3105
0
ID 45815
История одной женской судьбы или чары непризнанной Музы
История одной женской судьбы или чары непризнанной Музы
Ссылка на пост
ПОДЕЛИТЬСЯ ПОСТОМ В СВОЕМ АККАУНТЕ
Комментарии (2)
14.01.2014 17:07
Спасибо! Очень интересно и полезно было узнать.
0
15.01.2014 17:39
Авторизуйтесь, чтобы оставить комментарий.
Судьба этой женщины, весьма хороший сюжет для авантюрно-приключенческих романов и телесериалов. Только все это, далеко не вымысел, а реальная жизнь.
Из всех литературных героинь, с которыми ее сравнивали, она больше всего напоминала Миледи из «Трех мушкетеров» — яркую, притягивающую к себе демоническую красавицу, незаурядную женщину, обладающую массой достоинств, в то же время коварную, бессердечную, но все-таки внушающую и любовь, и жалость.
Каролина Розалия Текла Ржевуская, вошедшая в историю под именем Каролины Собаньской , родилась в Рождественскую ночь 1795 года в отцовском имении Погребище на Волыни. Она принадлежала к одному из самых знаменитых польских аристократических семейств. С раннего детства пан Адам начал вывозить дочек в свет — сначала в имения многочисленных родственников, потом в венский дворец кузена Вацлава Ржевуского. Жена последнего, Александра Любомирская, едва спаслась из революционного Парижа, где на гильотине погибла ее мать. В семье дяди Вацлава племянницы выучились французскому языку и манерам, которые пригодились им на «ярмарке невест».
В 17 лет Каролина была сосватана за соседа-шляхтича Иеронима Собаньского, который давно покинул родное имение и успешно занимался коммерцией в Одессе. Бурно растущий черноморский порт привлекал к себе товары со всего мира, обогащая интернациональный коллектив купцов — греков, итальянцев, евреев, поляков.
Собаньский был более чем в два раза старше своей юной супруги, зато без лишних слов уплатил долги ее отца и осыпал ее подарками — особенно после рождения в 1814 году дочери Констанции. Понимая, что Каролина скучает в захолустном одесском мирке, муж позволил ей устроить дома салон, где собирались местные «сливки общества». Гости с удовольствием слушали романсы в исполнении прелестной хозяйки, разглядывали ее акварели или собранную ею за немалые деньги коллекцию автографов знаменитых людей, от Наполеона до госпожи де Сталь.
Среди посетителей ее салона был и второй человек в городе после наместника Воронцова — генерал Иван(Ян) Осипович де Витт, сын польского офицера и гречанки, организатор русской разведки во время войны с Францией. Двое талантливых авантюристов не могли не обратить друг на друга внимания: Каролина томилась со стариком-мужем, равнодушным к светским развлечениям, а Витту давно надоела жена, некрасивая и истеричная польская княжна.
Очень скоро Собаньская под предлогом нездоровья переехала в отдельный особняк, куда после работы в карете с занавешенными окнами приезжал Витт. Скоро любовники перестали скрываться — пан Собаньский благоразумно отступил в тень, получив за это немалые льготы, а его жена повсюду появлялась рядом с генералом.
Жена наместника Воронцова тоже была польской аристократкой, княжной Браницкой, и тоже завела у себя салон, споря с Собаньской за внимание именитых гостей.
Конкуренция двух «хозяек» Одессы достигла пика в 1823 году, когда в городе появился высланный из столицы Александр Пушкин.
Он случайно увидел Собаньскую еще двумя годами раньше в Киеве и сразу был очарован ею. В Одессе эта любовь разгорелась с новой силой: поэт то и дело рисовал на полях рукописей профиль темнокудрой красавицы. Каролине совсем не нравился этот малорослый (на 20 сантиметров ниже ее) и плохо воспитанный русский, но она не спешила расстаться с ним. Почему? Быть может, ей просто льстило столь пылкое увлечение, но больше похоже, что ее «приставил» к поэту Александр Сергеевич с присущим ему темпераментом был страстно увлечен ею.
В пестром хороводе местных красавиц он сразу же выделил двух элегантных дочерей графа Ржевуского. Обе были замужем. Младшей, Эвелине, жене Вацлава Ганского, будущей супруге Оноре де Бальзака, исполнилось семнадцать, и была она, по словам знавших ее тогда, "красивой, как ангел".
Старшая, Каролина, отличалась не меньшей привлекательностью, но уже тогда, это была красота сладострастной зрелой женщины, она только одним видом заставляла цепенеть мужчин.
Генерал Витт цинично использовал Собаньскую в своих целях, не стесняясь укладывать ее в постель к другим. По его настоянию она закрутила роман с шляхтичем Антонием Яблоновским, входившим в кружок заговорщиков. Они планировали не только поднять восстание в Польше, но и захватить Одессу, через которую поляки могли бы получать помощь из Англии и Франции. Благодаря Каролине заговор был раскрыт на корню, Яблоновский сгинул в Сибири, а Витт получил орден. Почему она охотно выполняла все его поручения?
Следующим клиентом «одесской Клеопатры» оказался человек более известный — знаменитый польский поэт Адам Мицкевич, приехавший в Одессу весной 1825 года. Мицкевич, друг и ровесник Пушкина, был так же влюбчив и так же пылко увлекся рослой темноволосой красавицей, посвятив ей немало сонетов, где Каролина скрыта под инициалами D.D. — «донна Джованна». Они уже были близки, когда отправились в Крым в странной компании Витта и Собаньского. Поездка привела к созданию прекрасных «Крымских сонетов» и… разрыву Мицкевича с возлюбленной. Возможно, его возмутило равнодушие Собаньской к судьбе мужа — он умер, простудившись в плавании, а она на следующий вечер уже отплясывала на балу. А быть может, он случайно узнал о том, что прелестная шпионка следит за каждым его шагом и читает его письма, пытаясь выявить связи с русскими революционерами.
Наверное, ее увлекала сама "романтика" тайной сыскной деятельности, требующей артистизма и умения входить в доверие. В любом случае подобные авантюры требовали ума, трезвого расчета, цинизма и незаурядной смелости. Все это у пани Каролины Собаньской было. Не был ли это способ самоутверждения? Наконец, нельзя исключать и любви, потому что Витт, по отзывам современников, был не дурен собой, пользовался репутацией Дон Жуана и был талантливым и бесчестным интриганом. Каролина Собаньская практически открыто жила с ним до 1836 года, после чего он ее покинул.
Общественное мнение прекрасную Каролину мало заботило. Она доказала себе и другим, что имеет право им пренебрегать и ничего от этого не теряет - ни ума, ни очарования, ни поклонников.
В конце 1829 года она отправилась в Петербург. Здесь опять состоялась ее встреча с Александром Сергеевичем. В то время Пушкин уже думал о женитьбе на юной Наталье Гончаровой. Исследователи его творчества и биографии, не верящие, что он мог пылко любить двух женщин одновременно, отрицают его глубокое чувство к Собаньской. Но как можно сомневаться в этом, прочитав такие строки: «Сегодня девятая годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим: я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами — всякая другая забота с моей стороны заблуждение или безрассудство… Рано или поздно мне придется все бросить и пасть к вашим ногам….» За несколько дней до этого письма, написанного по-французски и не отправленного, Пушкин вписал в альбом Каролины знаменитое стихотворение:
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом…
Влюбленному поэту было уже ясно, что его чувство не встретило отклика надменной польки — пусть даже в этот раз она уступила его страсти, как утверждали слухи, ходившие по Петербургу. Собаньская могла отдать упорному поклоннику свое тело, но не свою любовь.
Заслуживает внимания ее служебная деятельность связанная с заданием проникнуть в руководство декабристов. Ее дружба с поэтом Кондратием Рылеевым, подвигла его написать целый цикл стихов на любовную тему.
Перед Кондратием Рылеевым, словно греза, возникла внезапно стройная, высокая, красивая дама, с точеными чертами лица, изысканными манерами, роскошным и гибким станом, похожая на какую – то фею или волшебницу, ибо все в ней, решительно все, было до странности необычно: ее глубокий, отточенный, совершенно неженский ум, пылкость и образность речи. Голос ее – мягкий, влекущий, волнующий, необычайно музыкальный. Поразительная искренность, неожиданность всплеска чувств, эмоций: слез и смеха почти одновременно, с постоянною ноткою горечи в любом, даже самом веселом, рассказе; и блеск ее черных кудрей при бездонности голубых глаз – эта странная, чарующая, магическая игра природы, буквально сразила его.
Чародейка – графиня горячо и искренне рассказывала влюбленному мужчине о своей жизни, муже – эксцентричном старике с холодным, изношенным сердцем. Разящая откровенность сиятельной пани совсем растопила чистое сердце ошеломленного ее чарами Рылеева. Волшебница – сирена была очень начитана, здраво и с тонким вкусом судила о литературе, искусстве, истории, театре… Сказывалось парижское аристократическое воспитание, «голубая кровь» польских королей и князей Ржевусских – шляхтичей, мятежных конфедератов.
Рылеев постепенно все больше и больше терял голову. Он признавался в горькой интимной исповеди преданному другу, Н.Бестужеву:
«Я стал находить удовольствие в ее обществе <...>, я предавался вполне и без опасений тем впечатлениям, которые эта женщина на меня производила, и, наконец, к стыду моему, я должен тебе сказать, что стал к ней неравнодушен. Вот моя повесть, вот что лежит у меня на совести, я порой теряю голову от нее.
Неискушенный в любовных интригах Рылеев мучился несказанно: не спал по ночам, а если спал – мучился кошмарами, рыдал, писал и рвал написанное тут же в клочья, а уцелевшее – скрывал от любопытных глаз то среди деловых бумаг то в потайном ящичке бюро. Что это было?
Логически, эмоционально, документально, по датам, весь этот маленький, поистине, шедевровый – цикл связан между собою и образом, и чувствами, и настроениями, и посвящен, несомненно, лишь одному лицу – прекрасной и гордой польке Каролине Собаньской.
Своей любезностью опасной,
Волшебной сладостью речей,
Вы край далекий, край прекрасный,
Душе напомнили моей..
Рылеев постепенно все более и более сходил с ума от любви и тревоги, думая, что чувства – взаимны. Бестужев же искренне полагал, что пани Каролина – просто кокетничает, водит друга за нос, ибо: « он не хорош собою, ни ловок, ни любезен с женщинами, а поэтического дарования его отнюдь не достаточно для того, чтобы столь быстро одержать победу над столь светскою женщиною!» Рылеев протестовал запальчиво: «графиня - отнюдь не кокетка все в ней слишком естественно для этого, просто, мило!»
Это было написано в самом начале романа. Рылеев еще на «Вы» с прекрасною незнакомкой. Манящее чувство, очарование, сменилось тревогой и опасностью исходящей от этой роковой женщины.
Покинь меня, мой милый друг
Твой взор, твой голос мне опасен.
Я испытал любви недуг
И знаю я , как он ужасен.
Но что, безумный, я сказал?
К чему укоры и упреки?
Уж я твой узник, друг жестокий,
Твой взор меня очаровал!
Я увлечен своей Судьбою,
Я сам к погибели бегу…
Боюсь я встретиться с тобою,
И не встречаться не могу!
Судя по всему, ни А.С. Пушкин, погибший на дуэли в 1837 году, ни А.Мицкевич, ещё долгие годы переписывавшийся с Собаньской (сын Мицкевича сжёг переписку поэта с ней), так и не связали прекрасную Каролину с предательством и шпионажем. А пролило свет на истинную деятельность графини её собственное письмо шефу Третьего отделения Александру Бенкендорфу, где она, уязвлённая в лучших верноподданнических чувствах, перечисляет свои заслуги в политическом сыске. Но о письме узнали только в начале 1930-х, найдя его в секретной папке царского архива. Ее письмо поразительно по своей откровенности - видимо, на это и был расчет. Однако невольно своим посланием Бенкендорфу, она разоблачила себя и представила суду Времени решающую против себя улику. С полным смирением, безропотно Каролина готова была принять уготованную ей участь, но ее ужасала мысль, что ее так жестоко осудили, а ее преданная служба так недостойно искажена. «Благоволите окинуть взором прошлое: это уже даст возможность меня оправдать», - намекнула она на свои заслуги по части политического сыска. «Никогда женщине не приходилось проявлять больше преданности, - продолжала она, - больше рвения, больше деятельности в служении своему монарху, чем проявленные ею, часто с риском погубить себя».
Однако возникает вот какой вопрос: как мог Глава Государства, Николай I, не знать о секретной работе Каролины?.. Объяснялось все просто: агентурная деятельность Собаньской, в провокационных целях выдававшей себя за противницу самодержавия, велась настолько умело и тонко, была так законспирирована, что даже высшие сановники и сам Император вполне могли подозревать красавицу в политической неблагонадежности. Но возможно также, что Витт просто-напросто не спешил раскрывать источник своих сведений, которым он пользовался в целях собственной карьеры. Известно, что "в секретных сообщениях Витт не указывал имен своих агентов". Существовало положение, согласно которому даже перед высшими сановниками руководитель сыска имел право не называть имена своих агентов во избежание их деконспирации…
Как бы то ни было, Каролине пришлось подчиниться распоряжению Его Величества и покинуть Варшаву. Ей надлежало тотчас отправиться в свое имение на Подолию. Каролина в очередной раз доказала, что не способна обходиться без мужского внимания. Всего через несколько месяцев она обвенчалась с бывшим адъютантом Витта Стефаном Чирковичем, молодым сербом на русской службе, который давно уже бросал на нее исподтишка влюбленные взгляды. Когда Каролине исполнилось пятьдесят, ее муж, так и не сумевший подняться по служебной лестнице, неожиданно умер. Сплетники шептались, что его сгубили ненасытные сексуальные аппетиты «польской Клеопатры». На самом деле Собаньская, и прежде довольно равнодушная к физической стороне любви, теперь вовсе утратила интерес к ней, сделавшись при этом глубоко религиозной. На ее красоте это, впрочем, не отразилось.
Мужчины зачастую не склонны не верить женским чарам, они закрывают глаза на очень явные совпадения, недооценивая женский пол, его коварство и его умение манипулировать влюбленными. Что ж, в очередной раз оправдала себя фраза: «Женщины творят историю, хотя история запоминает лишь имена мужчин»...
Что же касается поэтов... Можно напомнить, что в тот "золотой век литературы" писали стихи если не все, то очень и очень многие. Кто-то лучше, кто-то хуже... Но и Каролина не ясновидящая - она не могла знать, чьи имена останутся в истории на века, чьими произведениями будут зачитываться, к тому же, ее, не привлекала русская речь.
Для нее Александр Сергеевич не был гением. Он был одним из многих литераторов. Достаточно вспомнить то, что жена Александра Сергеевича - Наталья Гончарова - когда он разбудил ее ночью, чтобы прочесть свое очередное творение, недовольно заметила:"Ночь создана для того, чтобы спать... Идите лягте, дружочек!". Обиженный "дружочек", недовольно вздыхая, удалился... И это жена! Которая должна верить в гениальность своего супруга! А тут Каролина...
Все это создали у исследователей творчества поэта довольно негативный образ этой дамы. Каролину Собаньскую обычно старались обойти стороной: личина этой женщины снижала величие национального поэта. Никак она не укладывалась в благостные списки, так называемых, "адресатов лирики Пушкина". А ведь Собаньская была самой яркой среди них, никуда не деться! Вообще-то, нельзя не заметить, что роль разных женщин, близость их к поэту на протяжении его жизни определялась, естественно, самим Пушкиным. Однако, после его смерти, право это присвоили себе исследователи творчества Александра Сергеевича. С тех пор именно они решают, с кем поэту можно было спать и с кем нельзя. Скажем, Анна Керн при том, что роман с ней был случаен и короток (одно "чудное мгновенье" и одно стихотворение об этом мгновеньи), возведена на пьедестал едва ли не главной любовницы добрачной его жизни: к могиле Керн в Путне постоянно приезжают новобрачные из Твери, чтобы поклясться в вечной верности друг другу. И наверняка молодожены, клянясь перед памятником Керн, не знают, что сам поэт позднее назвал Анну "Вавилонской блудницей", и не без оснований, между прочим...
Каролина Собаньская же долгие годы была вовсе устранена из биографии поэта, будучи отрицательным персонажем, не вписывающимся в отфильтрованную биографию нашего классика. Полагалось игнорировать или замалчивать, что Пушкин, до свадьбы с Натальей Гончаровой да и потом, страстно желал другую женщину. Ну недоставало юной красотке Наталье ни огня, ни страсти, и темпераментный Пушкин искал такие качества у поразившей его демонице.
Фигура Собаньской яркая, но очертания ее расплывчатые. Многого мы про нее не знаем и, кажется, эта неопределенность никогда не исчезнет. И многое здесь основывается, главным образом, на неприязни, не на твердых фактах. Она дразнила Пушкина, он в ответ писал первоклассные стихи. Стоить вспомнить, что Марина Мнишек в Годунове навеяна Собаньской, как и письмо Онегина к Татьяне. За одно это она заслуживает памяти.
Думаю, что можно осуждать деяния польской красавицы, предавшей свой народ, но посмею напомнить, что Каролина всегда гордилась своим происхождением и любила напоминать, что она прежде всего благородная полька, правнучка королевы Франции Марии Лещинской. Мать ее, Юстина, происходила из старинного рода Рдултовских, а по отцу она являлась родственницей княгини Любомирской, которую казнили на Гревской площади в Париже вместе с королевой Марией-Антуанеттой. Ветви генеалогического древа Каролины восходили и по отцовской, и по материнской линиям к известным в истории гетманам, воеводам и фельдмаршалам, и вели чуть ли не к королю Яну Собесскому.
Здесь нужно наверное вспомнить, что польская элита, того времени была отнюдь не однородна, большая часть ее была приверженной идеям независимости Польши и была пропитана духом революционного романтизма, другая часть искала жизненные благополучия верной службой российской монархии. Народ не осознавал всего этого, « что те, не любимые паны, что эти», какая разница, единственной объединяющей силой была только католическая церковь.
Племянница Анна Мнишек, увидевшая ее в 1847 году, писала матери: «Каролина ослепительно прекрасна. Я не думаю, чтобы она была когда-либо красивее, чем сейчас. Быть может, это лебединая песня ее красоты, но существует и такая красота, которая никогда не исчезает». Собаньская не собиралась встретить старость в одиночестве: красота, которую она тщательно поддерживала, должна была обеспечить ей нового спутника жизни, желательно вдали от неблагодарной России.
Примером ей стала младшая сестра Эвелина Ганская, после смерти мужа влюбившая в себя самого Оноре де Бальзака. С этими мыслями она отправилась в Париж. Бальзак встретил Каролину без восторга, назвав ее «лицемерной сумасбродкой». Холодно приняли ее и польские эмигранты, узнавшие о ее шпионаже в пользу царского правительства. На одном из приемов она столкнулась с Мицкевичем, но он сделал вид, что не узнал ее…
Не впадая в отчаяние, Собаньская попыталась завлечь в свои сети виднейшего французского критика Сент-Бева. Дело будто бы едва не дошло до обручения, но критик сбежал из-под венца, узнав поподробнее о прошлом своей невесты. В конце концов «графиня Чиркович», как ее называли в Париже, вышла за известного писателя Жюля Лакруа, который был на 15 лет младше ее. К старости он ослеп, и она ухаживала за ним целые 13 лет. Незадолго до смерти она написала ему письмо, которое велела прочесть после ее кончины. В нем есть такие слова: "О да, с тобой я была самая счастливая из женщин. Ты был моей любовью, моим счастьем, моей совестью, моей жизнью. Но смерть нас не разлучит. ... Я умру, обожая тебя, тебя благословляя. Заботься о себе ради любви ко мне". Это письмо было написано девяностолетней женщиной. Через несколько месяцев, 16 июля 1885 года, Каролина Собаньская умерла. Муж выполнил ее волю и последовал за ней только два года спустя. Ее постоянно уличали в лицемерии, но перед лицом вечности не лгут. А эти ее слова об обретенном счастье прозвучали уже с той стороны...
В 1988 году в одной из парижских библиотек был обнаружен 300-страничный дневник мадам Собаньской-Чиркович-Лакруа. Ученые в ажиотаже ждали, что вот-вот узнают детали отношений роковой красавицы с Пушкиным и Мицкевичем, подробности ее шпионских авантюр. Не тут-то было: аккуратные строчки на польском и французском содержали только безобидные сведения о здоровье, о погоде, о ценах на разные товары. При этом имена всех, с кем общалась Каролина, вплоть до продавщицы из бакалейной лавки, были зашифрованы инициалами. И уже не понять, что это: старческое чудачество или привычка опытной разведчицы, знающей, что рано или поздно ее записи попадутся на глаза если не современникам, то уж наверняка потомкам.
По материалам из Сети.