то появляется, то исчезает, как радиосигнал в штормовую погоду. "Я смотрел шоу", говорил он без видимого сожаления по поводу невозможности там присутствовать. "Момент, когда мое имя было объявлено, я пропустил. Я вышел в то время из палаты." Мне об этом сказали другие.  

За исключением его адвоката, его финансового менеджера, Джона А. Томаса и его сокамерников, никто больше не поздравил этого Грэмми-победителя. По крайней мере Гордон об ином не слышал. "Когда произошло преступление, все просто отвернулись от меня," говорил Гордон. "Сказать по правде, я не виню их. Не виню и тех, кто притащил меня на путь самоуничтожения. Когда Гордон говорил о том, что произошло 3 июня 1983 года, он называл это:"мое преступление". Он как бы и не совершал преступления; для него - "мое преступление произошло". Гордон только "подчинялся голосам".  "Когда я вспоминаю преступление, то оно для меня что-то вроде сна", говорил он. «Я могу вспомнить и пережить то, что произошло в том пространстве и времени и мне кажется будто я прошел его отдельно, в другой плоскости. Оно не казалось мне реальным."  

Когда полиция  пришла за Гордоном, они увидели, что он плачет и кричит, что ему страшно, что тот, кто убил его мать, придет за ним. В полицейской машине Гордон рыдал безутешно: "Мне очень жаль, мне очень жаль, мне очень жаль, но она мучила меня в течение многих лет." Гордон утверждает, что в детстве он "голосов" не слышал. В памяти его детства в Шерман-Оукс, Калифорния - приятном пригороде в долине Сан-Фернандо - яркое лоскутное одеяло , книжки со старыми сказками и игра в футбол вечером в субботу. Его мать была медсестрой, отец бухгалтером, который приучил Джима к финансовой дисциплине. Его старые файлы свидетельствуют, что Гордон делал записи всех дорожных расходов в турах, вплоть до 15 центов за тюбик зубной пасты. 

Родился Джеймс Бек Гордон 14 июля 1945 года, в день взятия Бастилии (насмешка судьбы ?) В "Бастилии" он и сидит вот уже больше тридцати лет. Он сделал свою первую барабанную установку из мусорных баков, его родители купили ему настоящую вскоре после этого. В средней школе он играл везде, где только мог: на свадьбах, в мицва- барах, вечеринках. Его первая группа, Фрэнки Найт и Шуты Frankie Knight and the Jesters, играла в клубах Голливуда. Он начал привлекать к себе внимание. В 17 лет с помощью поддельного удостоверения личности он присоединился к Everly Brothers в их турне по Англии в 1963 году. Не удивительно, что суд над Гордоном привлек огромное внимание масс-медиа и из интервью относительно небольшого количества людей, кто знал его хорошо и пожелал публично говорить о нем, появился портрет весьма положительного молодого человека, "типичного американца",по крайней мере в первое время.

Он производил впечатление серьезного и застенчивого молодого человека с хорошими манерами. "Он был больше, чем просто заурядный барабанщик," говорил Дон Эверли. "Он был большой талант. И он был милый, добрый, нежный человек».Даже когда Гордон стал зрелым сессионером и гастролером, Фрэнк Заппа называл его Скиппи, он казался ему таким типичным чисто американским пай-мальчиком. Лучший студийный барабанщик Лос-Анджелеса конца 1960х Хал Блэйн Hal Blaine, начал рекомендовать Гордона вместо себя, когда у него самого было больше предложений, чем он мог отработать. Вскоре Гордон получал вдвое больше обычной студийной ставки за сессию. Он процветал. "Я никогда не имел миллионы," говорил Гордон ", но были времена, когда у меня было несколько сотен тысяч в банке." Для многих, кто позже обсуждал дело Джима Гордона, удобным объяснением его странного поведения, которое позже проявилось, было участие в турах с Делани и Бонни и особенно в легендарном и нашумевшем туре Джо Кокера 1971 года "Сумашедшие псы и англичане" Mad Dogs and Englishmen.

Эта отвязная поездка, сразу после Вудстока, с атмосферой :"Свобода - для всех, секс, наркотики, рок-н-ролл" предполагала и свободное получение участниками в "одном флаконе" "спидболлов" - смеси кокаина и героина, как практически обязательного пункта в повестке дня. Там и началось. Он мог вдруг остановится в середине сессии и сказать другому музыканту:" Ты - дьявол, ты хочешь в меня вселиться ". Он вдруг напал с кулаками на певицу Риту Кулидж, с которой встречался, это было как гром среди ясного неба. Она говорила, что не могла в это поверить - не было ничего в его характере, чтобы предположить, что он хотел сделать что-то подобное."

 Гордон позже не мог вспомнить подробностей того примечательного тура. Помнит, однако,что вечеринки с попойками и прочим были достаточно жесткие.  Когда "голоса" впервые стали мучить Гордона, сказать трудно. Его биограф Уокер говорит, что Гордон однажды показал ей письмо , которое написал его отец в 1969 году, призывая его обратиться к психиатру, но это не имело прямого отношения к голосам. Он начал жаловаться на "голоса" в конце 1970х. К сожалению, психиатры сначала не диагностировали шизофрению и лечили его от алкоголизма и наркотической зависимости, это было куда более очевидным тогда. А точный окончательный диагноз дали только в 1984, после совершения им преступления. "Голоса" были разные, были "добрые", были "злые".

Но самым громким и внушительным был "голос" его матери, Озы Марии Гордон, это психиатры засвидетельствовали во время суда. Судя по всему, она была заботливой и внимательной матерью, но когда ее голос ревел в ушах Гордона, где бы он не находился, это разрушало его, он не знал, как избавиться от всего этого.  "Голос" запрещал ему есть. Гордон будет морить себя голодом в течение нескольких дней. Затем, пытаясь спрятаться от наваждения, он запрется с коробкой жареных куриц в Студио-Сити, штат Калифорния, с жадностью съест столько, сколько сможет перед тем, как "голос" снова "отыщет" его и заставит остановиться. "Голос" будет также доставлять его телу мучительную боль. Это не позволит ему расслабиться или уснуть.

К вспышкам гнева прибавилась угрюмость и необщительность. Что было хуже всего, "голос" не позволял ему играть на барабанах. Он как бы контролировал его руки, сбивал с ритма. Постепенно репутация Гордона начала страдать из-за историй, которые случались во время его борьбы с "голосами" Начиная с 1977 года, Гордон, казалось, оказался во вращающихся дверях более чем десятка больниц. В 1979 году, когда Гордон, работа которого к тому времени сократилась практически до нуля, просто ушел со сцены из-за барабанов после первых аккордов первой песни с концерта Пола Анка в Лас-Вегасе, не в состоянии играть.

Подводил Гордон и Фрэнка Заппу, напиваясь перед концертом так, что его приходилось заменять в последнюю минуту. С 1981 года он совершенно исчез со сцены.  Мать разумеется, была всегда рядом, следила за ним и ухаживала. "Голос" матери стал преследовать его постоянно, он почуствовал себя настолько плохо, что сдался, заперся в комнате и никуда некоторое время не выходил. Появились бредовые мысли и галлюцинации. Тогда и произошло преступление. Спровоцировало Гордона убить мать то, что она собиралась уехать, чтобы побыть с остальной семьей в Портленде, штат Орегон. Гордон в своей паранойе считал, что отъезд матери будет способствовать усилению ее контроля над ним.    Продолжение следует...