Нашли.
Нашли в том же Веллингтоне. Объяснили ситуацию.
Она была очень взволнована и рада.
Много лет она ждала ответа и надеялась, что он окажется здесь опять.
Наверное, в душе нашлось небольшое место и обиде - не ответил на её письмо.
Встреча в аэропорту. Ни Александр, ни Джуди не узнали друг друга в первый момент.
Как только их представили, все всплыло в памяти обоих.
И только тут Александр Городницкий узнал о письме, узнал, что Джуди ждала его много лет.
Сразу появилась новая песня "Hello, Джуди".
Эта история была рассказана на концерте в Окленде,и вместе с Александром Городницким на сцене стояла Джуди - в настоящее время известная детская писательница.....
НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ....
СТИХИ ЛЮБВИ- ПАВЕЛ ГОРБУНОВ
В силу своих интересов, разбирая причинно-следственные связи, я просто физически ощущаю, что эти два человека должны были идти по жизни рядом.
Дважды сводила их жизнь, дважды они расставались.
Но что-то они не доделали в своих прошлых жизнях.
Видимо суждено им встретиться еще раз на этой Земле.
Good bye Judy,Good bye Judy,Good bye!
Ему очень надо вперёд сквозь преграды,ты знай!
Косматое солнце заката коснётся,прощай!
Здесь оодиночества свихнулись параллели,
Меридианы заштормили в паруса!
А в бухте Веллингтона "Дмитрий Менделеев"
Два якоря стравил,конечно,неспроста!
Страна Советов приплыла в начало Света,
В родильный дом для белых облаков!
Чинить корму,писать стихи,читать сонеты,
И спорить о любви с политруком!!
Good bye Judy,Good bye Judy,Good bye!
Горит в крови огонь от поцелуев этих
Ненашенских,нерусских,не таких!
Но надо уходить,настало лето,
Ремонт закончен,бухта ждёт других!
Good bye Judy,Good bye Judy,Good bye!
Прошли года и изменились лица,
И каждому за семьдесят уже!
Но иногда им параллели начинают сниться
И силуэт на тающей корме!...
Good bye Judy,Good bye Judy,Good bye!
Меридианов выгнутых как у судьбы лекало,
Штормящих звёзд счастливые глаза!
Как мало им,а значит,много надо
Под странным небом Южного Креста!
Good bye Judy,Good bye Judy,Good bye!
В краю, где солнце светит с севера......
„Прощай же, Новая Зеландия.
Прощай же, город Веллингтон".
Путешествие по городу Веллингтон с Александром Городницким.
Песня: „ Новая Зеландия ".
Новая Зеландия (А. Городницкий)
Джуди Холовей
Не повышает настроения >
Лесистых склонов красота.
У нас сейчас метель весенняя,
А здесь осенние цвета.
Веселый марш играет радио,
Вода запела под винтом.
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
Здесь мной не пахано, не сеяно,
Не для меня тепла вода.
В краю, где солнце светит с севера,
Не знать мне женщин никогда.
Грущу сейчас чего же ради я
И вспоминаю не о том?..
Прощай же, Новая Зеландия,
Прощай же, город Веллингтон.
В московском утреннем автобусе,
От красоты твоей вдали,
Я вспомню вдруг, что есть на глобусе
Полоска северной земли....
Не потерять того, что найдено
На берегу твоем крутом...
Прощай же, Новая Зеландия!
Прощай же, город Веллингтон.....
Александр Моисеевич, жить вам до старости сто лет, и больше!!!
Ретро, ретро....вот и мы скоро станем совсем РЕТРО.
Пока мы еще-полу-ретро, наверное)))... а у Городницкого-молодость наших родителей незабвенных.
А наши воспоминания молодым не так уж и важны, у них своя, порой нелегкая, действительность, да и у нас тоже она не легче....действительность эта.
Городницкий
Помните, в тридцатые года
Был великолепен юный Кторов?
Грибова с Качаловым?" -
"О да,
Нет уже теперь таких актеров".
"Помните часовню на Сенной?
На базаре книжные развалы?"
"Позже под метро ее взорвали.
Вид теперь у площади - иной".
"Помните трамвайные огни?
В темноте их узнавали сразу -
У "шестерки" - синие они,
У "семерки" - два зеленых глаза".
За окном кружит осенний лист.
Над пустым гнездом танцует птица.
В ту страну, где все мы родились,
Никому из нас не возвратиться.
О местах, что стали далеки
(Нынешние суетны и плохи),
По ночам вздыхают старики -
Эмигранты вымершей эпохи......
Александр Городницкий -
Пластиночка ретро.
Фрагмент выступления в Гнезде глухаря 26.11.2009 года.
Размещается с разрешения автора.
Аккомпаниатор - Костромин Александр Николаевич.
Кторов, актер...ну совершенно не помню))))) Это уж совсем глубокое "ретро)
Тому, кто помнит...
Кторов и Ильинский-Праздник Святого Иоргена
Валентина Токарская фильм-Марионетки
Это к слову. Просто мне- Пластинка Ретро- Городницкого оч нравится
Впрочем, трудно сказать, ЧТО мне у него не нравится))))))))
Интересная история!
И куда же делось золотое обручальное кольцо,вложенное в недошедшее до барда письмо?
Замполит сказал:Отлично И пропил его, кольцо золотое(наверное)))))- хорошо, что не дошедшее до барда письмо осталось у доброго замполита.....
В те времена за связи с иностранцами, порочащие советского человека, ой как карали строго))
А какая красивая Джуди Холовей в свои 70 (с хвостиком лет)))))) В какой красоте живет наша Оксана Впрочем, хорошо там, где нас нету.....
Александр Городницкий и ЖЕНА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА
Александр Городницкий
Почти все свои песни я писал в связи с конкретными событиями, поскольку начисто лишен творческого воображения, и песни для меня всегда были формой дневниковой записи.
Так, песня «Снег» написана после экспедиции на Крайний Север, а «Над Канадой небо сине...» после захода в порт Галифакс в Новой Шотландии.
Песня про жену французского посла, пожалуй, единственное исключение, которое принесло мне немало неприятностей.
В апреле 1970 года наше научно-исследовательское судно «Дмитрий Менделеев» зашло в порт Дакар, столицу Республики Сенегал.
На следующий день на судно прибыл советский посол в Сенегале, от которого мы узнали, что на третий день нашей стоянки в Дакаре приходится национальный праздник республики – День независимости, в честь которого должны состояться военно-морской парад и спортивные празднества, включающие гонку пирог и другие соревнования.
В день праздника капитан приказал спустить судовой катер, на который в число избранных попал и я.
Подняв красный государственный флаг, катер смело двинулся в самый центр гавани, где проходил парад военного флота Республики Сенегал, состоявшего из нескольких списанных во Франции старых тральщиков и одного эсминца.
На океанском берегу были установлены трибуны, на которых разместились правительство, дипкорпус и множество приглашенных гостей. В честь праздника состоялась показательная высадка десанта на воду. Черные парашютисты бодро выпрыгивали из двух больших транспортных самолетов, неспешно пролетавших вдоль берега. Упав на воду, они ловко раскрывали свои надувные плотики и ожидали подбирающий их катер. Пара парашютистов, видно, плохо рассчитав, вместо моря засквозила в сторону суши, и главный распорядитель махнул рукой – этих можно не подбирать.
В этот момент я и увидел жену французского посла. Она стояла на центральной трибуне неподалеку от президента рядом со своим мужем под небольшим французским триколором.
Увидел я ее в подзорную трубу, выданную мне капитаном, с расстояния минимум три кабельтова.
Все, что я успел разглядеть, – это белое длинное платье и широкую белую шляпу, за которой развевался тонкий газовый шарф. Настроение было праздничным, и, вернувшись на судно, мы решили отметить День независимости Сенегала. Вечером того же дня, прикончив вместе с коллегами бутылку терпкого непрозрачно-красного сенегальского вина, я придумал на свою голову озорную песню о жене французского посла, чей светлый образ некоторое время витал в моем нетрезвом воображении.
Неприятности с этой песней начались не сразу, но продолжались много лет. Одна из них произошла в конце 1982 года, когда я выступал накануне Нового года на вечере московских студентов в концертном зале Библиотеки имени Ленина напротив Кремля.
В числе многочисленных заявок на песни в записках чаще всего фигурировала песня «про жену французского посла». Обычно я эту песню на концертах не пел. Тут же, под влиянием многократных заявок, притупив обычную бдительность и расслабившись, я ее спел под бурные овации всего зала, и, как немедленно выяснилось, – совершенно напрасно, поскольку, как известно, в нашей стране" скорость стука значительно превышает скорость звука"....))
Уже 3 января мне домой последовал звонок из Бюро пропаганды художественной литературы при Московском отделении Союза писателей СССР со строгой просьбой немедленно явиться к ним.
Оказалось, что туда уже пришел донос на меня, составленный «группой сотрудников библиотеки».
В доносе отмечалось, что я в «правительственном зале» (почему он правительственный – потому что напротив Кремля?) разлагал студенческую молодежь тем, что пел «откровенно сексуальную» песню, в которой «высмеивались и представлялись в неправильном свете жены советских дипломатических работников за рубежом».
Услышав это обвинение, я не на шутку загрустил.
«Так что вы там пели? -
спросила меня строгим голосом самая пожилая дама – старший референт.
– Про жену советского посла?»
– «Не советского, а французского», – робко возразил я.
«Ах, французского?
Ну это уже полегче. Ну-ка, спойте нам, пожалуйста».
И я без всякого аккомпанемента и без особого удовольствия, осипшим от новогодних застолий голосом спел им эту песню. Народ за столами заметно оживился.
«Ну ладно, – сказала пожилая дама, и в ее металлическом голосе зазвучали смягчающие нотки.
– Идите.
Только больше этого, пожалуйста, не пойте».
Другая история, связанная с этой песней, произошла в моем родном Ленинграде в 1971 году на следующий год после ее написания, когда мне понадобилось снова оформлять визу за рубеж для следующего плавания.
Самым главным документом, представляемым для оформления визы, как хорошо известно людям моего поколения, была характеристика, подписанная так называемым «треугольником», который значительно страшнее Бермудского (дирекция института, партком и местком).
Инструкция эта составлялась по строго канонической форме. Чтобы проверяющий ее чиновник не тратил зря время на ее изучение, в правый верхний угол выносились главные сведения о представляемом. Про меня, например, было написано так:
«Характеристика.
Составлена на: Городницкого Александра Моисеевича, беспартийного еврея 1933 года рождения».
Ясно, что при таких беспросветных исходных данных дальше можно не читать, а сразу надо откладывать личное дело в сторону.
Так вот, на следующий год после появления злополучной песни про жену французского посла, когда мне снова понадобилось оформлять документы в очередной рейс, меня вызвал к себе тогдашний секретарь партбюро Борис Христофорович Егиазаров, известный геолог, профессор и доктор наук, седой и красивый невысокий армянин с орлиным носом и густыми бровями, обликом своим напоминавший графа Калиостро.
Когда я прибыл к нему в комнату партбюро, где он был в одиночестве, он запер дверь на ключ, предварительно почему-то выглянув в коридор.
– У нас с тобой будет суровый мужской разговор,
– объявил он мне.
– Ты мне прямо скажи, что у тебя с ней было.
Я сел на стул и стал морщить лоб.
– Да нет, ты не о том думаешь,
– облегчил мои экскурсы в прошлое секретарь,
– я тебя не про всех твоих баб спрашиваю, партию это совершенно не интересует.
Я спрашиваю конкретно про жену французского посла.
Я облегченно вздохнул и заученным тоном первого ученика сказал:
– Борис Христофорович, ну что может быть у простого советского человека с женой буржуазного посла?
– Ты мне лапшу на уши не вешай,
– строго обрезал меня секретарь,
– и политграмоту мне не читай – я ее сам кому хочешь прочитаю.
Ты мне прямо говори – было или нет? Мне тут твою песню принесли, и я ее внимательно изучил. И понял, что такую песню просто так не напишешь, там такие есть строчки, что явно с натуры написано. Давай договоримся по-мужски: ты сознаешься и рассказываешь мне некоторые детали, а я тебе сразу же подписываю характеристику. Ведь ты уже в песне и так все рассказал, остается только чистосердечно подтвердить, тебе же легче будет. Пойми, Саня, я же тебе добра желаю. Скажу тебе честно, я бы и сам не устоял, – французская женщина, жена посла... Всякое бывает.
Но советский человек, даже если раз оступился, должен стразу же покаяться. Потому что, раз ты сознался, значит, ты перед нами полностью разоружился и тебе опять можно доверять.
– Перед кем я разоружился? – не понял я.
– Перед партией, конечно!
Целый час, не жалея сил, он пытался не мытьем ,так катаньем вынуть из меня признание в любострастных действиях с женой французского посла. Я держался с мужеством обреченного. Собеседник мой измучил меня и изрядно измучился сам. Лоб у него взмок от возбуждения.
– Ну, хорошо, – сказал он, – в конце концов, есть и другая сторона вопроса. Я ведь не только партийный секретарь, но еще и мужчина. Мне просто интересно знать – правда ли, что у французских женщин все не так, как у наших, а на порядок лучше? Да ты не сомневайся, я никому ничего не скажу!
Я уныло стоял на своем.
– Послушай, – потеряв терпение, закричал он, – мало того, что я просто мужчина, я еще и армянин! Армянин как мужчина – это еврей со знаком качества, понял? Да мне просто профессионально необходимо знать, правда ли, что во Франции женщины не такие, как наши табуретки, ну?
Я упорно молчал.
– Хорошо, – сказал он, – никому не веришь, да? Партии родной не веришь, мужчине не веришь, армянину не веришь.
Он протянул руку к телефонной трубке и снял ее с рычагов.
– Видишь, в таком положении она уже ничего не записывает. Сознавайся!
Я так испугался, что замолк, кажется, навеки. Поняв, что толку от меня не добиться, он снова надел пиджак, повязал галстук и, глядя мимо меня куда-то в пространство, произнес:
– Неоткровенен Городницкий перед партией. Скрывает факты. Уходи. Ничего я тебе не подпишу!
Расстроенный, вышел я из партбюро и побрел по коридору. В конце коридора он неожиданно догнал меня, нагнулся к моему уху и прошептал:
– Молодец, я бы тоже не сознался!
И подписал характеристику.
Одноклассник и приятель моего друга, замечательного историка Натана Эйдельмана, профессор физики Владимир Фридкин написал целый рассказ
«Новые подробности о жене французского посла».
В отличие от Натана, он был «выездным» и много раз выезжал с лекциями в разные европейские страны. Однажды он должен был в очередной раз поехать в Италию, в Рим, и Эйдельман попросил его снять на видео комнаты в особняке, принадлежавшем прежде подруге Пушкина Зинаиде Волконской. Оказалось, что в этом особняке сейчас располагается английское посольство и нужно специальное разрешение для съемки.
Выяснилось, что жена у посла – русская, и Володя получил не только разрешение на съемку, но и приглашение на ужин.
Ужинали втроем.
Посол, высокий и белокурый мужчина, настоящий лорд, по-русски не понимал, поэтому беседу поддерживала его жена.
Выяснилось, что много лет они жили в Сенегале, где ее супруг также возглавлял британскую дипломатическую миссию.
«Что вы говорите! – воскликнул Фридкин. – А у меня есть приятель, который написал песню о Сенегале!»
– «Ну-ка, спойте», – попросила жена посла.
И Володя Фридкин, который поет еще хуже меня, прямо за посольским столом спел им эту песню.
Жена посла перевела своему супругу песню на английский, и величественный и молчаливый до этого английский лорд начал вдруг что-то быстро и говорить своей жене.
«Мой муж интересуется, в каком году ваш приятель был в Сенегале».
Услышав ответ, она сказала:
«Ну, конечно, это Женевьева Легран. Правда, ей тогда было уже за сорок, но она была еще очень хороша»......))
Десять лет назад на моем авторском вечере в театре «Школа современной пьесы» на Трубной площади в Москве, в конце первого отделения на сцену неожиданно поднялся чернокожий красавец, держа в руках огромный тамтам, и на хорошем русском языке произнес:
«По поручению Его Превосходительства, Чрезвычайного и Полномочного Посла Республики Сенегал в России я имею честь вручить господину Городницкому этот тамтам в знак уважения за то, что в России впервые за всю ее историю была написана песня..... о Сенегале»......)))))
Александр Городницкий исполняет свою песню "Жена французского посла" (гитара - Михаил Грайфер). Запись с ТВ-передачи "Споёмте, друзья!" (ведущая - Наталья Козелкова).
Спасибо, Александр!
Городницкий-совершенно фантастическая по многообразию своих талантов и достижений личность – поэт, бард, геолог, океанолог, геофизик, профессор, доктор наук, заслуженный деятель науки, заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии им. Булата Окуджавы Александр Городницкий.
Александр Городницкий – как причудливо сложилась жизнь!
Гуманитарий до мозга костей, а выучился на геофизика, много лет провел в Сибири в поисках редких руд, потом переключился с земных недр на океанские бездны…
Блокадник-дистрофик, боявшийся в школе уроков физкультуры, он выбрал жизнь, полную испытаний на прочность, и душевную, и физическую....
Но поэзия всегда и всюду была с ним.
Потому что геологом, геофизиком, океанологом с мировым именем он стал.
А поэтом – родился.
И, кажется, что, будучи поэтом по рождению, он пришел в науку, сам того, возможно, на первых порах и не осознавая, за материалом для своих будущих стихов и песен, в поисках романтических впечатлений и душевных потрясений – всего того жизненного опыта, из которого, как из сора, по словам Ахматовой, растут стихи.
Если искать аналогии – именно аналогии, не сравнения, – то это, конечно, Гумилев с его душой поэта и интеллектом ученого-этнографа, путешественника, открывателя новых земель. ………………
Каждая песня-маленькая история из жизни А.Г.
Мы идём по Уругваю,
Ночь,-хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев,
Надвигается гроза
(И мартышек голоса).
Эта песня была очень популярна как среди стиляг 1950-х гг., так и среди дворовой шпаны. Во всех воспоминаниях и мемуарах упоминается в основном только одно четверостишие.
Вероятно, исходный вариант песни и состоял из этого четверостишия.
На то, что начальный вариант песни содержал одно четверостишие, указывают и воспоминания А.М. Городницкого "И вблизи, и вдали":
В ноябре 1983 года, снова вместе с Ю.П. Непрочновым, я попал в новый рейс "Дмитрия Менделеева", следовавшего через три океана, из Калининграда во Владивосток, по маршруту -- Копенгаген, Монтевидео, остров Маврикий, Коломбо, Сингапур, Владивосток.
Новый, восемьдесят четвертый год, мы встречали в Уругвае
Помню, как в десятом классе и на первом курсе Горного института мы охотно распевали весьма популярную в то время песенку про сказочный Уругвай:
Я иду по Уругваю.
Ночь -хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса...
Мне вспомнился блокадный Ленинград, холодные утренние стены нашего нетопленного класса и лихая мальчишеская песенка про недоступный и таинственный Уругвай.
Так появилась, как продолжение этой, песня "Я иду по Уругваю"...
"Я иду по Уругваю,
Ночь - хоть выколи глаза.
Слышны крики попугаев
И мартышек голоса".
Над цветущею долиной,
Где не меркнет синева,
Этой песенки старинной
Мне припомнились слова.
Я иду по Уругваю,
Где так жарко в январе,
Про бомбежки вспоминаю,
Про сугробы на дворе.
Мне над мутною Ла-Платой
Вспоминаются дрова,
Год далекий сорок пятый,
Наш отважный пятый "А.
Малолетки и верзилы
Пели песню наравне.
Побывать нам не светило
В этой сказочной стране.
Я иду по Уругваю
В субтропическом раю,
Головой седой киваю,
Сам с собою говорю.
Попугаев пестрых перья
, Океана мерный гул...
Но линкор немецкий "Шпее"
Здесь на рейде затонул.
И напомнит, как же страшен
Бывшей мачты черный крест,
Что на "шарике" на нашем
Не бывает дальних мест.
Я иду по Уругваю
В годы прошлые, назад,
Вспоминаю, вспоминаю,
Вспоминаю Ленинград...
Немало песен послевоенных времён делались на мотивы известных зарубежных мелодий. Так и основой песни "Мы идём по Уругваю" послужила одна из песен из бродвейского мюзикла "Can-Can". Эту очень короткую песню - "I Love Paris" в 1953 г. написал Кол Портер - один из известнейших композиторов прошлого - американский автор мюзиклов и песен.....
На фото:Адмирал граф Шпее-последняя стоянка в Монтевидео
Гибель линкора-Адмирал граф Шпее
Очередь
Александр Городницкий
Я детство простоял в очередях
За маслом, керосином или хлебом,
В том обществе, несчастном и нелепом,
Где прожил я, испытывая страх.
Мне до сих пор мучительно знаком
Неистребимый запах керосина,
Очередей неправедный закон,
Где уважают наглость или силу.
Мне часто вспоминаются во сне
Следы осколков на соседнем доме,
И номера, записанные мне
Карандашом чернильным на ладони,
Тот магазин, что был невдалеке,
В Фонарном полутёмном переулке,
Где карточки сжимал я в кулаке,
Чтоб на лету не выхватили урки.
Очередей унылая страда.
В дожди и холода, назябнув за день,
Запоминать старался я всегда
Того, кто впереди меня и сзади.
Голодный быт послевоенных лет
Под неуютным ленинградским небом,
Где мы писали на листах анкет:
"Не состоял,
не привлекался,
не был."
Но состоял я, числился и был
Среди покорных, скорбных и усталых
Аборигенов шумных коммуналок,
Что стали новосёлами могил.
И знаю я - какая ни беда
Разделит нас, народ сбивая с толка,
Что вместе с ними я стоял тогда
И никуда не отходил надолго......
1995
И вот-совсем недавнее стихотворение Александра Моисеевича-
ПАМЯТИ ЕВГЕНИЯ ЕВТУШЕНКО
Безжалостна беда сей горестной утраты.
К минувшим временам назад дороги нет.
Он первым был тогда, в пору шестидесятых,
Когда забрезжил нам в окне неяркий свет.
Тот век теперь далек. Припомним годы оны,-
Мир песен и бесед тех юношеских лет,
Когда от звонких строк гудели стадионы,
И на Руси поэт был больше, чем поэт.
Кружится лист, скользя над плитами надгробий.
Оборвана стезя, и все пошло не в лад.
Ушли его друзья: Андрей, Василий, Роберт.
Ушли его друзья - и Белла, и Булат.
Умолкли в век иной тех песен отголоски.
Все в Лете утечет сегодняшней порой.
Покажется смешной и перепалка с Бродским,
И гамбургский расчет на первый и второй.
В круговороте дел, подумав хорошенько,
На свой вопрос ответ отыщешь без труда:
Той славы, что имел Евгений Евтушенко,
Не знал другой поэт нигде и никогда.
Тускнеет неба шелк. Неумолимы будни.
С минувшим рвется нить
Вращается Земля.
Последним он ушел, как капитан на судне,
Что должен уходить последним с корабля.
Далекие года.
Забывшиеся сплетни.
Июльского дождя на перепутьях след.
Он первым был тогда - теперь он стал последним,
Который, уходя,
в передней
гасит
свет......
Александр Городницкий
02.04.2017
В середине семидесятых годов прошлого, наверное, лучше все таки уточнить - 20-ого - века, в порт Веллингтон, Новая Зеландия, зашло научно-исследовательское судно "Дмитрий Менделеев".
На этом судне работал ученый, для многих более известный в то время бард - Александр Городницкий.
Для коммунистов Новой Зеландии это было большим событием.
Даже трудно поверить сейчас, что в этой маленькой стране с крошечным населением была Коммунистическая партия со своей историей и со своими расколами.
Именно к тому времени, когда "Дмитрий Менделеев" посетил Новую Зеландию, относится раскол в партии.
Партия была разделена между сторонниками Советского Союза и Мао Цзедуна.
Понятно, что когда посланец Советского Союза вошел в гавань Веллингтона, молодые коммунисты не остались равнодушными к этому событию.
Они приходили пообщаться, помочь советским морякам - корабль зашел в порт для ремонта.
И вот два человека: Александр и очаровательная женщина по имени Джуди закружились в любовном вихре. У каждого за спиной уже приличный опыт прожитых лет, а их штормит, как юных влюбленных. Богу вообще безразлично, в каких странах живут эти две половинки, предназначенные друг для друга, каким партиям они принадлежат. Все это - потустороннее. Он свел эти два создания, Он помог им найтись.
Время течет быстро, пришла пора, и судно уже готовилось к отходу. Джуди написала письмо , вложила в него золотое обручальное колечко - знак вечной симпатии и попросила передать письмо Александру.
Но все несчастье, а может быть и счастье - кто же в таком случае может решить, что свалилось им на голову, - было в том, что письмо она передала замполиту - "главному коммунисту" корабля
Те, кто жил или взрослел в те годы, знают, какую власть имели замполиты.
Часто от них зависела судьба, а порой и жизнь человека.
Замполит письмо не передал адресату. Александр Городницкий в тот момент ничего о письме Джуди не узнал.
И можно только догадываться, от каких несчастий уберег замполит корабля автора "Атлантов", "Перекатов" и других любимых песен.
Прошло много лет.
В Новой Зеландии Клуб бардовской песни готовится к встречи с любимым бардом, а заинтересованные в происходящих на Земле геологических процессах ждут его, как ученого, с лекцией.
Сопровождающие А.М. Городницкого, связавшись с нашими русскими новозеландцами, просят: - разыщите Джуди...
Легко сказать, разыщите. Где же ее искать через столько лет? Может она вышла замуж и сменила фамилию, а может и не живет больше в Новой Зеландии? Мало ли что могло произойти за эти годы с человеком........