Евгений Баратынский (1800—1844)

(Транскрипция фамилии поэта до сих пор отличается неустойчивостью. Начертание «Боратынский» основано на польском происхождении этой фамилии (от названия замка Боратын, принадлежавшего предкам поэта). Начертание «Баратынский» возникло в XVIIIвеке и обусловлено особенностями русского произношения. Применительно к самому поэту вторая транскрипция стала преобладающей и традиционной в литературе.)

     Евгений Абрамович Баратынский родился 19 февраля 1800 г. в селе Вяжле Кирсановского уезда Тамбовской губернии в поместье своего отца, генерал-адъютанта Абрама Андреевича Баратынского. «Древний польский род герба Корчак, ведущий себя от Зоарда, главы одной из орд, навод­нивших Восточную Европу в 5 веке. Фамилию Боратынского впервые принял Дмитрий — канцлер земель русских — по имени замка «Божья оборона», построенного его отцом... и стал писаться «de Boratyn». В 5-ом колене по Божидаре Ян Боратынский... ознаменовал себя в царствование Сигизмунда I военными подвигами. Правнук Яна, Иван Петрович захудал, превратившись в Вельского шляхтича, выехал в Россию, принял православие, был верстан в смоленской гу­бернии поместиям...»

     Первоначальное образование Баратынский получил дома; первым дядькой его был итальянец Боргез. Ему посвящено предсмертное послание Баратынского, написанное за две недели до кончины поэта в Неаполе: «К дядьке-итальянцу». В 1811 г. Баратынский был отправлен для получения образо­вания в Петербург, где учился в немецком пансионе, а затем в пажеском корпусе. В корпусе Баратынский подружился с пажами, нарушавшими не только правила корпусной дис­циплины, но и основные требования чести. В феврале 1816 г. Баратынский вместе с другим пажем был по высочайшему повелению исключен из корпуса с воспрещением когда-либо поступать на военную службу. После исключения в течение двух лет Баратынский жил у своей матери в Тамбовской губернии, периодически заезжая к дяде Б. А. Баратынскому в Смоленскую губернию. В 1818 г. Баратынский едет в Петер­бург, где после больших хлопот ему удается в 1819 г. посту­пить рядовым в лейб-гвардии егерский полк. В Петербурге Баратынский подружился с А.Дельвигом, который первый оценил его незаурядный поэтический дар и даже опублико­вал одно из стихотворений Баратынского без его ведома. Тогда же молодой Баратынский близко сошелся с Пушкиным, Плет­невым, Гнедичем, отчасти с Жуковским. Познакомился он и с многими из будущих декабристов, в частности с Кюхель­бекером, но ни он (Баратынский), ни Дельвиг не были по­священы в тайны существовавшего уже тогда политического общества.

     В начале литературной деятельности Баратынского его стихи появлялись во многих петербургских журналах и аль­манахах: «Благонамеренный», «Сын Отечества», «Соревно­ватель Просвещения и Благотворения» и др. Их оригиналь­ность, глубина мысли и изящный слог очень скоро принес­ли молодому автору известность. В 1820 г. Баратынский был произведен в унтер-офицеры и переведен в Нейшлотский пе­хотный полк, стоявший в Финляндии. Пребывание в Финлян­дии оказало значительное воздействие на творчество поэта, определив интерес к североевропейской культуре, что отра­зилось на выборе тем и сюжетов произведений Баратынско­го (поэма «Эда», стихотворение «Финляндия»).

     Весной 1825 г. Баратынский наконец был произведен в офицеры; вскоре после этого он вышел в отставку и пере­ехал в Москву, где 9 июня 1826 г. женился на старшей доче­ри генерал-майора Энгельгардта — Настасье Львовне. «По­следняя была не только нежной и любящей женой, но и женщиной с тонким литературным вкусом: поэт часто удив­лялся верности ее критического взгляда. Он находил в ней ободряющее сочувствие своим вдохновениям и спешил про­читывать ей все, что только выходило из-под его пера».

     После женитьбы Баратынский поступил в межевую кан­целярию, но вскоре вышел в отставку. В тридцатых годах поэт некоторое время жил в Казани, куда в то же время приезжал Пушкин, собиравший материалы для истории пугачевского бунта. В Казани Баратынский получил печаль­ное известие о кончине Дельвига.

Во время московской жизни Баратынский близко сошелся с князем Вяземским, Денисом Давыдовым, вместе с которыми бывал у Дмитриева, а также с другими московскими лите­раторами и поэтами: И. Киреевским, Языковым, Хомяко­вым, Павловым. С Пушкиным и Жуковским Баратынский постоянно переписывался.

     С осени 1839 г. Баратынский со всем своим семейством — женой и девятью детьми жил в деревне, в тамбовском имении у своей матери и в Подмосковье в сельце Муранове. Поэт любил деревенскую жизнь и с удовольствием занимался хо­зяйством, одновременно не оставляя своих творческих иска­ний. В 1842 г. Баратынский издал сборник стихов «Сумер­ки». Сюда вошли произведения, написанные в 1835—1842 гг. Ранее, в 1826 г., появились отдельным изданием поэмы «Эда» и «Пиры», в 1827 г. — первое собрание стихотворений, в 1828 г. — поэма «Бал», в 1831 г. — поэма «Наложница» (первоначальное название «Цыганка»), наконец, в 1835 г. появилось второе собрание стихотворений в двух частях.

     Осенью 1843 г. Баратынский осуществил давнее желание: с женой и старшими детьми он отправился за границу. Он посетил Берлин, Франкфурт и Дрезден, а зиму 1843 — 1844 гг. провел в Париже. Здесь русский поэт вращался в салонах и познакомился с литераторами Нодье, обоими Тьери, Сент-Бевом, Проспером Мериме. По просьбе некото­рых из своих новых французских друзей он перевел прозой на французский язык около 15 своих стихов.

    Весной 1844 г. Баратынские отправились из Парижа в Неаполь. Во время переезда по морю поэтом было написано стихотворение «Пироскаф», напечатанное в 1844 г. в «Со­временнике». Доктор не советовал поэту ехать в Неаполь, опасаясь вредного влияния знойного неаполитанского кли­мата. Эти опасения, к сожалению, оправдались. Баратынский был склонен к сильным головным болям. 29 июня (И июля) 1844 г. в Неаполе Баратынский скоропостижно скончался. Через год тело его было перевезено в Петербург и 30 авгу­ста 1845 г. погребено в Александро-Невской лавре, рядом с могилами Гнедича и Крылова.

Содержание:

01. Прощание
02. В альбом
03. «Приманкой ласковых речей…»
04. «Сей поцелуй, дарованный тобой…»
05.  Размолвка
06. «Окогченная летунья…»
07. «Перелетай к веселью от веселья…»
08.  Последняя смерть
09.  «Мой дар убог, и голос мой не громок…»
10.  «Сердечным нежным языком…»
11.  «Не ослеплен я музою моею…»
12   Н.М.Языкову
13.  «Болящий дух врачует песнопенье…»
14.  «О, верь: ты, нежная, дороже славы мне…»
15.  Эпиграмма
16.  «Весна, весна! Как воздух чист!..»
17.  Последний поэт
18.  Бокал
19.  Приметы
20.  «Были бури, непогоды…»
21.  «Всегда и в пурпуре и в злате…»
22.  Рифма
23.  Скульптор
24.  «Когда твой голос, о поэт…»
25.   Пироскаф
26-1.  Пиры

26-2. Пиры

Спасибо, Танюша!!!Имя, знакомое со школьных лет:)И очень, очень нравится!:)

Баратынский Евгений. «Молитва Экклезиаста»




«Суета сует, - сказал Экклезиаст, - суета сует, все суета. Что польза человека от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем. Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится. Кружится на ходу своем и возвращается ветер на круги своя. Все реки текут в море, но море не переполняется. К тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи в труде. Не может человек пересказать всего, но насытиться око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться. И нет ничего нового под солнцем». Книга Экклезиаста или проповедника.

Весной 1816 года Пажеский корпус Петербурга был встревожен чрезвычайным происшествием. Двое воспитанников совершили кражу. Одним из виновников был Евгений Баратынский (или Боратынский). На следствии выяснилось, что, начитавшись романов о разбойниках, влюбленные в шиллеровского Карла Муора, несколько пажей решили организовать тайное общество мстителей. Их целью было изводить и мучить своих учителей.

Один из них, сын камергера, подобрал ключ к бюро своего отца и начал таскать оттуда бумажки. На эти деньги мстители фунтами покупали конфеты, а потом на чердаке устраивали пиршество. Однажды, уезжая в отпуск, наследник камергера передал ключ своему приятелю Баратынскому. Поскучав немного без сладостей, товарищи решили самостоятельно совершить набег на эту сокровищницу. «Мы выпили по рюмке ликеру для смелости и пошли очень весело этой неугоднейшей в свете дорогою». Они похитили 500 рублей и золотую табакерку. По личному распоряжению царя виновные были исключены из корпуса. Им было велено возвращаться домой, к родителям и впредь не поступать на государственную службу. Разве только они захотят искупить вину, добровольно попросившись в солдаты.

Отец Баратынского, тамбовский помещик, опальный павловский генерал Авраам Андреевич по счастью до этого дня не дожил, но Евгений стыдился показываться и маме на глаза. Целый год он скитался по Петербургу, надеясь пристроиться хоть в какой-нибудь из петербургских пансионов. Но перед ним закрывались все двери. «Я сто раз был готов лишить себя жизни и наконец вынужден был поехать в деревню в матери. Никогда не забуду первого с нею свидания. Она отпускала меня румяного, свежего, а я возвращался сухой, бледный, с впалыми глазами, как сын Евангелия к своему отцу. Я ожидал укоров, а встретил одни слезы и бездну нежности, которая тем более меня трогала, чем менее я был ее достоин». В 17 лет ему казалось, что жизнь закончилась. Родные жалели его и не напоминали о случившемся, но что творилось в его душе, одному богу известно. Через два года терзаний он попросился в солдаты.

О счастии с младенчества тоскуя,
Все счастьем беден я,
Или вовек его не обрету я
В пустыне бытия?
Младые сны от сердца отлетели,
Не узнаю я свет,
Надежд своих лишен я прежней цели,
А новой цели нет.
Безумен ты и все твои желанья",-
Мне тайный голос рек;
И лучшие мечты моей созданья
Отвергнул я навек,
Но для чего души разуверенье
Свершилось не вполне?
Зачем же в ней слепое сожаленье
Живет о старине?
Так некогда обдумывал с роптаньем
Я тяжкий жребий свой,
Вдруг Истину (то не было мечтаньем)
Узрел перед собой.
"Светильник мой укажет путь ко счастью! -
Вещала. Захочу -
И, страстного, отрадному бесстрастью
Тебя я научу.
Пускай со мной ты сердца жар погубишь,
Пускай, узнав людей,
Ты, может быть, испуганный, разлюбишь
И ближних и друзей.
Я бытия все прелести разрушу,
По ум наставлю твой:
Я оболью суровым хладом душу,
Но дам душе покой".

Гувернером у Баратынских служил старый итальянец Вьючинто Баргезе, бежавший в Россию от Наполеона. Евгений нежно любил его и называл дядькой, а он его, в зависимости от настроения - Бубой, Бубенькой или Бубушей, как и все домашние. Наставник немного учил детей языку, рассказывал им об Италии, о бурных событиях европейской истории. Всех удивляло, что этот человек, который описывает свою прекрасную родину, как рай на земле, не вернулся домой, когда это стало возможным. А остался здесь, среди метелей и снегов. Но Вьючинто лишь улыбался в ответ и загадочно приговаривал - всему свое время.

«Всему свое время и время всякой вещи под небом. Время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное, время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить, время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать, время разбрасывать камни и время собирать камни».

Вернувшись в Петербург солдатом, Баратынский старательно избегал прежних знакомств. Но неожиданно завел новые. Один из полковых офицеров познакомил его с Антоном Дельвигом. Как дворянин Евгений Абрамович пользовался гораздо большей свободой, чем обыкновенный рядовой. Он ходил не в форме, а во фраке и ночевал не в общей казарме. На паях с Дельвигом они сняли небольшую квартирку и на пару же сочинили стихотворение. «Там, где Семеновский полк, в 5 роте, в домике низком жил поэт Баратынский с Дельвигом, тоже поэтом. Тихо жили они, за квартирку платили немного, в лавочку были должны. Дома обедали редко». Этими гекзаметрами восхищался Пушкин. Он быстро сошелся с новым приятелем Дельвига, и вместе они составили очень веселую, шумную и забавную компанию. Высокий, нервный, склонный к меланхолии Баратынский, не высокий, но очень подвижный Пушкин и толстый, вальяжный Дельвиг. «Пушкин, Дельвиг, Баратынский - русской музы близнецы», - так напишет, когда никого уже не будет в живых Петр Вяземский. Но тогда они для него были просто талантливыми, восторженными юношами, без конца рассуждавшими о поэзии и искавшими в ней свои пути.

Товарищи были абсолютно уверены, что в самом скором будущем Евгения переведут в офицеры. Два его дяди, один генерал, другой адмирал постоянно об этом хлопотали. И действительно через год начальство полка представило его к повышению, но царь отказал. А в 1820 поэтический кружок и вовсе распался. Пушкина сослали на юг, а Баратынский отправился в противоположном направлении. Его перевели в пограничный полк, охранять побережье Финского залива. Из Финляндии он присылает друзьям новые стихотворения, в основном любовную лирику. Пушкин пишет из Кишинева Вяземскому, - «Но каков Баратынский, признайся, что он пойдет дальше и парней Батюшкова, если и впредь будет шагать, как шагал до сих пор. А ведь 23 года счастливцу. Оставим ему все эротическое поприще, а сами кинемся каждый в свою сторону, иначе спасения нет». Но Баратынский пошел самой неожиданной дорогой.

Не ослеплен я музою моею:
Красавицей ее не назовут,
И юноши, узрев ее, за нею
Влюбленною толпой не побегут.
Приманивать изысканным убором,
Игрою глаз, блестящим разговором
Ни склонности у ней, ни дара нет:
Но поражен бывает мельком свет
Ее лица необщим выраженьем,
Ее речей спокойной простотой;
И он скорей, чем едким осужденьем,
Ее почтит небрежной похвалой.

Евгений Абрамович находит свою поэзию, поэзию мысли. Отныне смысл слова для него важней, чем его красота. Военная служба все больше тяготит его. Мудрость, говорит Эклесиаст, лучше воинских орудий. Но право на отставку дает только офицерский чин, т.е. как дворянин он может оставить службу, но тогда окажется тем же изгоем, каким был после пажеского корпуса. «Мне осталось одно раскаяние, что добровольно наложил на себя слишком тяжелые цепи. Должно сносить терпеливо заслуженное несчастье, не спорю, но оно превосходит мои силы, и я начинаю чувствовать, что продолжительность его не только убило мою душу, но даже ослабило разум».

«И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость. Узнал, что и это томление духа, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познание, умножает скорбь».

Только в 1825 году, то есть через шесть лет службы Баратынскому дали, наконец, прапорщика и он тотчас, сославшись на здоровье, попросил себя уволить. «Я теперь московский житель»,- пишет он другу. На языке того времени это означает, что человек не имеет ни малейших помыслов о карьере и удаляется на покой. Москва была населена отставными военными и чиновниками. Но очень скоро друзья будут взбудоражены новым известием - Баратынский женится. Эта новость была активно обсуждаема в их переписке. Жена Дельвига пишет подруге: «Невеста его - барышня 23 лет, дурная собой и сентиментальная, но вобщем очень добрая особа, до безумия влюбленная в Евгения, которому ничего нет легче, как вскружить голову». Вяземский сообщает - Евгений решил продолжиться и женится на соседке моей Энгельгард, девушке любезной, умной, доброй, но не элегической наружности. С прямотой военного Лев Сергеевич Пушкин категорически заявляет: «Для поэзии он умер». Но больше всего обеспокоен его брат. «Неужели Баратынский женится? Я боюсь за его ум».

Пройдет четыре года, и Евгений Абрамович уже сам будет утешать жениха Пушкина, который перед свадьбой буквально потерял голову. «Все в порядке, в женихах счастлив только дурак, а человек мыслящий волнуем и мучим будущим». В то время Баратынский уже имел право на такие менторские наставления. Он был уверен в том, что не ошибся. Для него Анастасия Львовна была прекрасна, она понимала мужа, любила его стихи и стала настоящим другом. «Я был как больной, который, желая навестить отдаленный прекрасный край, знает к нему дорогу, но не может встать с постели. Пришел врач, вернул здоровье, он сел и поехал. Отдаленный край - это счастье, путь, философия, а доктор - моя Настенька».

Когда, дитя и страсти и сомненья,
Поэт взглянул глубоко на тебя,-
Решилась ты делить его волненья,
В нем таинство печали полюбя.

Ты, смелая и кроткая, со мною
В мой дикий ад сошла рука с рукою:
Рай зрела в нем чудесная любовь.

О, сколько раз к тебе, святой и нежной,
Я приникал главой моей мятежной,
С тобой себе и небу веря вновь.


Евгений Абрамович понимал, что давно живет как тот древний мирской философ, от лица которого написана книга Экклезиаста или проповедника. Она появилась в III веке до рождества Христова и была главным образом обращена к греческим мыслителям. «Экклесея» по-гречески это собрание или церковь, хотя в тексте и есть намек на авторство Соломона, его настоящий создатель просто использует имя мудрейшего из царей, чтобы подчеркнуть свою верность библейской традиции и важность содержания. Человек, которому было доступно очень многое на земле, спрашивает себя - в чем смысл жизни и через горький опыт и терзания приходит к выводу, что она бессмысленна. «Все суета сует и томление духа. Праведные умирают вместе с грешными и нигде нет счастья - ни в славе, ни в богатстве, ни в уме, ни в пьянстве и веселье. И человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем, сколько бы он не трубился в исследовании».

В таком унылом состоянии и застала не совсем еще повзрослевшего Бубеньку Анастасия Львовна. Ей удалось убедить Баратынского попробовать еще одно поприще - спокойный, безоглядный труд на ниве добрых дел. Опасения друзей, что поэзия его иссякнет, мало сказать не сбылись, все лучшее было написано им после женитьбы.

Родственники жены уговорили Евгения пойти на государственную службу. Энгельгарты выхлопотали для него местечко в межевой канцелярии и гражданский чин. «Мы с моим чином»,- шутил поэт,- «составляем славный александрийских стих - губернский секретарь Евгений Баратынский». Правда эта служба продлилась очень недолго. Он вспоминал, что когда пришел присягать и впервые увидел своих будущих сослуживцев, ему сделалось перед ними стыдно за то, что его пристроили, и он снова подал в отставку.

Литературная жизнь Москвы конца 20-х годов XIX века била ключом. Из ссылки вернулся Пушкин, друзей поэтов приглашали во все самые модные салоны. За ними увивались толпы почитателей, ловя на лету каждое их слово. Петр Вяземский воссоздавая литературную атмосферу того времени пишет о Баратынском так: «Едва ли можно было встретить человека умнее его, но ум его не выбивался наружу с шумом и обилием. Нужно было допрашивать, так сказать буровить этот подспудный родник, чтобы добыть из него чистую и свежую струю. Он не любил выкликать премию, но зато никто лучше него не умел метким и точным словом порешать суждения и выносить приговор по любому вопросу».

Но, к сожалению, это прекрасное время было не долгим. В 1831 году ушел из жизни Дельвиг, через шесть лет не стало Пушкина. Евгений Абрамович навсегда переселяется в загородное поместье жены Мураново. Там по собственному проекту он начинает строить новый дом, обустраивать парк и сам сажает в нем деревья. «Итак, увидел я», - говорит Экклезиаст, - «что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими, ибо это доля его, потому что кто поведет его посмотреть на то, что будет после него». Зимою 1843 года в новом доме, ушедший от мира мыслитель, обращается с удивительной молитвой к богу:

Царь небес! успокой
Дух болезненный мой!
Заблуждений земли
Мне забвенье пошли,
И на строгий твой рай
Силы сердцу подай.

«Молитва» Баратынского кратка. Как учил его Джьячинто, и так учит молиться и сам Экклезиаст. «Не торопись языком твоим и сердце твое да не спешит произнести слово пред богом, потому что бог на небе, а ты на земле, поэтому слова твои да будут немноги. Ибо как сновиденья бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов».

Евгений Абрамович включил это стихотворение в свою последнюю книгу «Сумерки». И очень надеялся, что его поймут, как поняли библейского проповедника, закончившего ход своих грустнейших на свете мыслей, казалось бы, совершенно не вытекающем из него финалом.

«Выслушаем сущность всего. Бойся Бога и заповеди его соблюдай, потому что в этом все для человека, ибо всякое дело бог приведет на суд и все тайное хорошо ли оно или худо».

Автор книги-проповедника - гениальный писатель. 12 глав он держит нас в напряжении, нагнетая ощущение логического тупика, безысходности, абсурда, и лишь в последних трех строчках приоткрывается тайна бытия. Конечная цель всякого процесса, будь то учеба, торговля или жизнь, находится за его пределами. Только принимая земной путь, как подготовку к вечности, можно признать, что у него есть смысл.

Сборник «Сумерки» современники сравнивали с приведением, внезапно появившимся на улице. Минуло всего 5 лет со смерти Пушкина, а вся его эпоха казалась уже безвозвратно ушла в глубокое прошлое. Белинский назвал Баратынского замечательным поэтом, окончательно чуждым своему поколению.

Евгений Абрамович был расстроен таким холодным приемом книги, которую сам он считал лучшей. Чтобы отвлечься Баратынский решает осуществить мечту детства, Бубеньки, и посмотреть, наконец, на Италию. Они уезжают за границу. Его первые письма оттуда полны восторгов, но постепенно эмоции, которые охватывают всякого русского оказавшегося в Европе, стихают и сменяются мыслями о Родине. В письме на новый 1844 год он пишет друзьям: «Поздравляю вас с будущим, ибо у нас его более, чем где бы ни было. Поздравляю вас с нашими степями, ибо это простор, который не заменит здешние науки. Поздравляю вас с зимой, ибо она добра, блистательна и красноречием мороза лучше побуждает нас к движению, чем здешние ораторы. И, наконец, поздравляю вас с тем, что мы в самом деле 12-ю днями моложе других народов. Посему, может быть, мы переживем их 12-ю столетьями».

В детстве Баратынский был влюблен в море. Еще находясь в пажеском корпусе, он просит мать перевести его в морское училище. И вот теперь на корабле, плывущем из Марселя в Неаполь, он пишет должно быть самое радостное из всех своих стихотворений. Словно рухнули все оковы, все цепи, связывающие его с миром.

Много земель я оставил за мною;
Вынес я много смятенной душою
Радостей ложных, истинных зол;
Много мятежных решил я вопросов,
Прежде чем руки марсельских матросов
Подняли якорь, надежды символ!


В Неаполе Анастасии Львовне стало плохо. Евгений Абрамович так переживал за ее здоровье, что ночью с ним сделался нервный удар. А на утро его не стало. Этому удивительному мудрецу было всего 44 года.
«Отходит человек в вечный дом свой и готовы окружить его по улице плакальщицы. До коли не порвалась серебряная цепочка, и не разорвалась золотая повязка, и не разбился кувшин у источника, и не обрушилось колесо над колодезью. И возвратиться прах в землю, чем он и был. А дух возвратиться к богу, который дал его». Книга Экклезиаста или проповедника.

(ИЗ СЕТИ...)

Читает - Михаил Поздняков