Её нога скользнула по затянувшейся льдом луже и она с грохотом свалилась наземь. Выругавшись грязным матом, она не очень грациозно вскарабкалась на каблуки и подумала: «Меньше выпендриваться надо! Кому надо и так заметят.» Ранний октябрьский вечер медленно закрывал глаза, опускаясь в дремоту сумерек. Стоять на углу было холодно. Он, угол, продувался всеми ветрами, превращаясь в этакую центрифугу, которая прижимала женщину к  каменной стене дома. Высотный дом имел магазины и офисы в цокольном своём этаже, они светились огромными витринами и рекламой.  Прохожие двигались мимо, каждый по своим делам, каждый со своими проблемами. Она думала о своих проблемах, в частности о том, как будет платить за квартиру в этом месяце.  И ещё она думала о том, что в этом городе много таких как она и мало надежды, что удастся заработать. Ветер разнузданно поддувал под короткую школьную юбку, открывая красивые, длинные ноги в тонких колготках. Она много лет уже не была школьницей(с тех пор как приехала в этот большой город искать славы и счастья), но клиентам это нравилось, и ей не составляло труда играть эту роль. Всё, как то, произошло само собой, как в тысячах подобных случаев, деньги, привезённые из дома, кончились быстро и кто-то дал взаймы. Когда отдавать было нечем, предложили подработать, временно. Да, нет ничего более постоянного, чем временное. Вот уже несколко лет она стоит на этом углу. Сначала были постоянные клиенты, потом они передвинулись на новеньких, более молодых(настоящих школьниц). Теперь она пробавлялась  случайными «подработками».

Уже совсем стемнело. Окна в квартирах наверху зажигались одно за другим, мерцая загадочной, неведомой жизнью, о которой лучше было не думать.  Пальцы на её руках начали синеть и она стала подумывать о том, чтобы уйти с угла, когда перед ней возник, почти из ниоткуда, тщедушный молодой человек. Что-то в нём напугало её. Быть может, тот факт, что был он бледен и мрачен, к тому же он молчал. Он был хорошо одет, но всё на нём сидело как-то неказисто, как с чужого плеча(на размер больше),даже очки. Пристальный взгляд не отрывался от её лица. Она слышала много историй о маньяках и сейчас сердце у неё подскочило к горлу. «Слушай, парень, я иду домой, оставь меня в покое!»  Она, закинув сумку на плечо, сделала несколко шагов в сторону. Он, метнувшись за ней, схватил за руку. «Постойте! У меня есть деньги!» Суетливо роясь в карманах, он извлёк оттуда кучу мятых купюр. Искушённым взглядом она сразу определила-сумма приличная. Эта сумма заставляла голос разума звучать как «детский лепет на лужайке». Он криво улыбнулся: «Я тут за углом живу, две минуты ходу.» Она упрятала деньги в сумку, подхватила его под руку и со словами «Веди!» зацокала каблуками рядом с ним в такое тревожное ближайшее будующее. Сердце щемило предчувствием, что жизнь её на исходе.Она с удивлением обнаружила, что улица была пуста, даже ветер внезапно стих, и только её каблуки выбивали: «Как же так, как же так, как же так?» ...Подьезд  дома был тёмен и тих. Они молча поднялись на третий этаж и он медленно распахнул перед ней  входную дверь.  Дверь издала жалобный скрип, как будто не хотела впускать её, предупреждая о чём-то, умоляя передумать.  Она замешкалась на пороге тёмной квартиры, сердце колотилось мыслью, что как только эта дверь закроется за ней, ничего уже не изменишь. Пальцы нащупали комок денег, проступающий через холодную кожу сумки и сделав глубокий вздох, как перед прыжком в воду, она шагнула в квартиру.

« Ну ништяк, парниша, хата у тебя нехилая!»Такого она ещё никогда не видела. В своё время, богатые клиенты приводили её в  отели, никогда домой. Одна прихожая, размером со всю её квартирку, завораживала дорогим деревом и блеском канделябров.  Он галантно предложил ей снять куртку, шарф и не спуская глаз с её лица, повесил их в шкаф. Всё так же молча, он взял её за руку и повёл в гостинную. Она пыталась сообразить, поможет ли ей то, что на каблуках она выше его на голову и нервно искала глазами что-нибудь тяжёлое. Тяжёлого было предостаточно- огромные подсвечники на чёрном рояле, хрустальные вазы и пепельницы, бронзовые статуетки тут и там. Она решила, что чем скорее это всё кончиться, тем лучше, и одним привычным движением, как ножом отрезала, растегнула молнию на кофточке. Он вздрогнул. Лицо его поблелнело ещё больше, казалось ему больно. «Нет..., мы можем поговорить?» Она не знала хороший это оборот дела или наоборот, никто ещё не платил ей за разговоры. «Я не знаю, какие тараканы у тебя в голове, парень, но я тебе тут не психолог! И деньги назад не проси, поезд ушёл!»  А в голове тревожно пронеслось: «Да чёрт с этими деньгами, может отдать?»  Он замахал руками: «Нет, нет, деньги Ваши! Но если Вам не трудно..., выслушайте меня!» Что-то жалобное, по детски наивное зазвучало в его голосе. Это что-то обезоружило её и она медленно опустилась на роскошный шёлковый диван, уверена, что крыша у него сьехала, и что она пожалеет о том, что связалась с этим юнцом.

Он вдохнул воздух как пылесос, с каким-то прихлёбом даже, сглотнул и... его прорвало. Он называл её по имени и она теперь не была уверенна у кого из них едет крыша. Его несло, он говорил быстро, как буд-то боясь, что она сейчас поднимется и уйдёт. « Я знаю Вас давно. Ещё на первом курсе, я впервые увидел Вас на улице и не смог оторваться...от Ваших глаз. Я увидел в них столько всего! Огромный мир в Ваших глазах... Я слышал там музыку, я видел там бездну. И я утонул в этой бездне. Вы не подумайте, я не сумасшедший, всегда понимал какого рода у Вас профессия. Мне всё равно. Каждый день я наблюдал издалека, как Вы уходили прочь с разными мужчинами. Я хотел их убить. Нет, я не убийца, я это понял. Но подойти к Вам никак не мог. Вы изумительно прекрасны, Вы дожны быть с кем-то гораздо лучше чем я...Извините меня, ради Бога, что ставлю Вас в неловкое положение! Но без Вас не было бы меня. Меня такого, какой я есть сейчас. Я обьясню...» Он терялся в словах, руки его суетливо теребили одежду, а над верхней нежной юношеской губой выступили бисером капли пота. «Видите ли, мои родители всегда готовили меня к совсем другой жизни. Я был рождён в семье адвокатов. Мой прадед и дед были, а отец и старший брат, есть адвокаты, и мне прочили соответствующее будующее. Но Вы мне открыли иной мир, там, в этом мире, я мог свободно разговаривать с Вами.» Она сидела молча. Голова её кружилась и было такое ощущение, что паркетный пол уплывал из под ног.  «Я бросил университет месяц назад. Бросил ради Вас, и ради этого... Я лучше покажу.»  Он неуклюже открыл крышку рояля и сел на стул прямо в пальто. Тонкие белые кисти рук взлетели над клавишами и упали вниз, как раненные птицы.

Трудно описать словами что было потом. Что-то случилось с ней, что-то странное... Мир погрузился в хаос и  гармонию одновременно. Звуки стаями кружили над ней, физически двигая воздух вокруг. Они поднимали её на своих волнах так высоко, что захватывало дух и кровь стучала в висках. Вверх...вниз...Она не могла понять этого умом, но душа её видела очень ясно, как человек, незнающий иностранного языка, понимает всё до последнего слова. Она слушала о любви, о той, что существует с начала времён, всесокрушающей, всемогущей, сжигающей до тла. Она слушала о печали и о тоске, той, что вынимает душу день за днём, как ощипывают птицу живьём, перо за пером. И опять о любви, нежной и трепетной, хрупкой, как первый подснежник. Эти звуки ласкали и жгли, трепетали кончиками крыльев бабочки на её веках и били на отмаш по щекам... То, что жизнь уже никогда не будет прежней было ясно как день, дверь этой квартиры, закрывшись, отделила прошлое от будующего... Она не заметила  как он закончил играть. Музыка продолжалась в лёгком прикосновении его руки, в её закинутой голове с длинными рыжими волосами, раскиданными по бежевому шёлковому дивану, в его, почти чёрных, пылающих глазах над её лицом. Они падали в пламя и возносились в небо много раз, каждый раз за новой звездой. Пока не осталось звёзд...

Бледный рассвет, застенчиво и неотвратимо выбеливал их небо в жиденькое молочко. Гостинная была тиха и ещё полутемна, когда в дверях прихожей повернулся ключ и жалобный скрип двери возвестил о том, что они не были больше одни. Она открыла глаза, ещё не осознавая где находится, и увидела высокую тёмную фигуру в на пороге гостинной.  На её плече сладко посапывал её ночной друг. В утреннем свете он выглядел особенно ранимым, почти ребёнок. Фигура на пороге приложила палец к губам и поманив пальцем, изчезла куда-то в недры квартиры. Сама не зная почему, она послушалась.Осторожно переложив его голову на маленькую шёлковую подушку, быстро оделась и, захватив сумку, выскользнула из гостинной. Незнакомец ждал её в прихожей. Тёмные волосы и чёрные глаза  разительно напоминали того, спящего в гостинной. Разве что, этот был постарше и повыше. Он заговорил приглушёным шёпотом. «Ты деньги получила?» Она кивнула растерянно. «Так вот, забудь сюда дорогу! Забудь, что ты здесь вообще была и что знаешь моего брата.» Она судорожно вдохнула, воздух застрял у неё в горле на секунду и само собой выдохнулось: «Он же любит меня!» Брови брата поползли вверх, он бы рассмеялся, если б не считал саму идею оскорбительной: «Любит??... Да я сам  ему тебя купил, чтобы давление в трубах ослабить, чтоб всякую дурь из головы выбросил. А то уже из глаз лилось. Ты- вещь, и сегодня он не вспомнит твоего имени!» Она внезапно увидела себя со стороны, как будто она раздвоилась. Видела как брат открыл перед ней дверь, как она, медленно повернувшись, вышла из квартиры, как дверь закрылась за ней. Она не знала сколько времени простояла на лестничном площадке, без мыслей, без чувств, когда дверь опять открылась. Она вздрогнула, почему-то  ожидая увидеть Его. «Да, и чтоб я тебя на этом углу больше не видел!» Мужчина сунул ей в руку несколько купюр: «Это, чтоб у тебя память отшибло на этот адресс.» Дверь закрылась, а она всё стояла на лестничной площадке, сжимая купюры в руке. И тут, как удар в живот, резкая боль согнула её пополам и её вырвало. «Господи, да что же это такое!» Неверными шагами, она пошла вниз по лестнице. Из её руки, как перья странной птицы, падали смятые купюры на лестницу, одна за одной. 

Таким же октябрём, сорок лет спустя, она сидела в кресле, укутавшись в плед, на веранде своего дома, на севере Франции. Её волосы были белы как снег, зато сад пылал жёлто-красным осенним великолепием, а в округе стоял такой уютный запах топящихся каминов, что не хотелось  уходить. А идти нужно было. С минуты на минуту должны были приехать дети и внуки, отмечать их с мужем юбилей. Он вышел на веранду и с улыбкой, всё так же голантно, подал ей руку: «Ты помнишь, любовь моя, как мы встретились?» Она улыбнулась и, еле касаясь, погладила его по щеке: «Конечно...» Она помнила всё. Как уехала в другой город , как через год он её нашёл и они расписались, без свадьбы... Как его семья отказалась от него и как трудно им было выживать... Как он сидел сутками за инструментом,  пока она мыла полы в офисах... Как он победил на первом конкурсе и заставил её уволиться с работы в тот же день... Как признание потекло рекой... Как рождались дети и внуки... «Конечно, милый!»  Они, взявшись за руки, медленно, с трудом передвигаясь, побрели по дорожке к главным воротам, встречать шумную, рыжеволосую, многоголосую толпу, которая уже подьезжала к дому.