Из жизни корабельного кота Фрола
Несколько небольших забавных рассказов Станислава Солонцева про кота Фрола
Меня зовут Фрол. Я корабельный кот. Рыжего цвета, с едва заметными темными полосами, как у застиранной тельняшки. С ясными желтыми глазами, большой головой, широк в плечах, узок в бедрах. Ну, и конечно с шикарными усами. У меня один морской поход на тральщике, от которого я отстал, уйдя в самоволку. Так что море мне не с берега знакомо. Я служу на сторожевом корабле N главным спецом по уничтожению крыс.
На корабль меня принес старший лейтенант мед. службы Пономаренко, выполняя приказ старпома «из-под земли достать кота-крысолова». Взяв с собой литр «шила», он отправился на берег доставать кота, но не достал. А встретились мы с ним в кафе, куда я зашел перекусить, а он со знакомыми офицерами допивал «шило», сетуя на морскую судьбу, матеря крыс и старпома, готовясь получить от него очередное взыскание. Когда он позвал меня, я неторопливо подошел к их столику, составить компанию.
Так я оказался за бортом шинели, а затем на борту корабля, в каюте Пономаренко. Как только корабль отошел от причала, меня выпустили из каюты. По запаху я быстро нашел камбуз, где моряки, признав меня своим, сразу же накормили жареной рыбой. Самое достойное место на корабле. Как морской, интеллигентный кот, я содержал свою робу, то есть шерсть в идеальной чистоте, регулярно вылизывая ее и свое мужское достоинство, на палубу не гадил (у меня стоял в каюте Пономаренко индивидуальный толчок из консервной банки), по чужим каютам не шарился, съестное не крал. Жизнь, после двухмесячного шатания на чужом берегу начинала налаживаться.
Через неделю ст. л-та Пономаренко вызвал старпом, и задал вопрос: «Сколько принесенный кот поймал крыс?», на что тот ответил: «Кот проходит адаптацию». После чего, я незамедлительно был отправлен в кладовую, где хранились мешки с мукой и крупой, коробки с макаронами и вермишелью, и многое другое несъедобное котами. А потом начались кошмары. Откуда-то появилась крыса, потом еще и еще. Сколько их было, я не успевал считать. Забившись в угол, и стараясь не дышать, и не моргать, я застывшим взглядом смотрел, как они острыми зубами прогрызают мешки с мукой, и с оглушительным треском проделывают дыры в коробках с макаронами.
Забыл совсем сказать, что я боюсь крыс. Ну, не то, что боюсь, просто презираю. Но когда их много .... Ночь я провел в ступоре, не смыкая глаз. Крысы меня почему-то не тронули, может, просто не заметили. Когда отдраили дверь, я пулей вылетел из кладовой, примчался в каюту и, усевшись на толчок долго размышлял о создавшейся ситуации. Меня. Одного. На съедение. Вот тебе и морское братство! А через неделю оборзевшие крысы, забравшись в каюту старпома, сгрызли провода в радиоле, на которой старпом любил крутить пластинки с романсами. И самолично явившись в каюту к Пономаренко, сказал, что выкинет этого паршивого кота за борт. Я замер, спрятавшись за офицерской шинелью.
Время шло, и крысы совсем распоясались. Их встречали в коридорах, на камбузе, и даже на боевых постах. Ст. л-т Пономаренко рассыпал отравленную крупу, ставил капканы, привлек «химика», провели газовую атаку на крыс. Ничего не помогало. Старпом озверел. Взыскания сыпались одноза другим. Берег не светил Пономаренко до пенсии старпома, и у него сдали нервы. Корабль стоял у причала, офицеры сошли на берег.
Старший лейтенант зашел к себе в каюту, достал из шкапчика склянку с медицинским спиртом, и налил себе полстакана. Но он не привык пить один. И тут взгляд упал на меня. Он покопался в шкапчике, и нашел пузырек с валерьянкой. Я не любитель пить, но какой запах... . Он напомнил мне весну, когда звучат кошачьи песни, и кошки так желанны и податливы. Ст. л-т плеснул мне в пробку, приглашая к столу. После третьей рюмки Пономаренко, как был в тельняшке и брюках, медленно завалился на койку и уснул. А я, терзаемый муками совести, протиснувшись в дверную щель, нетвердой походкой направился сдаваться старпому. За борт, так за борт!
Последнее, помню, двух упитанных крыс у дверей его каюты. Проснулся я от запаха спиртового перегара в мою морду, и от тяжести в теле. Я лежал на плече Пономаренко, на мне была его рука. Медик шумно дышал и постанывал, а в иллюминатор уже заглядывало восходящее солнце. Я смотрел на его лицо, с выросшей за ночь щетиной, и думал, как ему тяжко будет получать с похмелья очередной разнос старпома. Отрыгнулась валерьянка, наверное очень сильно, потому, как ст. л-т открыл глаза, и мы оба вскочили с койки. Пономаренко матюгнулся, голой ногой наступивши на дохлую крысу. В количестве двух штук, трупы этих мерзких животных лежали на палубе, рядом с койкой. Он нагнулся и брезгливо взяв за хвосты, поднял их, не зная, куда деть этих гадов.
И тут крыс увидел я. С диким воем, похожим на крик «Мама!», взлетел на загривок Пономаренко, вцепившись в его тело когтями всех четырех лап. Тело заколотилось от страха и похмельной истерики. Не успевший разогнуться медик в свою очередь заорал не своим голосом от неожиданности и боли. Дверь в каюту распахнулась, и в проеме появилась фигура старпома, проходившего в эту роковую для нас минуту мимо каюты. Он увидел стоящего согнувшись, ошалевшего ст. л-та Пономаренко с крысами в руках и котом на шее, и потерял дар речи. Ст. л-т вытянул руки вперед, будто хотел отдать этих крыс старпому, и невнятно произнес: «Вот...Кот...». «Ну, ну»- не нашел других слов старпом, и аккуратно прикрыв дверь, продолжил утренний обход.
Крысы полетели в иллюминатор, и я отпустив когти, спрыгнул, сначала на койку, затем на палубу, где получив хороший пинок ногой вылетел в коридор. Пинок полностью протрезвил меня, сознанье просветлело, я четко вспомнил, что это я. Я! Удавил этих двух крыс и принес их по одной в каюту Пономаренко. Я не хотел за борт, и доказал, тоже способен на кое-что. Ну и что, что по-пьяни. Страх перед крысами пропал.
Догнав идущего в кладовку за продуктами камбузный наряд, прошмыгнув в у него под ногами в двери, я начал охоту. Забыв про сон и про еду, я несколько суток воевал с этими тварями. Скольких забитых мною крыс вынесли моряки из кладовой, я не считал.
Выйдя из кладовки, попал на подъем флага. Проходя перед строем моряков подранный, прихрамывающий, усталой походкой, чувствовал, как провожают меня уважительными взглядами. Я сел у ноги ст. л-та Пономаренко. «.....флаг....поднять!»-через засыпающее сознание прозвучала команда.
Да. Я корабельный кот Фрол. Боевой номер... .
Он крепко спал на руках ст. л-та Пономаренко.
Рыжий шаман
Боль! Словно моток колючей проволоки, медленно размотался в правом боку, и она впилась колючками, расползлась огненными лучами от паха до ключицы,не давая пошевелиться.
Где-то в Северной Атлантике, в одной из кают, на койке, корчился от боли корабельный медик – ст . лейтенант Пономаренко.
Болеть плохо. Болеть в походе плохо вдвойне. А, если ты корабельный медик, и заболел в походе, совсем паршиво.
Пономаренко матерился и проклинал себя за то, что не согласился лечь в госпиталь, а ушел на сторожевике на боевую службу. Он очень любил море, и не мог допустить мысли, что корабль уйдет без него. И вот камни, обнаруженные в желчном пузыре дали о себе знать.
И еще как дали! Маленькие, такие камушки. Резкий поворот тела, прыжок, даже неудачный подъем с койки, и камушки закупоривали протоки. Боль в правом боку становилась невыносимой, и ст. лейтенант временами, даже днем присаживался на корточки, прислонясь спиной к переборке, чтобы хоть немного унять ее. Медикаменты, имевшиеся у него, не помогали, и все чаще посещала мысль о применении морфия, хранившегося в сейфе медчасти.
Он лежал на спине, и постанывая, поглаживал круговыми движениями живот, но боль только усиливалась. Во всем Пономаренко винил почти непрекращающиеся шторма, способные сдвинуть не только камни в желчном, но и мозги.
Было далеко за полночь, когда двери каюты приоткрылись, в нее неслышно зашел корабельный кот Фрол. Он уселся на свою штатную лежанку, и стал тщательно умываться и вылизывать лапы. Вовремя очередного обхода корабля, он столкнулся с молодой крысой, бог весть как попавшей на корабль. И ему пришлось побегать, пока крыса с переломанным хребтом не отправилась за борт.
Улегшись поудобней на своей лежанке из бараньей шкуры, Фрол уже почти задремал, как вдруг раздался протяжный стон Пономаренко. Кот мягко прыгнул к нему на койку, и замер внимательно вглядываясь в лицо ст. лейтенанта. Вот боль перекосила его лицо и старлей опять громко застонал.
Фрол положил свою мощную лапу на самое больное место Пономаренко. Тот попытался убрать кошачью лапу, но был беззлобно укушен за палец. А Фрол положив другую лапу и потихоньку начал поочередно выпускать когти, покалывая кожу живота Пономаренко. А спустя некоторое время шестикилограммовое тело Фрола лежало на животе ст. лейтенанта и мурлыкало. Постепенно мурлыкание перешло в урчание, затем в какой-то рык.
Вдобавок Фрол начал топтаться на животе. Под аккомпанемент собственных песен он крутился то в одну, то в другую сторону, поочередно надавливая на больное место лапами, слегка выпуская когти. Кот, рычащий с захлебом, стал напоминать рыжего шамана, танцующего и бормочущего заклинания. Слюни стекали из уголков его пасти, глаза сверкали, шерсть поднялась дыбом. Внутренности у медика вибрировали и подпрыгивали, войдя в унисон с урчанием кота.
У Пономаренко было ощущение, что кот вот-вот вцепится ему в горло. Боль в животе нарастала.
Внезапно Фрол, словно огромный рыжий скат, откинув хвост, растекся по животу медика. Боль достигла апогея. Пономаренко протянул руку, пытаясь столкнуть с себя тело кота, но прикоснувшись к шерсти, получил слабый разряд тока. Внутри что-то щелкнуло, и боль исчезла. Ст. л-т моментально провалился в сон.
Фрол, словно патока стек с тела Пономаренко на палубу, и не найдя в себе сил добраться до своей лежанки, уснул.
Утром медик проснулся бодрым. Не было даже намека на боль в боку. Просто какая-то пустота. Фрол спал возле койки. Пономаренко поднял его и осторожно, чтобы не разбудить переложил кота на баранью подстилку. Тот никак не реагировал. Он проспал еще двое суток.
Боль в боку больше не тревожила Пономаренко до конца похода. Хотя шторма были жестокие.
А по прибытию в базу, он отправился в госпиталь на обследование. Рентген показал, что камней в организме не наблюдается …
Десять крыс
Для корабельного медика ст. л-та Пономаренко этот поход выдался, что тебе круиз по морю. Ни больных, ни травмированных, ни раненных. И крыс на сторожевике как то не стало. Только от безделья может возникнуть идея, научить кота считать. Хотя бы до десяти.... И вот уже два месяца он бился с корабельным котом Фролом, пытаясь вдолбить в его умную голову азы математики.
Он раскладывал на гладко застеленной койке пузырьки с пенициллином, рядами от одного до десяти, и называл цифру. Фрол внимательно наблюдал за его действиями, но активности в познании точных наук не проявлял. Впрочем, он иногда, при назывании цифры «десять», подходил к ряду с десятью флаконами. Но в этом ряду, из-за нехватки пузырьков с пенициллином, был флакон с валерьянкой. Стоило его поместить в другой ряд, и он подходил к нему. Хоть десять, хоть пять... . В конце - концов он зевал, и спрыгнув с койки на свою подстилку сворачивался калачиком, делая вид, что спит. На уговоры Пономаренко продолжить занятия, кот отвечал нервным подергиванием кончика хвоста, остальное тело оставалось неподвижным. Фрол, как бы, уходил в астрал.
Ст. л-т вздохнув и потихоньку выматерившись, убирал пузырьки в коробку. Кот наблюдал за ним, приоткрыв один глаз.
Со временем Пономаренко перегорел этим увлечением, и занятия математикой сошли на нет. Куклачева из него не получилось, кошачьего учителя математики тоже. Да и корабль уже был на подходе к родной базе. Заканчивался очередной длительный поход сторожевого корабля N.
Одним из первых, сбежавших по сброшенной сходне, был Фрол. Покачнувшись на твердой поверхности причала, он, широко расставляя лапы, слегка прихрамывая, направился в сторону жилого массива. Быстрее, еще быстрее на встречу со своей белокурой красавицей кошкой. Но встретиться им было не суждено.
Просидев под окнами битых два часа, Фрол с грустью посмотрел на окна ее квартиры. Не шевелились занавески, тоскливо стояли на подоконнике чуть завядшие цветы. Скорее всего, хозяева уехали, забрав кошку с собой. Он медленно побрел на свой корабль, когда вдруг внезапно увидел ее. Черная, как пантера, с красным ошейником, словно колье на шее, стройная и гибкая. Мозг плавно перетек в область задних лап, хвост поднялся трубой, и Фрол, мурлыча, почти на прямых лапах подошел к ней. Кошка, кокетливо наклонив голову, многообещающе смотрела на кота чуть раскосыми глазами.
Почти сутки Фрол добивался благосклонности от красотки, и добился. Она сдалась... . И в душе Фрола наступила пустота. Он возвращался на сторожевик, размышляя о превратностях кошачьей морской судьбы, и не обращая внимания на редких моряков, спешащих на свои корабли. Вдруг темнота, в виде черной шинели накрыла кота. Потом его подняли, и лишь топот матросских прогар по гулкому причалу, по сходне, по палубе какого -то корабля.
. . . . . . .
Капитан - лейтенант Никонов, суровый офицер, в вечных заботах о пропитании и снабжении экипажа спасательного судна, волею судеб был Сашкиным начальником. Была у него одна слабость, он очень любил компот из сухофруктов. А еще больше сами сухофрукты из компота. Груши и яблоки, чернослив, курага и изюм, были его излюбленным лакомством. Кок Сашка, специально для командира отливал в трехлитровый лагунок компот, половину которого составляли вареные фрукты, и относил в холодильную камеру.
Сашка был хорошим коком, но раздолбаем и лентяем. А еще он очень хотел в отпуск. Отпуск ему не светил, а Никонов, чтобы от него отвязаться, поставил условие. Поймает десять крыс, которые в невероятном количестве шлялись по кораблю, получит свой отпуск.
Но крысы ловились плохо, а в отпуск хотелось сильно. Но даже это желание не могло перебороть Сашкину природную лень. Он долго искал кота, найдя, приносил на корабль, но они сбегали до того, как поймать хоть одну крысу. И вот, совсем случайно, он встретился с Фролом. Как говорили, лучшим корабельным крысоловом.
. . . . . . . . .
Отдраив переборку, и зайдя в кладовую, Сашка развернул шинель. Перекрутившись вдоль своей оси, из нее вывалился Фрол, мягко коснувшись палубы всеми четырьмя лапами. Тело кота сжалось, готовое к прыжку в растерянное лицо противника. В глазах Сашки отразилось беспокойство. Он, как бы защищаясь, приподнял свою шинель до уровня подбородка. Кот сидел, не шевелясь, глядя ему в глаза.
«Всего десять крыс», - негромко, но почти умоляюще, сказал Сашка,- «Десять крыс». И метнувшись за водонепроницаемую переборку, задраил ее, оставив Фрола в одиночестве.
Утром, сварив компот, Сашка, наполнил лагунок сухофруктами, понес его в холодильную камеру. Осторожно отдраив переборку в кладовую, и переступив комингс, он увидел пару крыс, неподвижно лежавших на палубе. Поставив лагунок у дверей холодильника, он огляделся. Фрола нигде не наблюдалось. Сашка прошелся по кладовой, заглядывая за мешки и коробки. Что- то звякнуло возле двери холодильника. Он оглянулся и увидел метнувшееся за холодильную камеру рыжее тело кота. «Ловит, он все-таки ловит. Недаром говорили, что Фрол чрезвычайно умный кот»,- подумал Сашка, и мечтательно прикрыв глаза, мысленно отбыл в намечавшийся отпуск. Помечтав немного, он поставил лагунок с компотом в холодильник, поправив сдвинутую крышку. Бросил крыс в металлическую банку из-под сухарей, и отправился к себе на камбуз. Скоро подъем, завтрак...
В течение дня Сашка не раз заглядывал в кладовую. В одно из посещений он обнаружил еще двух крыс, умерщвленных Фролом. Они немедленно отправились в банку. Уже четыре! У Сашки поднималось настроение. Почти половина отпуска всего за полдня. Фрол не показывался.
А день выдался как никогда жаркий. После ужина, выполняя просьбу Никонова, Сашка направился в кладовую за компотом. Что может быть лучше ледяного напитка в жару? А фрукты.... Как фруктовое мороженое.
Сашка отдраил переборку, и замер. Прямо перед ним лежала горка мертвых крыс. Даже не прикрыв переборку, он присел перед горкой, не веря своим глазам. Неслышно за его спиной в оставленную щель прошмыгнул Фрол. Но Сашка, занятый крысами, этого не заметил. Он принес заветную банку, и аккуратно беря серых тварей за хвосты, отправлял их туда. Девять штук! Он крутил головой, надеясь увидеть еще одну крысу. Чуда не произошло.
Сашка глубоко вздохнул, и взяв из холодильника лагунок с ледяным компотом из сухофруктов, направился в каюту Никонова. Зайдя в каюту, и поставив лагунок на столик, Сашка нерешительно начал:
- «Товарищ капитан-лейтенант! Я девять крыс поймал. Как насчет отпуска?»
Никонов достал из шкапчика ложку:
-«Девять... . А надо десять».
Он открыл крышку запотевшего сосуда, и глаза его округлились:
-«ЧТО ЭТО?»
Сашка заглянул в лагунок, и понял, что в отпуск он уже не едет. Он облизнул пересохшие так сразу губы, и нагло сказал:
- «Это десятая крыса, товарищ капитан-лейтенант!»
Крик с набором ненормативной лексики был слышен далеко на причале.
Фрол грустным, умным взглядом посмотрел в сторону спасательного судна. Внезапно глаза его сузились, и он резко повернувшись, прихрамывая больше, чем обычно, направился к себе на сторожевой корабль N. Там л-т Пономаренко уже извелся, его ожидаючи.
Можно ли кота научить считать? Наверное. Если кот этого захочет...
Старый боцман и старый корабельный кот.
На перроне Мурманского вокзала стоял старый мичман. Небольшой чемодан меж широко расставленных ног, да картонная коробка с аккуратно прорезанными отверстиями. Вот и весь багаж. Ничто не выдавало в нем главного боцмана сторожевого корабля N.
В чемодане пара тельняшек, бритва с зубной щеткой и полотенцем, десяток пачек папирос «Беломорканал».
А в картонной коробке… . В картонной коробке, как в карцере, свернувшись клубком, лежал корабельный кот Фрол.
Сколько же моряков, игравших ДМБ, он проводил с этого перрона? Сотню? Две сотни? Наверное, гораздо больше. А вот теперь сам играет ДМБ. Старый моряк глубоко затянулся «беломориной», и горько усмехнулся. Не так он собирался оставить службу на Флоте. Он не был тщеславен. И не собирался уходить со службы, но иногда все же представлял, как его торжественно провожают с корабля на заслуженный отдых.
А получилось совсем наоборот. Он провожал свой списанный корабль, уводимый буксиром на разборку. Да, неожиданно появившийся корабельный кот Фрол, вернувшийся с длительной гулянки. Сколько тоски, переходящей в ужас, было в глазах у кота, что боцман на несколько дней ушел в зверский запой. Годами им лелеянный корабль, способный служить еще долгие годы, списали.
В конце концов, боцман взял себя в руки, и оформив соответствующие документы, уезжал на юг. Там у берега Черного моря, в небольшом домике ждала его верная спутница жизни. Как говорил он,- моя старуха.
Фрол ехал с ним. Он, словно понимая всю безысходность, молча влез в коробку и словно впал в транс. Лишь иногда тяжело вздыхая и всхлипывая. Да матерясь по своему, по- кошачьи.
И был долгий путь на юг, сопровождаемый трудностями провоза животных на транспорте. На долгих остановках боцман выносил коробку из вагона, и Фрол несся в кусты для оправления нужды. И так же стремглав возвращался обратно, с лету прыгая в коробку. Словно боясь отстать. С грехом пополам доехали. Фрол с интересом осваивался в новой для себя жизни. Цветущие деревья и кусты, цветы, пчелы. Странные птицы, поющие на деревьях. Все было для него в новинку, ведь он многое видел впервые.
Прошло несколько лет.
Старый боцман занимался хозяйством. Дом, есть дом. То крышу отремонтировать, то крыльцо, то забор, то огород вскопать, то подкрасить что-нибудь. Работы не меньше, чем корабле.
Фрол тоже не сидел без дела. Переловив мышей и крыс в доме, он занялся соседскими котами. Ни один кот не смел переступить границу двора. Они стали бояться Фрола больше, чем собак.
Часто по вечерам, боцман и Фрол выходили на берег моря. И сидя на огромном замшелом валуне, подолгу всматривались в морскую даль, Словно ожидая, что на горизонте появится их родной корабль. Ветерок с моря слабо шевелил седые волосы старого боцмана, и играл рыжей с проседью шерстью корабельного кота Фрола. Заходящее солнце отбрасывало длинные причудливые тени их сидящих фигур.
Корабль не появлялся. Да, и не появится. Распилен, расчленен, переплавлен на иглы их любимый сторожевик N.
- Идем, Фрол, домой,- негромко говорил боцман.
И они шли по самой кромке воды, оставляя на мокром песке следы. Боцман в тельняшке, опирающийся на суковатую палку, и прихрамывающий рыжий в полоску кот.
В тот вечер, вернувшись в дом с обхода своих территорий. Фрол увидел сидящего за столом с боцманом незнакомого человека. Он остановился в нерешительности на пороге, пытаясь рассмотреть его. К боцману иногда заезжали сослуживцы.
Матросы, офицеры. Многие знали Фрола, знали, что он живет у боцмана, и старались привезти ему какой-нибудь деликатес. Этого с одной звездой на погонах с красной полосой он видел здесь впервые. Но было в этом человеке что то очень знакомое.
Офицер повернулся к двери, и медленно поднялся со стула.
- Фрол! Фролушка!
Стул опрокинулся, глухо стукнувшись о пол.
Длинный прыжок от порога, и в следующий миг Фрол был на груди майора медицинской службы.
ПОНОМАРЕНКО!
Фрол почти обхватив его за шею, громко заурчал, вдыхая знакомый, но почти забытый запах.
Пономаренко, бережно поддерживая кота, нежно гладил его по спине. Глаза блестели от навернувшейся слезы.
Почти неделю он гостил у боцмана. И Фрол не отходил от него. Но вот и прощание. Подняты бокалы.
- За тех, кто в море!
И выпито на посошок. А прощальное рукопожатие на перроне затянулось. Замялся что-то Пономаренко.
- Фрол! Поедешь со мной?
Тело кота подалось ему навстречу….
Но тяжело вздохнув, Фрол подошел к боцману, и сел у его ног.
- Я еще приеду!- крикнул Пономаренко, запрыгивая на подножку тронувшегося поезда.
- До свидания, боцман! До свидания, Фрол!- потонуло в гудке тепловоза.
Провожающие с интересом смотрели на эту пару. Человека и кота.
- Пошли, Фрол.
Кот с трудом запрыгнул на плечо боцману, тот согнулся. Фрол спрыгнул на перрон, и они не спеша побрели домой. К старухе. Боцман, тяжело опирающийся на палку, и прихрамывающий рыжий кот по имени Фрол. Старый моряк и старый корабельный кот.
Над первой частью посмеялась, а потом-уже грустно...все как в жизни.....спасибо, Ира!
Сквозь какой-то там тыщу-лохматый год,
Протоптав тропинку в судьбе,
Полосатый, как тигр, Корабельный Кот
Научился сниться тебе.
И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,
Когда в лунный луч выходил Корабельный Кот.
Если ты крутой - то полный вперед -
В руки флаг и в справку печать.
Ну, а если ты - Корабельный Кот,
То об этом лучше молчать:
Это твой меч, это твой щит и твоя стезя...
От того-то Кот и молчит, что об этом всуе нельзя.....
Олег Медведев
Саймон (корабельный кот)
Это уже история из жизни.
Корабельный кот-герой Саймон.
Кот Саймон — корабельный кот с военного шлюпа «Аметист» (англ. HMS Amethyst) Королевского флота Великобритании. В 1949 году, после ранения шрапнелью во время инцидента на реке Янцзы он, за поднятие морального духа во время инцидента и сохранение корабельных припасов от крыс, был награждён высшей воинской наградой Великобритании для животных — медалью Марии Дикин.
В марте 1948 года 17-летний младший матрос Джордж Хикинботтом, член экипажа британского сторожевого корабля HMS «Amethyst», нашёл Саймона на верфях Гонконга. На тот момент Саймону был приблизительно один год, он был болен и сильно истощён. Хикинботтом тайно взял кота на борт корабля. Благодаря хорошему умению ловить и убивать крыс, которыми кишели нижние палубы, Саймон очень быстро заслужил доверие команды.
Кот прославился своими проделками: он приносил убитых крыс морякам в койки, частенько устраивался на ночлег в капитанской фуражке. Команда считала Саймона талисманом корабля.
В конце 1948 года Ян Гриффитс, бывший капитан корабля, передал кота своему преемнику Бернарду Скиннеру, которому дружелюбный кот сразу понравился. Первым заданием Скиннера на борту «Аметиста» было пройти вверх по реке Янцзы в Нанкин на смену патрульному кораблю HMS «Consort». На полпути вверх по реке батареи китайских коммунистов открыли огонь по сторожевому кораблю (это событие историки позже назовут «инцидентом на реке Янцзы»). Один из первых залпов пробил каюту капитана насквозь, убив Скиннера и серьёзно ранив Саймона.
Тяжело раненный кот выполз на палубу. Моряки увидели его и срочно доставили в корабельный лазарет. В лазарете выжившие после обстрела медики оказали ему первую помощь. Саймон был покрыт ожогами и ранами от шрапнели. Ожоги обработали, а из тела извлекли четыре шрапнельных пули.
Мало кто думал, что он сможет протянуть хотя бы до утра. Однако Саймон выжил и приступил к своим обязанностям. Когда корабль причалил к берегу реки, на борт ринулись полчища крыс. Саймон энергично взялся за работу по их уничтожению. Он наведывался и в корабельный лазарет. При виде кота даже совсем молодые матросы понимали, что ранение — не повод падать духом.
Известность к Саймону пришла сразу после возвращения корабля с реки. О нём писали в новостях не только в Британии, но и по всему миру. "За поднятие морального духа во время инцидента и сохранение корабельных припасов от крыс он был награждён медалью Марии Дикин («Крестом Виктории для животных»); медалью Синего креста, медалью за поход «Аметиста», и даже получил необычное звание «Кот — отличник морской службы» (!!!)
Саймону приходило так много писем, что офицера «Аметиста», которому было поручено отвечать на эти письма, пришлось освободить от всех прочих обязанностей. Саймона принимали с почётом в каждом порту, в котором «Аметист» останавливался по дороге домой, но особо радушный приём ему устроили в ноябре, когда корабль вернулся в Плимут.
Однако, как и всех животных, ввозимых в Великобританию, Саймона отправили в карантин, и он пробыл некоторое время в приюте для животных в графстве Суррей. В приюте Саймон подхватил вирусную инфекцию. Ранения обострили течение инфекции, и, несмотря на заботу ветеринаров, Саймон скончался 28 ноября 1949 года
Вот так из-за недолжного внимания к Саймонду умер кот - герой.
Сотни людей, включая всю команду корабля Его Величества «Аметист», присутствовали на похоронах Саймона в Илфорде, в восточном Лондоне.
На его надгробном камне высечена надпись: В ПАМЯТЬ О «САЙМОНЕ» СЛУЖИВШЕМ НА КОРАБЛЕ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА «АМЕТИСТ» С МАЯ 1948 ПО НОЯБРЬ 1949, НАГРАЖДЁННОМУ МЕДАЛЬЮ МАРИИ ДИКИН В АВГУСТЕ 1949, УМЕРШЕМУ 28 НОЯБРЯ 1949.
ВО ВРЕМЯ ИНЦИДЕНТА НА РЕКЕ ЯНЦЗЫ ОН ДЕРЖАЛСЯ НА ВЫСОТЕ.
Медаль Марии Дикин (англ. Dickin Medal) — высшая воинская наград Великобритании для животных.
С 1943 по 1949 год ею награждались животные, помогавшие людям во время Второй мировой войны: 32 голубя, 18 собак, 3 лошади и один кот.
Кот Саймон таким образом оказался единственным награжденным этой наградой котом.
Тяжело мне сейчас про кошариков читать... Но все-таки прочла)
Спасибо, Ирина
Татьяна, спасибо за дополнения
Евгений, я тоже кошатница (и собак тоже люблю!)Рада, что рассказики Вам понравились!
Котенок
Корабельный кот Фрол возвращался на свой сторожевик. Приподнятое настроение не портил даже поднявшийся ветер, дующий в морду. Сход на берег удался, без мордобоев, полный любви и песен. Ветер усиливался, начинало смеркаться, и Фрол бодро шел по краю тротуара, мурлыкая про себя какую-то мелодию.
Проходя мимо шелестящей желтыми листьями высокой березы, он чутким ухом уловил непонятные звуки. Фрол остановился, и задрал голову, внимательно всматриваясь в качающуюся крону дерева. Там, среди дрожащих на ветру листьев, на тонкой ветке, словно зацепившийся целлофановый пакет, сидел крохотный котенок, вцепившийся в нее мертвой хваткой. Он и издавал похожие на мяуканье звуки. Как он туда попал? Может собаки загнали? Фрол оглянулся, поблизости никого не было. Он вздохнул, с легкостью прыгнул на ствол, и как заправский матрос по вантам, начал подниматься вверх. Достигнув нужной высоты, он перевел дух, и осторожно по тонким ветвям подобрался к котенку. Глаза малыша слезились от ветра, он жалобно мяукнул, увидев Фрола
— Помоги! — увидел в глазах котенка Фрол.
Подобравшись вплотную, Фрол крепко взял котенка зубами за загривок, и медленно развернувшись, стал спускаться вниз. Никогда еще Фролу не приходилось работать спасателем. Котенок становился все тяжелее и тяжелее, и он словно в тумане, едва не теряя сознание, добрался до земли. Опустив котенка на пожухлую траву, он застыл, как бы забыв разжать зубы. Котенок мяукнул, и Фрол, словно очнувшись, разжал онемевшую челюсть, и внимательно посмотрел на него. Возраст — месяца три, расцветка — черными пятнами, как у питона. Порыв ветра поднял его шерсть, обнажив рыжий подшерсток. Что-то знакомое Фрол увидел в спасенном. Быстро темнело.
— Ну, бывай, — по-своему сказал Фрол, и зашагал в сторону причала. Через несколько шагов он обернулся. За ним семенил котенок.
— Нельзя тебе со мной. На службе я, — рыкнул Фрол.
Но котенок не отставал. Так поругиваясь, Фрол подошел к сходне сторожевика, и остановился. Котенок сел рядом.
— Ну, ладно...
Прикрывая своим огромным телом малого, он неслышно взбежал на борт корабля. Вахтенный, сделав вид, что не заметил гостя, весело усмехнулся. Никем незамеченные они добрались до каюты судового медика ст. лейтенанта Пономаренко. Фрол давно научился открывать ее, подпрыгивая и цепляясь лапой за ручку двери.
Когда Пономаренко вернулся в каюту, Фрол сидел на своей циновке и вылизывал найденыша.
— Фрол! Ты что, с ума сошел? На хрена ты приволок его на корабль?- медик перешел на фальцет.
ЗАКОН ПОДЛОСТИ. Мимо проходил старпом.
— Что за крик? — он толкнул приоткрытую дверь каюты.
— Пономаренко! Что за зоопарк? — старпом, увидев котов, пришел в ярость. Фрола он терпел, и даже уважал. Но чтобы два кота на его корабле, это слишком.
— Этого в кладовку, а этого за борт!
Внезапно Фрол вскочил и, приняв боевую стойку, зашипел. Шерсть поднялась дыбом, и он казалось, увеличившись вдвое, стал похож на небольшого, но разъяренного тигра.
Старпом опешил, но быстро взял себя в руки.
— Смирно! — рявкнул он.
Щелкнули каблуки старлея. Плюхнулся на задницу Фрол, по струнке поставив передние лапы. Лишь хвост нервно бил по палубе. Рядом с Фролом, приняв такую же позу, и испуганно смотря на старпома, сел котенок.
— Цирк! — процедил сквозь зубы старпом, и резко захлопнув дверь, ушел к себе в каюту.
Всю ночь старпом ворочался, пытаясь уснуть. Стоило ему задремать, и начинался странный сон. Будто команда сторожевика состоит из рыжих и пятнистых котов. Он просыпался в ужасе, выкуривал сигарету, опять ложился, стараясь уснуть. Но в сон снова приходили коты. И опять рука тянулась за сигаретой.
Полгода назад его шестилетняя дочь попала под машину. Врачи ее спасли, но она перестала говорить. Целыми днями она сидела у окна, что-то выводя тонким пальчиком на стекле. Ее ничего не интересовало. Ни игрушки, ни мультики, ни книжки с яркими картинками. Дочка полностью ушла в себя, став похожей на маленькую статую.
Утром в двери каюты корабельного медика Пономаренко раздался негромкий стук. Отдраив ее, он увидел старпома.
— Слышишь, старлей. Отдай мне котенка, — услышал медик.
Готовый ко всему, но только не к этому, Пономаренко растерялся. Он нагнулся, и, взяв лежащий рядом с Фролом комочек, молча протянул его старпому. Тот осторожно взял его, и, кивнув головой, удалился. Фрол внимательно наблюдал, не двигаясь с места.
Сходя с корабля, старпом, бережно придерживая борт шинели отдал честь Флагу, и быстрым шагом направился к себе на квартиру. Он ускорял шаг, будто опасаясь опоздать к чему-то важному. К тому, что не может произойти без него.
Открыв своим ключом дверь, и поцеловав в щеку жену, он, не раздеваясь, стремительно вошел в комнату дочки. Та, как обычно сидела у окна и смотрела на улицу.
Старпом вытащил из-за пазухи котенка, и остановился возле дочки, держа его на ладонях.
— Папочка! — прошептала она, нежно прижав к груди котенка.
Старпом смахнул внезапно выступившую слезу. Рядом беззвучно плакала жена.
- Это Фролу, — старпом неловко сунул ст. л-ту Пономаренко две банки говяжьей тушенки.
— За что?
На хмуром лице старпома мелькнула улыбка.
А Фрол, увидев себя в зеркале, понял, почему котенок показался ему знакомым. У него на морде были такие же, как у Фрола две темные стрелки, идущие от глаз, как бы удлиняя их. И рыжий подшерсток. А рыжих котов, кроме Фрола в этом районе не водилось. Да и кошка тогда была с расцветкой, как у питона...