ПРО МАМУ
Пела мама обычно за работой - штопкой, глажкой. Или когда мастерила
шляпки из материала заказчика. Откуда-то (скорее всего от тети Веры) нам
досталась деревянная болванка, на которую, она, предварительно
распарив, натягивала фетр, прибивая гвоздиками и тем самым придавая
форму, а потом создавала свои маленькие шедевры для заказчиц,
подрабатывая нам на жизнь, довольно нищенскую. Недавно в фильме про Коко
Шанель узнала, что та тоже начинала со шляпок, но показанные в фильме
модели не впечатлили: у мамы было интереснее. Она экспериментировала в
основном с полями, помещая их то вертикально, то вкруговую, то под
углом, находя бесконечно разные варианты изгибов, то двумя будочками над
ушами, то крылышками, как на сандалиях Меркурия. Из обрезков цветной
кожи и замши, из покрашенных ею же деревянных бусин делала и нашивала
изящные украшения в виде резных листиков, лепестков, ягод. Получалось
всегда шикарно, потому что вкус у мамы был безупречный, а фантазия
неиссякаемая. Пела за делом, но читала по книжке только в свободное
время. Это был отдельный ритуал. Мама надевала синий стеганый халат с
поясом-шнуром (как уж он у нее сохранился от довоенной жизни при всех
наших военных скитаниях!?), зажигала настольную лампу под зеленым
абажуром, закуривала папиросу Беломор или Любительскую и начиналось
волшебство.
У нас была хорошая библиотека (отец собирал, но в голодные послевоенные
годы почти всё ушло к букинистам), а у мамы был не только талант чтицы,
но и прекрасный вкус. Мне доставалось все самое лучшее в литературе и в
самом лучшем, мамином исполнении.
Были в мамином репертуаре и революционные песни. Особенно я любила "Заводы, вставайте, шеренги смыкайте, на битву, на битву шагайте, шагайте. Проверьте прицел, заряжайте ружье, на бой, пролетарий, за дело свое, на бой, пролетарий, за дело свое. Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных, вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах..." Эта песня звучала тревожно и торжественно. И еще, конечно, "Там, вдали за рекой".
(Фото мамы в 18 лет и в 1950-х годах)
... Еще мама пела городские романсы - из тех, что разыскивали потом для передачи "В нашу гавань заходили корабли":
"Девушка из маленькой таверны"
Девушку из маленькой таверны
Полюбил суровый капитан,
Девушку с глазами дикой серны
И с лицом, как утренний туман.
Полюбил за пепельные косы,
Алых губ нетронутый коралл,
В честь которых пьяные матросы
Поднимали не один бокал.
Сколько раз с попутными ветрами
Из далёких и богатых стран
Белый бриг с туземными коврами
Приводил суровый капитан.
Словно рыцарь сумрачный, но верный,
Он спешил на милый огонёк:
К девушке из маленькой таверны,
К девушке - виновнице тревог.
А она спокойно, величаво
Принимала ласку и привет,
Но однажды гордо и лукаво
Бросила безжалостное "Нет!".
Он ушёл покорный и унылый,
Головою буйною поник.
А наутро чайкой белокрылой
Далеко маячил в море бриг.
В этот год, предчувствуя награду,
Несмотря на штормы и туман,
Белый бриг из Персии в Канаду
Снова вёл суровый капитан.
Словно рыцарь сумрачный, но верный,
Он спешил на милый огонёк:
К девушке из маленькой таверны,
К девушке - виновнице тревог.
Он не видел пьяного матроса,
Грубые не слышал голоса,
Только видел пепельные косы,
Серые пугливые глаза.
Но, войдя в завесу из тумана,
Налетел на скалы белый бриг.
Пенистые волны океана
Судно поглотило в один миг.
И никто не мог сказать наверно,
Почему в вечерний поздний час
Девушка из маленькой таверны
С океана не спускает глаз.
Вновь никто не понял из таверны,
Даже сам хозяин кабака -
Девушка с глазами дикой серны
Бросилась в пучину с маяка.
"Когда в море горит бирюза"
Когда в море горит бирюза,
Опасайся дурного поступка.
У нее голубые глаза
И дорожная серая юбка.
Увидавши ее на борту,
Капитан вылезает из рубки
И становится с трубкой во рту
Возле мисс в ее серенькой юбке.
Говорит про оставшийся путь,
Мисс любуется морем и шлюпкой,
А он смотрит на девичью грудь
И на ножки под серенькой юбкой.
Брось, моряк, не зови
Ты на помощь лихого норд-веста.
Эта мисс ведь из знатной семьи
И к тому же другого невеста.
А на утро в каюте лежит
Позабытая верная трубка,
И при матовом свете блестит
Одинокая серая юбка!
И изгибы прелестной ноги
Изучает моряк без норд-веста,
Хотя мисс и из знатной семьи,
Хотя мисс и другого невеста.
"Край велик Пенджаб"
Там, где Ганг струится в океан,
Там, где голубеет небосклон,
Там, где тигр крадётся средь лиан
И по джунглям бродит дикий слон,
Там раджа гнетёт великан-народ,
И порой звучит один напев,
То поёт индус, свой скрывая гнев:
"Край велик Пенджаб,
Там жесток раджа,
И порой его приказ
Смерть и кровь несёт для нас.
Для жены своей,
Для пустых затей
Славный свой народ
Магараджа гнетёт".
Лесть придворных сделалась груба,
И печаль властителя томит.
- Эй, позвать ко мне сюда раба!
Пусть хоть он меня развеселит..
Край велик Пенджаб,
И велит раджа:
Кого любишь всех сильней
Любишь всех сильней,
Для меня, раджи, убей.
Так он сказал,
Так приказал.
Слово - закон,
Иль ты будешь сам казнён.
Ждёт три дня и три ночи весь Пенджаб.
Ждёт владыка, опершись о трон.
Вот к нему приходит к бедный раб,
Чью-то голову приносит он.
И глядит раджа на неё, дрожа,
В ней черты знакомые нежны,
Он узнал лицо своей жены.
Край велик Пенджаб!
- Как велел раджа,
В мире ту, кого любил,
Для тебя твой раб убил.
Так ты сказал,
Так приказал,
Верность слепа,
Прими же дар раба.
"Шумит ночной Марсель..."
Шумит ночной Марсель
В "Притоне трёх бродяг",
Там пьют матросы эль,
И курят женщины отравленный табак.
Там жизнь не дорога,
Опасна там любовь,
Недаром негр - слуга,
Так часто по утрам
Стирает с пола кровь.
Трещат колоды карт,
И стук червонцев глух.
Сердца пьянит азарт,
А руки тянутся к ножам, как вдруг...
В перчатках чёрных дама
Вошла в притон и смело
Служанке приказала
Подать вина.
И в "Притоне трёх бродяг"
Стало тихо в первый раз,
И никто не мог никак
Отвести от дамы глаз.
Лишь один надменный взор
Не смутил той дамы взгляд.
Жан Дюкло, апаш и вор,
Пьет вино, как час назад.
Скрипку взял скрипач слепой,
Приложил её к плечу.
- Эй, апаш, танцуй со мной,
Я танцую и плачу...
Концовка отсутствовала, но было ясно, что кончится все плохо: кто-то кого-то зарежет непременно.
И такая вот забавная песенка была еще в мамином репертуаре - "Зашел я в чудный кабачок".
Мама пела и из Вертинского:
В пыльный, маленький город, где вы жили ребёнком,
К вам весной из Парижа пришёл туалет.
В этом платье печальном вы казались Орлёнком,
Юным герцогом сказочных лет.
В этом городе пыльном по ночам вы мечтали:
О балах, о пажах, вереницах карет.
И как будто ночью в горящем Версале,
С мёртвым принцем танцуете вы менуэт.
В этом городе сонном, где балов не бывало,
И где не было даже приличных карет.
Шли года. Вы поблекли, ваше платье увяло.
Ваше пышное платье "мезон ля финет".
Я и сейчас не могу сдержать слез, когда вспоминаю финал песни:
Но, однажды, сбылись те мечты сумасшедшие.
Платье было надето, фиалки цвели.
И какие- то люди, за вами пришедшие,
В катафалке по городу вас повезли.
На слепых лошадях колыхались плюмажики.
Старый попик усердно кадилом махал.
Так весной, в бутафорском, смешном экипажике,
Вы отправились к Богу на бал...
Вот маленький кусочек воспоминаний мамы, которые она написала по просьбе
Мариетты Чудаковой, по крохам собиравшей все, что связано с Булгаковым.
Самый старый и известный переулок в Москве - Столешников.
НЭП - вакханалия довольства. Концессия Альтмана (дамский трикотаж), Фарбера
(карандаши), божественная кондитерская, кафе-мороженое, ресторан,
гостиница...Все это - в одном крошечном переулочке, и все принадлежит
частным владельцам.
В одном из домов бельэтаж занимает Константин Исидорович Фельдман. У
него есть брат-близнец, Александр Исидорович - известнейший
профессор-ларинголог, пациенты - крупнейшие вокалисты Большого театра.
Сам же Константин Исидорович, как я потом поняла, по специальности "крупный
администратор", а тогда - директор Совкино. Славен он своим
революционным прошлым - был участником восстания на броненосце
"Потемкин".
Моя тетя, совсем молоденькая и очень красивая, служила в Совкино,
"вращалась в свете" и меня - семилетнюю, вращала с собой, так как в силу
житейских обстоятельств оставлять дома меня было не с кем.
Вот так и остались у меня в памяти некоторые люди и сейчас занимающие многие умы.
Вот обычный вечер с гостями у Константина Исидоровича. Я в новенькой
матроске и с пышным бантом на темени смирно сижу в огромном мягком
кресле.
Красивый франтоватый молодой мужчина остановился передо мною и долго и
неодобрительно глядит на меня, наверно, потому что я одна занимаю
кресло, а больше сесть негде. Я также не спускаю с него глаз. Мне
интересно - когда хозяин представлял его кому-то, сказал: "Михаил
Афанасьевич". "Афанасьевич" - какое старинное имя!
Наконец он обращается ко мне: "Почему вы так смотрите на меня? Может
быть, у меня рога?". И тут я, к своим годам прочтя уже множество
взрослых книг и хорошо понимая, что это значит: "Не знаю, может быть и
есть!"
Он быстро уходит в соседнюю комнату, и я слышу его громкий возглас: "Вы
послушайте, что говорит этот ребенок!". Подбегает тетя:
- Татьяна, я же со стыда сгорела! Ты понимаешь, что говоришь?
- Аля, а кто это?
- Булгаков.
Он не решался сесть со мною в одно кресло, но это спокойно сделал другой,
тоже красивый и нарядный блондин. Про него- то я уже знала, что поэт -
Есенин!
Не могу вспомнить, в этот или в другой "гостевой" вечер был и приятель
Есенина - Мариенгоф. Тоже красивый, тоже прекрасно одетый (в районе, где
жили мы, близ Миусского кладбища, не приходилось видеть такой одежды), и
самое интересное - с моноклем! Да, да, не у Булгакова, а именно у него
был монокль!
Не могу связать воедино два имени: Есенин и Айседора.
Ее помню так: Красавица! Локоны! Красная туника. Кто-то сел за рояль.
Она, скинув туфли, танцует на ковре, вздымает летящий алый шарф. Он
мешает ей танцевать, задевает за люстру, подвески опасно звенят, все
вскрикивают. Были ли они в один вечер с Есениным? Если так, то не
заметила, чтобы общались. Может быть, были еще не знакомы. Это был,
наверное, 1923 год.
(На фото: маленькая Ирочка Мягкова. Радости детского сада)
Но вернемся к музыкальным темам книги...
В Ткварчели развлечений не было никаких. И вдруг - концерт цыганского ансамбля. Праздничный выход в свет! Ожидание зажигательных плясок и роковых романсов.
Боже, какое оскорбительное разочарование!
Цыгане были ненастоящие, грузные и некрасивые, одетые в аляповатые костюмы. Пели дребезжащими голосами. Лениво расхаживали по сцене. И, главное, репертуар - совершенно не цыганский: какой-то случайный набор пошлостей и несуразностей. Среди последних - песня с припевом: "Сыночек, маленький сынишка, давно я жду тебя, парнишка, чтобы тебя в свой паспорт записать". Казалось диким ожидание ребенка с единственной целью - записать его в паспорт.
Публика, бедно одетый рабочий люд, заплатившая немалые по тем временам деньги за билеты, сидела, как каменный монолит. Она тоже понимала, что ее надули, но возмущаться не было сил, да и привычки тоже. И потом, было ли с чем сравнивать?!
Прообразом нынешних корпоративных вечеринок были концерты в учреждениях (обычно среди дня), куда приглашали "не тарифицированных артистов". Популярной парой были Вейланд Родд и Ларита (или Лолита) Марксити. Она - из испанских детей, приехавших в Союз в 1937 году, что вызывало мой жгучий к ней интерес. Пела и аккомпанировала себе на аккордеоне. Он - чернокожий актер из Америки (тогда в диковинку, мы знали только не менее экзотического Поля Робсона), много старше ее, тоже пел. Публика знала его по советским фильмам ("Пятнадцатилетний капитан", в частности, где он сыграл Геркулеса) и тепло принимала. Они пели испанские и американские песни. И это была полноценная программа...
Уже после возвращения домой из Ткварчели мне посчастливилось попасть на концерт Вертинского в концертном зале гостиницы "Советская". Мама тогда работала в Министерстве культуры секретарем у какого-то бонзы, и ей постоянно перепадали предназначенные начальникам обязательные пригласительные билеты. Иначе мне трудно объяснить такую удачу: Вертинский, хотя вот уже почти десять лет как вернулся на родину, в Москве бывал крайне редко (гастролировал по стране, зарабатывая деньги), о нем нигде не писали, популярность его официально не поощрялась, но публика на концерты от этого еще больше стремилась попасть. Даже мой отец, сам музыкант, в письме неодобрительно отозвался о нашем посещении концерта: то ли не его была музыка и жанр, то ли разделял официальное мнение о "буржуазности" и "упадничестве" Вертинского. Да и видел ли он сам этого артиста воочию?
Должно быть, вследствие официального неодобрения, атмосфера на концерте напоминала ту, что всякий раз будет возникать на спектаклях Театра на Таганке: словно заговорщики и сообщники собрались на запрещенную сходку. Или счастливые избранники судьбы вдруг обнаружили себя частью некоего сообщества. Люди прогуливались, оглядывая друг друга доброжелательно. Одеты были нарядно, насколько в те годы это было возможно.
Вертинский произвел впечатление двойственное. С одной стороны, показался очень старым и, вследствие этого, даже жалким, бесприютным каким-то. Голос - вибрирующий, тоже старческий. Но, по мере того как развивались его достаточно независимые отношения с залом, впечатление менялось. Со своим грассирующим произношением, с присутствием неведомых носовых призвуков, с красотой лаконичных и чрезвычайно артистичных жестов, он казался пришельцем из другого времени, из другого мира. Вокруг него, казалось, существовала некая прозрачная, но непроницаемая аура, загадка, которая манила и тревожила...
Неизгладимое впечатление произвела "Маленькая балерина", не только сюжетом, но невиданной театрализацией, "зримостью песни", как назовут это впоследствии. Мелкими движениями длинных, тонких, изящных и нервных пальцев Вертинский изображал невидимую легкую юбочку танцовщицы как отзвук ее воздушного танца, как зыбкость ее существования и на сцене, и в миру.
К моему большому стыду,Белка,я не читала эти мемуары Ирины Григорьевны Мягковой и ничегошеньки о ней не знала-это Просто Открытие!
Очень нравится,очень!
Да времени ни на что не хватает!!!!
Но я все же ненадолго "сбегала"в Сеть"-вот это фото понравилось,трогательное такое-мама Ирины на коленях своей мамы(и ведь соранилось же фото!)!!!
Красавица была ее мама, Татьяна Ивановна 1916 г.р.
Какие люди!!!
Есенин, Мариенгоф,Айседора,Булгаков,Вертинский и мн.др.!!!
Да ужжж...было о ком писать мемуары....
О песнях в твоем посту-это отдельная тема,Большое Тебе Спасибо, Белка.
Продолжай пост,насколько тебя хватит!!!
(У меня тоже есть такие любимые с ранней юности книги:
А.Бруштейн-Дорога уходит в даль
Б.Балтер- До свидания мальчики
И они для меня бесценны.....
Спасибо тебе,Валя-Валентина!!!
Да ты что - какой такой стыд? Мы не можем знать всё и не в состоянии прочесть всё. Как говорится, нельзя объять необъятное. Я ведь случайно нашла и прочитала эту книгу в электронном варианте. И была очарована. И стилистикой, и содержанием... Это второе мое такое потрясение (в хорошем смысле). Первое было - мемуары Вертинского "Дорогой длинною..."
Валюшка,а вот это!!!!
"Наконец он(Булгаков!!!!!)обращается ко мне:
"Почему вы так смотрите на меня? Может быть, у меня рога?".
И тут я, к своим годам прочтя уже множество взрослых книг и хорошо понимая, что это значит:
"Не знаю, может быть и есть!")))))
Мариенгоф с моноклем)))
"Многим ты садилась на колени,а теперь сидишь вот у меня"-мама Танечка в одном кресле с Есениным )))))) Какая же умница Ирина, я в восторге от ее мемуаров -спасибо, Белка дорогая!
Да, мама у нее - чудо! Я рада, что окунула тебя в эту удивительную атмосферу.
А ты меня тоже приятно удивила. Даже не знала, что у Северянина есть "Валентина". Как же это она мимо меня прошла???
А песни-то, песни какие! Особенно первая - Виктора Астраханцева.
Ой, какой подарок для меня! Спасибо, Танюша!
Виктор Астраханцев-ДА!!! Грассирует-Вертинский улыбается))))
Астраханцев-Кумпарсита-!!!!!!!!!
Обожаю!!! -Серебряный Век и его обитателейТак же, как и ты,Белка)))
Мой мотор-шевроле.
Поклон декадансу
Лия Яковлева
........
"Радикальное средство от скуки-
Ваш изящный мотор-ландоле.
Я люблю ваши смуглые руки
На эмалевом белом руле"
(Зинаида Шишова)
Мой мотор-шевроле равен чуду.
Я катаюсь всю ночь при луне.
Никогда я счастливей не буду,
он мне будет являться во сне.
Моё платье из белого шелка,
моя белая шляпа с пером,
моя рыжая дерзкая челка
и бровей декадентский излом.
Радикальное средство от скуки
этот дивный мотор-шевроле.
Мои пальцы ,и кольца, и руки
на его серебристом руле...
Я уже никогда не забуду
его резкий и звонкий клаксон...
Мой мотор-шевроле- он оттуда,
из беспечных
изящных
времён.
Классно,правда,Валентина?)))))
Интересная публикация,спасибо.
Описание семейного обсуждения гастролей А.Вертинского напомнило мне, как родители,вернувшиеся с выступления известного тогда певца В.Козина,стали вдруг строго отзываться о "мещанских" слониках,стоявших на концертном рояле... Такое было время,время формальной серьёзности при детях, которое позднее в этой части заменилось непринуждённостью,анекдотами...
Спасибо,Валентина за любопытную тему в комментарии.
Остаётся только предположить о возможности талисманного символизма у одного из артистов (например ,у концертмейстера ) или использование статуэток слоников на рояле для концертной иллюстрации к какому нибудь исполнению,может даже и в целях лояльной сатиры (в советское время слоники порицались).
У самого В.Козина из YouTube,а также в фотографии на домашнем пианино наблюдается только мраморная кошачья фигурка (для полного изображения необходимо нажать на него).
Валя,слоники-как "символ мещанства"))
Мемориальный музей-квартина В.Козина в Магадане
Козин перенес свою заботу на котов
У него их было много
Однажды его любимого кота убили.......
Но он все равно продолжал подписывать письма:
"От Вадима Козина и кота Мосика"......
Валя, Большое Спасибо за ролик с НИКом Марковичем-замечательно.
Что-то зациклились слоны в теме... Были они у мэтра в доме.Целых Три!
Но не магические,а в виде дефицитного чая для дорогих гостей под названием "Три Слона"
После переезда с улицы Портовой уже в 1970 г. известная песня начиналась так -" Я живу в квартире номер девять,Школьный переулок,дом один".Кошек у В.Козина всегда было несколько. Больше подробностей без разрешения авторитетгого источника привести нет возможности. К сожалению, на самом Сайте,а значит и в замечательной "Гостинной У Валентины" приходится бывать всё реже и реже.И всё только из-за того,что непреодолимый Молох времени каждый раз перерывы удлиняет и удваивает...
Ирина Мягкова — известный театральный критик, переводчик. В этой книге она выступает как мемуарист, чья частная история разворачивается на фоне нашей общей истории, драматически сплетаясь с ней: война, эвакуация, обычная повседневная жизнь при советской власти, увиденная внимательным к деталям и памятливым взглядом. Но — с ощущением «чужой девочки»: лейтмотив книги задает повествованию редко встречающуюся в воспоминаниях дистанцию и очень своеобразную интонацию, позволяющие увидеть многие события совсем иначе. Героиня книги в конфликте с миром, хотя ищет гармонии и к ней устремлена. Охота к перемене мест побуждает ее много путешествовать, а любопытство к людям создает обширный круг общения. Среди ее персонажей такие яркие личности, как Р. Симонов, А. Эфрос, К. Чуковский, Ю. Мильтинис и др.
"Чужая девочка" Ирины Мягковой - одна из моих самых любимых книг. Это её мемуары. Читаются на одном дыхании. И кажется, что это всё о тебе, о нас, оно если и не случилось с тобой, с нами, то прошло рядом, коснувшись твоей судьбы, судьбы твоей страны...
Публикуя сегодня отрывки из этой книги, я сопровождаю их песнями, о которых вспоминает писательница.
Но сначала маленькое вступление литературоведа Бориса Аверина.