Художница Кэт Загадка жизни заключается в том, что мы, смертные, имеем о
Художница Кэт
Загадка жизни заключается в том, что мы, смертные, имеем о ней лишь приблизительные представления, которые впрочем, бывают и отдалёнными. Всё в этом мире чудесно, ибо задумано чудесным образом, задумано великим художником, пожелавшим создать столь прекрасный и необыкновенный мир, в котором буквально всё кишит жизнью. Всякое же искусство, которые люди создают, отражает лишь небольшую частичку замысла того первого, от которого в нас заложена потребность творить. Не существует не красивой картины, музыки, романа, выращенного или выросшего самому по себе растения, или бессмыслицы какой, в искусстве просто не существует. Единственное, что может привести нас, критиков, к подобному заблуждению, так это замкнутость, запёртость в собственной душе.
Существует мнение, а в наше время оно особенно распространенно, что возможно создать нечто по заказу. У людей появились каноны прекрасного, и они стали всё и буквально всё помещать в рамки собственного идеального представления о мире. На самом же деле, всё это искусством и назвать нельзя, ибо вся эта работа мысли сугубо механическая, не позволяющая выйти за эти самые рамки идеализированного. Всякий художник, если он претендует на право, таковым называться, должен творить своей душой, своим внутренним миром, не поддающимся никаким канонам и заблуждениям восприятия, а посему, и всякая картина, выполненная подобным образом, цены не имеет, так как духовное никогда ни возможно оценить материальным.
Каждый рождённый человек в этом мире, есть задумка Творца мира и следовательно он, уже с самого своего рождения и даже много раньше имеет свой потенциал. В принципе это и есть его сущность, в поисках которой и проходит вся его жизнь.
Столько всякого зарождается в этом мире одновременно, да причём, так, что и не предполагает о существовании, вот в это самое мгновение чего то, которое также как и он начинает жить. Наша жизнь частенько бывает скучной, и опять же от того, что поиски собственного потенциала и сущности отдаляют нас от способности созерцать, а следовательно и творить.
История наша подлинная и ничего в ней придуманного нет, да и быть не может. Когда молодые люди задумали соединить свои сердца, а впрочем, и много раньше, была сотворена и отправлена в этот удивительный мир ещё одна душа, о существовании которой они сами, да и все другие существа ещё даже не подозревали. Но рядом с этим замыслом был и другой. В то самое время, где то высоко в горах, на самой их высоте, где ещё не ступала нога человека, из - под камня, начал прорываться цветок, и камни о его существовании ещё тоже не подозревали. Девочка родилась здоровенькой, и такой она была красавицей, что только этот скрытый от людского глаза цветок, только начавший прорываться из под холодного камня, словно желая сам взглянуть на это чудо и полюбоваться им свысока, был единственным в этом мире, кто по - настоящему и всей своей цветущей душой интересовался ей
Родители девочки, вероятно отягощённые канонами прекрасного, не увидели в ней того, чего ожидали, и сделали вид, что очень рады произошедшему.
Так, девочка, в общем - то и росла не замеченной, и только он, тот самый цветок, не похожий ни на одного из своих зелёных собратьев, любовался ею днём, а по ночам, когда она засыпала, засыпал вместе с ней, закрывая свои глаза, вместо которых были его сочные, необычной формы и неподдающиеся описанию цвета лепестки.
Когда первые солнечные лучи будили нашу красавицу, то и он, потягиваясь вместе с ней, открывал свои глаза, распуская свои листья и выросшие уже к тому времени лепестки.
По ночам она видела яркие сны, в которых она, смеётся, скача на прекрасной лошади по зелёному лугу. Лошадь её переливается разными цветами, а может и меняет их как хамелеон, или змея, словно зная, что пришло её время. Затем, где – то в дали, ей слышится чей - то зов. Лошадь замедляет ход и наконец, останавливается на самой середине цветущей поляны. Девочка поднимает голову вверх и озирается вокруг, в поиске зовущего. Вдруг, среди всего этого безудержного веселья, она почувствовала себя одинокой. Совсем одинокой в этом окружающем её красивом и в то же время холодном и отталкивающем её мире. Теперь она точно знает, что именно тот голос и то место,
откуда он обращался к ней, могут ей помочь. Там, она знает это уже наверняка, она не будет одинока, и хотя такое путешествие грозит самой непредсказуемой развязкой, а следовательно и возможным разочарованием, способным даже убить её, она всё же решается на него. Пришпорив своего верного друга, галопом и рысью, бросается она, на - встречу судьбе. Покидая чудесную поляну, несётся прочь, да, причём так быстро, и это намеренно, чтобы уже никогда на неё не вернуться.
В это время, когда она спит и плачет во сне, стонет и кричит, никто, кроме её верного горного друга её не слышит, и даже лошадь, на которой она несётся, на -встречу своей судьбе, безучастна, ибо теперь имеет только одну цель. Она и спит и не спит. От всего этого ей становится ещё страшнее, ибо она не совсем понимает, сон ли это, и теперь, и это единственный выход, она кричит:
- Быстрее! Быстрее!
Вскакивает в ужасе. Теперь Кэт уже не младенец и не маленький ребёнок. Она не школьница, а взрослая женщина, у которой уже у самой есть дочь, такая же как и она - выдумщица.
Все эти годы, цветок спал и просыпался вместе с ней, видел её сны и знал, в отличие от неё, чем они закончатся. Она же этого знать не могла, ибо, перед самым последним кадром, всегда и неизменно, в ужасе просыпалась.
Цветок же жил не совсем независимо от Кэт. По мере того как Кэт приближалась к своей, задуманной «художником» сущности, цветок распускался. Расцветал, одаривая своей красотой каждую мошку, каждый камешек, который проживал от него по соседству, каждый кустик и каждую прилегающую травку. Они же в ответ, улыбались ему, и рассказывали, делились своими ночными видениями, которые отличались от видений его, но были по - настоящему интересны, привлекательны и манили своей инаковостъю. В сущности, они обладали осознанием, что друг без друга, они как бы и не существовали бы, картина бы была не целостной, и словно не желая препятствовать замыслу художника, вникали в суть сновидений друг друга.
Там, внизу, в долине, в которой жила Кэт, такая возможность была лишь в потенциале, который следовало бы раскрыть, а тайна раскрытия высоко.
Не удивительным было то, что повзрослев, Кэт отдала своё предпочтение искусству. Правда ей пришлось долгое время притворяться, скрывать от людей свои произведения, но всё это только от отчаяния, что они, как когда – то и сама она, не будут приняты, поняты, и критики, загонят их в известного рода рамки и каноны, прикажут удалить лишнее, изменить формы и очертания, добавить больше тусклых красок. Это пугало её ничуть не меньше, чем сновидения, но вместе с этим она понимала, что подобный натиск будет лишь предпосылкой, для отнятие ещё чего - то ценного, нежели её картины. Она боялась, что они, эти критики, захотят отобрать у неё сновидение, которое, как оказалось, было самое ценное, что когда – либо было в её жизни. Она рисовала лошадей, цветы и горы, выражала на холстах женскую страсть и тоску, которую воплощала в обнажённой женской плоти, окутанной маками, словно это её слёзы и страсть. Защищаясь от тупости и непринятия, не выставляла свои картины на показ, хоть и были они выполнены великолепно, но не с точки зрения кисти и мазка, а души, ибо не было рядом никого, кто бы захотел просто созерцать, переживать…
Можно сказать, что частенько приходилось ей тяжко, так как сомнения постоянно мучили её. Вот в эти самые мучительные мгновения, она словно чахла, опуская руки от безысходности, смотрела вдаль и начинала плакать, словно желая полить чахнувший от засухи тот самый горный цветок, о существовании которого ей было доподлинно известно. Она понимала, что её жизнь, и его жизнь, это нечто общее, хотя и формы бытия у них отличные друг от друга. В это же время и цветок, опускал, в той же беспомощности, свои листья к камням, словно желая обнять их и согреть своим теплом эту каменную природу, на которой он вырос. К которым имел возможность обращаться в случае необходимости, и которые любил всеми своими цветочными сердцем и душой.
Опускал свою голову на стебель, и из самой её глубины плакал, орошая холодные камни. Он ведь тоже, как и Кэт плакала для него, проливал свои слёзы в её честь, во имя её спасения, ибо только они, эти двое, знали, что никак нельзя исключить хотя бы маленький штришок, может быть никому и не заметный из замысла художника. В этом вся суть дела. Только настоящий художник, во всяком деле, ибо искусство может воплотиться абсолютно во всём, не должен, да и не имеет право не придавать значения мелочам, тонкостям и деталям, ибо он знает, что значимость их неведома никому, а проникнуть в сущность их природы возможно, но не сейчас.
Когда Кэт было холодно, он замерзал, она пела, а он пел вместе с ней, и ей!, просто нужно было вырваться из плена предрассудков, выйти за рамки «разумного»:
- Прочь лживую науку, прочь! Вот чего ей по - настоящему хотелось сказать. Это очень напоминало, как если бы открыть зажмуренные от страха глаза, выйти за его границы, и идти, отправиться в путешествие, и так как время упущено и приходится догонять, то необходима сильная и белая лошадь.
- Ну же! Ну! Прикрикивает на неё Кэт. – Давай ещё быстрее! Кричит она лошади, ударив её обеими ногами по бокам. Мчится рысью и теперь её уже никто не остановит.
Она стоит у подножья горы и точно знает цель. Она уверенна в себе и эта уверенность передаётся её верной лошади, которая делает первые твёрдые, и в то же время, неспешные шаги ввысь, унося Кэт за собой. Она ликует, и кажется, что сердце вот - вот выпрыгнет из наполненной чистым горным воздухом груди.
Забравшись почти на самую вершину, она останавливается, слезает с коня и отпускает его на свободу.
-Иди мой верный друг, тебе пора и мне пора. Путешествовать с тобой по эти зелёным холмам и скалистым отвесам, было самое наше предназначение, мы чудесно провели время. Лошадь медленно удаляется от её взора и вскоре скрывается за горизонтом, под покрытием утреннего тумана. Осталось последнее усилие, ещё один рывок, и вот она уже совсем у цели. Осторожно приближаясь к горному цветку, Кэт наклоняется над ним и глаза её наливаются радостными слезами, на душе так хорошо, так чётко и ясно видит она все его очертания, тонкости каждого стебелька.
Солнечный расцвет, окружённый, словно свитой короля облаками появился поприветствовать художницу Кэт, порадоваться за неё, и сказать ей:
- Ты Кэт, само искусство. Ты увидела, с самой долины то, что вижу я с высоты высот. Ты освящала мир своими красками и душой, а за это я подарю тебе настоящего солнечного света и тепла.
Солнце укутывает её своими тёплыми лучами, которые превращаются в нежное, похожее на облако одеяло и Кэт, столь же нежно обнимая цветок, засыпает…