Эдуард Кочергин пишет не только о голодном детдомовском детстве и бродяжничестве по России, но и о разнообразнейших персонажах уже не русской, а советской жизни, каковая, за вычетом идеологической “фанеры” советских лет, неразличимо напоминает старую нищую, бродяжью, фантастическую Русь. Читаешь Кочергина и думаешь: э, какая там к черту советская власть, какая там новая жизнь. Всё та же Русь, словами поэта, поет и плачет у забора. Еще точнее сказать – под забором. Картина колоссальной нищеты, поглотившей одну часть земной суши. И ведь не только бродяги – нищие, все – нищие. Вот мальчишки, сбежавшие из детдома, клянчат милостыню у солдат, возвращающихся с фронта:
“Дорогие народные спасители, товарищи военные солдаты и дядечки офицеры, разрешите за малое кормление спеть вам о вожде товарище Сталине и показать его в профиле”. А профиль ребята делали из проволоки...
Эдуард Кочергин пишет не только о голодном детдомовском детстве и бродяжничестве по России, но и о разнообразнейших персонажах уже не русской, а советской жизни, каковая, за вычетом идеологической “фанеры” советских лет, неразличимо напоминает старую нищую, бродяжью, фантастическую Русь. Читаешь Кочергина и думаешь: э, какая там к черту советская власть, какая там новая жизнь. Всё та же Русь, словами поэта, поет и плачет у забора. Еще точнее сказать – под забором. Картина колоссальной нищеты, поглотившей одну часть земной суши. И ведь не только бродяги – нищие, все – нищие.
Вот мальчишки, сбежавшие из детдома, клянчат милостыню у солдат, возвращающихся с фронта:
“Дорогие народные спасители, товарищи военные солдаты и дядечки офицеры, разрешите за малое кормление спеть вам о вожде товарище Сталине и показать его в профиле”. А профиль ребята делали из проволоки...